Кровавое пятно
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Кровавое пятно

А. Конанъ-Дойль.

Исторiей о красномъ шнурке я намеревался закончить рядъ разсказовъ о подвигахъ моею друга Шерлока Гольмса. Таково было мое намеренiе. Объяснялось оно не недостаткомъ матерiала, - о недостатке не можетъ быть и речи: у меня есть целая груда ненапечатанныхъ еще делъ, которыя разследовалъ мой другъ. Равнымъ образомъ и читатели продолжаютъ попрежнему интересоваться подвигами знаменитаго криминолога.

Если я собирался прекратить эпопею о Гольмсе, то меня побуждала къ этому совершенно другая причина. Дело въ томъ, что самъ Гольмсъ не желаетъ, чтобы я теперь знакомилъ публику съ его деятельностью. Пока онъ занимался разследованiемъ преступленiй, ему было прiятно видеть мои разсказы въ печати. Теперь же онъ покинулъ Лондонъ и свое любимое дело и живетъ на собственной ферме въ Суссексе. Онъ страшно увлекся пчеловодствомъ, весь ушелъ въ него, и слава стала ему ненавистна. Онъ не разъ предъявлялъ ко мне настоятельныя требованiя, чтобы я прекратилъ печатанiе его подвиговъ. И мне насилу удалось добиться у него разрешенiя напечатать предлагаемый теперь вниманiю читателей разсказъ.

Гольмсъ долго со мной не соглашался, но я напомнилъ ему его собственныя слова, некогда сказанныя имъ. Онъ сказалъ, что позволитъ мне опубликовать эту исторiю только тогда, когда действующiя лица, сойдутъ со сцены. Время теперь настало. Кроме того, нужно закончить этой исторiей серiю разсказовъ потому, что это выдающаяся исторiя, имеющая международный характеръ. Хотя со времени описаннаго мною событiя и прошло уже много дней, но я все-таки долженъ быть тактичнымъ. О многихъ подробностяхъ я умалчиваю, по весьма понятнымъ для читателя причинамъ.

Случилось это не скажу въ какомъ году, но осенью, во вторникъ. Въ нашей скромной квартире на Бейкеровской улице появились двое лицъ, пользующихся европейской известностью. Одннь изъ этихъ господъ имелъ суровую внешность. Носъ у него былъ крючковатый, глаза орлиныя, выраженiе глазъ повелительное. Это быль ни кто иной, какъ знаменитый лордъ Беллингеръ, бывшiй дважды министромъ-президентомъ. Его спутникъ, брюнетъ съ бритымъ лицомъ, изящный, красивый и еще довольно молодой, былъ тоже не последнимъ человекомъ въ Англiи. Это былъ Трелонэй-Гоппъ, министръ иностранныхъ делъ. Гоппа считали восходящей звездой британской политики.

Наши гости сели рядомъ на маленькомъ диванчике. По ихъ измученнымъ и безпокойнымъ лицамъ было видно, что они пришли къ намъ по важному делу. Министръ-президентъ тонкими, нервными руками сжималъ ручку изъ слоновой кости у зонтика. Его худое, аскетическое лицо угрюмо глядело то на Гольмса, то на меня. Министръ иностранныхъ делъ одной рукой дергалъ себя за усъ, а другой конвульсивно перебиралъ брелоки на часовой цепочке. Первымъ заговорилъ онъ.

- Пропажу я обнаружилъ, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ, сегодня въ восемь часовъ и сейчасъ же уведомилъ объ этомъ министра-президента. И по его совету мы отправились къ вамъ.

- А въ полицiю вы дали знать объ этомъ?

- О нетъ, сэръ! - быстро и решительно воскликнулъ министръ-президентъ. - Полицiи мы ничего не сообщали и, конечно, ничего не сообщимъ. Уведомить полицiю, это значить предать дело гласности, а этого-то мы хотимъ избежать.

- Но почему же, сэръ?..

- Потому, что пропавшiй документъ имеетъ громадное значенiе. Опубликованiе этого документа можетъ легко повести - я такъ предполагаю, по крайней мере - къ серьезнейшимъ осложненiямъ международнаго характера. Я не преувеличу, если скажу, что отъ опубликованiя этого документа зависитъ дело европейскаго мира. Розыски должны вестись въ величайшей тайне. А если тайна не можетъ быть соблюдена, то лучше совсемъ не производить розысковъ. Люди, похитившiе это письмо, и похитили-то его за темъ, чтобы объявить по всеуслышанiе его содержанiе.

- Сделать это очень нетрудно, мистеръ Гольмсъ. Письмо - да, это было письмо отъ одного иностраннаго государя - было получено несколько дней тому назадъ. Это письмо было настолько важно, что я не оставлялъ его на ночь въ несгораемомъ шкапу въ зданiи министерства, а увозилъ его къ себе домой въ Уайтголъ-Террасъ. Ночью я хранилъ письмо въ запертой шкатулке въ своей спальне. Прошлою ночью письмо было еще тамъ, въ этомъ я уверенъ. Одеваясь къ обеду, и нарочно отперъ шкатулку и видела., что документъ лежитъ тамъ. Но утромъ письмо исчезло. Шкатулка стояла всю ночь на туалетномъ столе возле зеркала. Сплю я чутко; жена моя также спитъ чутко. Оба мы готовы принести присягу въ томъ, что никто къ намъ въ спальню не входилъ. И, однако, сэръ, письмо пропало!

- Въ которомъ часу вы обедали?

- Въ половине восьмого.

- А когда вы легли спать?

- Жена моя уезжала въ театръ, я дожидался ее. Спать мы легли въ половине одиннадцатаго.

- Такимъ образомъ, въ теченiе четырехъ часовъ шкатулку никто не охранялъ?

- Да, но только въ спальню никому не позволяется входить, кроме горничной и моего камердинера. Оба они надежные люди, служатъ у насъ давно, и мы имъ доверяемъ. Къ тому же, почемъ они могли знать, что въ шкатулке хранится важный документъ?

- Но кто же зналъ о существованiи этого письма?

- Решительно никто.

- Но ваша жена-то, конечно, знала?

- О нетъ, сэръ! - я сказалъ жене про письмо только сегодня утромъ, после того какъ оно исчезло.

Министръ-президентъ одобрительно кивнулъ головой.

- Я давно зналъ, сэръ, - сказалъ онъ, что вы серьезно относитесь къ вашимъ обязанностямъ. Вы, сэръ, совершенно правы: важныя государственныя тайны нельзя сообщать даже самымъ близкимъ своимъ родственникамъ.

Министръ иностранныхъ делъ поклонился и сказалъ:

- Я считаю, что заслужилъ эту похвалу. Жене я не говорилъ ни полслова.

- Ну, а догадываться она могла о существованiи письма?

- Ни подъ какимъ видомъ, да и никто не могъ догадываться, мистеръ Гольмсъ.

- Но кто же въ Англiи зналъ о существованiи этого письма?

- Вчера о письме было сообщено всемъ членамъ кабинета. Но ведь вы знаете, какой тайной окружены заседанiя кабинета министровъ. А вчера министръ-президентъ спецiально предупредилъ министровъ, что они должны сохранить эту тайну.

- Боже мой, Боже мой! И только подумать, что это письмо пропало!

На одинъ только моментъ обнаружился его характеръ: страстный, порывистый, чувствительный. Но онъ быстро овладелъ собой, на лице снова появилась прежняя аристократическая маска, и онъ мягкимъ голосомъ продолжалъ:

- Кроме членовъ кабинета, о существованiи письма знаютъ только двое или трое департаментскихъ чиновниковъ. Кроме же этихъ лицъ, никто въ Англiи ничего не слыхалъ о немъ.

- Ну, а за границей?

- За границей, разумеется, никто о немъ не знаетъ, кроме разве того, кто его написалъ. Я уверенъ даже, что его министры... я хотелъ сказать, что это письмо было отправлено неофицiальнымъ порядкомъ.

Гольмсъ подумалъ немного и сказалъ:

- Ну, а теперь, сэръ, я желалъ бы знать, что это за документъ, и почему его исчезновенiе можетъ повести къ такимъ важнымъ последствiямъ?

Министры быстро переглянулись; густыя брови президента нахмурились.

- Мистеръ Гольмсъ, - сказалъ онъ, - конвертъ письма былъ длинный, узкiй, светло-голубого цвета. На конверте печати изъ краснаго сургуча, на которыхъ изображенъ лежащiй левъ. Адресъ написанъ крупнымъ, смелымъ почеркомъ.

- Эти подробности, - прервалъ Гольмсъ, - несомненно, очень важны и существенны. Но я не о нихъ васъ спрашивалъ. Я желалъ бы знать содержанiе письма.

- Это государственная тайна величайшей важности, и я, къ сожаленiю, не могу ею съ вами поделиться. Да къ этому, кажется, не представляется необходимости. Мне сказали, что вы обладаете необычайными талантами въ деле розыска. Если это правда, то вы разыщете описываемый мною конвертъ съ содержащимся въ немъ письмомъ. Правительство сумеетъ васъ отблагодарить. Вы получите такое вознагражденiе, какое вамъ будетъ угодно назначить самимъ.

Шерлокъ Гольмсъ, улыбаясь, всталъ.

- Вы, господа, - сказалъ онъ, - принадлежите къ числу самыхъ занятыхъ людей въ стране. Но и я тоже не располагаю досугомъ. У меня очень много дела. Крайне сожалею, что не могу быть полезнымъ въ этомъ деле, продолжать этотъ разговоръ, по-моему, безполезно. Это будетъ напрасная трата времени.

Министръ-президентъ вскочилъ съ дивана. Въ его глубоко сидящихъ голубыхъ глазахъ загорелся гневный огонекъ.

- Я не привыкъ, сэръ, - началъ было онъ, но сразу же овладелъ собою и снова селъ на диванъ.

Съ минуту, или более мы все сидели и молчали, а затемъ старый государственный деятель пожала, плечами и произнесъ:

- Что же, мы должны подчиниться вашимъ условiямъ, мистеръ Гольмсъ. Неблагоразумно, если мы будемъ требовать отъ васъ помощи, а сами не станемъ доверяться вамъ.

- Я совершенно согласенъ съ вами, сэръ, - сказалъ молодой министръ.

Лордъ Беллингеръ продолжалъ:

эта тайна разгласится.

- Вы можете намъ вполне довериться,- сказалъ Шерлокъ Гольмсъ.

- Письмо это получено отъ одного иностраннаго государя, - сказалъ премьеръ, - этому государю не понравилось территорiальное прiобретенiе, сделанное нами въ одной колонiи. Онъ написалъ это письмо лично, подъ влiянiемъ порыва и не посоветовавшись со своими министрами. Мы наводили справки, - министры ничего не знаютъ. И написано письмо очень неудачно. Некоторыя фразы имеютъ характеръ вызова. Если это письмо будетъ опубликовано, общественное мненiе Англiи взволнуется, страшно взволнуется, сэръ... Едва ли я преувеличиваю, утверждая, что обнародованiе этого письма, можетъ втянуть насъ въ очень непрiятную войну.

Гольмсъ написалъ какое-то слово на листке бумаги и показалъ его министру-президенту.

- Совершенно верно. Письмо писалъ онъ. Письмо это, сэръ, можетъ потребовать траты тысячъ миллiоновъ и гибели сотенъ тысячъ человеческихъ жизней. И вотъ это-то письмо и пропало столь загадочнымъ образомъ.

- Уведомили ли вы о пропаже автора письма?

- Да, сэръ, я послалъ шифрованную телеграмму.

- Но, можетъ быть, онъ самъ хочетъ, чтобы это письмо было опубликовано.

- О, нетъ! мы имеетъ серьезныя основанiя предполагать, что онъ раскаивается въ своемъ поступке! Онъ видитъ самъ, что поступилъ необдуманно. Какъ для него, такъ и для насъ открытiе тайны ровно непрiятно.

- Но кому же въ такомъ случае можетъ понадобиться опубликованiе этого письма? Ведь его и украли, конечно, чтобы опубликовать?

- Здесь, мистеръ Гольмсъ, мы переходимъ въ область тонкостей международной политики. Взгляните на взаимныя отношенiя державъ, и вы безъ труда поймете мотивъ преступленiя. Европа представляетъ вооруженный лагерь. Два союза равной силы стоятъ другъ противъ друга. Великобританiя поддерживаетъ нейтралитетъ. Представьте себе, что Великобританiя вовлечена въ войну съ одной изъ этихъ политическихъ комбинацiй. Этимъ самымъ другая комбинацiя получаетъ преобладанiе. Вы меня понимаете?

- Понимаю очень хорошо. Противники автора письма похитили этотъ документъ для того, чтобы его поссорить съ Англiей?

- Совершенно верно.

- И кому могло быть доставлено это письмо?

- Конечно, правительству, въ интересахъ котораго действовалъ воръ, въ то время, какъ мы съ нами тутъ разговариваемъ, письмо, наверное, несется на океанскомъ пароходе по назначенiю.

Трелонэй-Гоппъ опустилъ голову и громко простоналъ. Министръ-президентъ положилъ ему на плечо руку.

- Что делать, дорогой мой, съ вами случилось несчастiе! Осуждать васъ никто не будетъ. Вы приняли все меры предосторожности... Итакъ, мистеръ Гольмсъ, я сообщилъ вамъ все факты. Что вы намъ посоветуете?

Гольмсъ печально покачалъ головой.

- Вы сказали, сэръ, что война неизбежна, если это письмо будетъ опубликовано?

- Да, я такъ думаю.

- О, это очень жестоко, мистеръ Гольмсъ!

- Но разследуйте сами, факты, сэръ. Немыслимо предположить, чтобы письмо было похищено после половины одиннадцатаго вечера, въ то время, какъ мистеръ Трелонэй-Гоппъ уже находился въ спальне. Стало-быть, письмо было похищено вчера между половиной седьмого и половиной одиннадцатаго, ближе къ половице седьмого. Похититель отлично зналъ, где лежитъ письмо, и постарался захватить его какъ можно скорее. Итакъ, вотъ когда быль захваченъ, сэръ, этотъ важный документъ. Где онъ можетъ находиться теперь? У похитителя? Конечно, нетъ! Похититель передалъ немедленно же письмо темъ, кому оно было нужно. Какъ же мы можемъ овладеть этимъ письмомъ? Никакъ. Оно вне нашего влiянiя.

Министръ президентъ всталъ съ диванчика.

- Ваша логика неумолима, мистеръ Гольмсъ. Теперь я и самъ вижу, что дело потеряно, - сказалъ онъ.

- Предположимъ, - продолжалъ Гольмсъ, что письмо было похищено лакеемъ или горничной.

- Но они оба старые и испытанные слуги.

- Изъ вашего разсказа я понялъ, что спальня ваша находится во второмъ этаже. Пробраться съ улицы въ нее невозможно. Стало-быть, воръ проникъ въ нее изнутри. Письмо взялъ кто-нибудь изъ домашнихъ. Теперь спрашивается, кому отдалъ воръ похищенное письмо? Разумеется, какому-нибудь международному шпiону. Эту компанiю я знаю. Главныхъ шпiоновъ въ этомъ роде въ Лондоне есть трое. Съ нихъ я начну свои розыски. Если кто-нибудь изъ этихъ господъ окажется отсутствующимъ, то мы будемъ знать, куда делось письмо.

- Но, позвольте, съ какой стати шпiонъ исчезнетъ? - воскликнулъ Трелонэй Гоппъ, - онъ просто снесетъ письмо въ посольство, здесь же въ Лондоне, а затемъ вернется домой.

- Не думаю; эти шпiоны работаютъ самостоятельно, и съ посольствами у нихъ всегда натянутыя отношенiя.

Первый министръ кивнулъ головой въ знакъ согласiя.

- Вы правы, мистеръ Гольмсъ. Конечно, воръ долженъ отвезти собственноручно этотъ драгоценный документъ по назначенiю. Вы придумали прекраснейшiй планъ действiй. Намъ, Гоппъ, пора ехать. Положимъ, несчастiе очень велико, но изъ-за него нельзя забывать о другихъ обязанностяхъ. Надеюсь, мистеръ Гольмсъ, вы уведомите насъ немедленно, если вамъ удастся узнать что-нибудь важное.

И государственные деятели, важно раскланявшись, удалились.

Гольмсъ закурилъ трубку и погрузился въ глубокую задумчивость. Я развернулъ утреннюю газету и погрузился въ чтенiе. Все газеты только и говорили, что о сенсацiонномъ преступленiи, совершенномъ накануне ночью.

Гольмсъ вдругъ издалъ громкое восклицанiе и, вскочивъ съ кресла, положилъ трубку на каминъ.

- Да, здесь есть только одинъ путь! - сказалъ онъ. - Положенiе отчаянное, но не безнадежное. Только бы выяснить личность похитителя, а что касается самаго письма, то есть прочныя основанiя предполагать, что онъ не успелъ передать его кому следуетъ. Въ конце концовъ, весь вопросъ, когда имеемъ дело съ этимъ народомъ, въ деньгахъ, а у меня въ распоряженiи все британское казначейство. Если письмо можно купить, я его куплю... даже въ томъ случае, если бы для этого пришлось увеличить на пенсъ подоходный налогъ. Можетъ быть, шпiонъ и держитъ-то письмо при себе потому, что ожидаетъ покупателей. Но у кого можетъ находиться это письмо? Въ Лондоне имеются только три человека, способные на такое смелое предпрiятiе. Это - Оберштейнъ, Ларотьеръ и Эдуардъ Лукасъ. Я повидаю ихъ всехъ.

Я заглянулъ въ газету и спросилъ:

- Это тотъ Эдуардъ Лукасъ, который живетъ на Годольфинской улице?

- Да.

- Ну, такъ вы его не увидите.

- Почему не увижу?

Мой прiятель такъ часто меня изумлялъ за время нашего съ нимъ знакомства, что я искренно порадовался, увидавъ, какъ сильно изумило его мое сообщенiе. Онъ долго гляделъ на меня въ полночь недоуменiи, а затемъ вырвалъ у меня изъ рукъ газету.

Гольмсъ началъ быстро пробегать отчетъ, который я передъ этимъ читалъ. Въ заголовке значились напечатанныя жирнымъ шрифтомъ слова:

"Убiйство въ Вестминстере.

Вчера ночью, на Годольфинской улице, въ доме No 16, совершено таинственное убiйство. Преступленiе совершено въ старинномъ, выстроенномъ более ста летъ тому назадъ доме, на тихой улице между рекой и аббатствомъ, почти совсемъ рядомъ съ зданiемъ парламента. Небольшое аристократическое зданiе это было нанято несколько леть тому назадъ мистеромъ Эдуардомъ Лукасомъ, имя, котораго хорошо известно въ обществе Лондона. Мистеръ Эдуардъ Лукасъ былъ очаровательнымъ въ обхожденiи человекомъ; кроме того, онъ былъ известенъ какъ любитель пенiя и обладалъ чуднымъ теноромъ. Мистеру Лукасу было 34 года, онъ не былъ женатъ. Прислуга его состояла изъ немолодой домоправительницы, мистриссъ Принглъ, и лакея Миттора. Первая уходила изъ квартиры рано и ночевала въ верхнемъ этаже дома. Лакей же былъ въ роковую ночь въ Гаммерсмите, въ гостяхъ у прiятеля. Съ десяти часовъ вечера мистеръ Лукасъ оставался въ доме одинъ. Что именно произошло въ это время - пока невыяснено, но въ четверть двенадцатаго полицейскiй констебль Герстъ, проходя по Годольфинской улице, увиделъ, что входная дверь дома No 16 отворена настежь. Онъ позвонилъ, но ответа никакого не получилось. Констебль, видя, что передняя освещена, вошелъ въ корридорчикъ и снова позвонилъ. Ответа опятъ не получилось. Тогда онъ отворилъ дверь и вошелъ. Въ комнате господствовалъ полный безпорядокъ, мебель оказалась сдвинутой въ одну кучу, а одинъ изъ стульевъ лежалъ опрокинутый посредине помещенiя. Около стула, сжимая въ руке его ножку, лежалъ несчастный хозяинъ квартиры. Мистеръ Эдуардъ Лукасъ былъ пораженъ ножемъ или кинжаломъ прямо въ сердце и умеръ, надо полагать, мгновенно. Затемъ выяснилось, что Лукасъ былъ убить изогнутымъ индiйскимъ кинжаломъ, украшавшимъ вместе съ другимъ стариннымъ оружiемъ стены комнаты. Кинжалъ былъ найденъ лежащимъ на полу и въ крови. Насколько можно полагать, убiйство совершено не съ целью грабежа, въ комнате было много ценныхъ вещей, и все оне остались нетронутыми. Мистера Эдуарда Лукаса знали и любили многiе, и известiе объ его несчастной смерти будетъ встречено людьми съ искреннимъ сожаленiемъ".

- Ну, что вы скажете по этому поводу, Ватсонъ? - спросилъ Гольмсъ после длинной паузы.

- Это - удивительное совпаденiе.

- Совпаденiе! Да ведь это - одинъ изъ трехъ людей во всемъ Лондоне, которые могли похитить письмо. И вотъ этотъ человекъ умираетъ насильственной смертью какъ разъ въ тотъ вечеръ, когда произошла драма. О, нетъ, все почти данныя говорятъ за то, что это - не совпаденiе. Вы меня не убедите въ противномъ. Дорогой Ватсонъ, эти два событiя находятся въ тесной связи. Они должны быть въ связи. Мы должны уяснить себе эту связь.

- Но теперь все уже узнано офицiальной полицiей.

- Совсемъ нетъ. Офицiальная полицiя знаетъ только то, что произошло на Годольфинской улице. Того же, что случилось въ Уайгголль-Терассе, полицiя не знаеть и знать не можетъ. Только мы знаемъ объ обоихъ событiяхъ и только мы, стало быть, можемъ проследить ту связь, которая между ними существуетъ. Лукаса я, конечно, долженъ подозревать сильнее, чемъ двухъ другихъ. Онъ жилъ въ Вестминстере, на Годольфинской улице, а оттуда всего два шага до Уаитголль-Терасса. Другiе два - Оберштейнъ и Ларотьеръ - живутъ на другомъ конце Вестэнда. Лукасу было легче, чемъ имъ, завязать сношенiя съ прислугой министра иностранныхъ делъ и добыть нужныя сведенiя. Имейте въ виду, Ватсонъ, что совпаденiе обоихъ событiй во времени означаетъ очень многое. Кто, кто это звонить?

Вошла мистриссъ Гудсонъ и подала карточку лэди. Гольмсъ взглянулъ на карточку, подняли брови и подалъ карточку мне.

- Попросите лэди Тильду Трелонэй-Гоппъ пожаловать сюда, - сказала, онъ,

И черезъ мгновенiе наше скромное помещенiе, уже разъ осчастливленное высокими посетителями, было осчастливлено во второй разъ. Въ немъ появилась самая красивая женщина во всемъ Лондоне. Мне и прежде приходилось слышать о необычайной красоте младшей дочери герцога Бельминстера, но ни одно описанiе не могло сравниться съ действительностью. Мне приходилось видеть портреты этой женщины, но они не давали надлежащаго представленiя объ этой грацiи, объ этомъ очарованiи, объ этихъ неподражаемо классическихъ очертанiяхъ фигуры.

Но въ это осеннее утро насъ поразила, не красота нашей посетительницы. Лицо лэди Тильды было бледно и взволнованно; глаза блистали, но этотъ блескъ былъ лихорадочный. Чувственныя губы были крепко сжаты. Очевидно, красавица сдерживала себя изо всехъ силъ.

Во взоре ея былъ ясно виденъ ужасъ, съ моментъ она стояла въ дверяхъ.

- Мой мужъ былъ здесь, мистеръ Гольмсъ?

- Да, сударыня, былъ.

- Мистеръ Гольмсъ, я умоляю васъ не говорить ему о томъ, что я была здесь.

Гольмсъ холодно поклонился и знакомъ руки попросилъ гостью сесть.

- Вы ставите меня, милэди, въ очень щекотливое положенiе. Прошу васъ, сядьте и объясните мне, чемъ я вамъ могу служить, Но, къ сожаленiю, никакихъ обещанiй я вамъ дать впередъ, ничего не зная, не могу.

Это была царственной наружности женщина - высокая, грацiозная, женственная.

- Мистеръ Гольмсъ, заговорила лэди Тильда, - я буду съ вами вполне откровенна. Я надеюсь, что и вы мне отплатите темъ же. Между мною и мужемъ господствуетъ полное взаимное доверiе. Единственно, что онъ отъ меня скрываетъ, это политика. Тутъ онъ вечно молчитъ и скрываетъ. Онъ мне ничего но говоритъ о своей политической деятельности. Но вчера я узнала, что у насъ въ доме случилось очень печальное событiе. Пропала какая-то бумага, но какая? Дело касается политики, и поэтому мужъ отказался объяснить мне, въ чемъ дело. Но мне это необходимо, понимаете ли, необходимо знать. Кроме этихъ политиковъ, только вы одинъ знаете, въ чемъ дело. Я васъ умоляю, мистеръ Гольмсъ, объяснить мне, что случилось, и къ какимъ последствiямъ это можетъ повести Скажите мне все, мистеръ Гольмсъ, не скрывайте ничего въ интересахъ вашихъ клiентовъ. Я действую въ интересахъ моего мужа. Если бы онъ только могъ это понять, онъ сказалъ бы мне все самъ. Что это за бумага такая?

- Сударыня, вы требуете отъ меня невозможнаго.

Женщина глубоко вздохнула и закрыла лицо руками.

- Уверяю васъ, сударыня, что вы требуете невозможнаго. Вашъ мужъ не находить нужнымъ посвящать васъ въ эту тайну, какъ же могу это сделать я, его поверенный? Вы даже и требовать отъ меня такой откровенности не имеете права. Спрашивайте объ этомъ у вашего мужа,

- Я его спрашивала и пришла къ вамъ сделать последнюю попытку. Я, къ сожаленiю, не могу говорить определенно, мистеръ Гольмсъ, но вы мне сделали бы большое одолженiе, если бы ответили на одинъ мой вопросъ.

- На какой вопросъ, сударыня?

- Скажите, можетъ ли отъ этой исторiи пострадать политическая карьера моего мужа?

- Да, сударыня, если эта исторiя не будетъ улажена, то могутъ произойти весьма прискорбныя последствiя.

- Ахъ! - воскликнула лэди Тильда и съ трудомъ перевела духъ. У нея былъ такой видъ, точно она разрешила, наконецъ, долго мучившее ее сомненiе.

- Еще одинъ вопросъ, мистеръ Гольмсъ. Узнавъ о пропаже, мой мужъ позволилъ себе одно неосторожное восклицанiе. Я поняла, что потеря этого письма можетъ повести къ непрiятнымъ последствiямъ для всей страны.

- Что же, если онъ вамъ это сказалъ, то и я могу сказать, что это правда.

- Въ чемъ же могутъ заключаться эти непрiятныя последствiя?

- На этотъ вопросъ, сударыня, я опять-таки не могу ответить.

- Ну, въ такомъ случае я более не буду васъ безпокоить. Я на насъ не сержусь, мистеръ Гольмсъ, я понимаю, что вы не могли быть со мною откровеннымъ. Но будьте справедливы и ко мне, не осуждайте меня за то, что я не равнодушна къ непрiятностямъ моего мужа. Еще разъ прошу васъ не говорить ему о томъ, что я у васъ была.

Она остановилась на пороге двери и еще разъ оглянулась на насъ. Опять я увиделъ красивое, взволнованное лицо, испуганные глаза и крепко сжатыя губы.

Затемъ она исчезла.

Гольмсъ слушалъ, какъ по лестнице шуршали, удаляясь, шелковыя юбки, а затемъ, когда наружная дверь, наконецъ, захлопнулась, онъ улыбнулся и, обращаясь ко мне, сказать:

- Ну, Ватсонъ, прекрасный полъ - это по вашему ведомству. Зачемъ это объявилась эта прекрасная лэди? Что ей было нужно?

- Гм... ну, а что вы скажете, Ватсонъ, о внешнемъ ея виде? Вы заметили, какъ она себя держала? Она съ величайшимъ трудомъ сдерживала волненiе. А какъ она вопросы-то задавала! Какая настойчивость! А ведь эта дама принадлежитъ къ касте, которая умеетъ скрывать свои чувства.

- Да, она была очень взволнована.

- Заметьте, что она сразу заявила, что, желая знать правду, она действуетъ въ интересахъ своего мужа. Заявленiе это было сделано замечательно серьезнымъ тономъ. Что она хотела сказать этимъ? А вы заметили ея маневръ? Она нарочно села спиной къ окну. Она не хотела, чтобы я следилъ за выраженiемъ ея лица.

- Да ведь она же села на единственное свободное кресло, стоявшее въ комнате, - попробовалъ возразить я.

- И однако, - продолжалъ Гольмсъ, - мотивы, которыми руководствуются женщины, остаются по большей части необъяснимы. Вспомните-ка ту женщину въ Марготе. Я заподозрелъ ее потому, что она волновалась. И что же потомъ оказалось? Все ея волненiе проистекало отъ того, что она забыла напудрить себе носъ. И вотъ извольте строить теорiи на такой зыбкой почве, какъ женская душа. Иногда, какой-нибудь пустяковый поступокъ женщины указываетъ на серьезнейшiя вещи, въ то время какъ ихъ горе и плачъ ровно ничего не означаютъ. Женщина способна плакать о томъ, что потеряла какую-нибудь шпильку или булавку. До свиданiя, Ватсонъ.

- Какъ? Вы уже уходите?

- Да, я хочу провести утро на Годольфинской улице съ нашими друзьями изъ Скотлэндъ-Ярда. Очевидно, решенiя задачи надо искать въ квартире Эдуарда Лукаса, хотя я теперь и не понимаю, что это все можетъ означать. Ошибочно строить теорiи, не имея въ рукахъ фактовъ. А вы побудьте здесь на-страже, дорогой Ватсонъ. Можетъ-быть, будутъ посетители. Завтракать, вероятно, будемъ вместе.

* * *

Весь этотъ день и два последующихъ Гольмсъ былъ очень молчаливъ. Его недоброжелатели сказали бы, что онъ находится въ кисломъ настроенiи. Онъ все время только и делалъ, что приходилъ и уходилъ. Сидя дома, онъ безпрестанно курилъ, игралъ на скрипке и погружался въ задумчивость. Питался онъ, когда попало, сандвичами и на мои вопросы не отвечалъ. Мне было совершенно очевидно, что дела моего прiятеля идутъ неладно. О деле онъ со мной ничего не говорилъ, и я только изъ газетъ узналъ, о ходе следствiя. Полицiя арестовала лакея Лукаса, Джона Миттона, но затемъ его освободили. Коронеръ призналъ наличность преступленiя, но убiйца такъ и оставался неоткрытымъ. Мотивы преступленiя были также неизвестны. Комната, въ которой имело место убiйство, была переполнена ценными вещами, но ни одна изъ нихъ не была украдена. Бумаги покойнаго также остались нетронутыми. Полицiя очень тщательно изследовала эти бумаги. Изъ этого изследованiя выяснилось, что покойный очень усердно занимался международной политикой и собиралъ всевозможныя политическiя сплетни и слухи. Онъ оказался также замечательнымъ лингвистомъ, ведшимъ огромную переписку. Лукасъ - это опять было видно по бумагамъ - былъ въ отличныхъ отношенiяхъ съ политическими деятелями разныхъ странъ.

Но въ ящикахъ его письменнаго стола не было найдено ничего сенсацiоннаго.

Покойный Эдуардъ Лукасъ былъ знакомъ со многими женщинами. У него были и интриги, но все это было крайне безпорядочно и поверхностно. Друзей среди женщинъ у него не было, не было и прочной привязанности.

Полицiя установила, что покойный велъ регулярную жизнь, поведенiе его было безупречно. За что же его убили?

Это была тайна и, повидимому, неразрешимая.

Какъ уже известно, полицiя арестовала было лакея Джона Миттона, но это было сделано отъ отчаянiя. Надо же было что-нибудь предпринять. Но обвинить этого человека было невозможно. Въ ночь преступленiя онъ былъ у своего прiятеля въ Гаммерсмите. Алиби было налицо. Правда, Миттонъ уехалъ изъ Гаммерсмита рано, настолько рано, что онъ могъ быть въ Вестминстере гораздо ранее, чемъ совершилось убiйство, но обвиненный слуга удовлетворительно выяснилъ эту сторону дела. Во-первыхъ, онъ прошелъ часть пути пешкомъ Вечеръ былъ прекрасный, и онъ хотелъ прогуляться. Въ Вестминстеръ онъ прибылъ въ полночь и былъ пораженъ неожиданной трагедiей. Миттонъ очень любилъ своею хозяина. У него въ чемодане было найдено несколько бритвъ, принадлежавшихъ Лукасу, но оказалось, что эти бритвы онъ получилъ отъ хозяина въ подарокъ. Это показанiе было подтверждено и экономкой.

Миттонъ служилъ у Лукаса три года, но Лукасъ, уезжая въ Европу, никогда не бралъ его съ собою. Иногда Лукасъ жилъ во Францiи по три месяца, но Миттонъ всегда оставался въ Лондоне и охранялъ квартиру на Годольфинской улице.

Что касается экономки, то она въ ночь убiйства никакого шума не слыхала. Если у хозяина былъ кто-нибудь, то, значить, его впустилъ самъ хозяинъ. Вообще, насколько можно было судить по газетнымъ отчетамъ, преступленiе въ теченiе первыхъ трехъ дней оставалось неоткрытымъ. Гольмсъ, можетъ-быть, зналъ больше полицiи, но онъ берегъ свои знанiя при себе.

Гольмсъ сообщилъ мне, что инспекторъ Лестрадъ, ведущiй следствiе, уведомляетъ его о всехъ подробностяхъ. Я понялъ изъ этого, что Гольмсъ внимательно наблюдаетъ за ходомъ дела.

На четвертый день въ газетахъ появилась длинная телеграмма изъ Парижа, объяснявшая тайну.

"Парижская полицiя сделала важное открытiе, - писалъ "Daily Telegraph". - Это открытiе поднимаетъ покрывало, окутывавшее доселе трагическую судьбу мистера Эдуарда Лукаса, погибшаго насильственной смертью въ понедельникъ на Годольфинской улице въ Вестминстере. Наши читатели помнятъ, что покойный джентльменъ былъ найденъ заколотымъ въ своемъ кабинете и что подозренiе пало на слугу, которому, однако, удалось доказать свое alibi. Вчера въ парижскую полицiю явилась прислуга дамы, живущей на небольшой вилле на улице Аустерлицъ и заявила, что эта дама, известная подъ именемъ г-жи Анри-Фурнэ, сошла съ ума. Медицинское изследованiе показало, что г-жа Анри-Фурнэ больна опасной формой манiи. Эта особа во вторникъ вернулась изъ поездки въ Лондонъ, и есть данныя подозревать, что она замешана въ дело въ Вестминстере. Изъ сличенiя фотографическихъ карточекъ выяснилось, что г. Анри-Фурнэ и мистеръ Эдуардъ Лукасъ - одно и то же лицо, и что покойный велъ две жизни въ Париже и Лондоне. Г-жа Фурнэ, по происхожденiю креолка, имеетъ крайне раздражительный характеръ и легко возбуждается. Въ прошломъ она страдала припадками ревности, доводившей ее до неистовства. Предполагаютъ, что въ припадке ревности и совершено преступленiе, взволновавшее весь Лондонъ. До сихъ поръ не выяснено, что делала г-жа Фурнэ въ понедельникъ, но уже теперь известно, что женщина, очень похожая на нее, обращала на себя всеобщее вниманiе въ этотъ день на станцiи Чарингъ-Кроссъ. Было это во вторникъ утромъ, и публика съ любопытствомъ следила за эксцентричнымъ поведенiемъ незнакомки. Можно предполагать, что, совершивъ преступленiе въ припадке внезапнаго безумiя, женщина устрашилась того, что она сделала, и сошла съ ума. Теперь она совершенно не помнить того, что было и даже забыла все свое прошлое. Врачи подаютъ мало надеждъ на ея выздоровленiе. Есть также данныя, что женщина, похожая на госпожу Фурнэ, стояла въ понедельникъ вечеромъ на Годольфинской улице, около квартиры мистера Эдуарда Лукаса".

Гольмсъ завтракалъ, а я читалъ ему вслухъ эту телеграмму. Окончивъ чтенiе, я спросилъ:

Гольмсъ всталъ изъ-за стола и сталъ шагать взадъ и впередъ по комнате.

- Дорогой Ватсонъ, - сказалъ онъ, - вы долготерпеливый человекъ. Въ теченiе этихъ трехъ дней я вамъ ничего не говорилъ и знаете почему? Нечего было говорить. Эта парижская телеграмма тоже ничего не уясняетъ.

- Но дело объ убiйстве Лукаса, выяснено окончательно

- Но это убiйство - только эпизодъ, пустяковый эпизодъ въ сравненiи съ нашей главной задачей. Ведь мы должны, Ватсонъ, найти это письмо и спасти Европу отъ войны. За эти три дня случилось только одно важное событiе, и это важное событiе заключается въ томъ, что за эти три дня ровно ничего не случилось. Я получаю отъ правительства извещенiя почти ежечасно, и изъ этихъ извещенiй видно, что повсюду въ Европе, тишь и гладь, - этого бы спокойствiя не было, если бы письмо дошло по назначенiю. Спрашивается, где же это письмо? У кого оно? Почему его прячутъ? Эти вопросы бьютъ по моему мозгу точно молотки. Неужели же, смерть Лукаса и исчезновенiе письма, - только совпаденiе? Получилъ ли онъ это письмо? Если получилъ, то почему оно не нашлось въ его бумагахъ? Неужели его унесла сумасшедшая жена? Но если такъ, то письмо находится въ Париже, въ ея доме, не такъ ли? Какъ я стану искать тамъ это письмо? Ведь это же сразу возбудитъ подозрительность парижской полицiи!! Это такое дело, Ватсонъ, въ которомъ законъ не на нашей стороне. Все - противъ насъ, и, однако, надо продолжать. Тутъ ведь приходится спасать целую страну. Если я доведу это дело до благополучнаго конца, то я могу считать свою карьеру блестяще законченной. Да, это будетъ мое последнее дело.

Вошла мистриссъ Гудсонъ и подала Гольмсу записку. Онъ пробежалъ ее и воскликнулъ:

- Вотъ такъ разъ! Лестрадъ нашелъ что-то интересное. Надевайте шляпу, Ватсонъ, мы отправимся въ Вестминстеръ вместе.

Место, где произошло преступленiе, я увидалъ въ первый разъ. Это быль высокiй, грязный, съ узкими окнами домъ, построенный топорно, казенно и солидно. Это былъ типичный домъ XVIII столетiя. Изъ одного окна на насъ глядела физiономiя любезно улыбающагося бульдога. Это былъ Лестрадъ. Дверь намъ отворилъ высокаго роста констебль, а Лестрадъ насъ радушно встретилъ въ передней. Мы вошли въ комнату, где было совершено преступленiе. Следовъ происшествiя не оставалось теперь никакихъ, только на ковре виднелось безобразное, неправильныхъ очертанiй пятно.

Коверъ этотъ былъ не великъ и покрывалъ только середину паркетнаго пола. Паркетъ былъ чудный, старинный и состоялъ изъ отполированныхъ четырехугольниковъ. Надъ каминомъ висела очень красивая коллекцiя оружiя. Отсюда-то и былъ взять кинжалъ, послужившiй орудiемъ преступленiя.

Противъ окна стоялъ великолепный письменный столъ. Вся обстановка, - картины, ковры, обои, - свидетельствовала объ изящномъ вкусе, пожалуй, даже объ изнеженности покойнаго владельца.

- Читали телеграмму изъ Парижа? - спросилъ Лестрадъ.

Гольмсъ утвердительно кивнулъ головой.

- Наши французскiе собратья попали въ самую точку, - сказалъ Лестрадъ, - все именно такъ и произошло, какъ они говорятъ. Она позвонилась. Явилась она неожиданно, а иначе онъ ея бы не пустилъ. Это былъ осторожный и мало доступный человекъ. Ну, вотъ онъ и впустилъ ее, нельзя же ведь человека на улице держать. Она ему объявила, что выследила его, наконецъ, стала упрекать, ну, слово за слово, а затемъ она схватила кинжалъ и готово дело. Положимъ, она его ухлопала не сразу. Все стулья оказались сбитыми въ одну кучу, а одинъ стулъ онъ держалъ за ножку, очевидно, отмахивался отъ нея... Да мистеръ Гольмсъ, теперь мне это дело до такой степени ясно, будто я самъ здесь присутствовалъ и былъ свидетелемъ преступленiя.

Гольмсъ поднялъ брови.

- Такъ зачемъ же вы послали за мной?

- О, это совсемъ другое дело. Это - пустячокъ, которымъ вы такъ интересуетесь. Ну, прямо вздоръ, безделица, можно сказать! Къ главному факту это никакого отношенiя не имеетъ.

- Въ чемъ же дело?

- Видите ли, после того, какъ было совершено преступленiе, все вещи въ этой комнате сохранились въ такомъ же порядке, въ какомъ оне были найдены. Тутъ ничего но трогали, все оставалось на своихъ местахъ. Дежурный полицейскiй оставался здесь и ночью и днемъ. Тело похоронили сегодня утромъ, после того, какъ следствiе было объявлено законченнымъ. Мы и решили по этому случаю покопаться хорошенько въ этой комнате. Видите ли вы этотъ коверъ? Онъ не прибить къ полу. Мы подняли этотъ коверъ и нашли...

- Ну? И что же вы нашли?

Лицо у Гольмса вдругъ сделалось тревожнымъ.

- Конечно.

- Ну, и какъ же вы удивитесь, если я вамъ скажу, что на полу подъ пятномъ полъ совершенно чистый. Никакихъ следовъ крови тамъ нетъ.

- Какъ это такъ полъ чистый? Можетъ ли это быть?

- Да, это верно, что этого быть не можетъ, но фактъ остается фактомъ. Полъ чистый.

Онъ приподнялъ кончикъ ковра, и мы увидели, что подъ пятномъ паркетъ былъ совершенно чистъ.

- И, поглядите-ка, кромка ковра вся замазана. Следы крови должны были остаться на полу.

И, видя изумленiе Гольмса, Лестрадъ захихикалъ. Ему было прiятно, что онъ изумилъ знаменитаго криминолога.

- Ну-съ, а теперь я вамъ объясню этотъ феноменъ. На полу есть кровавое пятно, но совсемъ не подъ пятномъ на ковре. Взгляните-ка!

Онъ приподнялъ коверъ съ другой стороны, и, действительно, на беломъ квадрате пола мы увидали большое красное пятно.

- Что вы на это скажете, мистеръ Гольмсъ?

- Что же, это очень просто. Пятно на полу находилось подъ пятномъ на ковре, но потомъ коверъ перевернули. Коврикъ не великъ и это очень легко сделать.

- Офицiальная полицiя, мистеръ Гольмсъ, не нуждается въ такихъ объясненiяхъ. Мы и сами знаемъ, что коверъ былъ перевернутъ. Это ясно, ибо пятна на полу и ковре не совпадаютъ. Я вотъ спрашиваю, кто поднималъ коверъ и зачемъ?

Гольмсъ былъ сухъ и непроницаемъ, но для меня было ясно, что онъ съ трудомъ сдерживаетъ сильное волненiе.

- Послушайте, Лестрадъ, все ли время констебль дежурилъ въ этой комнате? - спросилъ онъ.

- Да, онъ никуда не отлучался.

- Послушайтесь моего совета. Изследуйте это дело хорошенько, но только не допрашивайте констебля при насъ. Если вы происповедуете его наедине, онъ скорее признается. Спросите его, какъ это онъ посмелъ пускать сюда постороннихъ и оставить ихъ здесь безъ присмотра. Вы не спрашивайте его, признаетъ ли онъ себя виновнымъ, а говорите съ нимъ такъ, какъ будто его виновность уже доказана. Скажите ему, что вы знаете о томъ, что въ этой комнате кто-то побывалъ, прижмите его къ углу. Скажите ему, что онъ можетъ заслужить прощенiе только въ томъ случае, если чистосердечно во всемъ покается. Делайте то, что я вамъ говорю.

- Клянусь святымъ Георгiемъ, что я выдавлю изъ него все, что онъ знаетъ! - воскликнулъ Лестрадъ бросился вонъ изъ комнаты, а черезъ минуту изъ дальнихъ комнатъ стали доноситься до насъ звуки его громкаго голоса.

- Живее, Ватсонъ, живее! - воскликнулъ Гольмсъ въ какомъ-то неистовстве.

Въ этомъ возгласе обнаружилась вся демоническая энергiя этого человека, - энергiя, искусно прикрытая видомъ разсеянной небрежности.

Гольмсъ запустилъ туда руку, а затемъ зарычалъ отъ злобы и обиды.

Въ углубленiи ничего не было.

- Живее, Ватсонъ, кладите коверъ на место!

Мы успели закрыть крышку и застлать ковромъ. Голосъ Лестрада послышался въ корридоре. Въ моментъ его появленiя Гольмсъ стоялъ, небрежно прислонясь къ камину, спокойный и скучающiй, едва сдерживая одолевавшую его зевоту.

- Простите, что я васъ задержалъ, мистеръ Гольмсъ. Я и самъ вижу, что вамъ это дело до смерти надоело. Вы правы, онъ во всемъ признался. Пойдите-ка сюда, Макферсонъ. Разскажите этимъ джентльменамъ о вашемъ незаслуживающемъ никакого извиненiя поведенiи.

Высокiй констебль, красный какъ ракъ и выраженiемъ раскаянiя въ лице, вошелъ въ комнату.

- Уверяю васъ, сэръ, что у меня худого и на уме не было. Вчера вечеромъ сюда зашла молодая особа, она сказала, что ошиблась домомъ. Ну, я съ нею малость поговорилъ. Знаете, все одинъ и одинъ сидишь - скука возьметъ.

- И что же было дальше?

- Ну, она интересовалась этимъ деломъ - въ газетахъ про убiйство прочитала. Это очень важная дама была, сэръ, такъ говорила хорошо и складно, я и думалъ поэтому, что ничего худого не выйдетъ, если я пущу ее въ комнату поглядеть. Вошла она въ комнату, увидала кровь на ковре и хлопнулась въ обморокъ. Лежитъ точно мертвая. Я бросился въ кухню за водой, сталъ ее поить, она хоть бы что, тогда я пошелъ на уголъ въ таверну "Тиссовое дерево" за водкой, но покуда я ходилъ барыня пришла въ себя и ушла изъ дому. Ей, наверное, было стыдно своей слабости, и она боялась мне въ лицо взглянуть.

- Ну, а въ какомъ виде былъ после ея ухода коверъ?

- Онъ былъ маленько поизмятъ, сэръ. Она ведь прямо на него упала, а коверъ-то, гвоздями къ полу не прибить. Онъ и поизмя.тся, я его расправилъ.

- Это вамъ урокъ, констебль Макферсонъ! - съ достоинствомъ произнесъ Лестрадъ: - теперь вы видите, что меня нельзя обмануть. Я только взглянулъ на коверъ и сразу увиделъ, что кто-то здесь побывалъ. Счастье для васъ, Макферсонъ, что все здесь благополучно и что эта дама ничего важнаго не унесла, а то бы я показалъ вамъ, где раки зимуютъ... Мне очень жаль, мистеръ Гольмсъ, что я побезпокоилъ насъ по такому пустяковому делу. Я думалъ, что эта петля васъ заинтересуетъ.

- Да, это интересно. А скажите-ка мне, Макферсонъ, эта дама была здесь одинъ разъ?

- Точно такъ сэръ, одинъ разъ.

- А кто она такая?

- Но знаю ея фамилiю, сэръ. Говорила, что занимается перепиской и ищетъ рабочихъ по объявленiю. Ошиблась номеромъ и забрела сюда. Очень красивая дама, сэръ!

- Высокая, красивая?

- Точно такъ сэръ, рослая дама. И красивой ее тоже, пожалуй, можно назвать. Пожалуй, даже и очень красивая. Пришла да и говорить: "констебль, дайте мне взглянуть на комнату". И просила она меня очень ужъ умильно, и отказать ей я помогъ, думалъ, что греха туть не будетъ. Пускай, думалъ, поглядитъ.

- А какъ она была одета?

- Одета она была просто, сэръ, въ длинномъ плаще до самыхъ пять.

- Въ сумерки, сэръ. Когда я шелъ назадъ съ водкой, начали зажигать фонари.

- Очень хорошо, - сказалъ Гольмсъ, - идемъ, Ватсонъ, намъ предстоитъ важное дело.

Мы двинулись въ путь. Лестрадъ остался въ комнате, а кающiйся констебль бросился отворять намъ дверь. На пороге Гольмсъ прiостановился, вынулъ что-то изъ кармана и показалъ полицейскому.

Тотъ такъ и ахнулъ.

- Боже мой!

Гольмсъ приложилъ палецъ къ губамъ, положилъ обратно въ карманъ изумившую полицейскаго вещь - и мы вышли на улицу.

- Великолепно! - воскликнулъ онъ. - Идите скорее, Ватсонъ. Занавесъ поднять, и начался пятый, последнiй актъ пьесы. Можете быть спокойны, Ватсонъ, европейской войны не будетъ, блестящая карьера высокочтимаго" сэра Трелонэйя-Гоппа не пострадаетъ, неосторожный государь не понесетъ наказанiя за свою неосторожность, нашему министру-президенту не придется ведаться съ международными осложненiями... Теперь отъ насъ требуется тактъ и ловкость, и исторiя, грозившая бедой всему мiру, кончится пустяками.

Я быль преисполненъ въ эту минуту восхищенiемъ предъ талантами моего друга.

- Вы разрешили задачу?! - воскликнулъ я.

- Ну, это едва ли, Ватсонъ. Въ деле есть пункты, оставшiеся невыясненными. Но мы знаемъ такъ много, что должны будемъ винить самихъ себя, если не узнаемъ остального. Теперь же мы должны итти прямо въ Уайтголль-Терассъ и решить затрудненiе.

Черезъ несколько минуть мы были въ резиденцiи министра иностранныхъ делъ. Шерлокъ Гольмсъ попросилъ доложить о пашемъ приходе лэди Тильде. Насъ ввели въ изящно убранную прiемную.

Лицо лэди Тильды было все розовое отъ негодованiя.

- Мистеръ Гольмсъ! - воскликнула она, это недостойно, нехорошо съ вашей стороны! Я ведь просила же васъ сохранить мой визитъ къ вамъ въ секрете. Я не желаю, чтобы онъ зналъ о томъ, что я вмешиваюсь въ его дела. И, однако, вы меня компрометируете. Вы пришли сюда, и теперь все будутъ знать, что у насъ съ вами есть какiя-то дела.

- Извините, сударыня, но я долженъ былъ причти. Мне поручили вернуть это важное письмо, я поотому-то и явился къ вамъ. Я прошу васъ, сударыня, вернуть мне этотъ документъ.

Лэди Тильда вскочила съ места. Румянецъ, игравшiй на ея лице, исчезъ. Она стала бледна, какъ смерть. Глаза ея блестели, она зашаталась. Одно время я думалъ, что она упадетъ въ обморокъ. Она сделала усилiе надъ собой и оправилась. Въ чертахъ ея лица попеременно отражались то негодованiе, то изумленiе.

- Вы меня оскорбляете, мистеръ Гольмсъ!

- Ну, нетъ, сударыня, этотъ тонъ безполезенъ. Отдайте мне письмо.

Лэди Тильда бросилась къ сонетке.

- Дворецкiй насъ проводитъ, - сказала она.

но если вы хотите итти противъ меня, вамъ же будетъ хуже.

Лэди Тильда стояла предъ нами гордая, величественная, съ выраженiемъ вызова на лице. Она пристально глядела на Гольмса, какъ стараясь прочитать его мысли. Рука ея была на сонетке, но она такъ и не нажала ея.,

- Вы стараетесь меня запугать, это некрасиво, мистеръ Гольмсъ. Вы приходите сюда для того, чтобы оскорбить женщину. Вы что-то такое узнали. Ну, что же это такое, скажите?

- Пожалуйста, сядьте, сударыня. Если вы упадете въ обморокъ, стоя, вы можете ушибиться, я не стану говорить, пока вы не сядете. Вотъ теперь вы сели, благодарю васъ.

--Мистеръ Гольмсъ, я вамъ даю пять минуть.

- Лэди Тильда, мне довольно одной минуты. Я знаю о вашемъ посещенiи Эдуарда Лукаса и о томъ, что вы ему отдали это письмо. Я знаю также, какъ вы хитро проникли на квартиру убитаго вчера вечеромъ и какъ вы достали обратно письмо изъ-подъ пола, закрытаго ковромъ.

Помертвелая отъ страха, едва переводя духъ, женщина глядела на моего прiятеля.

- Да вы съ ума сошли, мистеръ Гольмсъ, вы прямо съ ума сошли! воскликнула она. наконецъ.

Гольмсъ вынулъ изъ кармана ту же вещь, которую онъ показывалъ полицейскому: это была фотографическая карточка лэди Тильды.

- Я нарочно захватилъ это съ собою туда, сказалъ онъ, - и я оказался правъ: констебль узналъ это лицо.

Лэди Тильда тяжко вздохнула. Ея голова откинулась назадъ, на спинку кресла.

- Не волнуйтесь, милэди. Дело можетъ быть исправлено. Письмо у васъ, а я вовсе не хочу делать вамъ непрiятности. Я долженъ вернуть письмо вашему мужу - этимъ моя миссiя кончается. Послушайтесь моего совета и будьте со мною откровенны. Въ этомъ - все ваше спасенiе.

Но храбрость молодой женщины была изумительна. Даже теперь она не хотела признать себя побежденной.

- Я вамъ повторяю, мистеръ Гольмсъ, что вы заблуждаетесь самымъ страннымъ образомъ, - сказала она.

Гольмсъ всталъ и прошелся.

Онъ позвонилъ. Вошелъ дворецкiй.

- Мистеръ Трелонэй-Гоппъ у себя?

- Онъ будетъ дома въ четверть перваго, сэръ, - ответилъ дворецкiй.

Гольмсъ взглянулъ на часы.

Но едва затворилась дверь за дворецкимъ, какъ лэди Тильда уже стояла на коленяхъ передъ Гольмсомъ. Ея хорошенькое личико было мокро отъ слезъ.

- О, пощадите меня, мистеръ Гольмсъ! Пощадите меня! - молила она въ какомъ-то безумiи отчаянiя. - Ради всего святого, не говорите объ этомъ ему! Я его такъ люблю! Мне больно причинить ему маленькую непрiятность, а это разобьетъ его благородное сердце.

Гольмсъ поднялъ лэди Тильду и усадилъ ее.

- Я радъ, сударыня, что вы, наконецъ, образумились. Времени теперь терять нельзя уже, где письмо?

- Вотъ оно, мистеръ Гольмсъ! О, какъ я была бы рада, если бы никогда не видала этого письма!

- Мы должны его вернутъ, - произнесъ Гольмсъ, но какъ это сделать? Живее, живее, надо что ни будь придумать! Где шкатулка?

- Въ его спальне.

- О, какое счастье! Скорее, сударыня, несите шкатулку сюда.

- Какъ вы его отворили? У васъ есть двойной ключъ? Ну, конечно, есть! Отворяйте шкатулку.

Лэди Тильда вынула изъ кармана маленькiй ключикъ, и шкатулка была отворена. Она была набита письмами до верху, Гольмсъ засунулъ синiй конвертъ въ самый низъ, затемъ шкатулка была снова заперта и водворена въ спальню.

- Теперь мы готовы, - сказалъ Гольмсъ, - у насъ остается еще десять минуть. Я, лэди Тильда, беру на себя очень многое, чтобы выгородить васъ: вы должны мне заплатить за это полной откровенностью. Скажите, что означаетъ это странное дело?

- О, мистеръ Гольмсъ, я разскажу вамъ все, - воскликнула лэди Тильда, - уверяю насъ, мистеръ Гольмсъ, что я согласилась бы скорей позволить отрубить себе правую руку, чемъ причинить горе моему мужу. Я уверена, что во всемъ Лондоне нетъ такой любящей жены, какъ я, и, однако, я знаю, что онъ ни за что не простилъ бы меня, если бы узналъ, какъ я себя вела, какъ я была вынуждена себя вести въ этой несчастной исторiи. Онъ самъ - человекъ безупречно честный и ни за что но проститъ тому, кто погрешилъ во деле чести. Помогите мне, мистеръ Гольмсъ, - все поставлено на карту - и счастье и жизнь.

- Когда я была еще не замужемъ, я написала одно письмо, нескромное, глупое письмо. Въ этомъ письме не было ничего дурного, но мой мужъ, я знаю, непременно взглянулъ бы на него иными глазами и счелъ бы меня преступницей. Наше взаимное доверiе было бы погублено навсегда. Это письмо было написано давно, несколько летъ тому назадъ. Я считала эту исторiю поконченной, и вдругъ этотъ господинъ, Лукасъ, заявляетъ мне, что мое письмо у него, и что онъ намеренъ передать его моему мужу. Я стала умолять его пощадить меня. Онъ сказалъ мне, что отдастъ мне это письмо, если я ему принесу голубой конвертъ, хранящiйся въ шкатулке моего мужа. Какъ онъ узналъ объ этомъ письме - я не знаю, мне кажется, что у него въ министерстве есть свои шпiоны. При этомъ Лукасъ меня уверилъ, что отъ этого мужу никакого вреда не будетъ. Поставьте себя въ мое положенiе, мистеръ Гольмсъ! Что я должна была делать?

- Разсказать обо всемъ вашему мужу.

- Я не смела сделать этого, мистеръ Гольмсъ, не могла! Беды мне грозили отовсюду. Откажись я отъ предложенiя Лукаса, и мое счастье погибло. А исполнить его требованiе - значить обмануть мужа. Я предпочла второе, потому, что нк понимаю ничего въ политике. Я не понимала, что мои поступки могутъ новости къ серьезнымъ последствiямъ. И вотъ я сняла восковой слепокъ съ замка. Лукасъ мне доставилъ двойной ключъ. Я отперла шкатулку, достала письмо и отнесла его къ Лукасу, на Годольфинскую улицу.

- И что же тамъ произошло, милэди?

двери, когда я входила въ домъ, стояла какая-то женщина. Дело мы окончили очень скоро. Мое письмо уже лежало на столе. Онъ получилъ отъ меня синiй конвертъ и отдалъ мне письмо. Въ эту минуту въ дверяхъ раздался шумъ. Кто-то шелъ къ намъ. Лукасъ быстро поднялъ коверъ, спряталъ подъ полъ письмо и снова закрыла, паркетъ ковромъ.

А затемъ произошло нечто ужасное! Это точно какой-то кошмаръ. Я помню темное, безумное лицо, женскiй голосъ. Она закричала по-французски:

- О, я ждала не напрасно! Наконецъ то, я застала тебя съ нею!

Последовала дикая борьба. Онъ держалъ въ рукахъ стулъ, у нея въ кулаке сверкалъ ножъ. Я бросилась въ ужасе вонъ и убежала домой. Только на следующiй день изъ газетъ я узнала объ убiйстве. Всю ночь я чувствовала себя счастливой. Мое письмо вернулось ко мне. Я не знала еще, что ожидаетъ меня въ будущемъ.

Только утромъ я поняла, что избавилась отъ одной беды, но накликала на себя другую. Мой мужъ, узнавъ о пропаже письма, пришелъ въ страшное отчаянiе и я почувствовала себя глубоко несчастной. Я едва сдерживала себя. Мне хотелось упасть передъ нимъ на колени и разсказать ему о томъ, что я сделала. Но ведь признаться въ этомъ грехе я не могла, не признавшись въ томъ.... въ прошломъ. И я пошла къ вамъ, мне хотелось, чтобы вы мне растолковали, что такое я сделала, какъ великъ мой грехъ. И когда я поняла, въ чемъ дело, я решила во что бы то ни стало добыть обратно это письмо. Я решила, что письмо осталось тамъ, куда спряталъ его Лукасъ. Ведь онъ успелъ сделать это прежде, чемъ въ комнату вошла эта ужасная женщина. Это было мое счастье, что она пришла, а то я не знала бы, куда онъ это письмо денетъ. Но какъ проникнуть въ комнату? Два дня я подстерегала на улице удобнаго случая, но дверь дома не отворялась. Вчера вечеромъ я сделала последнюю попытку. Вы знаете, что я предприняла, и что мой планъ оказался удачнымъ. Я принесла письмо домой и хотела было его уничтожить, я не видела возможности вернуть его мужу безъ соответствующей исповеди. Боже мой! Я слышу его шаги!

- Что, мистеръ Гольмсъ, есть новости?! - воскликнулъ онъ.

- Да, некоторую надежду я питаю...

- О, благодаренiе Богу!

И мистеръ засiялъ.

попросите господина министра-президента пожаловать сюда. Что касается васъ, моя дорогая, то вамъ эти политическiя дела едва ли интересны. Мы придемъ къ вамъ черезъ несколько минутъ въ столовую.

Министръ-президентъ былъ сдержанъ, но по блеску его глазъ и по нервному подергиванiю костлявыхъ рукъ я виделъ, что онъ взволнованъ не менее своего младшаго товарища.

- Насколько я понялъ, вы имеете что-то сообщить намъ, мистеръ Гольмсъ?

- Мои новости имеютъ отрицательный характеръ, - ответилъ Гольмсъ. - Я наводилъ справки повсюду и теперь убежденъ вполне, что опасаться вамъ ровно нечего.

- Но этого мало, мистеръ Гольмсъ. Мы живемъ на вулкане, а это невозможно. Намъ нужно что либо более определенное.

- Мистеръ Гольмсъ!

- Чего же вы удивляетесь? Если бы это было не такъ, то письмо даннымъ давно было бы обнародовано.

- Но съ какой же стати воръ сталъ бы скрывать письмо въ этомъ же доме?

- Да я убежденъ въ томъ, что и вора-то никакого не было. Письмо никто не похищалъ.

- Я убежденъ, что оно изъ шкатулки ни исчезало.

- Мистеръ Гольмсъ, вы неудачно выбрали предметъ для шутокъ! Я же вамъ сказалъ, что въ шкатулке письма нетъ.

- А вы все-таки со вторника въ шкатулку такъ и не заглядывали?

- Нетъ, да это и не къ чему.

- То, что вы говорите, невозможно.

- Но я не убежденъ въ томъ, что это невозможно. Такiя исторiи случаются. Ведь въ шкатулке, наверное, еще много бумагъ, - ну, вотъ письмо какъ-нибудь и завалилось между ними.

- Но письмо было на самомъ верху.

- Мало ли что! Шкатулку могли встряхнуть, и письма перепутались.

- Этотъ споръ очень легко решить. - произнесъ премьеръ, - велите принести шкатулку.

Министръ иностранныхъ делъ позвонилъ.

- Джекобсъ, принесите шкатулку! Простите меня, я считаю эту вашу выходку шутливой, но что же делать, я долженъ васъ удовлетворить... Благодарю васъ. Джекобсъ, поставьте шкатулку на столъ. Ключъ у меня всегда на часовой цепочке. Вотъ те бумаги, видите ли вы? Вотъ письмо отъ лорда Мерроу, вотъ докладъ сэра Чарльза Гарди. Это вотъ меморандумъ изъ Белграда, вотъ записка о русско-германскомъ торговомъ договоре, это - письмо изъ Мадрида, письмо отъ лорда Флауэрса... Боже мой! Что же это такое?! Лордъ Беллингеръ! Лордъ Беллингеръ!...

Премьеръ вырвалъ у него изъ рукъ письмо.

- Спасибо! Спасибо! О, какая тяжесть свалилась у меня съ души! Но это прямо поразительно... Мистеръ Гольмсъ, вы волшебникъ, вы колдунъ! Какъ вы узнали, что письмо находится здесь?

- Я зналъ, что письмо не можетъ находиться въ другомъ месте.

- Я прямо глазамъ не верю!

И министръ иностранныхъ делъ выбежалъ изъ комнаты, говоря:

Министръ-президентъ погляделъ на Гольмса. Его глаза блестели.

- Ну, сэръ, этому я ни за что нее поверю, - сказалъ онъ: - скажите, какъ письмо попало обратно въ шкатулку?

Гольмсъ, улыбаясь, уклонился отъ проницательнаго взгляда этихъ удивительныхъ глазъ.

- У насъ, сэръ, есть тоже свои дипломатическiя тайны, - сказалъ онъ и, взявъ шляпу, удалился изъ комнаты.