Женщина с револьвером
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Женщина с револьвером

А. КОНАНЪ-ДОЙЛЬ.

Много летъ прошло съ техъ поръ, какъ произошли эти событiя, и, однако, я боюсь говорить о нихъ съ полной откровенностью. Ранее я совсемъ не могъ затрогивать этого дела, - это стало возможнымъ только теперь, когда героиня этой исторiи ушла отъ насъ для того, чтобы предстать предъ Высшимъ Судiей.

Разсказъ свой я, однако, буду вести осторожно, съ такимъ расчетомъ, чтобы не затронуть ничьей репутацiи.

Речь идетъ о событiи, единственномъ въ своемъ роде. Такихъ событiй со мною и Гольмсомъ не случалось ни прежде, ни после.

Читатели простятъ меня за то, что я не сообщаю времени, когда все это случилось. Делаю я это намеренно. Никто не долженъ знать, о какихъ лицахъ здесь идетъ речь.

Однажды вечеромъ мы вышли съ Гольмсомъ прогуляться. Это былъ холодный, морозный, зимнiй вечеръ. Вернувшись домой, Гольмсъ зажегъ лампу и при ея свете увиделъ на столе карточку.

Онъ взялъ карточку, прочиталъ ее и швырнулъ на полъ. На лице его отразилось отвращенiе. Я поднялъ карточку съ пола; на ней значилось:

- Кто это такой? - спросилъ я.

Я повернулъ карточку и прочиталъ:

- "Зайду въ половине седьмого Ч. А. М.".

- Гмъ, его надо ждать съ минуты на минуту, - пробурчалъ Гольмсъ, - мне приходилось, Ватсонъ, бывать въ зоологическомъ саду и глядеть на змей. Ахъ, что это за противное ощущенiе! Вы видели змей, Ватсонъ? Это скользкiя, гладкiя животныя, глаза у нихъ пророчатъ смерть, морды приплюснутыя и злыя! Вотъ такое же впечатленiе производитъ на меня и Мильвертонъ. На своемъ веку мне пришлось иметь дело съ полсотней убiйцъ, по меньшей мере, съ полсотней, но ни одинъ изъ нихъ не будилъ во мне такого отвращенiя, какъ Мильвертонъ. И однако мне приходится иметь съ нимъ дело. Знаете, онъ по моему приглашенiю приходилъ.

- Да что онъ изъ себя представляетъ?

- А я вамъ это сейчасъ объясню, Ватсонъ. Это - король шантажистовъ. Помилуй Богъ того, чья тайна, чья репутацiя попала во власть Мильвертона. Особенно достается отъ него женщинамъ. Лицо у этого господина всегда улыбается, а сердце у него каменное. Онъ выжимаетъ своихъ жертвъ до суха, онъ пьетъ ихъ кровь до последней капли. Если хотите, это - своего рода генiй. Онъ могъ бы сделать себе карьеру и получше, если бы захотелъ. Его система наживы чрезвычайно проста. Онъ даетъ знать кому надо и где надо, что платитъ большiя деньги за письма, компрометирующiя людей богатыхъ или съ положенiемъ. Товаръ этого рода онъ скупаетъ въ изобилiи. Продавцами являются не только лакеи и горничныя, но светскiе лоботрясы, сделавшiе своей спецiальностью адюльтеръ. Въ такихъ случаяхъ Мильвертонъ не скупится. Я совершенно случайно, напримеръ, узналъ, что онъ заплатилъ одному выездному лакею семьсотъ фунтовъ за две строчки, всего за две строчки, и знаете что произошло после этого? Была разорена очень богатая и очень высокопоставленная семья. Да, дорогой мой, нетъ ни одного деликатнаго документа въ Лондоне, который не прошелъ бы черезъ руки Мильвертона. Есть целыя сотни людей, которые бледнеютъ только при упоминанiи о немъ. Никто никогда не знаетъ, на кого въ данную минуту онъ метитъ, прямо онъ никогда не действуетъ, онъ для этого слишкомъ богатъ и лукавъ, у него есть масса подчиненныхъ агентовъ. Иногда онъ по целымъ годамъ бережетъ у себя какую-нибудь бумажку, а потомъ пускаетъ внезапно ее въ оборотъ. Онъ умеетъ выждать и беретъ максимумъ того, что можно взять. Я вамъ говорю, Ватсонъ, что это - худшiй человекъ во всемъ Лондоне. Представьте себе разбойника, который въ гневе и запальчивости убиваетъ своего ближняго. Этотъ разбойникъ въ тысячу разъ лучше гадины, которая истязаетъ и мучитъ людей только для того, чтобы пополнить свой и безъ того туго набитый мешокъ.

Никогда еще мне не приходилось слышать, чтобы Гольмсъ говорилъ съ такой страстностью.

- Но неужели этого господина нельзя подвести подъ действiе закона?

- Теоретически - да, а практически - нетъ. Поставьте себя на место попавшей въ его власть женщины. Ну, она можетъ посадить его на несколько месяцевъ въ тюрьму, но ни за что этого не сделаетъ, зная, что онъ все-таки добьется своего и опозоритъ ея имя. Нетъ, Ватсонъ, жертвамъ Мильвертона не приходится воевать съ нимъ. Его бы еще можно было изловить, если бы онъ началъ шантажировать совершенно безупречнаго человека, но это немыслимо. Мильвертонъ лукавъ, какъ дьяволъ... Да, дорогой мой, съ нимъ надо сражаться другимъ оружiемъ, и я найду это оружiе.

- А зачемъ вы его къ себе пригласили?

- А затемъ, что одна высокопоставленная клiентка поручила мне переговорить съ нимъ. Эта особа попала въ очень грустное положенiе. Я говорю о лэди Еве Броквелль, которая блистала въ свете прошлой зимой. Теперь она помолвлена съ графомъ Доверкортомъ. Свадьба должна состояться черезъ две недели, но беда заключается въ томъ, Ватсонъ, что этотъ дьяволъ завладелъ несколькими ея письмами. Эти письма, адресованныя одному безденежному молодому помещику, были неблагоразумны. Заметьте, оне только неблагоразумны, серьезнаго въ нихъ ничего нетъ. Вотъ Мильвертонъ и требуетъ теперь у лэди Евы большую сумму денегъ, грозя въ противномъ случае передать эти письма графу. Нельзя сомневаться въ томъ, что свадьба въ такомъ случае разстроится, надо уладить это дело, - таково данное мне порученiе. Я долженъ поторговаться съ Мильвертономъ.

Въ эту минуту на улице, подъ окнами, раздался стукъ колесъ. Я выглянулъ въ окно. У нашей двери остановилась великолепная коляска, запряженная парой лошадей.

Лакей въ ливрее соскочилъ съ козелъ и помогъ сойти маленькому толстенькому человечку въ меловомъ пальто.

Черезъ минуту этотъ человечекъ уже входилъ въ комнату.

На видъ Чарльзу-Августу Мильвертону можно было дать летъ пятьдесятъ. Голова у него была большая, лицо полное и безъ всякихъ признаковъ растительности. Самымъ замечательнымъ въ этой физiономiи была неизменная, точно замерзшая навсегда улыбка. Изъ-за большихъ очковъ въ золотой оправе блестела пара лукавыхъ глазъ сераго цвета. На первый взглядъ Мильвертонъ казался очень благодушнымъ человекомъ и напоминалъ Диккенсовскаго Пикквика, но благодушiе это было напускное. Улыбка у него была нехорошая, неискренняя, фальшивая; смущалъ также и блескъ глазъ, въ которыхъ виднелось что-то жестокое, безпокойное, злое.

Голосъ у Мильвертона былъ тихенькiй, сладенькiй. Подошелъ онъ съ протянутой впередъ рукой, бормоча сожаленiя по поводу того, что не засталъ Гольмса въ первый разъ.

Гольмсъ сделалъ видъ, что не замечаетъ протянутой руки. Лицо у него сделалось неподвижное, какъ камень. Мильвертонъ улыбнулся еще ласковее, пожалъ плечами и принялся снимать свое меховое пальто.

Стащивъ пальто, онъ его аккуратненько сложилъ и повесилъ на спинку стула, а затемъ ужъ уселся самъ.

- Докторъ Ватсонъ - мой прiятель и компаньонъ, - ответилъ Гольмсъ.

- Очень хорошо, мистеръ Гольмсъ. Я поднялъ этотъ вопросъ не въ своихъ интересахъ, а радея о вашей же клiентке. Дело это, знаете ли, весьма деликатное...

- Докторъ Ватсонъ знаетъ это дело.

- Прекрасно; значитъ, мы можемъ перейти къ делу. Вы, стало-быть, представляете интересы лэди Евы. Она васъ уполномочила на принятiе моихъ условiй?

- А каковы ваши условiя?

- Семь тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

- А если вы этой суммы не получите?

Улыбка на лице Мильвертона сделалась совершенно медовой.

- Ахъ, дорогой сэръ, мне очень тяжело огорчать васъ, но, если 14-го я не получу этихъ денегъ, свадьба не состоится ни 18-го, ни после.

Гольмсъ съ минуту подумалъ и произнесъ:

- Мне кажется, сэръ, что вы преувеличиваете значенiе этой исторiи. Я, ведь, знакомъ съ содержанiемъ этихъ писемъ. Мне кажется, что моя клiентка последуетъ моему совету, а я ей хочу посоветовать разсказать обо всемъ жениху. Онъ, конечно, отнесется къ этой глупой исторiи съ должной снисходительностью.

Мидьвертонъ захихикалъ.

- Вы, очевидно, не знаете графа, - ответилъ онъ.

Но по растерянной улыбке, вдругъ пробежавшей по лицу Гольмса, я понялъ, что онъ, очевидно, зналъ графа очень хорошо.

- Но я не знаю, что дурного въ этихъ письмахъ?! - произнесъ онъ.

- О, письма остроумны, очень остроумны, - заметилъ Мильвертонъ, - лэди Ева пишетъ очаровательно. Беда въ томъ, что графъ Доверкортъ едва ли можетъ ихъ оценить. Впрочемъ, вы думаете иначе, и, кажется, мы можемъ на этомъ покончить нашъ разговоръ. Ведь это вопросъ чисто деловой, денежный... Вы говорите, что вашей клiентке будетъ лучше, если эти письма попадутъ въ руки графа. Если это такъ, то платить семь тысячъ фунтовъ неразумно.

Мильвертонъ всталъ и взялся за свое меховое пальто.

Гольмсъ даже весь позеленелъ отъ злости.

- Подождите немного, - сказалъ онъ, - вы очень ужъ скоро действуете. Мы не желаемъ поднимать скандала. Дело это интимное и его во что бы то ни стало надо уладить.

- Я предвиделъ, что вы станете на эту точку зренiя, - проговорилъ онъ.

- Но я долженъ вамъ сказать, - продолжалъ Гольмсъ, - что у лэди Евы нетъ большихъ средствъ. Назначаемой вами суммы она ни въ какомъ случае уплатить не можетъ: Предположимъ, что вы согласитесь взять две тысячи, даже и въ этомъ случае она останется после уплаты безъ копейки въ кармане. Поэтому я и наметилъ просить васъ умерить свои требованiя. Возьмите две тысячи. Это самое большее, что лэди Ева можетъ заплатить.

Улыбка расплылась по всему лицу Мильвертона, а его глазки весело заморгали.

- Знаю, все знаю, - заговорилъ онъ, - вы говорите правду, эта лэди совсемъ небогата, но обратите-ка, сэръ, вниманiе на то, что она выходитъ замужъ и выгодно выходитъ замужъ. Ведь у нея же есть родственники и друзья, - вотъ они пускай для нея и постараются. Пусть они купятъ у меня эти письма. Это будетъ лучшiй, какой только можно себе представить, свадебный подарокъ. Дайте-ка лэди Еве пачку этихъ писемъ. Она обрадуется куда больше, чемъ еслибы ей преподнесли серебряные канделябры или золотую мисочку для сливочнаго масла!

- Но это невозможно! - сказалъ Гольмсъ.

- Ахъ, Боже мой, какъ это жалко! - воскликнулъ Мильвертонъ, вынимая изъ кармана объемистую записную книжку, - у этихъ всехъ барынь нетъ людей, которые преподали бы имъ благоразумный советъ. Оне очень легко смотрятъ на денежные вопросы... Вотъ поглядите, напримеръ...

Мильвертонъ показалъ маленькое письмецо, на конверте котораго красовался гербъ.

- Письмо это написано... Впрочемъ, я не назову имени этой особы до завтрашняго утра, а завтра утромъ письмо это будетъ въ рукахъ ея супруга. А изъ-за чего? Изъ-за того, сэръ, что она не хочетъ внести ничтожную сумму, которую она можетъ легко добыть, заложивъ свои бриллiанты. Ведь это прямо жалость, не правда ли? Затемъ, можетъ-быть, вы припомните, какъ разстроилась свадьба уважаемой миссъ Майльзъ и полковника Доркинга? Все ждали свадьбы, а за два дня въ "Утренней Почте" вдругъ появилась заметка о томъ, что свадьба не состоится. Печально, не правда ли? А ведь всего за какiе-нибудь тысячу двести фунтовъ это дело могло быть легко улажено. Ну, не жалко ли? И на васъ, мистеръ Гольмсъ, я, по правде сказать, дивлюсь. Человекъ вы умный, разсудительный, и вдругъ торгуетесь изъ-за какихъ-то ничтожныхъ денегъ. Ведь вы же понимаете, что честь и репутацiя вашей клiентки поставлены на карту.

- Но я вамъ говорю правду, - ответилъ Гольмсъ, - мы не можемъ найти такихъ денегъ. Я вамъ предлагаю крупную сумму. Вамъ лучше взять две тысячи фунтовъ, чемъ не получить ничего. Какая вамъ будетъ выгода отъ того, что вы сгубите жизнь и счастье этой особы?

- Ну, тутъ вы заблуждаетесь, мистеръ Гольмсъ, у меня есть свой расчетъ. Осрамить лэди Еву мне выгодно и я вамъ объясню, почему. Въ настоящую минуту у меня имеется на рукахъ восемь или десять подобныхъ дамъ. Если эти барыньки узнаютъ, что я расправился какъ следуетъ съ лэди Евой, оне станутъ сговорчивее. Вы меня понимаете?

Гольмсъ вскочилъ съ кресла.

- Ватсонъ, станьте у двери, чтобы онъ не удралъ! - крикнулъ онъ, - ну-съ, а теперь, сэръ, позвольте ка мне вашу записную книжку.

Мильвертонъ, какъ крыса, пробежалъ въ самый дальнiй уголъ комнаты и прижался къ стене.

- Мистеръ Гольмсъ! Мистеръ Гольмсъ! - воскликнулъ онъ, отворачивая обшлагъ сюртука и показывая торчащее изъ кармана дуло револьвера. - Я предвиделъ, что вы сделаете что-нибудь въ этомъ роде. Мне это не впервые, сэръ, - уверяю васъ, что изъ этой вашей выдумки ничего не выйдетъ. Я вооруженъ съ головы до ногъ и непременно воспользуюсь своимъ оружiемъ. Я знаю, что законъ - на моей стороне. И кроме того, сэръ, ваше предположенiе совершенно ошибочно. Въ моей записной книжке нетъ писемъ лэди Евы. Я не такъ глупъ, чтобы привезти эти письма къ вамъ на квартиру... Да-съ, джентльмены, такъ-то... Мне надо сделать еще одинъ или два визита сегодня вечеромъ, да и домой пора... Вамъ, ведь, известно, что Гэмпстедъ совсемъ не близко.

Мильвертонъ сделалъ два шага впередъ, взялъ со стула пальто и съ револьверомъ въ рукахъ двинулся къ двери. Я было поднялъ стулъ, но Гольмсъ покачалъ головой, и я оставилъ свое намеренiе.

Раскланиваясь, улыбаясь и подмигивая, шантажистъ вышелъ изъ комнаты. Еще минута, и послышалось хлопанье бича, стукъ копытъ и коляска покатила по улице.

Гольмсъ, не двигаясь, сиделъ у камина, засунувъ руки въ карманъ и опустивъ голову на грудь. Глаза его были устремлены на тлеющiе угли. Полчаса онъ просиделъ такимъ образомъ, молчаливый и задумчивый.

А черезъ несколько минутъ изъ спальни вышелъ безпутный молодой рабочiй съ козлиной бородкой и видимо навеселе. Закуривъ о лампу глиняную трубку, рабочiй вышелъ на улицу. Я, улыбаясь, проводилъ его до выходной двери.

- Я вернусь черезъ часъ, Ватсонъ! - послышалось изъ ночной темноты.

Я понялъ, что Гольмсъ начинаетъ кампанiю противъ Чарльза-Августа Мильвертона, но могъ ли я предвидеть, что эта кампанiя приметъ такой странный оборотъ?

Гольмсъ переодевался рабочимъ и уходилъ изъ дома несколько дней подъ рядъ. Мелькомъ онъ сказалъ мне, что целью его путешествiй является Гэмпстедъ и что онъ не теряетъ тамъ времени даромъ. Вотъ и все, что я зналъ первые дни.

Но вотъ однажды вечеромъ, - это былъ ненастный вечеръ, дождь такъ и хлесталъ въ окна, - Гольмсъ, наконецъ, посвятилъ меня въ свой секретъ.

Вернувшись домой и переодевшись въ халатъ, онъ уселся у камина и весело разсмеялся.

- А, что, Ватсонъ, способенъ я, по вашему мненiю, къ семейной жизни? - спросилъ онъ.

- Что за вопросъ? Разумеется, нетъ.

- Ну такъ знайте же, что я помолвленъ.

- Милый мой, поздр...

- Да, да, помолвленъ съ горничной Мильвертона.

- Боже мой, что вы говорите, Гольмсъ?!

- Видите ли, мне нужно было узнать кое-что.

- Но все-таки вы зашли слишкомъ далеко.

- Что делать, такъ пришлось; она знаетъ меня подъ фамилiей Эскотта. Я - кровельщикъ и у меня есть свое собственное маленькое дело. Каждый вечеръ я прогуливаюсь съ своей невестой и мы очень мило беседуемъ. О, что это за разговоры, вы себе и представить не можете. Такъ или иначе, а я своего добился. Домъ Мильвертона я знаю теперь какъ свои пять пальцевъ.

- Но какъ же быть съ девушкой, Гольмсъ? - спросилъ я.

Онъ пожалъ плечами.

- Ну, этому помочь нельзя, Ватсонъ, - сказалъ онъ, - что делать? Когда на столе такая большая ставка, приходится играть на всехъ картахъ, которыя попадутъ подъ руку. Впрочемъ, вы не очень тревожьтесь, Ватсонъ, о чувствахъ этой почтенной девицы. Дело въ томъ, что у меня есть соперникъ и она скоро утешится... Ахъ, какая чудная сегодня ночь!

- Какъ? Вамъ нравится такая погода?

У меня даже духъ захватило, а по спине побежали мурашки. Гольмсъ говорилъ спокойнымъ, увереннымъ тономъ, и я сразу понялъ, что онъ не отступится отъ своего решенiя.

Мысли вихремъ закружились въ моей голове. Я живо представилъ себе Гольмса въ роли грабителя. Что можетъ выйти изъ этого? Понятно, что: насъ накроютъ, схватятъ и имя человека, проведшаго всю жизнь честно, будетъ опозорено навсегда. Бедный Гольмсъ! Онъ спасаетъ другихъ отъ ненавистнаго Мильвертона, а пожалуй и самъ-то попадется ему въ лапы.

И я не утерпелъ, чтобы не сказать:

- Ради Бога, Гольмсъ, подумайте о томъ, что вы хотите делать.

- Я долго думалъ, хорошо думалъ объ этомъ деле, дорогой товарищъ, - ответилъ онъ, - ведь вы меня знаете, я наспехъ ничего не делаю. Согласенъ, что я затеваю слишкомъ смелое и, если хотите, опасное дело, но что же делать, если иного выхода нетъ? Давайте-ка обсудимъ этотъ вопросъ какъ следуетъ. Полагаю, вы согласны съ темъ, что мое намеренiе преступно только съ формальной стороны. Въ нравственномъ же отношенiи оно вполне безукоризненно. Мы ограбимъ его только для того, чтобы отнять эту записную книжку. Ведь вы же хотели мне тогда помочь въ этомъ.

Я подумалъ несколько секундъ.

- Да, - сказалъ я, - мы не совершимъ ничего безнравственнаго, если не возьмемъ у него ничего, кроме техъ предметовъ, которыми онъ пользовался въ незаконныхъ целяхъ.

- Совершенно верно. Стало-быть, моя идея вполне нравственна. Что насъ можетъ затруднять въ данномъ случае, такъ это вопросъ нашей личной безопасности. Но разве можетъ толковать объ опасностяхъ порядочный человекъ, когда женщина обращается къ нему съ просьбой о помощи?

- Но, ведь, вы себя ставите въ ложное положенiе!

- Ну да, въ этомъ-то и заключается опасность, рискъ... Но какимъ инымъ способомъ я могу добыть эти письма? У бедной лэди Евы нетъ денегъ и нетъ родственниковъ, которымъ она могла бы поверить свою тайну. Завтра истекаетъ срокъ, назначенный Мильвертономъ. Если она не внесетъ денегъ, негодяй сдержитъ свое слово и погубитъ ее. Что-же мне остается? Или я долженъ предоставить эту даму ея собственной судьбе; или сделать последнюю попытку. Между нами, Ватсонъ, но я смотрю на это дело съ спортсменской точки зренiя. Между мной и Мильвертономъ началась своего рода дуэль. Вначале, какъ вы видели, онъ одержалъ надо мной верхъ. Мое самолюбiе затронуто. Я буду биться за финишъ.

- Не нравится мне это дело, но что же делать, если такъ нужно. Когда же мы отправимся? - спросилъ я.

- Вы останетесь дома.

- А если я останусь дома, то и вы не пойдете, - ответилъ я, - вы не пойдете, даю вамъ честное слово, а слова я никогда еще своего не нарушалъ. Если вы откажетесь взять меня съ собой, я беру извозчика, еду въ полицiю и заявлю тамъ о вашей поездке.

- Но вы мне не нужны.

- Почемъ вы знаете? Вы не можете предвидеть всего. Такъ или иначе, а я решилъ итти съ вами. У меня тоже есть самолюбiе.

Гольмсъ былъ немножко раздосадованъ, но потомъ лицо у него прояснилось и онъ похлопалъ меня по плечу.

- Ладно, ладно, товарищъ, пусть будетъ такъ, - сказалъ онъ, - мы живемъ столько летъ въ одной комнате, что не будетъ ничего удивительнаго въ томъ, если попадемъ въ одну тюремную камеру. Знаете, Ватсонъ... Ужъ такъ и быть, я признаюсь вамъ... Меня всегда преследовала мысль о томъ, что изъ меня могъ бы выйти очень недурной преступникъ. Вотъ теперь и насталъ моментъ попробовать себя на этомъ поприще. Поглядите-ка...

Онъ вынулъ изъ ящика стола небольшой кожаный футляръ и открылъ его. Я увидалъ целый рядъ блестящихъ инструментовъ. Гольмсъ началъ объяснять:

- Вотъ глядите, это первоклассный инструментъ для взлома замковъ. Поглядите-ка, какъ онъ чисто сделанъ, можно сказать, последнее слово науки... А вотъ эта вещичка съ алмазомъ на конце употребляется для того, чтобы вырезывать стекла на рамахъ оконъ. Рукоятка никкелированная, просто прелесть, что за вещичка, неправда ли? А вотъ отмычки опять-таки самыя усовершенствованые. Законъ цивилизацiи сказался и въ фабрикацiи воровскихъ инструментовъ. Кроме всего прочего у меня есть потайной фонарь. Все, однимъ словомъ предусмотрено, Ватсонъ. А скажите, есть у васъ башмаки, не производящiе шума?

- Превосходно, а маска?

- Я могу сделать пару масокъ изъ шелка.

- Эге, да я вижу, что и у васъ есть преступныя наклонности. Отлично, делайте же маски. Передъ уходомъ изъ дома мы устроимъ себе холодный ужинъ. Теперь половина десятаго. Въ одиннадцать часовъ мы будемъ у церковныхъ рядовъ, а оттуда до Апильдоръ-Тауэрса четверть часа ходьбы. Мы можемъ приняться за работу еще до полуночи. Мильвертонъ ложится спать аккуратно въ половине одиннадцатаго и спитъ очень крепко. Если намъ повезетъ, мы вернемся домой къ двумъ часамъ съ письмами лэди Евы въ моемъ кармане.

Оба мы надели открытые жилеты и смокинги. Это нужно было для того, чтобы не возбудить подозренiй. Каждый встречный подумаетъ, конечно, что мы запоздали и возвращаемся домой изъ театра. На Оксфордской улице Гольмсъ нанялъ извозчика, который доставилъ насъ въ Гэмпстедъ. Здесь мы разсчитались съ возницей и застегнувъ пальто на все пуговицы, двинулись къ месту назначенiя. Было страшно холодно, и ветеръ пронизывалъ насъ до костей.

- Дело это надо провести деликатно, - произнесъ Гольмсъ. - Негодяй бережетъ документы въ несгораемомъ шкапу, который стоитъ въ кабинете, а этотъ кабинетъ, Ватсонъ, находится въ непосредственномъ соседстве со спальней и служитъ ей какъ бы преддверiемъ. Наше счастье заключается въ томъ, что Мильвертонъ спитъ очень крепко. Эти маленькiе толстяки всегда спятъ какъ мертвые. Агата - это невеста моя - смеялась, разсказывая мне объ этомъ. Она говорила мне, что будить Мильвертона очень трудно. У него есть секретарь, очень преданный ему человекъ, весь день этотъ секретарь сидитъ въ кабинете. Вотъ по этой-то причине я и затеялъ произвести эту операцiю ночью. Садъ Мильвертона охраняется необыкновенно свирепой собакой, но въ данномъ случае я уже принялъ надлежащiя меры. Последнiе дни я началъ назначать свиданья Агате очень поздно, и она для того, чтобы мне можно было безопасно ходить по саду, запираетъ собаку въ сарай. А вотъ и домъ. Видите, какой онъ большой. Идите въ ворота, Ватсонъ, а теперь направо, - намъ нужно итти вонъ къ темъ лаврамъ. Пора, однако, надевать маски... Такъ. Видите-ка, ни въ одномъ окне нетъ света: наши дела идутъ отлично.

Надевъ на лицо маски изъ чернаго шелка, мы стали красться по направленiю къ молчаливому, мрачному дому. Съ одного бока виднелась длинная, обсаженная деревьями веранда, на которую выходило несколько оконъ и две двери.

- Вотъ здесь его спальня, - шепнулъ Гольмсъ, - а вотъ эта дверь прямо въ кабинетъ. Намъ, конечно, было бы прямее войти въ нее, но она запирается на замокъ и на засовъ. Пожалуй, шума много наделаешь, а поэтому идите дальше. Вотъ черезъ эту оранжерею мы проникнемъ прямо въ гостиную.

Оранжерея была заперта, но Гольмсъ ловко выставилъ стекло, просунулъ руку и отперъ дверь. Мы вошли, дверь за нами затворилась, а мы темъ самымъ превратились въ нарушителей закона. Тяжелый, теплый воздухъ оранжереи, острый запахъ тропическихъ растенiй душили меня. Гольмсъ поймалъ въ темноте меня за руку и быстро повелъ меня впередъ. Ветки пальмъ хлестали насъ по лицамъ. Пройдя некоторое разстоянiе, мы добрались до двери. Гольмсъ отворилъ ее и мы очутились въ большой, темной комнате, въ которой пахло сигарами.. У Гольмса была замечательная, чисто кошачья способность видеть въ темноте. Онъ ловко пробирался между мебелью и мы скоро добрались до другой двери. Где мы? Я протянулъ руку и нащупалъ на стене одежду. Ага, должно быть, это коридоръ!

А Гольмсъ все шелъ впередъ. Вотъ онъ отворилъ тихонько дверь направо. Кто-то выскочилъ изъ нея прямо на насъ, сердце у меня замерло, но потомъ, когда я сообразилъ, что это кошка, мне захотелось смеяться.

Въ комнате, въ которую мы вошли, топился каминъ и опять-таки воздухъ былъ пропитанъ табачнымъ дымомъ. Гольмсъ вошелъ на цыпочкахъ, впустилъ меня и затворилъ дверь.

Мы стояли въ кабинете Мильвертона. Въ глубине комнаты виднелась портьера, ведущая въ спальню.

Каминъ ярко топился и хорошо освещалъ комнату. У двери я заметилъ электрическую кнопку, но мы решили не освещать комнаты. Сбоку камина тяжелая занавесь скрывала окно, мимо котораго мы прошли на веранду, съ другой стороны камина была дверь на балконъ. Письменный столъ стоялъ по средине комнаты. Передъ нимъ стояло вращающееся сиденье, покрытое блестящимъ краснымъ сафьяномъ. Прямо противъ стола красовался большой книжный шкапъ, на которомъ виднелась мраморная статуя Афины. Въ углу между шкапомъ и стеной мы увидели и нужный намъ несгораемый шкапъ. Огонь изъ камина блестелъ на его полированной металлической поверхности. Гальмсъ прокрался чрезъ комнату и потоптался у шкапа, затемъ онъ, попрежнему соблюдая все меры предосторожности, приблизился къ портьере, наклонилъ голову и стадъ прислушиваться. Въ спальне царило гробовое молчанiе.

Я былъ занятъ своими мыслями. Полагая, что надо предусматривать возможность поспешнаго отступленiя, я приблизился къ двери, ведущей на балконъ и сталъ ее осматривать. Къ моему великому изумленiю, дверь оказалась отпертой. Я тронулъ Гольмса за руку и показалъ ему на дверь. Онъ даже вздрогнулъ. Очевидно, онъ былъ удивленъ этимъ открытiемъ.

- Не нравится это мне, вотъ что! - шепнулъ онъ мне прямо въ ухо, - я совершенно не могу понять этого обстоятельства... Однако, намъ терять времени нельзя.

- Я вамъ могу помочь чемъ-нибудь?

- Нетъ, стойте у двери. Если вы услышите шаги на балконе, заприте дверь и мы уйдемъ темъ же путемъ, какимъ пришли. Если же въ комнату войдетъ кто-нибудь оттуда, то мы, если окончимъ къ тому времени наше дело, уйдемъ черезъ садъ, и, если не окончимъ, то спрячемся за эту занавеску. Вы меня поняли?

Я кивнулъ головой и сталъ у двери. Страхъ у меня совсемъ прошелъ и мне было весело. Роль преступника мне понравилась. Это было куда интереснее, чемъ все прежнiя наши приключенiя.

Да и преступленiе-то, которое мы совершали, было совсемъ необыкновенное. Мы задавались возвышенной целью, мы вели себя какъ самоотверженные рыцари. Нашъ противникъ принадлежалъ къ разряду несомненнейшихъ и отъявленнейшихъ негодяевъ. Вообще говоря, вся эта исторiя меня начала страшно интересовать.

Я не думалъ о противозаконности нашихъ поступковъ, я ликовалъ и радовался, опасности, сопряженныя съ нашей затеей, совсемъ меня не страшили.

приступающаго къ трудной операцiи.

Гольмсъ, какъ мне было хорошо известно, былъ прямо помешанъ на несгораемыхъ шкапахъ. Онъ уверялъ, что можетъ открыть любой замокъ. И вотъ случай теперь давалъ ему возможность применить свои таланты къ практике. Онъ стоялъ лицомъ къ лицу съ зеленымъ, отливающимъ золотомъ дракономъ, который хранилъ въ своей пасти репутацiи столькихъ прекрасныхъ дамъ.

Гольмсъ началъ располагаться. Онъ засучилъ рукава, повесилъ на стулъ пальто и положилъ около себя долото, два бурава и несколько отмычекъ. Я стоялъ у средней двери и наблюдалъ за обоими выходами, готовый ко всемъ случайностямъ.

Впрочемъ, это мне такъ казалось только потому, что въ случае чего, я, конечно бы, растерялся.

Около получаса Гольмсъ работалъ чрезвычайно энергично. Онъ бралъ въ руки то одинъ, то другой инструментъ и действовалъ ими необычайно искусно. Любой механикъ позавидовалъ бы его ловкости.

И вотъ, наконецъ, раздалось какое-то звяканье и крышка чудовища открылась. Мы увидели разложенные на полкахъ пакеты. Ихъ было много, все они были перевязаны, запечатаны и подписаны.

Гольмсъ взялъ одинъ изъ пакетовъ, но читать при мигающемъ свете камина было трудно, электричество зажигать намъ не хотелось, - это былъ все-таки рискъ, ведь въ соседней комнате спалъ Мильвертонъ.

И Гольмсъ взялъ въ руки потайной фонарь, собираясь прочитать подпись на пакете.

Но вдругъ онъ опустилъ фонарь и сталъ прислушиваться.

Еще мгновенiе, - и Гольмсъ быстро закрылъ шкапъ, подхватилъ пальто, засунулъ инструменты въ карманъ и бросился къ занавеске около окна. Я последовалъ его примеру.

Только теперь, стоя рядомъ съ товарищемъ за занавесью я понялъ, почему такъ внезапно встревожился Гольмсъ, обладающiй более тонкимъ слухомъ, нежели я. Где-то вдали послышался шумъ, хлопнула дверь...

Мы ждали, затаивъ дыханiе.

Смутный, глухой шумъ постепенно превращался въ размеренный стукъ чьихъ-то тяжелыхъ шаговъ. Кто-то быстро подходилъ къ кабинету. Вотъ дверь отворилась. Кто-то повернулъ кнопку въ стене и комната сразу осветилась. Дверь заперли, и до насъ донесся острый запахъ сигары.

Вошедшiй зашагалъ взадъ и впередъ по комнате, онъ ходилъ совсемъ близко около насъ. Наконецъ, раздался скрипъ кресла, шумъ шаговъ прекратился, мы услышали, какъ ключъ щелкнулъ въ замке письменнаго стола, а черезъ секунду раздалось шуршанiе бумаги.

До сихъ поръ я не осмеливался выглянуть изъ своего убежища, но теперь я решился, наконецъ, раздвинуть немного занавески. Гольмсъ то же выглянулъ.

Прямо противъ насъ, совсемъ близко, виднелась широкая, сутулая спина Мильвертона.

И такъ все наши расчеты оказались ошибочными. Мильвертонъ и не думалъ спать, а сиделъ где-нибудь, въ дальней части дома, въ комнате, светъ изъ которой не виденъ изъ сада. Въ поле нашего зренiя была широкая, седая голова съ большой лысиной.

Мильвертонъ сиделъ, откинувшись на спинку сафьяннаго кресла и вытянувъ ноги. Въ углу рта торчала большая черная сигара.

На шантажисте былъ надетъ домашнiй, щеголевато-скромный пиджакъ светлаго цвета, съ бархатнымъ воротникомъ. Въ рукахъ онъ держалъ бумагу, какъ кажется, какой-то юридическiй актъ. Онъ лениво читалъ его, по временамъ пуская клубы дыма.

Сиделъ онъ спокойно и комфортабельно, не собираясь, повидимому, уходить. Намъ приходилось стоять и ждать событiй за нашей занавеской.

- Не бойтесь, все идетъ хорошо, мы свое дело сделаемъ! - говорило мне это рукопожатiе. Но я былъ въ смертельной тревоге. Мне съ моего места было прекрасно видно, что дверь несгораемаго шкапа притворена не плотно. А что, если Мильвертонъ увидитъ это?..

И я мысленно решилъ, что въ случае чего, я брошусь на шантажиста, закутаю ему голову своимъ пальто, повалю его на подъ и буду его держать въ такомъ положенiи, пока Гольмсъ не сделаетъ того, что ему нужно.

Но Мильвертонъ не гляделъ на шкапъ. Онъ былъ весь погруженъ въ чтенiе и медленно перелистывалъ юридическiй актъ.

Когда же это кончится? Одно время я думалъ, что докуривъ сигару и дочитавъ бумагу, Мильвертонъ ляжетъ спать, но окончить чтенiе документа ему не пришлось. Приключенiе наше совершенно внезапно приняло новый и неожиданный оборотъ.

Несколько разъ Мильвертонъ поглядывалъ на часы, одинъ разъ онъ даже привсталъ, а затемъ снова седъ, сделавъ нетерпеливое движенiе рукою. Неужели же онъ кого-нибудь ждетъ? Эта мысль мне и въ голову не приходила. Было ужъ очень поздно. Но вдругъ на балконе раздались чьи-то тихiе шаги. Мильвертонъ пересталъ читать и выпрямился въ своемъ кресле. Шаги сделалась еще явственнее и, наконецъ, въ большую дверь осторожно постучали. Мильвертонъ всталъ и отворилъ дверь.

- Нечего сказать, хороши, опоздали на целые полчаса, - сказалъ онъ грубо.

И мы, стоя за занавеской поняли, наконецъ, почему была отперта балконная дверь и почему Мильвертонъ такъ поздно не ложился спать. Послышался шелестъ женскаго платья, лицо Мильвертона обратилось къ намъ и я поспешно задвинулъ занавесь. Только черезъ несколько секундъ я осмелился взглянуть снова.

И я увиделъ опять Мильвертона. Онъ попрежнему сиделъ въ кресле и сигара какъ-то нагло высовывалась изъ его рта. Прямо передъ нимъ, ярко освещенная электрическимъ светомъ, стояла высокая, тонкая черноволосая женщина, лицо ея было, закрыто густой вуалью. Она стояла, закутанная въ широкiй плащъ.

Незнакомка учащенно дышала; видно было, что она чемъ-то сильно взволнована.

- Ну, милая моя, - сказалъ Мильвертонъ, - вы меня лишили несколькихъ часовъ драгоценнаго ночного отдыха. Надеюсь, что это произошло не напрасно... Неужели вы мне не могли назначить более удобнаго времени для свиданья? А?..

Женщина покачала головой.

- Ну, ну ладно, вижу, что было нельзя, - произнесъ Мильвертонъ, - да-съ, милая моя, я знаю, что графиня дурно съ вами обращается. Вотъ и прекрасно, теперь вы можете взять реваншъ... Однако, дорогая моя, вы дрожите. Съ чего бы это? Успокойтесь, прошу васъ, успокойтесь. Волноваться нечего, лучше поговоримъ о деле...

Мильвертонъ выдвинулъ одинъ изъ ящиковъ письменнаго стола и вынувъ какую-то бумажку, продолжалъ:

- Вы говорите, что у васъ есть пять писемъ, компрометирующихъ графиню. Вы согласны ихъ продать. Что же, я ихъ съ удовольствiемъ куплю. Прекрасно, дорогая моя, прекрасно. Весь вопросъ въ цене, а для того, чтобы определить цену, надо посмотреть письма. Если письма действительно хороши... Боже мой! Боже мой!

Мильвертонъ привскочилъ и воскликнулъ:

- Такъ это вы?!.

Женщина, ни говоря ни слова, растегнула плащъ и сняла вуаль.

Я увиделъ красивое, смуглое, резко очерченное лицо... Черты этого лица мне хорошо памятны: орлиный носъ, густыя темныя брови дугой, сверкающiе глаза, тонкiя, крепко сжатыя губы и не предвещающая ничего добраго улыбка...

- Да это я, это - женщина, которую вы погубили, - услышали мы.

- Ахъ сударыня, вовсемъ виновато ваше упрямство, - сказалъ онъ, - зачемъ вы заставили меня прибегнуть къ крайнимъ мерамъ? Я, сударыня моя, человекъ добрый, мухи не обижу, но ведь надо же заработывать хлебъ?.. Вы сами, дорогая моя, поставили меня въ такое положенiе... Вспомните ка, я и цену вамъ назначилъ сходную, а вы почему-то не захотели платить.

- Да, я все помню, - произнесла незнакомка, - вы послали эти письма моему мужу и онъ не могъ перенести позора... Вы знаете, что этотъ благородный человекъ умеръ. Погибъ человекъ большой, человекъ, обуви котораго я не была достойна раз вязать. Вы, конечно, помните, какъ я приходила сюда ночью, какъ я просила и умоляла васъ о помилованiи... Вы не вняли моимъ мольбамъ, вы смеялись надо мной... Вы и теперь пытаетесь надо мною смеяться, но это вамъ не удается. Я вижу, какъ дрожатъ ваши губы. Вы трусите, Мильвертонъ! Вы думали, что никогда ужъ меня не увидите, но я... Та ночь научила меня, какъ къ вамъ пробраться и какъ поговорить съ вами наедине. Ну, Чарльзъ Мильвертонъ, что вы скажете въ свое оправданiе?

Мильвертонъ вскочилъ съ кресла и произнесъ заикаясь:

- Ужъ не думаете ли вы меня запугать? Мне только стоитъ возвысить голосъ и сюда войдетъ прислуга Васъ схватятъ, сударыня, и отправятъ въ полицiю. Но я не стану поднимать скандалъ, я извиняю вамъ вашъ гневъ, онъ мне понятенъ. Я ограничусь темъ, что попрошу васъ удалиться. Я не желаю более съ вами разговаривать.

- Слушайте, Мильвертонъ, - ответила она, - вы меня погубили, но более вамъ никого ужъ не удастся погубить. Вы разбили мое сердце, но другiя сердца вы ее разобьете. Я освобожу отъ васъ мiръ, вы - ядовитое существо, Мильвертонъ... Вотъ тебе, собака, вотъ тебе, вотъ тебе!..

Стоя въ двухъ шагахъ отъ Мильвертона, она вынула изъ-за пазухи маленькiй, блестящiй револьверъ и стала въ него стрелять. Раздался сперва одинъ выстрелъ, затемъ другой, затемъ третiй...

Мильвертонъ отшатнулся назадъ... Онъ оперся на письменный столъ, отчаянно закашлялъ а затемъ сталъ шарить по столу руками...

Затемъ онъ зашатался...

- Вы меня прикончили! - закончилъ онъ.

Затемъ его тело вытянулось и онъ замолкъ навсегда.

Женщина приблизилась къ нему, поглядела въ его неподвижное лицо, а затемъ поставила на это лицо ногу...

Но Мильвертонъ не двигался.

Мы, конечно, не могли вмешиваться въ это дело и спасти Мильвертона отъ его судьбы, но я страшно волновался. Когда женщина стала стрелять, я сделалъ попытку выскочить изъ-за занавески, во остановился. Моя рука была удержана Гольмсомъ. Это было холодное, твердое рукопожатiе, я понялъ, что хотелъ сказать этимъ жестомъ мой другъ.

- Не вмешивайся въ это дело, гляди и наблюдай, пускай негодяй получитъ то, что онъ заслужилъ, у насъ здесь свое дело, - точно говорилъ мне Гольмсъ.

Едва женщина вышла изъ комнаты, какъ Гольмсъ быстро и тихо подошелъ къ двери и заперъ ее. Въ доме послышались голоса, началась беготня по коридорамъ.

Револьверные выстрелы разбудили прислугу.

вниманiя, Гольмсъ продолжалъ свое дело и продолжалъ его - пока шкапъ совсемъ не опустелъ.

Въ дверь стучались. Гольмсъ быстро оглянулся кругомъ и приблизился къ столу. На немъ валялось выпачканное въ крови письмо, оказавшееся для Мильвертона вестникомъ смерти. Гольмсъ скомкалъ и его и швырнулъ въ огонь.

Затемъ онъ отперъ балконную дверь, вышелъ изъ комнаты и, заперевъ ее снаружи, сказалъ:

- За мною, Ватсонъ, мы перелеземъ черезъ стену сада и исчезнемъ!

Я никакъ не ожидалъ, чтобы тревога поднялась такъ быстро. Въ то время, какъ мы бежали, я оглянулся назадъ и увидалъ, что весь домъ ярко освещенъ. Передняя дверь была отворена и по садовой аллее мчались въ темноте человеческiя фигуры. Весь садъ былъ полонъ людей. Одинъ изъ лакеевъ заметилъ насъ и, громко крича, пустился въ следъ за нами.

слышалъ его тяжелое дыханiе.

Наконецъ мы достигли высокой, по крайней мере въ шесть футовъ высоты, стены. Гольмсъ ловко вскарабкался на нее и очутился на другой стороне. Я последовалъ его примеру, но въ этотъ моментъ сочувствовалъ, что кто-то схватилъ меня за ногу. Я сделалъ отчаянное усилiе и, ударивъ въ лицо свободной ногой своего неизвестнаго преследователя, высвободился и очутился на свободе.

Я, впрочемъ, сильно поторопился и упалъ лицомъ прямо въ кустъ. Гольмсъ поднялъ меня и мы пустились бежать во весь духъ по пустырямъ Гэмпстеда.

Пробежавъ такимъ образомъ мили две, Гольмсъ остановился и сталъ внимательно прислушиваться

Вокругъ насъ царило гробовое молчанiе. Преследователи наши остались далеко позади и мы были въ полной безопасности.

* * *

Видъ у полицейскаго инспектора былъ чрезвычайно торжественный.

- Добрый день, мистеръ Гольмсъ, добрый день, - произнесъ онъ, - а скажите мне, очень ли вы заняты?

- Не настолько, чтобы не иметь времени съ вами побеседовать, - ответилъ мой прiятель.

- Видите ли, мистеръ Гольмсъ, въ Гэмпстеде случилась довольно загадочная исторiя... Я и пришелъ, собственно говоря, просить васъ помочь намъ въ этомъ деле, если, конечно, у васъ есть свободное время.

- Убiйство, чрезвычайно драматическое и загадочное убiйство. Я очень хорошо знаю, мистеръ Гольмсъ, какъ талантливо вы разбираетесь въ делахъ подобнаго рода. Вотъ я и пришелъ просить васъ съездить со мною въ Апильдоръ-Тауэрсъ и подать мне вашъ компетентный советъ. Тутъ случилось какое-то необычайное преступленiе. Этотъ Мильвертонъ... Человекъ котораго убили, былъ немножко негодяемъ и находился подъ нашимъ присмотромъ. Онъ, изволите ли видеть, собиралъ разнаго рода документы, при помощи которыхъ и шантажировалъ. Все эти бумаги сожжены убiйцами. Ценныхъ вещей и денегъ убiйцы не взяли. Отсюда можно заключить, что преступники - люди съ положенiемъ и что преступленiе совершено ими не въ корыстныхъ целяхъ.

- Вы говорите о преступникахъ: значитъ, ихъ было несколько? - спросилъ Гольмсъ.

- Да, преступниковъ было двое. Ихъ даже чуть не захватили на месте преступленiя. Мы имеемъ ихъ следы и даже можемъ описать ихъ наружность. Я могу поставить десять противъ одного, что мы изловимъ этихъ молодцовъ. Одинъ изъ нихъ былъ попроворнее и ему удалось безследно ускользнуть, ну а второй былъ настигнутъ помощникомъ садовника и едва вырвался. Этотъ последнiй былъ средняго роста и очень крепко сложеннымъ человекомъ. Подбородокъ у него былъ четвероугольный, шея толстая, густые усы и маска на лице.

- Ну это довольно неопределенное описанiе, эти признаки могутъ подойти и къ Ватсону, - сказалъ Гольмсъ.

- Да, да, вы правы, эти признаки подходятъ къ dr. Ватсону.

Гольмсъ, улыбаясь, покачалъ головою.

- Жаль мне вамъ отказывать, Лестрадъ, но я, право, ничемъ не могу помочь вамъ, - сказалъ онъ, - дело въ томъ, что я зналъ этого Мильвертона и всегда его считалъ однимъ изъ самыхъ опасныхъ людей во всемъ Лондоне. Есть, Лестрадъ, преступленiя, которыя нельзя карать, есть случаи, когда мы должны признать за отдельными лицами право сведенiя счетовъ съ врагами. Не возражайте мне, пожалуйста, Лестрадъ, у меня составился уже определенный взглядъ на это дело. Я симпатизирую преступникамъ, а не ихъ жертве. Да, да! За это дело я ни за что не возьмусь.

* * *

Со мной Гольмсъ о кровавыхъ событiяхъ, которыхъ свидетелями намъ пришлось быть, не проронилъ ни слова. Онъ целое утро былъ углубленъ въ себя и задумчивъ, глаза у него были разсеянные, ничего не видящiе, было очевидно, что онъ напрягалъ память, стараясь что-то вспомнить.

- Ей-Богу, Ватсонъ, я вспомнилъ, право же я вспомнилъ это! Берите шляпу и идите за мною.

И онъ поспешно вышелъ на улицу и зашагалъ внизъ по Бэкеровской улице. Пройдя Оксфордскую улицу, мы очутились почти у цирка Регента. Налево виднелся писчебумажный магазинъ, въ витрине котораго были выставлены фотографiи знаменитыхъ людей и красавицъ.

На одну изъ этихъ карточекъ и были устремлены глаза Гольмса. Следя за его взглядомъ, я увидалъ изображенiе величественной и красивой дамы въ придворномъ платье. На голове ея красовалась высокая бриллiантовая тiара.

Я сталъ всматриваться. Да, это было ея лицо, лицо таинственной незнакомки, застрелившей Мильвертона:, тотъ же красивый, орлиный носъ, те же густыя брови и сжатыя тонкiя губы, тотъ же крепкiй, небольшой подбородокъ...

Я взглянулъ на Гольмса, но тотъ приложилъ палецъ къ губамъ и мы пошли прочь.