Последний кумир
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Последний кумир

А. ДОДЭ.

Амбруа, 60 летъ.

Гертруда, его жена, 30--35 летъ.

Почтальонъ.

Где ты будешь пить кофе: здесь, или въ моей комнате?

Здесь, мой другъ, у окна. (Встаетъ. Гертруда переставляетъ столъ, на которомъ завтракали, къ стене, между входною дверью и каминомъ). Я самъ подкачу мое кресло къ окну - не безпокойся! (Подкатываетъ кресло и садится). Тутъ... на солнышке - что можетъ быть лучше? Это будетъ не кофе, а - какъ говоритъ Леопольдъ - настоящiй нектаръ боговъ.

(Ставя чашку кофе на подоконникъ). Да... но я боюсь, чтобы у тебя не заболела голова; ничто такъ не действуетъ и голову, какъ кофе съ ромомъ...

тебя въ раздаче милостыни нищимъ при выходе изъ церкви. Успокойся, моя милая, я обещаю тебе закрыть глаза, когда ты будешь щедро оделять всехъ.

А я вотъ за это обещаю тебе не быть сегодня очень щедрой.

Кстати, Гертруда! Когда же, наконецъ, намъ возвратятъ портретъ Леопольда?

(Смущенная). Портретъ Леопольда?.. Это...

(Продолжая свою речь). Вотъ уже четыре месяца прошло, какъ ты отправила его въ Туръ, чтобъ переменили рамку, въ чемъ, кажется, не было никакой надобности, и между темъ...

Ну какъ не было надобности, когда все дерево потрескалось, местами сгнило совсемъ, просто ужасъ что такое! (Переноситъ сахарницу съ камина на подоконникъ).

Во всякомъ случае, четыре месяца слишкомъ достаточно, чтобы сделать рамку для портрета величиною въ несколько дюймовъ. Мне кажется, что еслибы моя Гертруда захотела бытъ откровенной со мною, то она наверное призналась бы мне, что не очень-то дорожитъ портретомъ неблагодарнаго ветренника и не очень-то заботится получить его обратно. Пожалуйста, не трудись оправдываться! По моему, подобное чувство въ тебе даже весьма натурально. Поведенiе Леопольда вполне допускаетъ и оправдываетъ твою непрiязнь и невниманiе къ нему. (Встаетъ). Человекъ, котораго я любилъ какъ брата, или, скорее - какъ сына, считалъ за истиннаго моего друга, который жилъ у насъ, какъ въ родной ему семье и... вдругъ! - хорошъ, нечего сказать!.. Вдругъ, въ одинъ прекрасный день оказывается просто какимъ-то грубымъ животнымъ - внезапно уезжаетъ куда-то къ черту, въ Одессу!.. Пришелъ, снялъ шляпу, отдалъ поклонъ, протянулъ руку на прощанье и - былъ таковъ!.. И за темъ этотъ братъ, сынъ, дорогой другъ мой забываетъ даже о моемъ существованiи... Прошло уже восемь летъ со дня его отъезда, но я помню этотъ день, какъ будто это было вчера. Вотъ сюда, именно въ эту комнату Леопольдъ пришелъ объявить мне о своемъ отъезде и сказать последнее "прости". У меня тогда не хватило силъ подняться съ кресла и спросить его, почему онъ покидаетъ насъ. Меня такъ поразило его внезапное решенiе, что въ груди у меня сперлось дыханiе и я не могъ выговорить слова...

(Подходя къ мужу, который во время монолога перешелъ къ письменному столу).

(Переходя на право). Нетъ, Гертруда, ничего!.. И не то вовсе меня огорчило, что ты думаешь!.. Если ты меня и видела на другой день отъезда Леопольда со слезами на глазахъ, то поверь - что я плакалъ не о друге, покинувшемъ меня, но объ утраченной во мне вере въ дружбу, въ это святое чувство, котораго вдругъ у меня не стало. (Садится).

(Сильно тронутая). О, бедный мой Амбруа!..

Что делать, Гертруда?.. Тяжело разочаровываться; но особенности - въ мои годы!.. Каждый изъ насъ имеетъ здесь (показывая на лобъ) свой храмъ, где набожно хранитъ свои святыни - надежды и привязанности... все оне царятъ тамъ на своихъ пьедесталахъ. Съ этими кумирами мы идемъ до пути нашей жизни, балансируя подобно разнощикамъ скульптурныхъ изделiй, которые ходятъ по улицамъ нагруженные слепками съ головы до ногъ... Увы! Простаго булыжника подъ ноги, неосторожнаго толчка прохожаго достаточно для того, чтобъ разбить въ дребезги всю его ношу. Редко случается, чтобы бедный разнощикъ донесъ до дому въ целости свой товаръ: но еще реже приходимъ мы - люди къ закату нашей жизни, соединивъ все свои кумиры!.. Гертруда, другъ мой! Загляни сюда въ этотъ старый черепъ... въ настоящую минуту онъ раззоренъ и опустелъ - изъ всехъ моихъ прежнихъ святынь, которыми красилась жизнь моя, осталась только одна твердой и непоколебленной среди всехъ испытанiй жизни... Эта святыня, этотъ непоколебимо стоящiй кумиръ - ты, Гертруда!.. Да, да... Тебе нечего краснеть, моя дорогая, и отворачиваться.

А что же ты свой кофе забылъ?

Мой кофе!.. кофе... Буду его пить, буду сейчасъ, злая женщина. (Кладетъ сахаръ въ чайникъ}. Не моя вина, что сегодня пришелся день воспоминанiй. Вотъ только что сейчасъ, когда ты услуживала мне, во всехъ твоихъ движенiяхъ, въ самой манере наливать кофе я увиделъ столько предупредительности, вниманiя и искренней заботливости обо мне, что сердце мое переполнилось невыразимою благодарностiю... И ужъ, если пошло на откровенность - признаюсь тебе - я уронилъ за завтракомъ не одну слезу въ мой компотъ, который конечно никому не скажетъ объ этомъ.

Положилъ ты сахару въ кофе?

Сейчасъ положу. (Идетъ и кладетъ сахаръ въ чашку). Решительно, Гертруда, нужно написать къ столяру въ Туръ, чтобы намъ поскорее прислали портретъ. (Садится къ окну).

(Надевая шляпку передъ зеркаломъ). Хорошо мой другъ, я напишу...

Ведь только онъ одинъ и былъ моимъ товарищемъ въ эти скучныя воскресенья когда ты все свое время отдаешь приходу; смотря на портретъ, я какъ-бы беседовалъ съ нимъ о прошломъ. (Кладетъ еще сахару въ чашку). При томъ, Гертруда, говоря по совести, мы должны позаботиться о портрете если не для себя, такъ для родныхъ и знакомыхъ Леопольда. Ты помнишь, какъ онъ былъ любезенъ и добръ ко всемъ знавшимъ его и, на оборотъ - какъ все его любили? (встаетъ). Помнишь, какой онъ былъ веселый, какъ онъ шутилъ, смеялся и острилъ надъ всемъ и - какъ умно острилъ!...

Да... даже черезъ-чуръ...

(Поправляя мантилiю на Гертруде). Что-жъ, въ этомъ ничего нетъ дурнаго. Впрочемъ, сказать правду, ты никогда не могла сочувственно относится къ остроумiю Леопольда. Его пылкая, страстная натура не вызывала въ тебе никакого отклика и ты отвечала ему всегда невозмутимымъ спокойствiемъ. (Кладетъ въ чашку сахару).

Это будетъ уже десятый кусокъ сахара, положенный тобой въ кофе. {Беретъ сахарницу и запираетъ въ буфетъ, отъ котораго ключъ прячетъ въ карманъ).

О, какъ я однако сталъ разсеянъ!... (Садится). Гертруда, другъ мой, ты была бы милейшей женщиною въ мiре, если бы отказалась хоть разъ сегодня отъ обедни... А? Что ты на это скажешь? Мы бы прелестно провели время. Сейчасъ бы засели за зеленый столъ и въ веселой беседе, вызваемой воспоминанiями, развлекаясь пикетомъ, не заметили, какъ пролетело бы время до обеда!... Ну, что скажешь?..

Какъ Амбруа?... Не ходить сегодня въ церковь?..

Вотъ, еслибы былъ Леопольдъ съ вами - какъ бы славно онъ подтрунилъ надъ тобою! Тебе порядочно таки доставалось отъ него въ былое время за твою набожность... Впрочемъ, дорогая моя, ты не подумай, что я упрекаю тебя въ ней... нетъ, напротивъ! Ты оказываешь мне слишкомъ много вниманiя и заботъ, чтобы я имелъ право упрекнуть тебя въ чемъ нибудь... Ну иди же, или въ церковь, мой милый фанатикъ!..

Если тебе угодно, я могу сегодня не ходить въ церковь.

О нетъ! иди, иди. Въ мои лета ко всему легко привыкнуть и если ты пожертвуешь для меня сегодня церковной службой, то пожалуй мне захочется и въ другой разъ, чтобы ты сидела со мною... Нетъ! Лучше дай-ка мне газету, я сяду съ ней у окна и въ промежуткахъ чтенiя буду смотреть на народъ, идущiй въ церковь, буду наслаждаться звуками органа и поющихъ и мысленно съ вами присутствовать при богослуженiи, а во время проповеди, когда воцарится тишина, я тоже успокоюсь и... (делаетъ видъ что засыпаетъ).

Ну, хорошо... я ухожу. (Беретъ со стола молитвенникъ).

Въ самомъ деле, тебе давно пора... Ну иди же, иди, а то бедные ждутъ не дождутся тебя. Вонъ слепой съ своей собакой уже несколько разъ оборачивался къ нашему дому въ ожиданiи тебя... ну, до свиданiя!... (Гертруда уходитъ; ее проводилъ до дверей Амбруа).

(Идя на авансцену). Взаменъ всехъ съ ея стороны заботъ и ласкъ, доходящихъ до самопожертвованiя, я уделяю ей только три часа свободы по воскресеньямъ. Поистине немного, и было бы даже жестоко лишать ее этого удовольствiя. (Садится; смотритъ съ окно). Вотъ она переходитъ площадь... какъ въ ея походке, во всехъ ея прiемахъ видна честная женщина... не знаю, но отъ всего ея существа веетъ целомудрiемъ и непорочностiю. Вотъ женщины и дети окружаютъ ее и, наперерывъ другъ передъ другомъ, шлютъ ей приветствiя: "здраствуйте Гертруда! Идите молиться за вашего стараго Амбруа, чтобы Господь даровалъ ему долгiе дни?..." (Беретъ газету и читаетъ). Что это у меня сердце бьется сегодня?... Какое то непонятное волненiе во мне?... Ужъ не предчувствiе ли это чего нибудь, что должно случиться со мною?... Впрочемъ что я говорю!... Въ мои лета разве можетъ еще что нибудь случиться!... Можетъ случиться одно - прiедетъ Леопольдъ Гертруда права, - кофе черезъ-чуръ сладокъ... Который часъ теперь?... Половина перваго... Еще более полчаса ожидать ее... (Звуки органа) Что, если я пойду ей на встречу... это будетъ сюрпризъ... (слушаетъ). Впрочемъ, времени у меня еще довольно - кажется, поютъ еще только третiй псаломъ!.. (Усаживается съ удобствомъ на кресле). Я какъ будто вижу ее отсюда: она въ углу темной капеллы, позади всехъ, стоитъ преклонивъ колена около своего краснаго стула и тихо шепчетъ молитву. (Откидывается на спинку кресла и опускаетъ газету на колена). Не знаю... Отъ того ли, что скучна газета... или просто я слабъ... но только сонъ совсемъ одолеваетъ меня... (Мало по малу засыпаетъ. Звуки органа смолкли. Стукъ въ окно заставляетъ Амбруа вздрогнуть и открытъ глаза). А!... Кто тамъ?... Что случилось?.. (встаетъ).

(За сценой). Господинъ Амбруа!

Ба!.. Да это почталiонъ - нашъ почтенный папа Ансельмъ! (Кладетъ газету и отворяетъ окно).

Ахъ, въ самомъ деле? Ведь сегодня почтовый день - очень радъ! Но прежде всего позвольте узнать, какъ вы поживаете Ансельмъ? Что ваши ноги? Какъ вы ихъ теперь чувствуете?

О!... Ногами своими я вполне доволенъ, а вотъ глаза, г. Амбруа, что-то плохи стали...

Это потому, что вы сами плоше стали, старина.... хе, хе, хе!...

А правда ведь, ей-Богу правда!... Вы все такой-же шутникъ, г. Амбруа, такой же веселый - какъ 25 летъ назадъ.

А это оттого, что я каждый день веселюсь, т. е. упражняюсь въ веселости, вотъ также, какъ вы упражняете ваши ноги... А ведь ужъ известная истина, что отъ движенiя ничего въ механизме не ржавеетъ. (Амбруа беретъ чашку съ окна и ставитъ на буфетъ).

Въ особенности, когда механизмъ смазывается такимъ прекраснымъ мокко, приготовленнымъ и налитымъ прекрасными ручками очаровательной г-жи Амбруа... Вотъ она - тамъ одна изъ техъ, которыя действительно никогда не стареются: ни на одинъ волосокъ не изменилась за эти 20 летъ!...

(Вынимая свою табакерку.) Не угодно ли?

О, съ удовольствiемъ! Это очень полезно для моихъ глазъ.

(Оглядывая вокругъ себя). У меня есть другое лекарство, которое лучше поможеть вашимъ глазамъ.

(Лакомо улыбаясь). Охъ, ужъ вы шутникъ, г. Амбруа!...

Эхъ, старина! Какъ будто я не знаю, каково целый-то день бегать по улицамъ, въ особенности - въ первые весеннiе дни. Ноги требуютъ непременно подкрепленiя, а для этого случая у меня имеется старый ромъ. Какъ выпьешь стаканчикъ, такъ ноги сами и побегутъ.

Благодарю васъ, г. Амбруа!

(Подходя къ буфету въ замешательстве.) Вечно эта Гертруда уйдетъ въ церковь и заберетъ съ собою все ключи... (быстро). У васъ есть что-то для меня - вы сказали, Ансельмъ? (Идетъ къ окну).

Да, да, г. Амбруа! Вотъ - какъ сами видите - довольно объемистый пакетъ... И изъ-далека-таки! Въ конторе говорятъ, что тутъ картина.

(Беретъ пакетъ) (Идетъ въ письменному столу, кладетъ пакетъ). Я сiю минуту заплачу вамъ, г. Ансельмъ. (Хочетъ отворить ящикъ въ столе). Ну, это изъ рукъ вонъ что такое!... И столъ мой запертъ! Жена съ моей кассой и ромомъ въ церкви... Право, это начинаетъ сердить меня!...

Не безпокойтесь г. Амбруа... Я пойду лучше теперь прогуляюсь на ферму Азероль - полчаса пути отсюда, - а на возвратномъ пути заверну къ вамъ.

И отлично, старина! Заходите черезъ часъ. Одинъ и тотъ-же ключъ открываетъ кассу и откупориваетъ ромъ, - следов. вы за одинъ разъ убьете 2-хъ зайцевъ (Подошелъ къ окну).

(Смеясь) Непременно, непременно, г. Амбруа!.. Такой-же... точь въ точь, какъ 20 летъ назадъ... (Убираетъ свою голову со сцены изъ окна и удаляется).

(Затворивъ окно, идетъ къ письменному столу где лежитъ пакетъ). Ну вотъ и вернулся мой Леопольдъ! Скорей его на старое место, принадлежащее ему по праву. Однакоже прочно увязали его... А да вотъ ножъ. (Беретъ съ буфета ножъ). Никогда я не виделъ ничего такъ заботливо упакованнымъ. (Вынимаетъ портретъ завернутый съ бумагу, а ящичекъ въ которомъ онъ былъ ставитъ на каминъ). Ну, прежде всего побеседуемъ, мой другъ, съ тобою. (Разсматриваетъ портретъ). Странно!.. Удивительно!.. Никто, кажется, и не дотрогиваяся до портрета: рамка осталась таже самая. (Садясь у письменнаго стола). Стоило-же такъ долго держать портретъ и лишатъ нашу столовую лучшаго ея украшенiя. Ну, объ этомъ пусть Гертруда объяснится съ своимъ столяромъ; а что до меня, такъ я радъ, что снова обрелъ для себя собеседника на воскресенья. Теперь, когда Гертруда будетъ уходить въ церковь - я уже не буду въ одиночестве... Но можетъ быть въ этомъ ящике я найду что нибудь, что разъяснитъ мне... (Подошелъ къ камину, где ящикъ) Ба... да тутъ даже два письма!.. (Садится опять къ письменному столу). Посмотримъ чтобы такое это было?... Что!... "Г-ну Леопольду, въ Одессу?.." а на другомъ: "Г-же Амбруа, близь Тура!.." Почеркъ не знакомый... Неужели моя жена посылала портретъ въ Одессу?.. Вероятно, какая-нибудь шутка... Посмотримъ. (Распечатываетъ одно письмо и читаетъ). "Г-же Амбруа, близъ Тура. - Милостивая государыня! Нашъ хозяинъ, г. Ширяевъ и я имеемъ честь препроводить къ вамъ обратно портретъ г. Леопольда и ваше письмо, которое было ему прислано..." Что это за поступокъ со стороны Гертруды?.. Неужели она изъ непрiязни къ нему отослала ему его портретъ да еще при письме?.. О, я узнаю ее!... (Читаетъ) "Когда ваша посылка дошла до насъ, г. Леопольда не было въ живыхъ уже 2 месяца..." Возможно-ли?... Мое предчувствiе не обмануло меня! Сегодня должно было что нибудь случиться и... вотъ!... Леопольдъ умеръ на чужбине... вдали отъ всехъ близкихъ... Несчастный мой другъ!... (Утираетъ слезу). (Читаетъ) "...уже 2 месяца. Это обстоятельство должно вамъ объяснить, что мы, какъ душеприказчики покойнаго, обязаны были вскрыть пакетъ, присланный вами и распечатать ваше письмо, чтобы знать куда отослать то и другое. Примите, милостивая государыня, уверенiе въ нашемъ глубокомъ уваженiи и вполне расчитывайте на нашу скромность и молчанiе. Душеприказчики Леопольда - Ширяевъ и Дмитрiевъ." - Что хотятъ сказать эти чудаки своею скромностiю и молчанiемъ?.. Можетъ быть эти слова - обычная фраза, употребляемая русскими и ничего не значущая, какъ и все другiя... Мой Леопольдъ, котораго возврата я ожидалъ каждый день... думалъ, что вотъ онъ явится когда-нибудь опять предо мною съ раскаянiемъ въ сердце и съ целымъ коробомъ новыхъ разсказовъ... умеръ... (Пауза. Беретъ машинально письмо жены). Посмотримъ, что писала ему Гертруда?... (Медленно развертываетъ письмо и протираетъ глаза), "Благодарю васъ, Леопольдъ, за ваше честно сдержанное слово, благодарю за ваше мужество насъ покинуть, благодарю - за ваше молчанiе!" Да... такъ, да... Нетъ сомненiя - это почеркъ Гертруды... это она писала. Но что за чепуху она писала ему? Благодаритъ его за то, что онъ уехалъ, за то что не отвечалъ мне на мои письма!... Удивительно!.. "Съ того дня, когда я собралась съ силами, чтобы удалять васъ отъ себя и прервать преступную связь, соединявшую насъ..." Боже милосердый!... Откуда на меня обрушивается горе?... Да нетъ... нетъ... Я не такъ должно быть прочелъ... (Встаетъ и уходитъ). Нетъ, ничего подобнаго не могло случиться... это невозможно... Вотъ придетъ Гертруда и объяснитъ мне все въ двухъ словахъ... (Беретъ письмо и читаетъ). "Вы спросите, быть мажетъ, зачемъ я пишу вамъ сегодня, после восьмилетнихъ разлуки и молчанiя?... Посылка, сопровождающая эта письмо, вполне объяснитъ вамъ все. Эта посылка - вашъ портретъ, Леопольдъ. Да, портретъ, на которомъ взоръ вашъ преследуетъ меня всегда и всюду, одно присутствiе котораго въ моемъ доме наполняетъ мою душу безконечными страданiемъ и упреками..." Это... правда!... (Падаетъ въ кресло. Пауза. Читаетъ). "Прощайте, Леопольдъ, прощайте навсегда!... Наша разлука - для насъ достойное возмездiе - причинила въ то же время страданiя ни въ чемъ неповинному, честному и благородной души человеку, котораго мы обманывали въ продолженiе трехъ летъ..." (Медленно подымаетъ голову). И такъ... въ продолженiи трехъ летъ... на этомъ самомъ месте, въ этомъ и въ томъ углу... повсюду окружали меня ложь и измена... Пили изъ моего стакана... ели мой хлебъ... спали подъ моею кровлей!... Итакъ, все мои прошлыя радости, все воспоминанiя о быломъ счастiи... все это отравлено... уничтожено... и вся жизнь моя разбита навсегда!... О, зачемъ я такъ долго живу на свете? Зачемъ я позволялъ окружать себя попеченiями и заботами?! Но теперь.... я найду еще въ себе силы избавиться отъ нихъ... (встаетъ) убежать изъ этого проклятаго дома и не видеть более всей его обстановки, которая мне вдругъ стала ненавистной!... (Опускается съ кресло и рыдаетъ, схвативъ себя за голову). Однако нужно торопиться уйти отсюда, пока она, не вернулась... Но... есть-ли у меня силы?... Что делать, Боже?... Я слышу голосъ, который говоритъ мне: ведь все это было давно и целыхъ 8 летъ уже прошло после преступленiя... Изъ двухъ виновныхъ - одинъ умеръ, другая - примирилась и съ Богомъ и съ совестью! Почему-же ты, старикъ, будешь суровее этихъ трехъ страшныхъ судей; Бога, совести и смерти?... Брось-же портретъ, сожги письма, предай все забвенiю, покажи видъ, что ничего не знаешь и сохрани на веки тайну въ твоей истерзанной груди!.. Нетъ! Замолчи лживый, лукавый голосъ!.... Я - не безплотный духъ, не ангелъ, а человекъ... и я долженъ отомстить!... Побегу на площадь, дождусь ея выхода изъ церкви и тамъ, предъ всемъ народомъ, потребую у нея отчета въ ея преступленiи!... (Ходитъ въ сильномъ волненiи по сцене; подходитъ къ зеркалу, останавливается передъ нимъ.) Уймись, несчастный 60-летнiй Отелло!... Твои слезы, твой справедливый гневъ, твои страданiя - нигде, ни въ комъ не встретятъ сочувствiя... и вызовутъ у всехъ только одно сожаленiе и, пожалуй, улыбку... Такъ молчи-же, глупецъ! Молчи старикъ, молчи!.. Если же тебе придетъ нужда непременно поделиться съ кемъ-нибудь горемъ, то ты найдешь достойнаго твоимъ страданiямъ повереннаго - друга.... это смерть!... Она приметъ молча твое горе и успокоить тебя навсегда... (Къ концу монолога подошелъ къ письменному столу; селъ въ кресло, облокотясь на письма и сжавъ руками голову).

(Быстро входитъ, веселая и оживленная, снимаетъ съ себя шляпку и мантилью и кладетъ ихъ на стулъ подле буфета). Вотъ и я! Не дождалась даже конца проповеди, чтобы поскорее къ тебе вернуться... Но Амбруа!... Что съ тобою?... Что такое случилось? Ты страдаешь? (Она подходитъ къ нему. Амбруа поднимаетъ тихо голову, указываетъ ей рукою на портретъ. Гертруда подавляетъ въ себе крикъ). Какъ?... Я не понимаю... Это возвращенiе портрета такъ огорчило тебя?... (Амбруа, молча отодвигаетъ локти и подвигаетъ ей письма. Гертруда узнаетъ свои письма). Мое письмо!?... (Падаетъ на колена). Мое письмо!... Пощадите!...

(Встаетъ и стоитъ опершись на столъ.) Вы нанесли мне тяжелый ударъ, Гертруда! Подобныя потрясенiя не проходитъ безследно въ такiе годы, какъ мои...

Нетъ!... Вы не страдали столько въ продолженiи восьми летъ, сколько я выстрадалъ сейчасъ въ эти десять минутъ!... Одна моя слеза стоитъ всехъ вашихъ...

Господи! Что мне сказать вамъ?... Что делать?... Какъ доказать вамъ?...

(Подымаетъ съ коленъ Гертруду, которая беретъ его за руку.) Что доказать мне?! То, что вы несли крестъ раскаянiя въ продолженiи восьми летъ?! Но знаете-ли вы, что великая тяжесть вашего раскаянiя напоминаетъ мне только о громадности вашей вины... и неужели вы думаете, что все ваши слезы, въ которыя я хотелъ бы верить...

О!...

(Сурово). Въ которыя я хотелъ-бы верить... Неужели вы думаете, что слезы всего мiра могутъ заживить рану, нанесенную вами въ моемъ сердце? Слезы поддерживаютъ язвы, а не заживляютъ ихъ.

О, какъ-бы я желала умереть!

Умереть?.. Вы желали-бы умереть?.. Нетъ, напротивъ! Не умирать вамъ нужно, а жить, чтобы искупить себя... Подойдите ко мне!.. (Подаетъ ей стулъ возле себя).

Нетъ, я не смею... мое место у нотъ вашихъ. (Хочетъ стать на колена).

Ваше место тамъ, где я указалъ. Здесь - я одинъ судья вашъ и знаю, какое место вы заслужили. (Гертруда садится). Мне о многомъ нужно разспросить васъ...

Вамъ известно все, Амбруа... я ничего не могу прибавить... Изъ состраданiя во мне, прошу васъ, не заставляйте меня говорить объ этомъ.

Напротивъ, будемъ говорить объ этомъ, или я задохнусь, если буду молчать... Подождите. (Встаетъ, беретъ портретъ, ставитъ около себя на столе, садится). Передо мною вамъ ничего не стоитъ солгать, но передъ нимъ вы, можетъ быть, этого не посмеете.

(Съ негодованiемъ) Амбруа!... (тише). Простите, я забыла, что вы имеете право говорить со мною подобнымъ образомъ...

Вотъ уже 15 летъ, какъ мы обвенчаны... Изъ этихъ 15 летъ - три года вы провели, обманывая меня... три года лжи и лицемерiя...

Амбруа!.. (покорно)

(После молчанiя) Когда онъ уехалъ отсюда, вы очень страдали?.. да?..

Да... а много страдала...

Вы его тогда еще любили?

Да.

А онъ когда уезжалъ отсюда... онъ уже не любилъ васъ больше?...

О, также, какъ всегда!

Онъ любилъ васъ, вы - его... вы обожали другъ друга, - зачемъ же вы разстались?..

Мне тяжело... мне стыдно было... постоянно лгать и обманывать...

Но вы не любили меня, а любили другаго... почему же въ вашей страсти къ нему не достало мужества? Почему вы не решились прямо взять за руку вашего любовника и не сказать ему: пойдемъ отсюда! - это все таки было бы не такъ безчестно.

Ахъ, да! Я и забылъ, что у васъ доброе сердце!... Обманываютъ, обворовываютъ, убиваютъ людей, но не хотятъ причинить имъ огорченiй - ужасны эти добрыя сердца!..

Слушать его... какое наказанiе!...

Однакожъ, еслибы вы тогда же уехали - это было-бы самое лучшее для меня. Одиннадцать летъ прошло съ техъ поръ и этихъ 11 летъ было бы довольно, чтобы осушитъ мои слезы... Предположимъ даже, что вашъ отъездъ нанесъ бы мне смертельный ударъ, то и въ этомъ ни было-бы ничего ужаснаго: согласитесь, что моя смерть освободила бы всехъ отъ страданiй и - прежде всего - меня самого.

Амбруа, умоляю васъ пощадите меня! Каждое ваше слово отзывается въ моемъ сердце, какъ раскаленное железо... и - по вашему бледному лицу, по дрожащему голосу я вижу какъ сильно вы страдаете!.. Какое-же удовольствiе вы находите говорить о подобныхъ вещахъ... Зачемъ погружаться въ грустное прошлое? Выслушайте меня... Я сделаю все, что вы пожелаете, все!.. Я буду вашей служанкой, еще более покорной и преданной, чемъ теперь и посвящу вамъ однимъ жизнь мою... Но только изъ состраданiя ко мне, не мучайте меня...

(Взявъ въ руки письмо) Вы желаете знать, что содержится въ этомъ письме и по какому случаю портретъ вамъ возвращенъ?.. (быстро) Я вамъ скажу это. (Ходитъ по комнате).

Не говорите мне ничего, Амбруа - я ничего не хочу знать.

Нетъ, нужно, чтобы вы узнали, что случилось съ человекомъ, котораго вы любили!

Действительно?.. Господь далъ вамъ эту силу?.. Уверены ли вы въ этомъ? Смотрите мне прямо въ глаза, Гертруда... Дайте мне вашу руку... Уверены ли вы въ томъ - повторяю - что вы более его не любите?

Да!.. Я уверена въ этомъ.

Читайте!.. (Даетъ ей письмо. Она читаетъ. Молчанiе). Ваша рука дрожитъ... вы бледнеете... вы его еще любите! (Отталкиваетъ отъ себя ея руку, которую держалъ).

(Подавляетъ въ себе крикъ и говоритъ совсемъ тихо). Вотъ уже восемь летъ, какъ онъ умеръ для меня.

О, низкая обманщица!.. Катъ подло прежде обманывала мужа, татъ теперь отречется отъ своего любовника!..

Довольно, Амбруа! Прошу васъ... не будьте жестоки... не презирайте меня... Вы имеете право убить меня, но не мучить подобными пытками...

Васъ убить?.. Зачемъ?.. Чтобы соединить васъ съ вашимъ любовникомъ?.. Нетъ! Это было бы для васъ великимъ счастiемъ, между темъ какъ я остался бы завсегда одинокимъ... нетъ!.. (Садится къ письменному столу). (Пауза). О! Когда я только подумаю (смотря на портретъ), что это ты - мой Леопольдъ - обманывалъ меня... насмехался надо мною... ты, проклятый, испортилъ всю жизнь мою... я не въ силахъ сдержать ненависти и... вотъ тебе!.. (Въ изступленiи схватываетъ ножъ и поражаетъ имъ портретъ).

(Желая ею остановить). Амбруа! Что вы делаете?.. Придите въ себя!

(Уходя). Не подходите... оставьте меня!.. Вы внушаете мне ужасъ! (Идетъ къ двери).

Амбруа!.. Амбруа!.. Куда вы?.. (Идетъ за нимъ).

Какое вамъ дело до меня, до моей жизни!.. Я ухожу и запрещаю вамъ следовать за мною!.. Навсегда покидаю этотъ домъ, которымъ гнушаюсь теперь... я ухожу и проклинаю васъ!!... (Отталкиваетъ отъ себя Гертруду и уходитъ въ глубину, шумно захлопнувши дверь).

(Бежитъ за мужемъ, но останавливается передъ запертою дверью). Амбруа! Амбруа!.. Это невозможно! Меня нельзя такъ покидать... (Возвращаясь на авансцену. Одна). Я вся дрожу... Мне стыдно смотреть на светъ Божiй!.. Одинъ исходъ... одно спасенiе - умереть... да! Я должна умереть! (Закрываетъ лице руками, рыдаетъ и опускается на стулъ съ права. Пауза). Я полагала, что уже все прошлое предано забвенiю и мой грехъ уже искупленъ... Я думала, что полжизни слезъ и раскаянiя довольно, чтобы снять съ меня вину мою... какъ вдругъ, после восьмилетняго горя мое прошлое не умолимо возстаетъ предо мною и... все рушится вокругъ меня!.. Тамъ умираетъ любимый человекъ, а я не смею плакать... Здесь - проклинаютъ его и мне остается только преклонить голову... (Смотря на портретъ). Бедный, дорогой мой!.. Ты причина моихъ страданiй... (Встаетъ). Зачемъ я отослала его къ нему? Потому что его присутствiе здесь было вечнымъ мне упрекомъ... Но почему же эти упреки не принять было мне, какъ наказанiе за мою вину?.. Оттого, что его присутствiе безпрестанно стесняло мои чувства и я сама предъ собою была вечно виновной женщиной съ краскою стыда на лице, съ опущенными глазами передъ честнымъ человекомъ... Я пожелала быть свободной въ своемъ доме - отослала его... и что же?.. Онъ снова возвращается на старое место и возвращается для того, чтобы быть изувеченнымъ предо мною... Прости мне, Боже! (Посылаетъ портрету поцелуй). Этотъ поцелуй мой - прощальный! (Встаетъ). А теперь - идемъ!.. Мое место не здесь... не Амбруа долженъ покинуть этотъ домъ, а я... Осъ ушелъ, чтобы не выгонять меня... Онъ слабъ и не могъ далеко уйти; я догоню его и скажу ему... (Направляется къ двери и останавливается, увидевъ Амбруа).

О, Амбруа! благодарю надъ за ваше возвращенiе, - вы пришли сказать мне ваше последнее "прося!" (Амбруа печально качаетъ головой). Нетъ! Не отрицайте, Амбруа - позвольте мне думать, что ваше благородное сердце внушило вамъ эту мысль... и выслушайте меня... Я знаю, мое присутствiе здесь будетъ тяготить васъ... Гертруда отныне стала для васъ постылой... Но... вы все-таки - прошу васъ - протяните ей вашу руку и позвольте несчастной женщине покинуть это жилище, въ которомъ она не имеетъ права жить... Она скроетъ себя где-нибудь въ святой обители, вдали отъ людей и тамъ - предъ Милосердымъ Богомъ искупить вину свою... Окажите же мне милость, Амбруа - протяните мне руку и скажите последнее "прости!"

Намъ не зачемъ съ вами прощаться.

Амбруа!.. Возможно ли?!...

(Тихо). Слушайте. Въ ту минуту, когда я выбежалъ отсюда, я далъ себе клятву никогда не возвращаться и никогда более не встречаться съ вами... Я очутился на площади... Народъ въ это время выходилъ изъ церкви. Въ одну минуту я былъ окруженъ толпою... Все удивились увидавъ меня одного, безъ васъ... здоровались... дети дергали меня за полы моего платья и со всехъ сторонъ кричали мне: "Здравствуйте крестный!.. Какъ поживаете г. Амбруа?.. Не больны ли вы?.." Тутъ подошла ко мне жена мэра и спросила: "Ужъ не захворала ли г-жа Амбруа? Не случилось ли чего съ нею?" Въ следъ на всю раздалось со всехъ сторонъ: "Идите, идите домой, г. Амбруа! Не безпокойтесь! Мы сходимъ за докторомъ и пришлемъ вамъ его!" Взволнованный, не находя ничего въ голове для ответа, я что-то лепеталъ про себя и краснелъ при одной мысли, что сердце мое можетъ изменить мне...

Боже!..

Успокойтесь! Я собралъ все силы, чтобы улыбнуться и сказалъ этимъ добрымъ людямъ, что со мною решительно ничего не случилось, а что дело очень просто: вы забыли ваши четки въ церкви и я, какъ кавалеръ, хочу вамъ оказать любезность - сходить за ними самъ и принести вамъ ихъ... Мое объясненiе, повидимому, удовлетворило всехъ, но я обязанъ былъ выдержать роль до конца и пойти въ церковь, куда - какъ вамъ известно - я давно не заглядывалъ... Я вошелъ... Безмолвiе и тишина, царившiе въ храме, вместе съ его прохладою успокоительно подействовали на меня... Я пробрался въ уголъ капеллы и... я шелъ машинально... тамъ - вы знаете где - между кропильницей и исповедальней, случайно остановился около маленькаго стула, покрытаго краснымъ бархатомъ... Сначала я не узналъ его... но мне вдругъ бросилась въ глаза надпись на немъ - ваше имя... Маленькiй стулъ представлялся мне въ ту минуту такимъ одинокимъ, скромнымъ и "Въ продолженiи восьми летъ я была свидетельницей, какъ она каждое утро и вечеръ погружала свои пальцы въ мою раковину"... Исповедальня говорила: "Амбруа! Богъ простилъ ее!.." Я почувствовалъ, какъ невольно сгибаются мои колена.. я преклонилъ ихъ... сталъ молиться... горячо молился... плакалъ и... и вотъ - вернулся сюда!..

Благодарю васъ!.. (Хочетъ подойти къ нему).

(Останавливаетъ ее движенiемъ руки). Не меня благодарите... Теперь, Гертруда, дайте мне эти письма - единственное доказательство вашей вины. (Она подаетъ ему; онъ разрываетъ ихъ). И этихъ доказательствъ больше не существуетъ!..

Значитъ... вы все забываете?..

Все прощаю... Я тоже тутъ виноватъ - я былъ слишкомъ старъ для васъ, Гертруда.

Вы снова будете моимъ другомъ... маленькiй красный стулъ въ храме не будетъ одинокимъ и отныне я буду всегда сопровождать васъ въ церковь... Думаю, что подобныя прогулки будутъ приносить мне пользу... Что вы на это скажете, Гертруда?... Вы не отвеаете?... А... понимаю!i... (Идетъ къ портрету).

(Падаетъ передъ нимъ на колена и целуетъ въ руку)

(За окномъ).

(Поспешно). Встаньте!... Тяжелый сонъ прошелъ...

Г. Амбруа!

(Оканчивая мысль). Начинается новая жизнь!...

(Просовывая голову въ окно). Это я Амбруа!!.. Ба-ба!... Что-же это мне сейчасъ - разсказывали, что будто г-жа Амбруа больна... а она здоровее и прекраснее, чемъ когда-либо...

рома. Выдай-ка ему, Гертруда, то и другое вместе. (Тихо переходитъ на авансцену налево. Гертруда подходитъ къ буфету и наливаетъ стаканъ рома).

Что за удовольствiе услуживать такимъ господамъ, какъ вы г. Амбруа! Я-бы не прочь каждый день приносить вамъ подобныя посылки!...

Правда, г. Амбруа... дорого: всего 12 франковъ 50 сантимовъ (Гертруда подошла къ нему съ ромомъ), не считая стакана рома, хе-хе! Но что делать! Ужъ верно каждому на роду написано хоть разъ въ жизни да получитъ такую посылку изъ какой нибудь Одессы. За ваше здоровье г. и г-жа Амбруа! За продолженiе нашей счастливой жизни!... (Пьетъ).

(Въ полголоса, мужу.) (Почталiону, отдавая деньги). Благодарю васъ, папа Ансельмъ, благодарю!...

(На авансцене, у письменнаго стола; всторону).