Трагедия с "Короско".
Глава III.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Дойль А. К., год: 1896
Категории:Роман, Сказка, Приключения

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Трагедия с "Короско". Глава III. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

III.

"Стоппа! Бакка!" (Стоп, назад!) - крикнул туземец лоцман английскому механику "Короско" в тот момент, когда маленький пароходик врезался носом в коричневый береговой ил, а течение прибило его так, что он стал вдоль берега. Длинный мостик был перекинут, и шесть человек рослых солдат в небесно-голубых мундирах Суданского регулярного корпуса, которые предназначались для эскорта туристов, ровным, мерным шагом сошли на берег; они смотрели бравыми молодцами, и прямые, стройные фигуры их красиво выделялись на ослепительно ярком фоне утренняго неба.

На высоком берегу, вдоль самой кручи, выстроился ряд оседланных осликов, приготовленных для туристов, а в воздухе висел неумолчный гомон крикливых, разноголосых черномазых мальчуганов-погонщиков; каждый из них своим гортанным пронзительным голосом выкрикивал достоинства своего животного, всячески пороча осла своего товарища.

- Как жаль, что ваша супруга не едет с нами, Бельмонт! - заметил полковник Кочрэнь-Кочрэнь.

- Я боюсь, что она схватила легонький солнечный удар вчера, у нея страшная головная боль!

- Я хотела остаться, чтобы она не была одна, - сказала сердобольная и самоотверженная мисс Адамс, - но узнала, что мистрисс Шлезингер отказалась участвовать в поездке из опасения, что она будет слишком утомительна для её ребенка, следовательно, мистрисс Бельмонт не будет одна!

- Вы очень добры, мисс Адамс, но жена моя, вероятно не успеет соскучиться; ведь, часам к двум мы будем уже здесь! - сказал ирландский Фрейшютц.

- Почему вы так думаете?

- Хотя бы уже потому, что мы не берем с собой никакой провизии, а я надеюсь, что наш проводник не задался мыслью заставить нас умереть с голода!

- Будем надеяться! - отозвался полковник. - Эта пустыня обладает замечательным свойством придавать особый вкус и прелесть даже самому скверному вину; наглотавшись пыли, всегда бываешь особенно рад проглотить что-нибудь получше этого!

- Высокоуважаемые лэди и джентльмены! - провозгласил обычным торжественным и звучным голосом Мансур драгоман и проводник. - Мы должны выступить в путь немедленно, чтобы вернуться до полуденного жара, который здесь в пустыне совершенно нестерпим. Советую вам, господа, вооружиться консервами, синими или, лучше, зелеными, потому что свет ослепительно ярок для глаз. Вам, мистер Стюарт, я приготовил отменного, призового осла, которого мы всегда приберегаем для людей особенно полновесных... Так-с... теперь, высокоуважаемые леди и джентльмены, прошу сходить на берег!

Все стали, одни за другими, спускаться с мостика и затем взбираться на крутой, высоко вздымавшийся берег. Впереди всех выступал Стефенс, тонкий, сухопарый, обстоятельный даже в походке, с неразлучным Бедекэром в ярко-пунцовом переплете над мышкой. Он любезно предложил одну руку мисс Адамс, а другую её прелестной племяннице, чтобы помочь им взобраться, при этом книга выскользнула у него из под руки и полетела вниз, под ноги следующей пары, при громком детском смехе мисс Сади. Полковник Кочрэнь любезно подобрал книгу, которую у него взяла Сади и, прижимая ее к груди, уверяла, что донесет ее более благополучно до верху, чем её "законный" владелец, за полковником, рядом с которым горделиво выступал Бельмонт, следовал торжественный и презрительный ко всему молодой дипломат, а за ним тучный священнослужитель и, наконец, стройный, легкий и сильный Хидинглей и добродушный болтливый monsieur Фардэ.

- Как видите, мы сегодня с эскортом! - заметил последний.

- Да, я уже это заметил!

- Псс!.. - воскликнул француз, вскидывая вверх рукя комическим жестом. - Это все равно, что брать эскорт от Парижа до Версаля! Все это та-же комедия, mon ami! Она, конечно, никого не проведет, но это входит в состав программы. Pourquoi ces drôles de militaires, dragoman, hein? (К чему эти бедняги солдаты?А?) - обратился он к Мансуру.

Так как роль драгомана состояла в том, чтобы угодить всем и каждому, то осторожно, оглянувшись кругом и убедившись, что никого из англичан нет по близости, он отвечал:

- C'est ridicule monsieur! Mais que voules-vous? C'est l'ordre officiel égyptien! (Это смешно, но что вы хотлте, таково оффициальное предписание египетского правительства).

- Egyptien! Bah, dites anglais, toujours anglais (Египетского! Скажите лучше английского, исключительно английского!).

Забавно выглядела эта пестрая кавалькада; люди, никогда не садившиеся верхом, принуждены здесь взгромоздиться на ослов; когда эти ослы пустятся вскачь, а нильская кавалерия мчится во весь опор, такую забавную картину с развевающимися по ветру длинными вуалями, разнообразными, неуклюже болтающимися в седле фигурами туристов, размахиванием рук и непроизвольным мотанием голов, - трудно еще где либо увидеть. Бельмонт, прямой как шест, на маленьком беленьком ослике, махал шляпой в воздухе, посылая прощальный привет жене, поднявшейся на палубу, чтобы проводить его. Кочрэнь, соблюдая строго кавалерийскую посадку, ехал подле него; немного позади ехал Сесиль Броун с такой физиономией, словно он считал пустыню едва ли приличным местом для себя, да и вообще сомневался даже насчет добропорядочности целого мира. Позади них тянулись остальные. Подле каждого бежал черномазый крикливый мальчишка, подымая целые облака пыли своими босыми ногами.

- Право, как все это восхитительно и прекрасно! - весело воскликнула Сади. - Мой осел бежит, как на роликах, а седло у меня покойное, точно люлька. И посмотришь, как красивы, как кокетливы эти украшения на уздечке! Нет, право, вы должны написать memo, rе осленок, мистер Стефенс! - шутила девушка.

Стефенс смотрел на оживленное детское личико своей прелестной спутницы, приветливо улыбавшееся ему из-под кокетливой соломенной шляпки, и ему хотелось сказать ей так-же искренно и просто, как всегда говорила она, что сама она восхитительна и прекрасна, но его смущал страх, что он этим может обидеть, прогневать ее своими словами и прервать их милую дружбу, которою он так дорожил, и, вместо того искренняго признания, он только улыбнулся ей и сказал:

- Да, кто бы не был счастлив и доволен на моем месте, вдыхая в себя этот чистый вольный воздух, видя над головой своей это чудное голубое небо, а кругом этот искрящийся желтый песок, сидя на превосходном животном, кротком и послушном! У меня все есть, чтобы быть и чувствовать себя счастливой! - сказала она.

- Все? - переспросил Стефенс.

- Все, что мне требуется в данный момент для моего счастья!

- Мне кажется, что вы еще ни разу не испытали, что значит чувствовать себя несчастной!

- О, нет, я иногда чувствую себя ужасно несчастной, иногда я плакала целыми днями, когда была еще в Смис-колледже, и другия девушки просто до бешенства доходили, желая узнать причину моей горести, тогда как, в сущности, я и сама не знала никакой причины. Вы знаете, иногда находит на человека, Бог весть, отчего, безпричинная тоска словно все кругом вдруг затянет черной пеленой, и хочешь - не хочешь, а ты чувствуешь себя глубоко несчастной, хотя и не понимаешь, не можешь дать себе отчета, в чем именно состоит твое горе!

- Но у вас, вероятно, никогда не было серьезной действительной причины?

- Нет, мистер Стефенс, вся моя жизнь, можно сказать, была до настоящого времени сплошным праздником, и когда я теперь оглядываюсь назад, то должна сознаться, что никогда не имела основания чувствовать себя несчастной!

- От всего сердца желаю вам, мисс Сади, чтобы вы могли сказать то-же самое, когда доживете до лет вашей тетушки, которая, кажется, что-то кричит нам!

- Я желала бы, мистер Стефенс, чтобы вы ударили моего погонщика, который не перестает все время дубасить это несчастное животное, не взирая на мой протест! - кричала мисс Адамс, поравнявшись с племянницей и её спутником. - Эй, драгоман Мансур, скажите этому скверному мальчишке, что я не потерплю, чтобы он мучал бедное животное! Скажите, что ему должно быть стыдно! Да, да, маленький негодяй! Ты должен стыдиться!.. Смотрите, он еще скалит на меня зубы, точно реклама зубной пасты! Этакий мерзкий мальчишка! Что вы думаете, мистер Стефенс, не связать-ли мне этому черномазому солдату пару шерстяных чулок, позволят ему их носить? А то этот бедняга имеет повязки на ногах.

- Это его путти, мисс Адамс, - пояснил полковник Кочрэнь, - мы в Индии убедились, что это превосходно поддерживает ногу во время ходьбы; это несравненно лучше всяких чулок!

- Ну, не скажу, - возразила мнос Адамс, - это ужасно напоминает скаковую лошадь, у которой забинтованы ноги. Но все-же это очень торжественно, что мы сегодня находимся в сопровождении эскорта, хотя nonsieur Фардэ и говорит мне, что в этом нет никакой надобности!

- Это только мое личное мнение, мисс Адамс, - сказал француз, - весьма возможно, что полковник Кочрэнь держится совершенно другого мнения!

- Это мнение, monsieur Фардэ, диаметрально противуположно мнению гг. военных, которым поручено заботиться о безопасности границы, - холодно отозвался Кочрэнь-Кочрэнь, - но я надеюсь, что все должны со мной согласиться, что эти чернолицые воины в своих ярких мундирах несомненно придают живописность окружающей обстановке!

Кроме нескольких человек солдат, составлявших эскорт туристов, то тут, то там словно выростал из земли черномазый солдат в небесно-голубом мундире, быстро шагавший по песку пустыни с ружьем за плечом; на мгновение худая, воинственная фигура его резким силуэтом вырисовывалась на ярком фоне неба и затем вдруг словно проваливалась в землю и исчезала, тогда как на разстоянии сотни шагов выростал из земли другой солдат, с тем, чтобы исчезнуть точно таким же образом.

- Откуда они берутся? - спросила Сади, следя глазами за этими голубыми фигурами.

- Я так и полагал, что вы пожелаете узнать об этом, - сказал Стефенс, который был всегда особенно счастлив, когда ему удавалось предугадать какое-нибудь желание хорошенькой американки, - а я сегодня утром справился нарочно в нашей судовой библиотечке. - Вот оно и есть, re, т. е. о черных солдатах. Здесь сказано, что они принадлежат к 10 Суданскому батальону Египетской армии; они набираются из племени Динка и Шиллук, двух негритянских племен, живущих к югу от страны дервишей - в Экваториальной области!

- Как же эти рекруты пробираются через страну дервишей? - спросил Хидингдей. - Я полагаю, что это не представляет особого затруднения! - пробормотал monsieur Фарди, многозначительно подмигнув молодому американцу.

- Старейшие солдаты, - пояснил полковник Кочрэнь, - представляют собою остатки прежнего Черного батальона; большинство их служили еще при Гордоне в Хартуме; остальные же, по большей части, дезертиры из армии Махди!

- Ну, пока в них не представляется надобности, я готова согласиться, что они выглядят очень красиво в своих голубых куртках, с медалями на груди! - заметила мисс Адамс, - но если бы были какие-нибудь безпорядки или что либо в этом роде, то полагаю, что для нас было бы приятнее, чтобы они были менее живописны, но не столь черны!

- Не могу с вами согласиться, мисс Адамс! - возразил Кочрэнь. - Я их видел в деле и могу вас уверить, что на них вполне можно положиться!

- Уж так и быть, я положусь на ваше слово, полковник! - тоном безповоротной решимости произнесла мисс Адамс, и на этом разговор на время прекратился.

белою пеной, и самый берег становился скалистым; среди этих скал выделялся громадный, своеобразный, далеко выдвинувшийся вперед утес с полу-круглой площадью, образующей вершину. Всем сразу стало ясно, что это и есть знаменитый рубеж дикой Африки и цивилизованного Египта. Маленькая кавалькада пустила своих ослов галопом. Вдали виднелись на желтом фоне песка пустыни группы черных скал, и среди них виднелись обломки колонн и полуразрушенных стен. Проворный и словоохотливый драгоман соскочил с своего осла и, приняв живописную позу, стал в ожидании, чтобы подъехали и остальные и собрались вокруг него.

- Этот храм, высокочтимые леди и джентльмены, - возгласил он громким голосом аукциониста, собирающагося продать ценную вещь тому, кто даст за нее больше, - этот храм, господа, великолепный памятник восемнадцатой династии! Вот и изображение, барельеф, Тутмеса III-го, - и он указал концом своего хлыста на резко выделявшиеся на стене иероглифы у себя над головой. - Он жил за 1,600 лет до Христа, и письмена эти начертаны здесь для увековечения памяти о его победоносном нашествии в Месопотамию. Здесь мы видим изображение всей истории его жизни, начиная с детского возроста и вплоть до его возвращения в Египет с толпами пленников, привязанных к его колеснице. Здесь вы видите, как его венчает нижний Египет, а верхний Египет приносит жертвы в честь его победы великому Богу Аммону-ра. А вот здесь он влечет за собой своих пленных и, по обычаю того времени, отрубает каждому из них правую руку. Вот в этом углу вы видите небольшую кучку. Это все правые руки пленников!

- Боже правый! Не желала-бы я быть здесь в те времена! - воскликнула мисс Адамс.

- Здесь и сейчас ничто не изменилось! - небрежно уронил Сесиль Броун. - Восток остался тем-же Востоком. Я ничуть не сомневаюсь, что на разстоянии какой-нибудь сотни миль отсюда, а, быть может, и ближе...

- Да полно вам! - остановил его шепотом Кочрэнь.

- А это что? - осведомился проповедник Джон Стюарт, указывая длинным ассуанским тростником на одну из фигур на стене.

- Это гиппопотам! - пояснил драгоман.

- Гиппопотам! - воскликнули хором туристы. - Да, ведь, он не больше поросенка! Смотрите, царь, шутя, пронзил его своим копьем!

- Это они нарочно изобразили его малым, чтобы показать, что для царя то дело было сущий пустяк, - объяснил Мансур, - так вы видите, напр., что все его пленники не достигают даже колен Фараона, и это отнюдь не значит, что эти люди были столь малорослы или что Фараон был такого громадного роста, но этим хотели выразить, что он был несравненно могущественнее и сильнее этих людей, что он был велик и могуч. Вы видите также здесь, что он больше своего коня, и это тоже потому, что он Фараон - царь, а это животное только лошадь. Точно также вот эти женщины, которые здесь изображены, оне тоже крошечные, в сравнении с фигурой царя, потому что он велик и могуч, и это его маленькия жены.

- Вот прекрасно! - возмущенно воскликнула мисс Адамс. - Значит, если-бы они здесь изобразили его душу, то, вероятно, пришлось бы ее разсматривать в лупу! Ведь, стоит только подумать, что он позволил изобразить в таком виде своих жен!

- Если бы эти иероглифы были начертаны в настоящее время, - любезно сказал monsieur Фардэ, - то, вероятно, мы увидели-бы изображение большой и сильной женщины и маленького супруга!

Сесиль Броун и Хидинглей отстали от главной группы туристов, так как комментарии драгомана и шутливая болтовые туристов раздражали их нервы, нарушая торжественное настроение, и, стоя в стороне, смотрели, как дефилировала мимо серой безмолвной стены пестрая и забавная группа туристов с поднятыми лицами и откинутыми назад шляпами, над которыми вились с криком вспугнутые в развалинах пилона совы.

- Мне кажется положительным святотатством это шутовство и этот гам и смех! - сказал оксфордский питомец.

- Я рад, что и вы испытываете то-же, что и я, - сказал Хидинглей, - вот почему я предпочитаю тем развалинам, которые я видел, те, которых я не видал!

На мгновение на лице дипломата мелькнула светлая улыбка, слишком скоро уступившая место его обычной маске чопорного человека.

- У меня, видите-ли, есть подробная карта, - продолжал молодой американец, - и на ней, где-то среди дикой непроходимой пустыни, далеко-далеко отсюда, я вижу, обозначены развалины, остатки какого-то древняго храма, напр., храма Юпитера Аммона, одного из великолепнейших древних святилищ. И вот эти-то развалины, таинственные, забытые, одинокия в своем ненарушимом покое, простоявшия десятки веков, до которых не коснулась ни святотатственная рука, ни нога туристов, вот эти то развалины говорят моему воображению!

- Да, это так, - подтвердил Сесиль Броун. - Если бы можно было, бродя безцельно и одиноко, неожиданно наткнуться на эти самые развалины, которые мы теперь видим перед собой, и очутиться совершенно одному в полумраке этих сводов, лицом к лицу с этими безобразными каменными изваяниями, то впечатление было бы, без сомнения, подавляющее. А при такой обстановке, как сейчас, когда Бельмонт сосет свою трубку и причмокивает губами, когда Стюарт сопит и пыхтит, как дрянной паровой катер, когда мисс Сади Адамс смеется своим детским серебристым смехом...

- А эта болтливая сорока, драгоман, дает свои пояснения, как будто отвечает безсмысленно затверженный урок, - добавил Хидинглей, - мне страстно хочется отдаться своим думам и впечатлениям, но я не могу, не могу, потому что мне все это мешает, мною овладевает такое бешенство, такое раздражение, что я готов отколотить того, кто первый подвернется мне под руку. Подумайте только, пропутешествовать такую даль, как из Америки в Египет, для того, чтобы видеть эти пирамиды и обелиски, и храмы, и все эти уцелевшие остатки древняго мира, и в результате не сделать ничего лучшого, как известись на все окружающее и отколотить мальчишку-погонщика. Ведь, это уже, право, обидно!

Молодой дипломат разсмеялся своим милым сдержанным смехом, смехом усталого, разочарованного человека...

Оба собеседника поспешили присоединиться к своим спутникам.

Теперь путь их лежал между большими валунами и каменистыми холмами. Узкая, извивающаяся тропа пролегала между черными фантастическими скалами, напоминавшими шахты каких-нибудь копей. Вся маленькая компания почему-то притихла и смолкла, даже сияющее, жизнерадостное личико Сади как-будто омрачилось под впечатлением суровой и мрачной природы. Солдаты эскорта примкнули к туристам и шли теперь по обеим сторонам, растянувшись в группы. Полковник Кочрэнь и Бельмонт опят ехали рядом; они замыкали шествие и теперь немного поотстали.

- Знаете, Бельмонт, вы, вероятно, будете смеяться надо мной, но, признаюсь, мне положительно жутко здесь! Когда мы обсуждали там, в салоне "Короско", всю эту экскурсию, она казалась приятной и безопасной, но здесь как-то невольно чувствуешь себя оторванным от цивилизованного мира, - заметил полковник, - хотя компании туристов еженедельно посещают эти места, и никогда ничего неприятного не случалось!

Бельмонт глубокомысленно покачал головой.

- Я, видите-ли, не боюсь опасности и не раз бывал в боях, но то дело другое: во-первых, на то идешь, к тому готовишься, затем, в подобных случаях идти на встречу опасности наша обязанность, наш прямой долг, а всякий из нас привык делать свое дело. Но когда с вами женщины, или такая безпомощная толпа, как вот эта, - он указал на туристов, - то поневоле становится ужасно. Конечно, один из тысячи шансов на то, чтобы с нами могло случиться что-нибудь неприятное, но если-бы что-нибудь случилось... чего не дай Бог!.. Впрочем, что об этом говорить... Всего удивительнее, однако, то, что все они, очевидно, нисколько не сознают, что им может грозить какая либо опасность!

может придумать ваша английская мода!

Полковник невольно улыбнулся.

- Она совершенно безпечна, и я, конечно, никому, кроме вас, Бельмонт, не скажу о том, что думаю; надеюсь, что все мои опасения окажутся неосновательными, но, как это ни смешно, меня томит какое-то предчувствие беды! - сказал Кочрэн.

- Я, видите-ли, легко могу себе представить шайку бедуинов, арабов или дервишей, как вы их называете. шатающихся в поисках дешевой добычи, но не могу себе представить, каким образом они именно сегодня и именно в это время могут явиться сюда, каким образом им может быть известно о нашем посещении этой скалы?

то мне уже не кажется столь невероятным, чтобы и им могло быть известно об этом! - возразил полковник Кочрэнь-Кочрэнь.

- Положим, что это весьма слабое вероятие! - сказал Бельмонт, но в душе он все-таки был рад, что его жена сохранна и спокойна в каюте "Короско".

Теперь угрюмые скалы остались у них позади. Конический утес резко выделялся на ярко-желтом фоне песка. "Ей-ах! Ей-ах!" принялись кричать на все голоса черномазые погонщики ослов и усердно колотить бедных животных своими палками, подбодряя их скорее добежать до подножия скалы. Ослы пустились вскачь, и, несколько минут спустя, туристы были у цели. Драгоман пригласил всех сойти с мулов и пешком подняться на вершину знаменитого утеса Абукир. При этом он обратил их внимание на то, что все бока утеса исчерчены именами великих людей, побывавших тут, что тут есть имена людей, живших за долго до Христа.

- Быть может;тут есть и имя Моисея? - осведомилась мисс Адамс.

- Что же тебя так удивляет, милая, ведь, он же был в Египте, был великим человеком и, быть может, проходил здесь!

- Весьма вероятно, что имена Моисея и Геродота тоже были здесь, но исчезли с течением времени, но имена Бельзони и Гордона вы найдете на этой стороне скалы, немного повыше! - заявил драгоман.

Спустя минут пять, все маленькое общество было уже на полукруглом плато вершины скалы. Отсюда открывался действительно великолепный вид. Утес-великан, черный и грозный, отвесной стеною спускался в реку, достигая высоты полутораста фут, а у подножья его, пенясь и бурля, мчала свои темные, мутные волны река, глубокая, широкая и могучая в этом месте. Противуположный берег представлял собой безотрадную, дикую пустыню, усеянную громадными черными валунами и обломками скал. Нигде, ни в каком направлении не было видно ни малейших признаков человеческой жизни.

- Там, вдали, - сказал драгоман, указывая своим хлыстом на восток, - проходит военная дорога, ведущая от Вади-Хальфы к Сарра, расположенному к югу отсюда, за этими чернеющими холмами. Те две голубые горы, там, на самом краю горизонта, находятся в Донгола, т.-е. более чем в ста милях от Сарра. Железная дорога проложена нами на протяжении 40 миль, но она много страдает от дервишей, которые превращают её рельсы в копья и постоянно обрывают телеграфные провода. Теперь будьте любезны, господа, перевести ваши взгляды на ту сторону...

солдаты эскорта в своих небесно-голубых мундирах и стояли неподвижно, опершись на свои ружья и отбрасывая от себя внушительную, почти черную тень. Но за этой золотой, искрящейся равниной тянулась низкая линия холмиков, над которыми возвышался другой ряд холмов, более возвышенных, а за ними еще другой ряд вздымал свои головы над плечами предыдущих, - и все они тонули в бледно-фиолетовой дымке прозрачной дали. Все они не были высоки: высочайшие из них едва-ли достигали ста фут высоты, но дикия зубчатые вершины, их крутые откосы, раскаленные солнечными лучами чуть не до красна, придавали им особенно дикий свирепый характер.

- Это Ливийская пустыня, господа! - с театральным жестом импрессарио возгласил Мансур. - Величайшая пустыня в целом мире! Допустим, что вы бы пошли отсюда прямо на перерез, на запад, не сворачивая ни к северу, ни к

Но мисс Адамс даже не слышала этого обращения к ней, так как внимание её было отвлечено её племянницей. Сади, в порыве восхищения, схватила ее одной рукой за руку, а другой указывала ей вдаль.

- Нет, право, только этого и не доставало для полноты картины! Боже, что может быть красивее и живописнее этой безпредельной пустыни! - восклицала она с разгоревшимся личиком и сверкающими от возбуждения глазами. - Поглядите, мистер Стефенс! Видите этих людей верхами на верблюдах, появляющихся из-за этих лиловых холмов, точно в туманных картинах!

замерли; даже жужжание мухи казалось вполне внятным звуком. Полковник Кочрэнь только что чиркнул спичку, чтобы зажечь свою сигару, но спичка догорела до того, что обожгла ему пальцы, а сигара так и осталась не закуренной. Бельмонт тихонько свистнул, а драгоман стоял с полу-раскрытым ртом и смотрел вперед совершенно безсмысленными глазами. Остальные переводили взгляд с одного на другого из присутствующих с тревожным чувством ожидания чего-то недоброго. Первым прервал молчание полковник:

- Клянусь честью, Бельмонт, - воскликнул он, - как видно, один из тысячи шансов на лицо!



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница