Ревекка и ее дочери.
Глава XVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ревекка и ее дочери. Глава XVI. (старая орфография)

XVI.

Прошло несколько недель прежде, чем я пришел в себя, и когда я открыл глаза, то увидел, что лежу в постели, в тюремном лазарете.

У меня было воспаление в мозгу и я находился в большой опасности. Войдя в мою келью, на следующее утро после моего прибытия в тюрьму, сторож нашел, что я сижу на постели, уставившись глазами в стену и громко повторяю какие-то слова, но так шибко, что он не мог их разобрать. Видя, что я не обращал на него никакого внимания, он пошел за доктором я тот перевел меня в лазарет, где я долго был между жизнью и смертью.

Очнувшись, я был так слаб, что не мог ничего сообразить, но потом, мало по малу, силы ко мне возвратились, и я начал припоминать все, что случилось до моей болезни. Я спрашивал себя, знали ли мои родственники и Биль Джонс, где я и, если знали, то отчего они меня не навестили. Но когда я об этом сказал доктору, то он отвечал, что я недостаточно силен для приема посетителей. Поэтому, я терпеливо ждал; впрочем, я был слишком слаб, чтоб даже выразить нетерпение и к тому же всякое чувство было во мне заглушено сознанием, что я не оправдал себя в глазах мисс Гвенлианы. и что она меня считает преднамеренным убийцей её отца.

Потом я припомнил, что меня наверное приговорят к смертной казни и мне показалось, что было жестоко вылечить меня от болезни и посылать ко мне доктора только для того, чтоб в конце-концев меня повесить. Я предпочел бы умереть в постели от воспаления.

Все это меня тревожило, но очень смутно, и я находился в таком изнеможении, что ничего не принимал близко к сердцу, и не смотрел вперед далее сегодняшняго дня.

Наконец, я настолько поправился, что ко мне допустили отца, мать и Марту. Но Биль Джонс все-таки не приходил меня навестить, и на мой вопрос, что с ним, они неохотно отвечали, что он здоров и поспешно переменили разговор. Однако, впоследствии, как только я собрался с силами, мне рассказали, что сделалось с Билем Джонсом. Удивительная эта была история. Оказалось, что наш Биль Джонс, которого я подобрал на рынке в Сванси, был не кто иной, как сын сквайра Тюдора, Овен, которого все считали потонувшим. Значит, он был братом мисс Гвенлианы и законным наследником Пепфорского поместья, которое иначе переходило, как мужской лен, к дальнему родственнику сквайра.

Но мне надо рассказать эту любопытную историю сначала.

В то время, когда родился Овен Тюдор, жила в Сванси женщина, по фамилии Джонс. Она была по ремеслу воровка, но также собирала и милостыню; она подружилась с нянькой Овена, убедила ее стащить несколько мелких предметов, принадлежавших её госпоже, и этим держала ее в своих руках.

Овена всегда водили в шелку и кружевах, а на шее у него постоянно висел массивный золотой медальон сердечком, украшенный изумрудами. Этот медальон переходил в роде Тюдоров из поколения в поколение и в старину его считали талисманом, приносившим счастье его обладателю; поэтому, мистрис Тюдор не позволяла никогда снимать его с своего ребенка.

Нуждаясь в деньгах, Джонс с завистью смотрела на великолепную одежду ребенка, и на его драгоценный медальон. Наконец, она предложила няньке украсть ребенка; его вещи оне продали бы, а ребенка она взяла бы себе. В детстве он помогал бы ей просить милостыню, а потом она съумела бы сделать из него полезного сообщника. Сначала, нянька ни за что не хотела согласиться, но Джонс стала грозить ей, что она откроет мистрис Тюдор её кражи, и нянька поддалась соблазну.

Действительно, в одно прекрасное утро, она передала ребенка Джонс, а сама, окунувшись с головы до ног в ручье, вернулась в Пепфор и рассказала, что ребенка унесла морская волна.

Взяв ребенка, Джонс потребовала, чтоб нянька, которая была граматная, написала бы на лоскутке бумаги все, что случилось, и настоящее имя ребенка. Этот документ она всегда хранила при себе, вероятно, с целью возвратить за дорогую цену ребенка его родителям, когда он выростет. Она продала одежду ребенка и отдала часть вырученных денег няньке, но медальон остался у нея на руках, потому что лавочник, обыкновенно покупавший у нея ворованные вещи, давал ей слишком незначительную цену, а она боялась показать его порядочному ювелиру, который, конечно, спросил бы, как медальон попал к ней.

После этого, нянька оставалась еще несколько лет в услужении и затем вышла замуж за фермера Смита, убийство которого в Фервуде, я уже рассказал в начале моей повести.

Украденный мальчик взрос у мистрис Джонс, которая назвала его Билем и выдавала за своего сына; но с течением времени она почему-то его не взлюбила и отправила в море на Нанси Джонс, вместо того, чтоб оставить его при себе, как она намеревалась. На вопросы своего друга, мистрис Смит, зачем она так поступила, она отвечала:

- Я просто не могу видеть этого мальчишку, он мне противен. Может быть, я его полюблю, когда он вернется и привезет мне много денег. Я люблю только тех, которые мне полезны.

Затем, в продолжении долгого времени, мистрис Смит не видала Джонс; но вдруг в одно прекрасное утро, возница из Гауэра, бивший в Свапси, привез ей весточку от её старой подруги, которая была очень больна и просила ее навестить. На следующий день, мистрис Смит не могла сама поехать в Сванси, а просила мужа, отправлявшагося в город для продажи лошади, заглянуть к Джопс и узнать, что ей надо. Он исполнил это поручение и зашел к Джонс, которая жила в несчастном, полуразвалившемся домике, в одной из самых бедных улиц Сванси. Но она уже умирала. Однако, перед своей смертью, она передала ему маленький ящичек, который он должен был передать своей жене, знавшей, какое сокровище тут заключалось.

Однако, это только предположение и никто не может сказать какими именно побуждениями она руководилась.

Но, несмотря на все её старания, маленький ящичек не достиг до её друга, потому что вечером в этот самый день Смит был ограблен и смертельно ранен в Фервуде Томом Девисом и Гью Ризом. Последний слышал, как Смит хвастался в таверне, что везет сокровище, и похитил ящичек, который дала Смиту мистрис Джонс. Полагая, что в нем заключалось сокровище, он скрыл эту находку от Тома Девиса. Открыв его наедине, он был очень разочарован, увидав в нем только две исписанные бумажки и кусок металла, в форме сердечка, но до того грязный, что трудно было сказать, какой это металл. Не умея читать, он не мог разобрать того, что было написано на бумажках и сначала хотел их сжечь, но потом решил их сохранить, правильно разсуждая, что еслиб оне не имели для кого-нибудь важного значения, то не стали бы их так бережно хранить в ящичке и поднимать такой шум? А если оне имели важность, то лучше их сберечь, и с течением времени постараться извлечь из них пользу. Ящичек был очень маленький и, для большей сохранности, он всегда носил его на себе. Раненый во время схватки при Понтардюлесе и взятый в плен, он вспомнил об этом ящичке и, не желая, чтоб он попал в чужия руки, закопал его в землю в углу навеса, где держали полисмэны пленных до прибытия солдат.

Полученная им рана была очень серьёзная, и он вскоре умер, но перед смертью пожелал видеть Биля Джонса, которого он всегда как-то странно любил. Он сообщил ему о спрятанном в навесе ящичке и передал ему в собственность находившееся там сокровище.

После смерти Гью, Биль в первую свободную минуту отправился в Понтардюлес и нашел ящичек. Он также был не гранатный и потому снес эти обе записки к пастору в селение Три Креста, который и прочел их.

Одна из записок заключала в себе рассказ о похищении Овена Тюдора, а в другой стояло только: "Мальчик теперь в море на "Гордости Тоби". Эти слова были написаны каким-то соседом мистрисс Джонс по её просьбе и не за долго до её смерти.

"Нанси Джонс" и был в море на "Гордости Тови", когда, по его предположению, умерла его мать. Видя важность этих бумаг для семейства Тюдор, пастор снес их вместе с ящичком в Пепфор и там мисс Элизабета тотчас признала медальон за тот, который был на шее Овена Тюдора в тот день, когда он исчез.

Все это дело было отдано в руки семейного стряпчого. Он отправился в Гауэр к вдове Смит, которая сначала не хотела ничего говорить, подтверждая старую сказку о том, как ребенка унесла волна, но когда ей показали рассказ об его похищении, написанный её собственной рукой, она во всем чистосердечно созналась. Таким образом, было совершенно ясно доказано, что Овен Тюдор и Биль Джонс составляли одно и тоже лицо. Его собственные воспоминания вполне подтвердились показаниями многих обитателей Нита и Сванси, которые знали, что мистрисс Джонс всегда выдавала его за своего сына, и что он находился в море на "Гордости Тоби", когда она умерла.

Эта удивительная история меня так поразила, что я долго не мог ее вполне усвоить. Странно было подумать, что наш Биль Джонс сделался джентльмэном, богачем и еще в придачу братом мисс Гвенлианы! Какие необыкновенные последствия имела схватка в Понтардюлесе! Она лишила Пепфора, одного владельца и дала ему другого, открыла Билю, кто был его отец и в тоже время унесла в могилу этого отца, заставила мисс Гвенлиану оплакивать отца и радоваться возвращению брата, отомстила за убийство Смита смертью Гью Риза, и в тоже время обнаружила преступление жены Смита.

Самым большим утешением для меня в этой истории было то обстоятельство, что Овен Тюдор знал, что мне не было известно, кого я убил в Понтардюлесе, а потому он мог объяснить это сестре. Действительно, он не только это сделал и привез ко мне в тюрьму мисс Гвенлиану, но достал мне ловкого адвоката для защиты на суде и старался вместе с нею оказать мне всякую помощь. Благодаря их стараниям, меня не повесили, а сослали на всю жизнь сюда.

Я провел здесь пятнадцать лет, пятнадцать долгих, мрачных лет, и во все это время был лишен свободы, которая составляет наследие всякого человека и придает жизни такую сладость, какую не может дать ничто иное; во все это время, я был оторван от людей и мест, дорогих моему сердцу. Но я не должен жаловаться, так как во всем сам виноват. Еслибы я не вздумал отправиться в Пепфор для личного объяснения с мисс Гвенлианой, то мне, вероятно, удалось бы бежать в Америку.

Правидение все устроивает к лучшему, так как иначе я, вероятно, не приобрел бы этой необходимой добродетели. Впрочем, теперь и это мне лишнее, так как вы, доктор, говорите, что мне не долго жить, и я сам это чувствую.

Мне очень хотелось бы видеть перед смертью хоть один раз мисс Гвенлиану. Но так как это немыслимо, то прошу вас, доктор, возвратясь в Англию, розыщите ее и разскажите ей мою историю, так как я вам ее рассказал. Передайте ей, что, хотя я ее давно не видал, но воспоминание о ней так свежо, как будто я разстался с нею вчера.

Я ей благодарен нетолько за её доброту ко мне, но и за все, что она сделала для моего семейства. После моей ссылки, она и её брат много заботились о моих родных, которых они отправили на свой счет в Америку, где Марта вышла замуж за Тома Девиса. Что касается до Тома, то он благополучно добрался до Ливерпуля и там сел на корабль, отходивший в Америку. Там они все процветают, судя по их письмам, которые я постоянно получаю.

Старые друзья также иногда присылали мне весточки и из их писем, а также из газет я узнал печальную судьбу Пога Моргана.

Вы, может быть, не забыли, что Марте вошла в голову мысль, что Пог Морган выдал нас из ревности к Тому. Она сказала об этом, по моему совету, Дженкину Томасу, а он, в свою очередь, передал товарищам. Они навели справки и оказалось, что Пог Морган действительно был в Сванси в день схватки у Понтардюлеса, и что в тот же день человек, походивший на него по всем приметам, особливо по голосу, долго беседовал с начальником полиции и вышел из его дома только на следующее утро. Эти сведения порешили судьбу Моргана.

любовь к Марте удерживала его от окончательного переселения в Англию, так как он все еще не терял надежды уговорить ее выйти за него замуж. Наконец, в один прекрасный день, он исчез и с тех пор никто его более не видал. Соседи полагали, что он уехал в Англию, как собирался, но находили странным, что он не взял с собою всех своих вещей. Впрочем, он всегда любил таинственность и потому в Верхнем Киллее вскоре перестали о нем думать. Но через несколько месяцев, случилось событие, снова напомнившее о нем.

Я уже упоминал о Клайнском лесе, который находится подле Киллея и доходит до самого моря. В нем много угольных коней, разработанных поселянами. В одной из таких заброшенпых копей был найден труп человека, с завязанными руками и ногами: очевидно, он не сам туда упал, но его бросили; лицо несчастного было так изъедено крысами, что нельзя было его признать, но подле него нашли жестяную коробочку, с именем Пога Моргана и ножик, который принадлежал ему. Как он попал в эту яму, да еще связанный, никто не знал, но я могу это очень легко объяснить. Люди, которых предал Пог Морган поклялись отомстить ему и, убедившись в действительности своих подозрений, они, вероятно, подкараулили его где-нибудь в уединенном месте, а может быть, взяли его ночью из дома, завязали ему рот, связали руки и ноги, снесли в Клайнский лес и бросили в яму, где он умер от голода - достойная кара за его измену. Так ли именно это все случилось я положительно не знаю, но никто более не видал, и не слыхал о Поге Моргане, а человек, предавший своих товарищей на смерть и каторгу, не может разсчитывать на спокойную жизнь и тихую смерть.

* * *

История моей жизни окончена и я надеюсь, что вы ее передадите мисс Гвенлиане, если к тому представится возможность. А также, если вы когда-нибудь посетите Сванси и, взобравшись на одну из окружающих её гор, бросите взгляд на голубое море, простирающееся до Девоншира, на остров Ланди, виднеющийся вдали, на горные вершины Пемброкшира, Кармартен.

Я был доктором в одной из пенитенциарных колоний, когда познакомился с героем этого рассказа; он страдал неизлечимым недугом и умер вскоре после того, как продиктовал мне предъидущия страницы.