Рождественская песнь в прозе.
Глава V. Заключение.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Рождественская песнь в прозе. Глава V. Заключение. (старая орфография)

ГЛАВА V.
Заключение.

Да, до размеров столбика его собственной кровати. Кровать была его, и комната его. Но что было лучше и приятнее всего - это то, что будущее принадлежало ему и что было еще время раскаяться.

-- Я буду жить в прошлом, настоящем и будущем! повторил Скрудж, вскакивая с постели. Все три духа будут работать во мне. О, Яков Марлей! Да будут благословенны Небо и Рождество. Я говорю это, преклонив колена; да, старый Яков, преклонив колена!

Он был так взволнован и одушевлен своими добрыми намерениями, что его прерывающийся голос не повиновался его воле. Во время последней борьбы с духом он сильно рыдал, и все лицо его было теперь покрыто слезами.

-- Его не сорвали! воскликнул он, схватив полотно своего полога; его не сорвали с кольцами и со всем! Он здесь; я здесь, и тени того, что случилось-бы, могут быть еще разсеяны и уничтожены; я знаю, что оне будут уничтожены!

Между тем, он старался одеться; но руки, не повинуясь хозяину, вертели платье, выворачивали его, надевали вверх ногами, рвали, мяли его.

-- Я не знаю, что делать! воскликнул Скрудж, смеясь и, плача в одно и то же время и представляя собою, со своими чулками, совершенного Лаокоона. Я чувствую легкость, подобно перу; счастлив как ангел, весел как школьник; у меня голова идет кругом, как у пьяного. Дай Бог каждому веселого Рождества! Дай Бог счастливого нового года всему свету! О, о, как я счастлив!

Он побежал, подпрыгивая, в столовую и, совершенно запыхавшись, остановился там посреди комнаты.

-- Вот и кастрюлька, в которой было теплое питье! воскликнул Скрудж, и стал снова ходить вокруг камина. Вот и дверь, в которую вошел дух Якова Марлея. Вот угол, в котором сидел дух настоящого Рождества! Вот окно, из которого я видел блуждающих духов. Это все так, совершенно верно; все это случилось. Ха, ха, ха!

Этот хохот был хороший, добрый хохот, особенно для человека, который уже много лет, как отвык от смеха, - хохот, предвестник частого, веселого смеха!

-- Я не знаю, какое число сегодня, сказал Скрудж. Я не знаю, долго-ли я был в сношении с духами! Я ничего не знаю! Я совершенный ребенок! Да что за беда! Я охотно соглашусь быть ребенком. Ах, как я счастлив, как я счастлив!

Громкий и веселый благовест остановил его восторги. Динь, динь, динг, бум! Бум, динь, динг, донг! Бум, бум! Динг, динг, динг, донг, бум, бум, бум, бум, бум! Как славно, как чудесно!

Он побежал к окну, отворил его и стал смотреть на улицу. Ни тумана, ни дыма; ясный, светлый, веселый, холодный день; мороз пел, казалось, для того, чтобы кровь прыгала и играла. Солнце обливало своими лучами точно золотом; небо сияло; воздух был необыкновенно свеж и приятен, а колокола так весело звонили. Чудесно! чудесно!

-- Какой сегодня день? закричал Скрудж мальчику в праздничной одежде, который, может быть, и шлялся здесь затем, чтобы смотреть на него.

-- А? произнес в ответ необыкновенно удивленный мальчик.

-- Какой сегодня день, красавчик мой? повторил Скрудж.

-- Сегодня? возразил мальчик. Да Рождество-же Христово!

-- Сегодня Рождество! сказал сам себе Скрудж. Я не пропустил его! Духи сделали все в одну ночь! Они ведь могут совершить все, что захотят. Конечно, конечно! Эй, мой славный малый!

-- Что? откликнулся мальчик.

-- Знаешь-ли ты курятную лавку, там, через улицу, на углу? спросил Скрудж.

-- Еще-бы не знать! возразил мальчик.

-- Ах, какой смышленный! сказал Скрудж: замечательный мальчик! Не знаешь ты, - продан-ли индюк, получивший приз на выставке и висевший в лавке? Не маленький индюк, а большой?

-- Как! тот индюк, который ростом с меня? спросил мальчик.

-- Он и теперь еще висит там, ответил мальчик.

-- В самом деле? произнес Скрудж. Так ступай и купи его.

-- Ну, что вы шутите! воскликнул мальчик.

-- Нет, нет, сказал Скрудж: я говорю серьезно. Ступай, купи его и скажи, чтобы они принесли его сюда. Я укажу, куда его снести. Сам же вернись вместе с лавочником, и я дам тебе шиллинг; если вернешься менее, чем в пять минут, то я дам тебе полкроны.

Мальчика как не было: самая твердая рука не могла-бы сделать более быстрого выстрела.

-- Я пошлю его Бобу Крэчиту, прошептал Скрудж, потирая руки и разразившись смехом. Он не узнает, кто прислал. Индюк вдвое больше Тайни Тима. Вот будет славная шутка!

Рука, писавшая адрес, была еще очень нетверда, но все-таки Скрудж написал кое-как и спустился с лестницы, чтобы отворить дверь на улицу и встретить лавочника.

Стоя тут, он взглянул на молоток.

-- Я буду любить его всю жизнь! воскликнул Скрудж, лаская его рукой. Едвали я прежде и смотрел-то на него! Какое честное выражение в его фигуре! Удивительный молоток! А, вот и индюк! Здравствуйте! Как поживаете? С веселым праздником! Вот-так индюк! Невероятно, чтобы эта птица могла стоять на ногах; она наверное тотчас-бы сломала их, как сургучные палочки.

-- Ведь его невозможно донести до Камден-тоуна, добавил Скрудж. Наймите извощика.

Сильнее хохота, с которым он все это произнес, хохота, с которым он заплатил за индюка и за извощика, хохота, с которым он наградил мальчика, мог быть только хохот, с которым он, совершенно запыхавшись, бросился потом на стул и смеялся до слез.

Выбриться было для него нелегкой задачей, потому что рука его продолжала сильно дрожать, а бритье требует внимания, даже когда вы сидите совершенно смирно. Но если-бы он и порезал себе кончик носа, то налепил-бы на него кусочек липкого пластыря и был-бы совершенно счастлив.

Он оделся в самое лучшее свое платье и вышел, наконец, на улицу. В это время народ выходил толпами из домов, точь-в-точь как показывал ему дух настоящого Рождества.

Заложивши руки за спину, Скрудж шел, поглядывая на всех с восхищенной улыбкой. Он имел такой веселый и любезный вид, что трое или четверо добродушных малых сказали ему: "Доброго утра, милостивый государь! С праздником Рождества Христова!" И Скрудж часто говорил после того, что из всех звуков, когда-либо слышанных им, то были самые радостные самые приятные звуки.

Он отошел еще недалеко, когда встретился с господином почтенной наружности, который накануне приходил к нему в контору и спрашивал: "это-ли контора Скруджа и Марлея?" Сердце у него вздрогнуло при мысли, - как этот господин посмотрит на него; но он знал теперь, какая дорога прямая, и пошел по ней.

-- Милостивый государь, сказал Скрудж, ускоряя шаг и взяв господина за обе руки. Как ваше здоровье? Я надеюсь, что вам удалось вчера. Это очень хорошо с вашей стороны. Дай Бог вам веселого Рождества!

-- Господин Скрудж?

-- Да, сказал Скрудж, это мое имя, и я боюсь, что оно вам не совсем приятно. Позвольте просить у вас извинения, и не будете-ли вы добры... Тут Скрудж шепнул ему что-то на ухо.

-- Господи! воскликнул господин, почти задыхаясь: любезный г. Скрудж, серьезно-ли вы это говорите?

-- Пожалуйста, сказал Скрудж: ни одной копейкой меньше; в этом заключаются взносы, которые мне следовало-бы сделать раньше, уверяю вас. Окажите мне эту милость.

-- Любезный господин Скрудж, произнес тот, пожимая ему руки, я не знаю, как и ответить на такую щед...

-- Не говорите ни слова больше, возразил Скрудж. Заходите, пожалуйста, ко мне. Придете?

-- Приду! воскликнул господин, и из его тона было ясно, что он намерен исполнить это обещание.

Он пошел в церковь, потом гулял по улицам, смотрел на людей, спешивших в разные стороны, ласкал детей, распрашивал нищих, смотрел вниз в кухни, вверх на окна и чувствовал, что все это доставляет ему удовольствие. Он и во сне никогда не видал, чтобы какая-нибудь прогулка или что-бы то ни было могли сделать его таким счастливым.

После полудня он направился к дому, где жил его племянник.

Он прошел раз десять мимо двери, прежде чем решился постучаться. Но наконец он разом сделал это.

-- Дома-ли ваш хозяин, моя милая? спросил Скрудж девушку. Славная девушка! Очень милая.

-- Дома, сударь.

-- Где он, голубушка?

-- Он, сударь, в столовой, вместе с госпожей. Я укажу вам дорогу наверх, если угодно.

-- Благодарю вас; он знает меня, сказал Скрудж, положив уже руку на ручку двери, ведшей в столовую. Я войду туда, моя милая.

Он тихонько повернул ручку и заглянул в дверь. Стол был накрыт очень нарядно посреди комнаты, а молодые хозяева (они ведь всегда щепетильны на этот счет) смотрели, все-ли в порядке.

-- Фред, сказал Скрудж.

Бедная племянница его, как она испугалась! Если-бы Скрудж вспомнил, как она сидела в уголке со скамеечкою под ногами, он ни за что не сделал бы этого.

-- Господи, Боже мой! воскликнул Фред, кто это?

-- Это я, твой дядя Скрудж. Я пришел к обеду. Можно войти?

Можно-ли ему войти! Скрудж должен был благодарить Бога, что племянник не оторвал ему рук, пожимая их. Более чистосердечной встречи не могло быть. Племянница встретила его так-же ласково, и примеру их последовали и Топпер, когда он пришел, и полненькая сестра и, наконец, все остальные гости, когда они явились. Что за удивительный это был вечер! какие славные игры! какое единодушие! какое счастье!

Но на другое утро Скрудж рано пришел в свою контору. О, очень рано! Он только и думал о том, как-бы ему притти первым и поймать Боба Крэчита в неаккуратности.

Так и случилось. Часы пробили девять, - Боба нет; четверть десятого, - Боба, нет. Он опоздал ровно на восемнадцать минут с половиною. Скрудж сидел перед широко раскрытою дверью, чтобы видеть Боба в то время, как он войдет в свою конуру.

Боб, еще за дверьми, снял шляпу и шарф и одним прыжком сидел уже на стуле, скрипя пером с такою поспешностью, как-будто он хотел догнать девять часов.

-- Эй! закричал Скрудж своим (насколько он мог притвориться) обыкновенным голосом. Что это значит, что вы приходите в такие часы?

-- Извините меня, милостивый государь, проговорил Боб, я действительно опоздал,

-- Опоздал, повторил Скрудж; еще бы нет! Ступайте сюда, милостивый государь!

-- Это только один раз в году, умолял Боб, выходя из своей конуры. Это не повторится, милостивый государь. Я вчера немного веселился.

-- Теперь я вот что скажу вам, мой друг, сказал Скрудж. Я не намерен более терпеть таких вещей, и потому, продолжал он, вставая со стула и давая Бобу такого тумака в бок, что тот снова полетел в свою конуру, - и потому я намерен увеличить ваше жалованье.

Боб задрожал от испуга и схватил линейку. Одно мгновение у него блеснула мысль ударить ею Скруджа, скрутить его, позвать с улицы народ на помощь и послать за сумасшедшей рубашкой.

Я увеличу ваше жалованье и постараюсь помочь вашей бедной семье. Мы потолкуем обо всем этом сегодня-же вечером за стаканом горячого пунша, Боб. Затопите-ка потеплее камины, а прежде всего - скорее, чем моргнете, - купите себе другой ящик для угля.

Скрудж исполнил все, что обещал, и даже гораздо больше; что-же касается до Тайни Тима, который не умер, то Скрудж стал для него вторым отцом.

в Скрудже переменой, но он не обращал на это никакого внимания. Он, по уму своему, знал, что всякое добро, все хорошее и великое, являющееся на этом свете, всегда возбуждают смех в людях известного сорта. Зная, что такие люди все-таки останутся слепы, Скрудж признал за лучшее, чтобы они жмурили свои глаза от смеха, чем от действительной слепоты, которая гораздо менее приятна. Он сам в душе смеялся и был доволен.

После этого происшествия Скрудж уже не имел сношений с духами, но всю жизнь свою руководился строгими правилами и любовью к ближним, умея отказывать себе и всегда помогать другим, и про него говорили, что если кто умеет истинно чтить Рождество, - то это Скрудж. Дай Бог, чтобы то же самое можно было сказать о всех нас! Итак, повторим за маленьким Тайни Тимом: да будут над каждым из нас благословение Божие, Его любовь и благодать!