Ревекка и ее дочери.
Глава XV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ревекка и ее дочери. Глава XV. (старая орфография)

XV.

Около полудня на следующий день, я снова был в окрестностях Сванси, не останавливаясь ни разу, кроме нескольких часов, которые проспал под стогом сена. Несмотря на объявшее мой ум тупое оцепенение, я все-таки понимал, что если меня арестуют прежде, чем я увижусь с мисс Гвенлианой, то цель моего странствия не будет достигнута. Поэтому я миновал город Сванси и вообще избегал по всему пути человеческих жилищ и большие дороги. Наконец, я очутился на границе Пепфорских владений, неузнанный ни одним человеком. Я перелез через изгородь и побежал через поля и луга прямо к дому сквайра Тюдора.

С тех пор, как я накануне услыхал страшный рассказ газеты в Бридженде, я двигался как лунатик во сне и сознавал только одно: что я должен во что бы то ни стало увидать мисс Гвенлиану, сказать ей, что я выстрелил в её отца, не узнав его и вымолить её прощение. Эта мысль так всецело овладела мною, что мне и не приходило в голову, что мое намерение может не исполниться. Но теперь, находясь уже так близко к цели моих странствий, я подумал, что мисс Гвенлиана, узнав о моем приходе, не захочет меня видеть. Теряясь в соображениях, я вдруг остановился. Передо мною стоял один из пепфорских лесников. Хотя это был совершенно новый, неведомый мне человек, но он видел как я перескочил через изгородь и, подозрительно взглянув на мою невзрачную запыленную наружность, спросил, что я тут делал.

Эта неожиданная встреча меня очень смутила и я не знал, что ответить.

- Я не имею никакого злого умысла, сказал я, наконец: - я иду только в дом сквайра; мне надо поговорить о важном деле с молодой мисс.

Вероятно, мой внешний вид и смущение говорили против меня, потому что подозрение лесника еще более усилилось.

- Нечего сказать, правдоподобная сказка, произнес он: - люди, которые хотят войти в дом сквайра и поговорить с молодой мисс, идут большой дорогой, а не бегают по полям и не ломают изгородей. Гораздо вероятнее, что у тебя, голубчика, на уме кролики. Погоди, я посмотрю, сколько у тебя в карманах ловушек.

Он схватил меня за шиворот и стал выворачивать мне карманы. Я терпеливо поддался этому обыску, в надежде, что убедившись в неосновательности своих подозрений, он позволит мне продолжать мой путь. Однако, к величайшему моему изумлению, он не хотел пустить меня в дом сквайра и после неудовлетворительного результата обыска.

- Я не верю, что у тебя есть дело до молодой мисс, сказал он: - пойдем с мною и я тебя выпровожу за наши владения. Я не хочу, чтобы все бродяги свободно прогуливались по земле сквайра, только потому, что он умер. Ну, убирайся и не показывай более сюда своего носа.

- Нет, уверяю вас, мне необходимо видеть молодую мисс, отвечал я с жаром: - я нарочно пришел издалека по важному для нея делу. Я виноват только в том, что сбился с дороги и побежал по полю.

Лесник задумался, почесывая себе затылок. Он мне не верил и моя наружность, очевидно, ему не нравилась, но так как, в сущности, я не просил ничего необыкновенного и не было причины меня прогнать в шею, он, наконец, сказал, насупив брови:

- Хорошо, если тебе необходимо видеть молодую мисс, то я тебя провожу до дома. Но если ты мне солгал, то тебе, голубчик, не поздоровится.

И он пошел рядом со мною до Пепфор-гауза, пристально следя за каждым моим движением. Войдя в людскую, он послал сказать мисс Гвенлиане, что какай-то человек желает ее видеть по важному делу, и я стал дожидаться, пока меня позовут наверх.

Теперь, когда давно желанная минута свидания настала, меня объял неописанный страх; я не знал, что ей сказать, не знал, как взглянуть ей в глаза. Но вот дверь отворилась и она вошла в комнату.

Я сразу увидел, что она меня не узнала, и хотя, во всю дорогу, я только и желал этого, но теперь слова замерли у меня на устах и мне стало еще страшнее. Конечно, я очень изменился с того времени, как она меня видела в последний раз, и не могла же она постоянно думать обо мне, как я об ней. Я совершенно забыл это маленькое различие между нами и сердце у меня болезненно сжалось при мысли, что она меня не узнала. Что же касается до нея, то прекрасные карие её глаза блестели так же, как в ту минуту, когда я остановил её экипаж на Киллейской дороге и я всегда узнал бы ее, хотя она выросла и похорошела. Она была очень бледна и грустна в своем черном траурном платье и на щеках её виднелись следы недавних слез; но она, повидимому, не хотела этого обнаруживать и, взглянув поспешно на меня при входе в комнату, опустила голову.

- Вы желаете меня видеть? спросила она своим прежним добродушным голосом, который для меня был прелестнее всякой музыки.

- Да, мисс, отвечал я заикаясь: - я, желаю...

Голос мой оборвался. Я забыл все, что хотел ей сказать и мысли путались в голове моей. Она терпеливо ждала, пока я я оправлюсь от своего смущения.

- Неужели вы меня не узнали, мисс? пробормотал я, наконец, сам не зная, что говорил.

Она подняла свои глаза и посмотрела на меня пристально.

- Нет, отвечала она: - но голос ваш мне знаком и я, вероятно, вас припомню, если вы мне скажете ваше имя и откуда вы.

Я до того отупел, что счел необходимым ответить на её вопрос:

- Я Эван Вильямс из Верхняго Киллея и пришел, чтобы...

Она вздрогнула и отскочила от меня.

общого.

Она повернулась и хотела уйти. Но как мог я отпустить ее, не сказав ей того, для чего я пришел. Я бросился к ней и схватил ее за платье, умоляя выслушать меня. Но она подумала, что я хочу прибегнуть к насилию и закричала во все горло. В туже минуту в дверях появились лесник и лакей.

Отчаяние теперь развязало мне язык.

- Я не знал, что это он, когда выстрелил, воскликнул я, но слова мои были заглушены криками лесника и лакея, которые оттащили меня от мисс Гвенлианы.

Она их не разслышала и ей показалось, что я ей угрожаю. Поэтому, она произнесла грустным тоном:

- Так вы хотели поступить со мною так же, как с моим бедным отцом. О, Эван! Я этого от вас не ожидала!

Тут на сцену явилась мисс Элизабета Тюдор.

- Гвенлиана! Гвендиана! воскликнула она: - где ты? Не бойся, голубушка; но, говорят, злодей Эван Вильямс бродит вокруг дома...

Она вдруг умолкла, увидав меня среди двух слуг.

- Боже мой, неужели это он? прибавила она, и когда мисс Гвенлиана в ответ кивнула головой, то продолжала: - что он тут делал? Пойдем отсюда поскорее, а то он, пожалуй, убьет и нас. Какой он ужасный негодяй! Но Провидение устраивает все к лучшему! Мы спасены, хотя все-таки лучше уйдем. Чарльс! воскликнула она, обращаясь к лакею: - держите его крепче, полиция сейчас явится. Не бойся, милая Гвенлиана, продолжала она, снова повертываясь к молодой девушке: - какой-то человек, знавший злодея, увидел его недавно в парке и предупредил о том полицию. Она ищет его повсюду и тотчас придет сюда. Этот человек поступил очень любезно, послав за полицией и я его, конечно, вознагражу за это.

(Вероятно, старая дева забыла среди своего волнения, что была предложена награда за мою поимку и, конечно, желание заработать круглую сумму денег, а не сделать ей любезность, руководило доносчиком).

- Нельзя ли узнать, зачем он сюда явился, продолжала с неудержимой быстротой мисс Элизабет: - но я убеждена, что он хотел поджечь дом и убить всех. По счастью, он не успел в своем намерении. Ты видишь, Провидение, устраивает все к лучшему. Ты помнишь, Гвенлиана, как я всегда тебя предупреждала против него. Я с первого раза видела, что из него хорошого ничего не выйдет, да как и могло выйти, когда он не хотел учиться катехизису, не был крещен, никогда не ходил в церковь и... и... Вон прошел мимо окна полисмэн. Да, сто раз повторю, что Провидение все устраивает к лучшему.

Она поспешно отворила окно и позвала полисмэна. Потом ушла из комнаты вместе своей племянницей, а я остался в руках слуг и полиции.

Я был до того поражен всем случившимся, что находился в совершенном оцепенении и почти не заметил, когда полицейские надели мне колодки на руки. Я был словно во сне и видел страшный кошмар, не имея силы проснуться.

Итак, я даром пожертвовал возможностью спасти себя бегством. Я вернулся в среду своих врагов только для того, чтобы очиститься в глазах мисс Гвенлианы, и вот что из этого вышло. Она не слышала моих слов и вообразила, что я хотел убить ее! Она ушла с этой мыслью и я никогда ее более не увижу. Я был арестован и, конечно, меня повесят. Тяжелая была моя судьба, очень тяжелая.

Еслиб она только слышала мои слова и простила меня, то мне не было бы так тяжело. Но теперь я должен был умереть на виселице, и она никогда не узнает правды.

Без сомнения, это была не её вина, и я мог сердиться только на свою глупость и на свое нервное разстройство. Какой я был дурак! Но теперь этому уже нельзя было помочь! Последния слова мисс Элизабет Тюдор: "Провидение все устроивает к лучшему", звенели в моих ушах. Сотни раз повторял я себе эти слова, и как-то тупо, безсознательно стал размышлять, справедливы ли они.

Действительно ли Провидение все устроивает? Конечно, не я и не мои друзья устроивали мою судьбу, потому что ничего не случилось так, как я надеялся или желал. Быть может, все это случалось именно так, а не иначе, потому что, как уверяла старая дева, Провидение все устроивает. Но, значит. Провидение не друг мне. Провидение! Что значило это слово? И что имело против меня Провидение? Но самое утешительное было то, что Провидение, доведя меня до виселицы, уже теряло всякую власть на меня. Этим все кончалось. А было совершенно ясно, что Провидение желало моей погибели и нарочно устроило так, что мисс Гвенлиана меня возненавидела, и что меня повесят. Но Провидение было сильнее меня, следовательно, напрасно было ворчать на него и лучше было бы думать о чем либо другом.

Но думать о чем либо другом, в то время, было для меня невозможно и я повторял снова и снова: Провидение устроивает все к лучшему. Неужели было к лучшему, что я убил сквайра Тюдора, что мисс Гвенлиана меня ненавидела и что меня повесят? Для кого же это было к лучшему? Не для меня, не для старого сквайра и не для его дочери. Так это было, вероятно, к лучшему для самого Провидения. Иначе бы не говорили, что Провидение устроивает все к лучшему.

Эти слова не выходили из моей головы и под такт их я шагал по дороге из Пепфора в Сванси, под присмотром полиции. Каждому слову соответствовал шаг и, хотя я старался переменить несколько раз темп и сбиться с такта, но слова были сильнее меня и заставляли мои шаги сообразоваться с ними.

Очутившись в тюрьме, и запертый в одиночную келию, я думал, что эти страшные слова оставят меня в покое. Но нет. Извне, в корридоре, находились большие стенные часы и их мерные удары повторяли упорно, безостановочно: "Провидение устроивает все к лучшему".

слов мисс Элизабеты. Наступила ночь и я жаждал сна: так изнемог я нравственно и физически. Но я не мог заснуть, пока проклятые часы повторяли эти роковые слова. Я горел, как в огне и бешено метался на кровати. Вдруг мне вошло в голову, что еслиб я стал говорить эти слова в слух, то заглушил бы часы. Я сделал опыт, но тогда, к величайшему моему ужасу, я не мог остановиться и должен был громко произносить эти слова в такт ударов маятника. Я уже не думал более об их смысле, а механически произносил их, желая только одного, поскорее кончить этот урок и отдохнуть.

Но тщетно жаждал я отдыха. Я не мог остановиться и сознал это. Пока часы продолжали идти и мой язык должен был шевелиться, произнося все теже слова. Лежа говорить без устали было тяжело и, чтоб не задохнуться, я сел, и в этом положении всю ночь безостановочно повторял, вытаращив глаза и не останавливаясь ни на минуту: "Провидение... устроивает... все... к... лучшему".

Наконец, мрачные часы ночи исчезли и разсвело. Но свет не освободил меня от ужасной работы; судьба моя была решена и я сознавал что никогда не перестану произносить эти слова, если кто-нибудь не убьет часы и не помилует меня. Отчего же никто не хотел надо мною сжалиться? Ведь я просил не многого, а эта милость дозволила бы мне умереть и успокоиться. Я так устал, так умаялся от этой работы и, однако, она не могла кончиться без вмешательства какого-нибудь доброго человека.

и чаще, а вместе с ними и я должен был все быстрее и быстрее произносить свои слова, чтоб не отстать от часов. Это было ужасно трудно и я едва не сходил с ума.

Когда первые лучи солнца проникли в мою келью, я увидал, почему часы так быстро бежали. Сквозь стену теперь ясно были видны часы, стоявшие в корридоре и на них две сороки каркали без умолка в такт маятника. Я нетолько видел внешность часов, но их внутренность. Одним из колес был Смит, с бледным, окровавленным лицом, как я его видел на земле в Фервуде, и он бежал все вокруг, спасаясь от другого колеса. Этим другим колесом был Гью Риз, который гонялся за Смитом, стараясь нанести ему удар. Чем быстрее бежало колесо Смита, тем быстрее следовало за ним колесо Гью, и теперь было ясно, почему удары маятника были так часты. Оба колеса казались такими смешными, что я громко бы захохотал, еслиб имел на это время. Я не мог перевести дыхания, так быстро надо было повторять мои слова.

"Провидение устроивает все к лучшему".

И мы все повторяли эти слова, не останавливаясь ни на минуту и все скорее, скорее, потому что Смит и Гью бежали ужасно скоро, а это заставляло сорок, часы и меня выбиваться из сил, чтоб поспеть за ними.