Трагедия с "Короско".
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Трагедия с "Короско". Глава II. (старая орфография)

II.

Молодой американец стоял с минуту в нерешимости, идти-ли ему вниз и занести в свой путевой дневник впечатления дня, как он то делал ежедневно, по просьбе сестры, оставшейся дома, или-же присоединиться к полковнику Кочрэнь и Сесилю Броун, огоньки сигар которых светились в дальнем конце палубы.

- Идите сюда, Хидинглей! - крикнул полковник, подвигая ему складной стул. - Идите, я вижу, что Фарде начинил вас политикой, мы здесь полечим вас от его болезни!

- Мне подобные разговоры о политике кажутся настоящим преступлением в такую ночь, как эта, - сказал молодой денди дипломат. Какой дивный ноктюрн в голубых тонах! Точное воплощение одной из дивных песен Мендельсона, где все те тончайшие оттенки ощущений, которых мы не можем выразить в словах, передаются нежной гармонией звуков!

- Сегодня пустыня и весь этот пейзаж как-то особенно суровы и мрачны! - сказал американец. - Они производят на меня то-же впечатление безпощадной силы и мощи всесокрушающого Атлантического океана в холодный и пасмурный зимний день. Быть может, это впечатление получается вследствие того, что мы знаем, что находимся на рубеже цивилизованного мира, и что за этим рубежом не существует никаких прав и законов. Не знаете-ли, полковник, далеко-ли мы сейчас от дервишей?

- Хм, на арабской стороне, - сказал полковник Кочрэнь, - мы имеем египетский укрепленный лагерь Сарра, в 40 милях к югу отсюда, за которым на протяжении 60 миль раскинулась совершенно дикая местность; за пределами её находится дервишский пост Акашех; по сю-же сторону нас ничто от дервишей не отделяет, здесь они считают себя хозяевами!

- А Абукир, кажется, на этой стороне?

- Да, вследствие этого в последние годы воспрещалось туристам предпринимать экскурсии к скале Абукир, но теперь здесь гораздо спокоинее!

- Что же, собственно говоря, мешает им являться сюда? - спросил Хидинглей,

- Решительно ничего! - ответил Сесиль Броун.

- Ничего, кроме чувства, страха и опасения, что им не удастся вернуться в свою кочевку. Это не так-то легко сделать, когда их верблюды будут истощены длинным переходом через пустыню, а животные гарнизона Хальфы, свежие и в отличном состоянии, будут преследовать их по пятам!

- Ну, на их чувство страха, мне кажется, не слишком можно полагаться! - своим обычным, небрежно сонливым тоном заметил молодой дипломат. - Многие из них не только не боятся, а даже ищут смерти и больше всего полагаются на волю судьбы. Все они безпредельные фаталисты, это не подлежит сомнению!

- Так вы полагаете, что эти дервиши серьезная опасность для Египта? - спросил Хидинглей, Monsieur Фардэ, например, полагает, что эта опасность не столь велика!

- Я не богатый человек, мистер Хидинглей, - сказал полковник Кочрэнь-Кочрэнь, - но готов поставить на карту все, что имею, за то, что не позднее, как через три года после того, как англичане очистят Египет и предоставят его своим собственным силам, дервиши будут на побережьи Средиземного моря, и тогда, прощай, вся современная и древняя цивилизация Египта! Прощайте, все сотни миллионов, потраченных на эту страну! Прощай, все те великие памятники древности, которые так драгоценны теперь в наших глазах!

- Однако, полковник, - смеясь, возразил молодой американец, - вы, конечно, не думаете, что они разрушат пирамиды?

- Трудно сказать, что они могут сделать. Вед, в свой последний набег на эту страну они сожгли библиотеку Александрии. Вы знаете, что, согласно Корану, всякое изображение или подобие человека есть греховный предмет, на этом основании они должны разрушить сфинксов и колосов, и статуи Абу-Симбеля!

- Ну, предположим, что все это так, тем не менее, я не могу понять, какой интерес, какая выгода англичанам тратить столько средств и сил и забот на эту страну; какое преимущество имеет она от этого перед Францией и Германией, например, которые не тратят на Египет ни цента?

- Это самое спрашивают себя и многие англичане, - заметил Сесиль Браун, - я того мнения, что мы уже достаточно долго несли обязанности всемирной полиции. Мы очищали моря от пиратов и работорговцев, теперь мы освобождаем и очищаем эту страну от дервишей и разбойников и постоянно, везде и всюду стоим на страже интересов цивилизации. И все к этому до того привыкли, что, что-бы не случилось на этой планете, весь свет в один голос восклицает: что же смотрит Англия! Возстанут ли Курды в малой Азии, или разразится военный бунт в Египте, или поход в Судан, - все это спрашивается с Англии. И за все свои хлопоты и труды, как это всегда бывает, получаем только брань и пинки, как настоящие наши мэны, когда они арестуют какого-нибудь негодяя. И зачем только мы это делаем? Пусть Европа сама блюдет свои интересы и делает для себя свою грязную работу!

- Так-с! - сказал полковник Кочрэнь-Кочрэнь, скрестив свои вытянутые ноги и откидываясь на спинку своего стула, как человек, собирающийся высказать свое строго установившееся мнение. - Я должен вам сказать, Браун, что совершенно не согласен с вами! Вы высказали крайне узкий взгляд на наши национальные и общечеловеческия обязанности. Я полагаю, что, превыше всякой дипломатии и часто национальных интересов, есть великая, правящая миром и судьбами людей и народов сила, извлекающая из каждого народа все, что он может дать лучшого, и отдающая все это на общее блого всего человечества. Как только какой-нибудь народ перестает быть пригодным для этой цели, он тотчас-же отчисляется в запас из действующей армии на несколько веков, пока не вернет себе прежния силы и доблести. Это мы видели на Греции, Риме, Испании. Я глубоко убежден, что ни один человек, ни один народ не существует на земле для того только, чтобы делать то, что приятно и что выгодно, и часто бывает призван делать именно то, что ему и неприятно, и не выгодно, - но что должно послужить ко всеобщему благу, и никто не вправе отказываться от своей миссии!

Хидинглей сочувственно закивал головой.

- У каждого народа есть свое назначение: Германия посвятила себя абстрактным идеям, Франция - литературе и другим изящным искусствам, а Англия и Америка одарены, в лице лучших наших людей, высшею долей совокупности морального смысла жизни и общественных обязанностей. Эти два качества всегда необходимы для направления слабейших народов на их пути к благоустройству и прогрессу. Таким именно образом мы правим Индией; мы попали туда как-бы в силу какого-то естественного закона, подобно воздуху, врывающемуся в пустоту! Это-же втянуло нас на другой конец земного шара, вопреки всяким нашим интересам. Мир тесен и становится все теснее, все меньше с каждым годом. Это одно органическое тело, и одного зараженного гангренозным воспалением места достаточно, чтобы заразить все тело. Потому-то на земле нет места безчестному, порочному и тираническому правлению, и пока будут существовать таковые, до тех пор они всегда будут порождать смуты, безпорядки и опасности. Но есть народы, столь неспособные к совершенствованию, что не остается никакой надежды на то, чтобы они могли создать себе когда-либо хорошее правительство, - и тогда, в былые времена, являлись Аттила и Тамерлан и стирали с лица земли такие народы; в настоящее же время их берет под свою опеку или под свое руководство какой-нибудь другой народ, более способный к созданию своего благоустройства, как мы это видим сь Средне-Азиатскими ханствами у России и здесь, в Египте, и раз это должно быть сделано, а мы, англичане, всех более способны выполнить эту задачу, то нам грешно было-бы отказываться от нея.

- Пусть так, - согласился, улыбаясь, Хидинглей. - Но кто сказал вам, что именно вы к тому призваны? Ведь, на таком основании всякая хищническая страна может захватить любую другую страну в мире. Что будет нам служить порукой, что именно вам суждено просвещать и водворять порядок повсюду?

на наш флот жерла орудий повели к бомбардировке; бомбардировка повела к высадке; высадка вызвала расширение военных операций, - и вот Египет остался у нас на руках. Во время безпорядков мы звали, мы молили Францию или кого-либо другого прийти помочь нам, но все оставили, нас, когда в них была здесь серьезная надобность. А теперь, когда мы здесь ввели законы и порядки и установили надлежащую администрацию, когда страна в двенадцать-пятнадцать лет сделала больше успехов на пути прогресса, чем за все время с нашествия мусульман, они все рады бранить нас и возставать на нас. Я полагаю, что в истории вы не найдете другого такого примера безкорыстного труда!

Хиндинглей глубокомысленно покуривал свою сигару.

- У нас в Бостоне, на Бэк-Бей, стоит старый безобразный дом, - начал он медленно и разсудительно, - этот дом портит положительно весь вид. Он весь на половину сгнил и развалился, ставни безпомощно висят, сад совершенно заглох, - но я, право, не знаю, в праве ли соседи ворваться в этот сад и этот дом и начать хозяйничать в нем по своему усмотрению и наводить свои порядки!

- Вы думаете, что они не имели бы на то права, даже если-бы этот дом горел? - спросил полковник.

Но можно сказать почти с уверенностью, что мы пройдем, не оставив здесь, т. е. в истории этой страны, никакого следа, потому что у нас, англо-саксов, не в обычае запечатлевать свои подвиги на скалах, в назидание грядущим векам. И я готов поручиться, что с течением веков остатки нашей системы дренажа Каира будут нашим прочнейшим памятником в этой стране, если только они тысячу лет спустя не будут приписаны работам какого-нибудь из царей гиксосов. Однако, вон наши вернулись уже с прогулки на берегу!

Действительно, снизу доносился мелодичный голос мистрисс Бельмонт и глубокий бас её супруга, Мистер Стюарт спорил из-за нескольких пиастров с бойким и задорным погонщиком мулов, а остальные его компаньоны питались уладить их спор. Затем трое наших собеседников встретили вернувшихся у траппа; все обменялись прощальными приветствиями и разошлись по своим каютам. И вскоре маленький "Короско", безмолвный и неподвижный, чернеясь в густом сумраке тени, которую кидал на реку высокий берег Хальфы, как будто тоже погрузился в сон.