| Автор: | Диккенс Ч. Д. |
| Категория: | Роман |
Часть третья
Глава XLVII. Юридическая профессия господ Перкера и Лоутона, Додсона и Фогга. - Мистер Винкель выступает на сцену под влиянием необыкновенных обстоятельств, побеждающих, наконец, закоренелое упорство великого человека
Нетерпеливый и бурный в своих движениях, Иов Троттер бросился по направлению к Гольборну и бежал посреди дороги, то по мостовой, то по канаве, смотря по тому, как видоизменялся его путь встречными толпами женщин, мужчин, детей, извозчиков и кучеров. Он остановился перевести дух только на Грэинском сквере, перед воротами судебной палаты, где можно было навести справку о настоящем местопребывании мистера Перкера. Но несмотря на величайшую поспешность, употребленную мистером Троттером, дело повернулось вовсе не так скоро, как можно было ожидать. Прошло добрых полчаса, как ворота Грэина были уже заперты, когда он подошел к ним. Иов отправился к прачке мистера Перкера, жившей где-то в Грэинском переулке у своей замужней дочери; и когда он отыскал эту особу, оставалось не более четверти часа до того, как обыкновенно запирались тюремные ворота. Прачка сообщила адрес мистера Лоутона, которого надлежало в ту пору отыскивать в общей зале трактира «Сорока», и когда, наконец, мистер Троттер выполнил поручение Самуэля, на часах ближайшей башни прогудело десять.
- Вы уж чересчур опоздали, любезный, - сказал мистер Лоутон, - сегодня не попадете назад в тюрьму. Где вы будете ночевать?
- Обо мне тужить нечего, - отвечал Иов, - засну где-нибудь под мостом, и дело с концом. Но нельзя ли отыскать теперь мистера Перкера и объяснить ему все дело так, чтобы завтра поутру он отправился туда как можно раньше?
- Мудреная задача, - отвечал Лоутон после минутного размышления. - Перкер не любит, когда отрывают его от домашних занятий; но так как здесь речь идет о мистере Пикквике, то, пожалуй, попытаться не мешает. Надобно нанять кабриолет за счет конторы.
Остановившись на этом, мистер Лоутон взял шляпу, извинился перед товарищами, пировавшими за общим столом, отправился на ближайшую биржу и, взяв извозчика, приказал ему ехать на Россель-Сквер, в квартиру мистера Перкера.
В тот день у мистера Перкера был большой парадный обед, как об этом тотчас же можно было догадаться по великолепному освещению гостиной, откуда неслись торжественные звуки фортепьяно. Запах лакомых блюд, распространившийся от кухни до крыльца, окончательно убеждал в этой догадке. В числе гостей мистера Перкера были: мистер Сниккс, секретарь компании страхования жизни, мистер Прози, знаменитый стряпчий, три адвоката, один комиссионер банкротского суда, директор из Темпля и ученик его, одноглазый молодой джентльмен, подававший блистательные надежды и выступивший на юридическое поприще ученым трактатом о хлебных законах. Были еще и другие более или менее знаменитые особы. Когда доложили о внезапном прибытии письмоводителя из конторы, мистер Перкер, оставив гостей, пошел в столовую, где, при слабом свете кухонной свечи, дожидались его мистер Лоутон и мистер Иов Троттер.
- Здравствуйте, Лоутон, - сказал мистер Перкер, затворяя дверь. - Что нового? Не получен ли какой-нибудь пакет с последней почтой?
- Нет, сэр, - отвечал Лоутон, - вот этот человек прислан к вам от мистера Пикквика, сэр.
- От Пикквика? - сказал адвокат, быстро поворачиваясь к Иову. - Ну, в чем же дело?
- Додсон и Фогг арестовали миссис Бардль за неустойку ее по судебным издержкам, - отвечал Троттер. - Теперь она в тюрьме, сэр.
- Право? - воскликнул мистер Перкер, опуская руки в карманы и облокачиваясь на буфет.
- Точно так, сэр, - подтвердил Иов. - Перед начатием этого процесса, Додсон и Фогг взяли с нее собственноручную расписку, по которой она обязалась им выплатить за все издержки немедленно после приговора, произнесенного судом присяжных. По этой расписке она и сидит теперь в тюрьме.
- Вот как! Ну, признаюсь, - сказал Перкер, вынимая обе руки из карманов и энергично постукивая суставами правой руки ладонь левой, - с такими умнейшими канальями мне еще не приходилось иметь дела.
- О, да, сэр, это самые удивительные практиканты, каких только я знал! - заметил Лоутон.
- Удивительные! - подтвердил Перкер. - Перед ними исчезает всякая юридическая опытность и самое тонкое знание законов.
- Справедливо, сэр, справедливо, - отвечал Лоутон.
Принципал и его подчиненный рассуждали еще несколько минут о необыкновенной проницательности господ Додсона и Фогга, при этом лица и глаза их просияли удивительным блеском, как будто им удалось сделать одно из самых гениальных открытий человеческого ума. Когда, наконец, мало-помалу они оправились от своего изумления, Иов Троттер сообщил остальные подробности поручения, возложенного на него Самуэлем. Перкер задумчиво опустил голову и вынул из кармана часы.
- Нет, сэр, - покорно благодарю.
- То есть да, хотите вы сказать, - отвечал адвокат, поворачиваясь к буфету за рюмками и графином.
Лоутон не сделал никаких возражений, потому что в отрицании его действительно подразумевался утвердительный ответ. Он только обратился к мистеру Иову и спросил его довольно громким шепотом: как он думает, портрет, висевший над камином, не представляет ли удивительного сходства с особой мистера Перкера? На что Иов, как и следует, отвечал, что действительно представляет. Когда вино было налито, Лоутон выпил за здоровье миссис Перкер и ее деток; мистер Иов за здоровье Перкера. Затем они раскланялись и ушли, каждый в свою сторону. Перкер воротился к гостям, письмоводитель в трактир «Сорока», Иов - на Ковент-Гарденской рынок провести ночь, где бог пошлет.
На другой день, в десять часов утра, минута в минуту, аккуратный адвокат постучался у дверей мистера Пикквика, которые и были, с великой поспешностью, отворены Самуэлем.
- Мистер Перкер, сэр, - сказал Самуэль, докладывая о прибытии гостя своему господину, который сидел у окна в задумчивой позе. - Очень рад, сэр, что вы теперь случайно пожаловали к нам. Старшина желает, кажется, переговорить с вами, сэр.
Перкер бросил на Самуэля многознаменательный взгляд, давая знать, что он понимает, как должно вести себя при настоящих обстоятельствах. Пикквик, разумеется, не должен знать, что за ним, Перкером, посылали. Затем мистер Перкер прошептал что-то на ухо Самуэлю.
- Неужели! Вы не шутите, сэр? - сказал Самуэль, отступая назад в припадке величайшего изумления.
Перкер кивнул и улыбнулся.
Мистер Самуэль Уэллер взглянул на адвоката, потом на мистера Пикквика, потом на потолок, потом опять на Перкера; оскалил зубы, засмеялся, захохотал и, наконец, схватив шляпу, опрометью бросился из комнаты без малейших объяснений.
- Что это значит? - спросил мистер Пикквик, бросая на Перкера изумленный взгляд. - Что привело моего слугу в такое загадочное состояние?
- О, ничего, ничего, - отвечал Перкер. - Потрудитесь-ка пересесть сюда, сэр, поближе к столу. Мне надобно переговорить с вами о многом.
- Какие это у вас бумаги? - спросил мистер Пикквик, когда адвокат положил на стол пачку документов, перевязанных красным шнурком.
- Бумаги по делу вдовы Бардль и Пикквика, почтеннейший, - отвечал мистер Перкер, развязывая узел зубами.
Мистер Пикквик пододвинул стул, уселся и бросил весьма суровый взгляд на своего юридического патрона.
- A вам не нравится это дело? - сказал адвокат, продолжая развязывать узел.
- Вы должны знать это, сэр, - отвечал мистер Пикквик.
- Очень жаль, - отвечал Перкер, - потому что о нем-то собственно мы и должны рассуждать с вами сегодня.
- Кажется, я просил вас, Перкер, чтобы вы никогда не заводили со мной речи об этом процессе, - живо перебил мистер Пикквик.
- Полноте, почтеннейший, полноте, - отвечал адвокат, посматривая искоса на своего сердитого клиента. - Речь пойдет у нас своим чередом: я затем и пришел к вам. Угодно ли вам выслушать, почтеннейший, что я намерен сказать? Если покамест не угодно, я могу подождать. Торопиться не к чему. На всякий случай, я принес с собой газету. Ваше время будет и моим. Располагайте мною.
- Ну, уж так и быть, - сказал мистер Пикквик, вздохнув из глубины души, - говорите, что у вас на уме. Я готов слушать. Старая история, я полагаю?
- Не совсем, почтеннейший, не совсем, - отвечал Перкер, свернув газету и укладывая ее в свой карман. - Вдова Бардль, просительница, находится теперь в этих самых стенах, известно ли вам это, сэр?
- Известно.
- Очень хорошо. А знаете ли вы, сэр, по какому поводу и на каком законном основании заключили сюда вдову Бардль?
- Знаю. По крайней мере, я слышал об этом от Самуэля, - сказал мистер Пикквик, с притворной беспечностью.
- И Самуэль, смею сказать, представил вам вернейший отчет об арестовании вдовы. Теперь, почтеннейший, позвольте предложить вам первый вопрос: должна ли эта женщина остаться здесь?
- Остаться здесь!
- Да, почтеннейший, должна ли она остаться здесь? - повторил Перкер, облокотившись на спинку стула и устремив пристальный взгляд на своего клиента.
- Как вы можете об этом меня спрашивать? - сказал мистер Пикквик. - Это зависит от Додсона и Фогга: вы знаете это очень хорошо.
- Я ничего не знаю, почтеннейший, - возразил Перкер с твердостью. - Только позвольте вам заметить, что это не зависит от Додсона и Фогга. Вы знаете людей, почтеннейший, так же, как я их знаю. Это зависит единственно, исключительно и решительно от вас, почтеннейший.
- От меня! - вскричал мистер Пикквик, делая судорожное движение на своем стуле.
Адвокат произвел двойной стук по крышке своей табакерки, открыл ее, зацепил большую щепоть и, закрывая табакерку, опять энергично повторил:
- От вас, почтеннейший.
Мистер Пикквик остолбенел.
- Да, почтеннейший, - продолжал Перкер, разнюхивая табак, - я говорю, что немедленное освобождение вдовы Бардль или постоянное ее заключение в этой тюрьме зависит от вас, и только от вас одних. Выслушайте меня внимательно, терпеливо, без всякого огорчения и досады, иначе вы только вспотеете и надсадите свою грудь, нисколько не уяснив сущности этого дела. Итак, почтеннейший, я говорю и утверждаю, что никто, кроме вас, не может освободить вдову Бардль из этого логовища нравственного уничижения и нищеты, и вы только в состоянии положить разумный конец этому процессу, вручив господам Додсону и Фоггу все судебные издержки как за себя самого, так и за вдову. Не горячитесь, почтеннейший, прошу вас об этом всепокорнейше.
В продолжение этой речи мистер Пикквик и краснел, и бледнел, и негодование его едва не обнаружилось в самых сильных порывах; однако ж он удержал себя и угомонился. Перкер, между тем, зацепил еще щепоть табаку и продолжал с новым воодушевлением:
- Я видел эту женщину сегодня поутру. Уплатив судебные издержки, вы освобождаетесь от неустойки и благополучно выходите из тюрьмы вместе с нею. Это первый пункт. Второй, главнейший и существенный пункт состоит собственно в том, что вдова Бардль дает добровольное собственноручное показание, в форме письма ко мне, что все это дело, от начала до конца, было ведено по наущению этих бессовестных людей, Додсона и Фогга; что она, вдова Бардль, приносит искреннее сожаление и раскаяние в том беспокойстве, которое она, по своему неблагоразумию, причинила вам, почтеннейший, и на этом основании она просит меня употребить свое ходатайство перед вами, испрашивая вашего великодушного прощения.
- Вследствие, то есть, этих издержек, которые я заплачу за нее! - перебил мистер Пикквик с величайшим негодованием.
- О, нет, почтеннейший, вследствие письма, о котором я сейчас упомянул, - сказал Перкер торжествующим тоном. - Это письмо было другой женщиной принесено в мою контору сегодня ровно в девять часов, прежде чем нога моя переступила за порог этого здания, и прежде чем я увиделся с вдовой Бардль. Клянусь вам в этом своей юридической честью.
- Все ли вы сказали? - спросил мистер Пикквик кротким тоном.
- Не совсем, - отвечал Перкер. - Не могу ручаться, что слова и выражения расписки, представленной теперь в суд адвокатами вдовы, могут послужить для нас достаточным доказательством, что против вас, почтеннейший, составлен был заговор этими людьми. Уличить их трудно. Додсон и Фогг слишком умны для того, чтоб расставить себе ловушку в этом роде. Но то не подлежит ни малейшему сомнению, что все факты, взятые и сведенные вместе, могут окончательно оправдать вас в глазах всех рассудительных людей. Благоволите теперь сами, почтеннейший, обратить внимание на сущность всего дела. Сумма в каких-нибудь полтораста фунтов с небольшим, или около того, для вас ровно ничего не значит. Присяжные решили тяжбу не в вашу пользу. Приговор их несправедлив, конечно, но все же они судили по крайнему своему разумению, по долгу совести и чести. И вот теперь представляется вам чрезвычайно легкий и удобный случай поставить себя в самом выгодном положении, какого, разумеется, вы никогда бы не достигли, оставаясь в этом месте. И поверьте мне, почтеннейший, пребывание ваше в тюрьме все и каждый могут приписать только самому упорному, закоснелому и совершенно нерассудительному упрямству, которое, разумеется, не делает особенной чести ни вашему уму, ни сердцу. Станете ли вы еще колебаться, если уж, по одному движению благой воли, вы можете возвратиться к своим друзьям, к своим прежним занятиям и удовольствиям, освобождая в то же время своего верного и преданного слугу, который, в противном случае, был бы принужден обречь себя на вечное затворничество из-за вашего непростительного каприза. Примите в соображение и то обстоятельство, что вы можете великодушно отмстить за себя, удовлетворяя благороднейшему побуждению своего сердца: вы освободите несчастную женщину из логовища нищеты и разврата, где слишком тяжело прозябать даже мужчине с твердым характером и трезвым рассудком. Теперь спрашиваю вас, почтеннейший, как адвокат ваш и вместе с тем искренний друг: неужели вы откажетесь от благоприятного случая привести в исполнение все эти великодушные цели по одному тому, что было бы вам жаль расстаться с несколькими фунтами, которые попадут в карман двух ловких негодяев, ненасытимых в своем жадном стремлении к приобретению богатства? Не вам и не мне исправить их, сэр: люди этого сорта не различают никаких средств, коли идет дело об их прибытке. По-моему, чем скорее развязаться с ними, тем лучше. Все эти соображения, почтеннейший, я представил на ваше благоусмотрение весьма слабо и в самом несовершенном виде; но я прошу самих вас, усилиями собственного размышления, пролить на них надлежащий свет. Думайте и гадайте, сколько вам угодно: я стану терпеливо дожидаться вашего ответа.
Прежде чем мистер Пикквик успел собраться с духом для произнесения приличных возражений на эти хитросплетенные софизмы, и прежде чем Перкер успел засунуть в нос двадцатую частицу новой щепоти табаку, снаружи послышался смутный говор голосов, и затем кто-то постучался в дверь.
- Ах, что это за неугомонная дверь! - воскликнул мистер Пикквик, задержанный весьма некстати на самом интересном пункте своих глубокомысленных соображений. - Кто там?
- Я, сэр, - отвечал Самуэль, просовывая свою голову.
- Теперь я не могу говорить с вами, Самуэль. Я занят в эту минуту.
- Прошу извинить, сэр, но тут вас спрашивает леди и говорит, что ей непременно нужно видеться с вами.
- Я не могу видеть теперь никакой леди, - отвечал мистер Пикквик, живо вообразив перед собою ненавистную фигуру миссис Бардль.
- Нет, сэр, прошу извинить, вы бы не сказали этого, если бы знали, какая тут особа напрашивается на свиданье с вами.
- Кто же она?
- A вот увидите. Прикажете впустить?
- Как вы думаете, Перкер? - сказал мистер Пикквик, посмотрев на своего адвоката.
- Я думаю, вам нельзя отказать, почтеннейший.
- Браво! - закричал Самуэль. - Рога трубят, барабаны бьют, и на сцене - две неожиданные особы.
Говоря это, Самуэль Уэллер отворил дверь, и в комнату вошел мистер Натаниэль Винкель, ведя за руку ту самую молодую леди, которая некогда, на хуторе Дингли-Делле, щеголяла в меховых полусапожках. На ней была теперь щегольская шляпка, прикрытая богатым кружевным вуалем, и в этом наряде молодая особа, робкая и застенчивая в своей поступи, казалась еще прелестнее, чем прежде.
- Мисс Арабелла Аллен! - воскликнул мистер Пикквик, вставая со стула.
- Нет, почтенный друг мой, прошу извинить, - отвечал мистер Винкель, становясь на колени, - вы видите перед собою мою жену, миссис Винкель.
Мистер Пикквик едва мог верить своим глазам, да и не поверил бы, если бы в действительности этого случая не убеждали его могущественным образом улыбающаяся физиономия мистера Перкера; с другой - присутствие на заднем плане Самуэля и хорошенькой горничной, которые, по-видимому, наблюдали с живейшим наслаждением за всеми подробностями этой сцены.
- Ах, мистер Пикквик, - сказала Арабелла тихим голосом, как будто встревоженная молчанием действующих лиц, - простите ли вы мне этот неблагоразумный поступок?
нежнее, чем отец. Затем, все еще продолжая держать руку молодой леди, мистер Пикквик назвал мистера Винкеля молодым отъявленным плутом и приказал ему встать, что тот и выполнил с большой охотой, не прежде, однако ж, как разгладив свой нос полями шляпы в изъявление искреннего сознания в вине. Вследствие чего мистер Пикквик ударил его по спине несколько раз и потом радушно пожал руку мистеру Перкеру, который, в свою очередь, приветствуя новобрачных от искреннего сердца, зацепил из своей табакерки огромную щепоть табаку, достаточную для удовлетворения по крайней мере полдюжины носов с правильной организацией и устройством.
- Ну, дитя мое, как же все это случилось? - сказал мистер Пикквик. - Садитесь и расскажите мне обо всем. Как она мила, Перкер, не правда ли? - прибавил мистер Пикквик, всматриваясь в лицо Арабеллы с такой гордостью и восторгом, как будто она в самом деле была его собственная дочь.
- Красавица, почтеннейший, красавица, - отвечал адвокат. - Не будь я сам женатый и семейный человек, я позавидовал бы вам от всей души, любезный друг.
Выразившись таким образом, Перкер задал тумака в грудь любезного друга, и тот поспешил возвратить комплимент с одинаковой ловкостью и любезностью. После чего они оба засмеялись очень громко; но все же не так, как мистер Самуэль Уэллер, который только что успел влепить несколько поцелуев хорошенькой горничной под прикрытием буфетной двери.
- Я очень, очень благодарна вам, любезный Самуэль, - сказала Арабелла с грациозной улыбкой. - Никогда я не забуду, что вы сделали для меня в клифтонском саду.
- О, это нам было нипочем, сударыня, - отвечал Самуэль. - Я только помогал природе, сударыня, как выразился однажды доктор перед матерью мальчика, которого он уморил, выпустив из него кровь.
- Что вы стоите, Мери? Садитесь, душенька, - сказал мистер Пикквик, прерывая эти комплименты. - Ну, начнем теперь с начала. Как давно вы обвенчались?
Арабелла бросила робкий взгляд на своего счастливого властелина, и тот отвечал:
- Третьего дня только.
- Только третьего дня! - повторил мистеp Пикквик. - Что ж вы делали все эти три месяца?
- Вот именно так: отдайте нам отчет во всем, что вы делали, - перебил Перкер. - Пикквику, видите ли, нужно знать, на какие пустяки вы потратили это драгоценное время.
- История очень проста, - отвечал мистер Винкель, взглянув на свою застенчивую подругу, - прежде всего, я не сразу уговорил Арабеллу бежать со мною, и когда, наконец, она согласилась, мы долго не могли найти удобного случая привести в исполнение свой план. Мери также должна была выждать срок29, прежде чем могла она оставить свое место, а без ее содействия мы ничего бы и не сделали.
- Выходит, стало быть, - сказал мистер Пикквик, успевший тем временем надеть свои очки и еще раз полюбоваться на юную чету, - выходит, стало быть, что вы действовали систематически и методически. Очень хорошо. А знает ли ваш брат обо всех этих вещах?
- О, нет, нет! - воскликнула побледневшая Арабелла. - Добрый мистер Пикквик, он должен узнать об этом от вас, только от одних вас. Брат мой слишком вспыльчив, необуздан в своих действиях, и притом он так заинтересован в пользу этого друга своего, мистера Сойера, что, право, мы можем опасаться от него ужасных последствий, если он не услышит об этой истории из собственных ваших уст, добрый мистер Пикквик.
- Конечно, конечно, - сказал Перкер с важностью. - Вы должны принять это дело на себя, почтеннейший. Эти молодые люди будут иметь уважение к вашим летам, и вы можете привести их в пределы приличного благоразумия. Вам надобно предупредить зло в самом начале, и вы одни только в состоянии охладить горячую кровь.
Адвокат понюхал табаку и с сомнением покачал головой.
- Вы забываете, мой ангел, - сказал мистер Пикквик кротким и нежным тоном, - вы забываете, что я арестант в долговой тюрьме и, следовательно, не могу распоряжаться своими действиями.
- О, нет, добрый мистер Пикквик, я никогда не забывала этого, - отвечала Арабелла. - Никогда я не переставала думать, как вы должны были страдать и мучиться в этом страшном месте; но я надеялась и была уверена, что, принимая участие в нашей судьбе, вы откажетесь от жестоких планов относительно своей собственной жизни. Вы только одни можете помирить меня с братом. Он единственный мой родственник, мистер Пикквик, и без вашего великодушного ходатайства я подвергаюсь опасности потерять его навсегда. Что делать? Я поступила неосторожно, слишком неосторожно, и чувствую, что виновата перед ним кругом.
С этими словами бедняжка Арабелла закрыла свое личико платком и заплакала горько.
и мелодическими звуками, какие когда-либо вырывались из женской груди, мистер Пикквик почувствовал внезапно какую-то странную неловкость и, не зная, по-видимому, что ему делать, начал энергично потирать свои очки, нос, подтяжки, затылок и штиблеты.
Заметив эти несомненные признаки нерешимости и душевного колебания, мистер Перкер, извещенный, по-видимому, заблаговременно обо всех подробностях, относившихся к настоящему положению молодой четы, привел в юридическую ясность и то не менее важное обстоятельство, что мистер Винкель старший до сих пор еще не знал ничего о роковой перемене в судьбе своего сына, который, по естественному ходу вещей, основывает все свои будущие надежды на любви и неизменной привязанности отца. Очень и очень вероятно, что отец перестанет раз и навсегда питать родительскую любовь к сыну, коли этот сын будет хранить в тайне великое событие своей жизни. На этом основании мистер Пикквик, действуя по долгу совести и чести, должен сперва поехать в Бристоль к мистеру Аллену и потом немедленно отправиться в Бирмингем для свидания с мистером Винкелем старшим. Не подлежит ни малейшему сомнению, что мистер Винкель старший имеет веское и законное право считать мистера Пикквика, в некоторой степени, опекуном, советником и наставником своего сына и, следовательно, мистер Пикквик, как честный и благородный человек, обязан лично сообщить старику изустно обо всех подробностях этого дела, равно как и показать степень участия, которое он сам непосредственно принимал и принимает в судьбе молодой четы.
К этому времени весьма кстати подоспели мистер Топман и мистер Снодграс, которые, со своей стороны, каждый по-своему, подтвердили и укрепили все доказательства красноречивого адвоката. Наконец, мистер Пикквик, совершенно запутанный и сбитый с толку, заключил Арабеллу в свои объятия и твердо объявил, что она может делать с ним все, что ей угодно.
Лишь только это слово сорвалось с языка почтенного старца, Самуэль Уэллер бросился со всех ног в галерею и отправил Иова Троттера к знаменитому мистеру Пеллю с поручением, чтобы этот ученый джентльмен вручил подателю формальную бумагу, по которой он, Самуэль, имеет право выйти из тюрьмы вследствие удовлетворения своего кредитора. Нет надобности говорить, что эта бумага, на всякий случай, изготовлена была заблаговременно в тот же самый день, когда совершился достопамятный арест. Устроив это дело, Самуэль поспешил употребить весь свой запас наличных денег на покупку двадцати пяти галлонов пива, предложенных на угощение всем обитателям Флита, без различия возраста и пола. Затем мистер Уэллер прокричал «ура» и, удовлетворив таким образом первым порывам восторженного чувства, погрузился мало-помалу в свое обычное созерцательное состояние духа.
В три часа пополудни мистер Пикквик бросил прощальный взгляд на свою маленькую комнату и отправился в тюремную контору, сопровождаемый по пути многочисленной толпой арестантов, из которых каждый усердно добивался чести пожать ему руку на прощанье. Великий человек раскланивался со всеми, и взор его, казалось, повсюду распространял утешение и отраду.
- Перкер, - сказал мистер Пикквик, подзывая к себе из арестантов одного молодого человека, - вот это мистер Джингль, о котором я говорил вам.
- Очень хорошо, почтеннейший, - отвечал Перкер, вглядываясь пристально в физиономию Джингля. - Завтра поутру я увижусь с вами, молодой человек. Надеюсь, это свидание никогда не исчезнет из вашей памяти, сэр.
Джингль почтительно поклонился и, прикоснувшись дрожащей рукой к протянутой руке мистера Пикквика, удалился молча.
- Иова, кажется, вы уже знаете? - сказал мистер Пикквик, представляя этого джентльмена.
- Этого плута? Очень знаю, - отвечал Перкер добродушным тоном. - Ухаживайте за своим приятелем и ожидайте меня завтра к первому часу, слышите?
- Ну, нет ли еще чего, почтеннейший? - спросил адвокат.
- Ничего, - отвечал мистер Пикквик. - Самуэль, передали вы от моего имени маленький пакет своему тюремному хозяину?
- Как же, сэр, передал.
- Что ж он?
поскорее можно было соединиться со своим старым другом, который недавно умер в этих стенах. Другого приятеля он уже не надеется отыскать в здешнем месте.
- Бедняга! - воскликнул мистер Пикквик. - Ну, прощайте, друзья мои. Благослови вас Бог!
С этим прощальным словом мистер Пикквик, сопровождаемый громогласными напутствиями многочисленной толпы, взял своего адвоката за руки и вышел из тюрьмы, проникнутый более грустными и печальными ощущениями, чем какие наполняли его сердце при первоначальном вступлении в этот замок. Увы, сколько несчастных и погибших существ оставлял он за собою!..
После веселого вечера, проведенного в гостинице «Коршуна и Джорджа», мистер Пикквик и Самуэль Уэллер, поутру на другой день, катились по большой дороге в наемной карете. Самуэль сидел сзади в особо устроенной сидейке.
- Сэр! - сказал мистер Уэллер своему господину.
- Не худо бы этим лошадкам поваляться месяца три в долговой тюрьме.
- Зачем это?
- A вот мы посмотрели бы тогда, как бы они поскакали! - воскликнул мистер Уэллер, потирая руки.
Примечания
29
Примечание переводчика