Затерянный мир.
IX. "Кто бы мог это сделать?"

IX. "Кто бы мог это сделать?"

Нас постигло непоправимое несчастье. Кто бы мог этого ожидать. Я положительно не вижу выхода. Быть может, нам суждено провести остаток наших дней в этой таинственной, недоступной стране. Я до такой степени взволнован всем случившимся, что не представляю себе, каковы могут еще быть последствия приключившейся беды. Настоящее наполняет мою душу страхом, а грядущее темно, как ночь.

Никогда еще человеку не приходилось бывать в более безвыходном положении. Но главное, совершенно невозможно сообщить вам точные географические данные о нашем местопребывании. Даже если бы это и можно было сделать, то все равно всякая экспедиция, организованная для нашего спасения, несомненно, явилась бы на выручку слишком поздно. Участь наша к тому времени уже будет решена.

Мы, в самом деле, до того далеки от возможной людской помощи, словно попали на луну, а если нам удастся только выбраться отсюда, то своим спасением мы будем обязаны исключительно самим себе. Все мои три компаньона - выдающиеся люди; все трое отличаются недюжинным умом и непоколебимым мужеством. В этом заключается вся наша надежда. Взгляд на спокойные лица моих товарищей пробуждает во мне искру надежды на будущее. Наружно и я, кажется, сохраняю такой же спокойный вид, как и они, но внутренне я полон глубокой тревоги. Позвольте же, как сумею, изложить все события, предшествовавшие этой катастрофе.

Заканчивая свое последнее письмо я, кажется, говорил, что мы находимся в 15 километрах от бесконечной линии гигантских утесов красноватого цвета, высокой стеной окружающих, без сомнения, то самое плато, о котором говорил профессор Чалленджер. Подойдя к утесам вплотную, я нашел, что Чалленджер нисколько не преувеличивал их высоты; наоборот, они показались мне еще выше, чем он говорил, местами достигая тысячи футов вышины. Судя по странным, бороздчатым очертаниям, они, как мне кажется, представляют собой характерную базальтовую формацию. Нечто подобное можно увидеть в Эдинбурге в Сэлисбури Крэгс. Самое плато, по-видимому, было покрыто роскошной, тропической растительностью, насколько можно было судить по кустам, росшим у самых краев утесов, и по высоким деревьям вдали за кустами. Признаков жизни заметно не было.

На ночь мы расположились у самой подошвы кряжа; местечко было не из веселых - и дикое, и пустынное. Утесы над нами оказались не только совершенно отвесными, но на самом верху даже несколько вогнутыми внутрь, так что о подъеме и речи быть не могло. Невдалеке от нас высилась одинокая узкая скала, о которой я уже упоминал в начале этого рассказа. По очертаниям она напоминает громадную красную колокольню. Верхушка ее лежит на одном уровне с поверхностью плато, но их разделяет глубокая пропасть. На самой ее верхушке растет одинокое дерево. Скала так же, как и плато, думаю я, не особенно высока, - футов пятьсот или шестьсот.

- Вот где, - промолвил Чалленджер, указывая на дерево, - я увидел впервые птеродактиля. Прежде чем его подстрелить, я старался долезть до вершины, но добрался только до середины скалы. Мне думается, что такой опытный альпинист, как я, в конце концов, добрался бы до верхушки, но это было бы бесполезно, ибо нисколько не приблизило бы меня к плато из-за пропасти.

Когда Чалленджер заговорил о своем птеродактиле, я украдкой взглянул на профессора Семмерли и впервые не встретил обычной недоверчивой улыбки, а, наоборот, прочел в его глазах нечто похожее на миг доверия и раскаяния. Его тонкие губы были плотно сжаты, в глазах виднелось возбуждение и удивление. Чалленджер также заметил произведенный его словами эффект и не замедлил воспользоваться случаем поупражнять свое тяжеловесное остроумие.

- Профессор Семмерли, - сказал он, грубо посмеиваясь, - конечно, полагает, что говоря о птеродактиле, я разумею журавля. Только у моего журавля есть некоторые особенности: у него вместо перьев толстая кожа, перепончатые крылья и острые зубы во рту. - И с этими словами, хихикая, он принялся раскланиваться перед своим коллегой, пока, наконец, тот круто не отвернулся и не отошел в сторону.

Утром, напившись кофе и подкрепив свои силы маниоком - приходилось экономить съестные припасы, - мы организовали маленький военный совет и занялись обсуждением способов достижения заветного плато.

Чалленджер председательствовал с таким видом, как будто он был самим верховным судьей. Представьте себе его восседающим на скале со сдвинутой на затылок курьезной соломенной шляпой, с его проницательным взглядом из-под полуопущенных век, по очереди останавливающимся на каждом из нас; с его черной бородой, мерно колыхающейся взад и вперед и резюмирующим наше настоящее положение и все последующие действия. Перед ним вы можете увидеть сидящими остальных трех белых: меня, загорелого и окрепшего за время нашего пребывания на свежем воздухе; Семмерли - серьезного, но все еще скептически настроенного, со своей вечной трубкой в зубах - и, наконец, лорда Джона, острого как бритва, стоявшего в непринужденной позе, опершись на ружье. Вся его мускулистая, стройная фигура дышала здоровьем и отвагой. Взгляд его орлиных глаз был устремлен с жадным любопытством на оратора. Вблизи расположились метисы и оставшиеся индейцы. Спереди же и сверху на нас глядели грозные красные утесы, отделявшие нас от цели.

- Излишне говорить, - промолвил Чалленджер, - что в пору своего первого пребывания здесь я перепробовал всякие способы взобраться на плато, но потерпел неудачу, а где потерпел фиаско я, то сомнительно, чтобы кто-то другой добился успеха, так как я кое-что смыслю в лазании по горам. Правда, тогда у меня не было с собой никаких приспособлений, но зато теперь я позаботился обо всем. При помощи разных приспособлений я определенно доберусь до верхушки скалы. Что же касается самого плато, то, коль скоро поверхность кряжа повсюду вогнута вовнутрь, бесполезно пытаться взобраться по ней. Когда я попал сюда впервые, мне пришлось действовать наспех, так как приближался дождливый сезон, а мои съестные припасы приходили к концу. Я успел все же исследовать поверхность кряжа на протяжении шести миль в восточном направлении от данного пункта, но нигде не нашел подходящего места для подъема. Итак, с чего нам начинать теперь?

- Очевидно, имеется только один вариант, - отвечал профессор Семмерли, - раз вы уже обследовали поверхность кряжа в восточном направлении, нам остается идти к западу.

- Но вот в чем дело, - заметил Рокстон, - по всей вероятности, площадь плато невелика, а потому нам необходимо обойти его кругом и либо найти удобное место для подъема, либо вернуться обратно к месту отправления.

- Как я уже говорил моему юному другу, - заговорил снова Чалленджер (у него просто какая-то страсть говорить со мной таким тоном, как будто я какой-нибудь десятилетний школьник), - совершенно нелепо предполагать, что где-нибудь тут существует удобное место для подъема по той простой причине, что в случае доступности кряжа, на плато не могли бы сохраниться условия доисторической жизни. Но я все же допускаю возможность удобного подъема, который может быть доступным опытному спортсмену, оставаясь в то же время недосягаемым тяжелому, неуклюжему животному. Для меня несомненно, что такое место не только может существовать, но и на самом деле существует.

- Откуда вы знаете это? - вызывающе спросил Семмерли.

- Потому что моему предшественнику, Мэйплю Байту, действительно, удалось в свое время забраться на плато. Иначе как бы он мог увидеть и зарисовать то чудовище, которое изображено в его альбоме.

- Вы опять несколько опережаете события, основываясь на неисследованных данных, - возразил неумолимый Семмерли. - Относительно существования плато я допускаю, что вы правы (в спорных случаях я доверяю лишь собственным глазам); но я не вижу никаких доказательств тому, чтобы на нем водились какие-либо живые существа.

- Что вы допускаете и что нет, для меня совершенно несущественно, - вскипел Чалленджер. - Я счастлив хотя бы тем, по крайней мере, что вид плато запечатлелся в вашем мозгу, - С этими словами он взглянул наверх и вдруг, к нашему удивлению, спрыгнув со своей скалы, одной рукой схватил Семмерли за подбородок, а другой повернул кверху его голову и хриплым от волнения голосом воскликнул: - Ну-с, а теперь вы допускаете, что на плато водятся живые существа.

Я уже говорил, Что у самых краев плато рос густой кустарник, при чем ветви в некоторых местах свешивались над самой пропастью. И вот из этой густой зеленой бахромы неожиданно высунулось какое-то черное, блестящее существо. Когда, медленно подвигаясь вперед, оно повисло над бездною, мы увидели, что это была громадная змея, со странной, лопатообразной сплющенной головой. В течение нескольких секунд она извивалась над нашими головами, при чем утреннее солнце блестело на гладких извивах ее тела. Затем змея медленно потянулась обратно и исчезла в кустарнике.

- Я был бы вам чрезвычайно благодарен, профессор Чалленджер, - сказал он, - если бы впредь вы избрали другой способ обращать мое внимание на все интересующие вас явления и не хватали бы меня за подбородок. Простое появление обыкновенного скалистого питона все-таки еще не оправдание вашего бесцеремонного поведения.

- А все-таки, на плато есть жизнь, - победоносно отвечал его коллега, - А теперь, когда этот факт доказан, то мы смело можем сняться с лагеря, направиться к западу и искать более или менее удобное место для подъема.

Почва у подошвы кряжа была очень неровна и скалиста, и передвижение шло очень медленно и с большими трудностями. Неожиданно мы наткнулись на нечто, переполнившее наши сердца радостью. То были следы давнего лагеря: там и сям валялись на земле пустые жестянки из-под консервов с надписью: "Чикаго", коньячная бутылка с надписью "Брэнди", сломанный штопор и разные другие предметы, обычно оставляемые путешественниками. Невдалеке валялась скомканная, разорванная газета, оказавшаяся "Чикагским Демократом". К сожалению, дату на газете невозможно было разобрать.

- Не мое, - произнес Чалленджер: - Это, должно быть, принадлежало Мэйпль Байту.

Между тем лорд Джон с любопытством разглядывал стоявшее вблизи дерево.

- Посмотрите-ка, - промолвил он, обращаясь к нам. - Это, по-моему, путевая метка.

Действительно, к стволу дерева была прикреплена гвоздем дощечка, свободный конец которой указывал на запад.

- Несомненно, это указатель дороги, - согласился Чалленджер. - Как же еще иначе. Сделав великое открытие, наш пионер заблудился и оставил этот кусок дерева, чтобы указать идущей за ним экспедиции взятое им направление. Может быть, мы найдем еще и другие следы его пребывания.

Мы, действительно, нашли их, но совершенно неожиданного и ужасного характера. Путь наш лежал через небольшую бамбуковую гору, доходившую до самой подошвы утесов. Некоторые из бамбуков достигали двадцати футов в вышину, при чем верхушки их были твердые и острые, как концы пик. Мы шли, обходя эту чащу, как вдруг что-то блестящее и белое привлекло мое внимание. Просунув голову между стволами, я увидел человеческий череп. Немного дальше лежал и остальной скелет. Расчистив себе путь несколькими ударами топориков, мы проникли на место трагического происшествия. От платья сохранилось лишь несколько лоскутков, но так как ноги покойника оказались обутыми в полуистлевшие сапоги, то стало ясно, что перед нами - скелет белого человека. Между костями мы нашли золотые часы, фирмы Гудсона из Нью-Йорка, и золотую цепочку с пером. Нашли мы также и серебряный портсигар с инициалами "Д. К. из А. А. С." на крышке. Судя по тому, что металл мало пострадал, можно было заключить, что катастрофа произошла не так уж давно.

- Кто бы это мог быть? - воскликнул лорд Джон, - Бедняга, все кости у него переломаны.

- Между костями растет бамбук, - промолвил Семмерли, - Хотя это растение отличается быстрым ростом, все же не допустимо, чтобы тело лежало здесь настолько долго, что бамбук успел вырасти до двадцатифутовой высоты.

- Что касается личности этого несчастного, то у меня на этот счет нет никаких сомнений, - сказал Чалленджер, - Когда я ехал к вам вверх по Амазонке, я всех и вся расспрашивал о Мэйпль Байте. В Паре никто ничего не знал о нем. К счастью, у меня в руках был рисунок в его альбоме, изображающий его завтрак с пастором в Розарио. Мне удалось разыскать это духовное лицо и, несмотря на то, что он так и не смог постичь, какую ценность имеют для науки его показания, я все же выудил из него кое-какие интересные сведения. Я узнал, что Мэйпль Байт был в Розарио четыре года тому назад, т. е. за два года до того, как я увидел его мертвым. Он, оказывается, был не один, а с приятелем, американцем, по имени Джемс Кольвер, который завтракал с ними, предпочтя остаться на пароходе. Из всего этого я заключаю, что перед нами останки Джемса Кольвера.

- Нетрудно догадаться и о том, как он умер, - вставил свое слово лорд Джон, - Он либо свалился, либо был брошен с плато и упал на бамбуки. Чем иначе объяснить, что все кости у него переломаны и между ними растут бамбуки в двадцать футов вышиной?

Пока мы тихо стояли в глубокой задумчивости перед останками злосчастного Кольвера, откуда-то сверху раздался оглушительный треск, как бы подтвердивший слова Рокстона. С края утеса невдалеке от нас сорвался и полетел в бездну громадный осколок скалы. Действительно ли этот кусок отвалился? Или же... и невольно в душе родилось опасение перед теми возможными ужасами, с которыми мы могли встретиться там, наверху.

В глубоком молчании продолжали мы свой путь вдоль непрерывной стены гигантских утесов, своим видом напоминавших колоссальные ледяные горы, тянущиеся по всему горизонту и своей вышиной далеко превышающие мачты отважных кораблей полярных экспедиций. Не найдя на протяжении целых пяти миль ни одной хотя бы небольшой трещины, мы вдруг опять увидели нечто наполнившее нас новой радостью. В расщелине скалы, защищенной от дождя, была грубо начертана мелом стрела, опять-таки указывавшая на запад.

- Снова Мэйпль Байт, - промолвил профессор Чалленджер. - У него, видимо, было предчувствие, что он найдет достойных последователей.

- У него, стало быть, имелся мел?

- Среди его вещей я нашел ящик с разноцветными мелками. Белый мелок, как сейчас помню, носил следы довольно частого употребления.

- Такое указание, действительно, ценно, - произнес Семмерли, - Нам остается только послушно последовать за ним на запад.

Пройдя еще около пяти миль, мы снова увидели начерченную мелом стрелу, и на этот раз перед нами впервые открылось небольшое ущелье между гладкими стенами утесов. Снаружи оказалась еще одна стрела, направленная острием прямо кверху.

ничего не ели, да к тому же были измучены ходьбой по неровной и каменистой дороге, мы не могли остановиться для отдыха. Приказав индейцам разбить лагерь, мы все четверо, в сопровождении обоих метисов, двинулись в узкое ущелье. .

Вначале оно было шириною больше сорока футов, но по мере углубления быстро суживалось и заканчивалось острым углом. Тут нечего было и думать о подъеме, ибо стены были совершенно отвесны и гладки. Очевидно, не на них указывал наш пионер. Мы вернулись обратно - все ущелье было не более четверти мили глубиною, - и вдруг орлиные глаза Рокстона отыскали то, что нам было нужно. Высоко над нашими головами, на темной стене выделялось круглое черное пятно. Это не могло быть ничем иным, как отверстием, ведущим в пещеру.

У подошвы утеса валялись большие каменья, и поэтому добраться до черного диска не стоило большого труда. Когда мы до него добрались, исчезло всякое сомнение. Перед нами был не только вход в пещеру, но вдобавок сбоку на стене была опять нарисованная мелом стрела. Так вот где находилось место подъема Мэйпль Байта и его злосчастного спутника.

Мы были слишком возбуждены, чтобы возвращаться к лагерю. В дорожной сумке лорда Рокстона оказался электрический фонарь, сослуживший нам теперь громадную службу. Лорд Джон пошел вперед, бросая во мглу маленький желтый луч, а мы один за другим последовали за ним.

Пещера эта, видимо, была когда-то выдолблена в скале водою. Об этом свидетельствовали гладкие стены да круглая форма точно отполированных булыжников, покрывавших пол. Пещера оказалась таких размеров, что человек среднего роста мог идти не согнувшись. На протяжении ярдов пятидесяти коридор шел прямо, в горизонтальном направлении, но затем стал подниматься под углом в сорок пять градусов. Наконец, он сделался еще круче, и вот по этому колючему щебню нам пришлось ползти на четвереньках; из-под нас гак и сыпались каменья и осколки скалы. Вдруг раздалось неожиданное восклицание лорда Рокстона:

- Дальше идти некуда. Ход завален.

Ползком приблизившись к Рокстону, при слабом свете фонаря мы увидели, что, действительно, дальнейший путь нам преграждала стена из базальта, доходившая до самого потолка пещеры.

- Это потолок провалился! - сказал кто-то. Тщетно старались мы отвалить каменья. Единственным результатом этого порыва было то, что громадные куски базальта задвигались и грозили обрушиться на нас. Было ясно, что этого препятствия нам не одолеть. Путь, по которому взобрался на плато Мэйпль Байт, увы, был закрыт для нас.

Слишком расстроенные, чтобы разговаривать, мы тронулись в обратный путь.

Но не успели мы еще выйти из ущелья, как произошел новый инцидент, который может сильно повлиять на наши будущие приключения.

Собравшись в маленькую группу на дне ущелья, мы остановились в каких-нибудь сорока футах под отверстием, ведущим в пещеру, как вдруг позади нас со страшной силой пролетел громадный обломок скалы. Нам еле-еле удалось отскочить в сторону. Определить, откуда свалился этот обломок, мы не могли, но метисы наши, оставшиеся стоять у входа в пещеру, заявили, что камень пролетел мимо них, а следовательно свалился с вершины утеса. Взглянув наверх, мы, однако не заметили в кустах никакого движения. Но несомненно глыба была направлена на нас и на этом основании можно было сделать вывод, что на плато есть живые существа и притом злонамеренные.

Мы поспешили покинуть ущелье, взволнованные этим новым происшествием и озабоченные его неизбежным влиянием на наши дальнейшие планы. Положение наше и до этого инцидента было достаточно тяжелое, но если к естественным препятствиям природы стали присоединяться и искусственные, т. е. злая человеческая воля, то положение наше становилось безнадежным. И все-таки, глядя на богатую растительность, раскинувшуюся всего в каких-нибудь нескольких сотнях футов над нашими головами, ни один из нас не подумал о возвращении обратно в Лондон, не исследовав предварительно таинственного плато.

Основательно обсудив создавшееся положение вещей, мы решили продолжать путь вокруг плато в западном направлении и поискать еще какое-нибудь пригодное для подъема место.

Невдалеке от нашего лагеря линия утесов начинала уже медленно поворачивать с запада на север и горные вершины стали заметно ниже. В общем окружность кряжа была не очень велика, и если бы нам не повезло, то через пару дней мы могли бы снова вернуться к первоначальному пункту отправления.

В этот день мы прошли около сорока километров, при чем ничего интересного за все время пути не произошло.

Металлический барометр показывает, что с тех пор, как мы покинули наши лодки, мы постепенно поднялись на высоту по крайней мере трех тысяч футов над уровнем моря. Отсюда и перемена в температуре и характере растительности. Ужасные насекомые, являющиеся сущим бичом в тропических странах, слава богу, остались позади. Изредка встречаются пальмы, много папоротников, но о деревьях бассейна Амазонки нет и помину.

Мне было отрадно встретить среди этих неприветливых скал родной вьюнок, страстоцвет, бегонию и другие цветы, растущие и у нас на родине. Между прочим, красная бегония, как две капли воды походила на цвёток, красующийся на подоконнике некоей виллы в Стриткаме... Однако, я начал увлекаться личными воспоминаниями...

В первую ночь - я все еще говорю о первом дне нашего путешествия вокруг плато - нас ожидало новое испытание, окончательно доказавшее нам, что мы находимся у страны, полной чудес и неожиданностей.

Прочитав настоящее письмо, уважаемый м-р Мак-Ардль, вы, без сомнения, согласитесь со мной, что по крайней мере на этот раз - возможно, впервые - редакция командировала меня не напрасно и сообщаемые мною сведения, действительно, на редкость сенсационны. Только бы нам получить от профессора Челленджера разрешение напечатать их!

. Собранный мною материал я никогда бы не рискнул опубликовать, пока у меня не окажется достаточно точных данных. В противном случае, я легко заслужил бы себе имя новоявленного Мюнхгаузена. Да и вы, не сомневаюсь, чувствуете то же самое и не пожелаете рисковать репутацией газеты из-за этого приключения. Без предварительных основательных доказательств, мы не могли бы смело выступить против целой плеяды неминуемых критиков и скептиков. А потому сей прекрасный отчет, который мог бы получить в нашей старой доброй газетке великолепный жирный заголовок, должен еще полежать в ящике издателя и подождать надлежащего момента.

Итак, вот что произошло. Лорд Джон подстрелил небольшого зверька "ажути", очень походившего на дикую свинью. Одну половину животного мы отдали индейцам, другую принялись поджаривать на костре. Так как с наступлением темноты здесь становится свежо, мы все подсели поближе к огню. Ночь была безлунна, но звезды достаточно освещали небольшую часть поляны. Вдруг что-то с силой вырвалось из мрака и над самыми нашими головами раздалось шипение и свист, точно от пролетающего аэроплана. На мгновение мы очутились под балдахином гигантских перепончатых крыльев, и перед нами мелькнула длинная, змеиная шея, два свирепых, красных, жадных глаза и громадный лязгающий клюв, поразивший нас двумя рядами мелких острых зубов. Еще одного мгновение, и видение исчезло, но вместе с ним и наше жаркое. Громадный черный силуэт, футов в двадцать длиною поднялся в темноту. Несколько взмахов могучих крыльев на мгновение закрыли звезды и чудовище скрылось за высокими утесами. Пораженные только что виденным, мы молча сидели вокруг костра, точно герои Вергилия, когда на них бросились гарпии. Семмерли первый нарушил молчание.

Это было хорошо сказано. В первый раз недавние враги обменялись рукопожатием. Таков был результат появления перед нами первого птеродактиля. Примирение таких выдающихся людей стоило потерянного ужина.

Но хотя на плато и оказались доисторические животные, все же их, вероятно, было не очень много, ибо за три следующих дня нам больше не пришлось увидеть ни одного из них. Наша дорога шла по бесплодной и неприглядной местности, сменяющейся беспрестанно глубокими болотами, богатыми дичью. Ходьба здесь была особенно затруднительна. Если бы не узкая полоса твердой земли у самой подошвы утесов, нам пришлось бы просто вернуться назад. Неоднократно проваливались мы по пояс в тину древнего, полутропического болота. Однако, хуже всего было то, что это местечко оказалось излюбленным обиталищем змей, принадлежащих к самой ядовитой и агрессивной породе, называемой в Америке "яракаки". Подскакивая и катясь по зеленой поверхности болота, эти ужасные твари беспрерывно наступали на нас и, только неустанно обороняясь от них ружьями, могли мы продолжать свой путь. Вид этого воронкообразного болота, густо усыпанного светло-зелеными извивающимися лентами наверняка так же хорошо запечатлится в моей памяти, как и виды Альп. Поистине, болото, казалось, представляет собой одно сплошное гигантское гнездо этих омерзительных гадов. Все холмики так и кишели полчищами устремившихся на нас тварей. Это подлинная истина, ибо главной особенностью "яракаки" является именно ее бесстрашие. Она первая нападает на человека. Вокруг нас их набралось столько, что стрелять было совершенно бесполезно. Оставалось одно - бежать. И мы без оглядки ринулись обратно. Мы бежали до тех пор, пока совершенно не обессилили. Кажется, я никогда не забуду нас, бегущих и оглядывающихся на извивающиеся среди камышей длинные шеи страшных преследователей. "Болото яракаки" назвали мы это веселенькое местечко, когда выбрались из него.

Выбравшись из трясины и сделав крюк, мы снова вернулись к утесам. Их красноватая стена перешла в шоколадный цвет, но по-прежнему оставалась неприступной, хотя высота ее здесь доходила всего до трехсот или четырехсот футов. Все это видно по сделанному мною фотографическому снимку.

- Должна же, однако, стекать откуда-нибудь дождевая вода? - воскликнул я, когда мы обсуждали сложившееся положение - Где-нибудь да существуют и выбоины в скале.

- Нашему юному другу приходят временами в голову светлые мысли, - заметил в ответ профессор Чалленджер, похлопав меня по плечу.

- Надо же дождевой воде пробить себе где-нибудь путь, - повторил я менее уверенным тоном.

- Как он стоит на своем! Жаль только, что мы воочию убедились в отсутствии дождевых выбоин.

- Куда же девается в таком случае дождевая вода? - продолжал я настаивать.

- Надо полагать, что она не стекает наружу, а, очевидно, просачивается внутрь.

- Стало быть, в центре плато есть озеро?

- Да, по крайней мере, я придерживаюсь этого мнения.

- Более чем вероятно, - вмешался в разговор Семмерли, - что это озеро наполняет старое отверстие кратера. Поверхность плато несомненно вулканического характера. Как бы там ни было, но я нисколько не удивился бы, если бы плато в середине спускалось к громадному водному бассейну, из которого, как я полагаю, вода, просачиваясь сквозь почву, питает только что покинутое нами "Болото яракаки".

- Возможно также, что количество воды на плато регулируется водяными испарениями, - возразил Чалленджер, и оба ученые погрузились в научный спор, столь же мало доступный нам, грешным, как китайский язык.

На шестой день мы закончили обход плато и вернулись к нашему лагерю у одиноко стоящей скалы. Мы все были крайне удручены неудачей, да и было отчего: несмотря на самое тщательное, добросовестное исследование кряжа, нам так-таки и не удалось отыскать такое место, где бы наиболее ловкий человек нашел возможность подняться. Путь, указанный нам стрелою Мэйпль Байта, оказался для нас недоступным.

Что нам оставалось делать? Съестных припасов у нас, благодаря охоте, было достаточно, но все же должен был наступить день, когда и эти припасы иссякнут. Месяца через два мог наступить сезон дождей, и тогда нам пришлось бы все равно убираться отсюда подобру-поздорову. Утесы были тверже гранита и высечь в скале лесенки при ограниченности оставшегося в нашем распоряжении времени и запасов нечего было и думать. Нет ничего удивительного, что в тот вечер мы с тяжелым чувством взялись за свои походные койки. Последнее, что я запомнил перед тем, как уснуть, была сгорбленная фигура Чалленджера, сидевшего в глубоком раздумье перед костром и походившего на гигантскую лягушку. На мое пожелание спокойной ночи он не откликнулся, весь уйдя в невеселые думы.

Совсем другого Чалленджера увидел я утром. Его точно подменили. От всей его массивной фигуры так и веяло самодовольством. С деланной скромностью поздоровался он с нами за утренним завтраком. Глаза его, казалось, говорили: "Я знаю, что вы будете мне глубоко признательны, но, ради бога, не конфузьте меня выражением своего восторга". Борода его развевалась по ветру, могучая грудь была выпячена вперед, правая рука засунута в карман жакета. Таким именно представляется он себе, вероятно, в своих мечтах - на пьедестале на Трафальгарсквере.

- Эврика! - воскликнул он, сверкая белоснежными зубами, - Господа, можете поздравить меня, а также друг друга. Задача решена.

- Неужели вы нашли способ, как взобраться на плато?

- Думаю, что нашел.

- В чем он заключается?

Бросив взгляд в указанном им направлении, наши лица, или но крайней мере мое, невольно вытянулись.

Подняться туда было еще возможно, но как перебраться через пропасть и попасть на плоскогорье?

- Нам никогда не перелезть на плато, - заметил я с опаской.

- Попытаемся сначала добраться до верхушки скалы, - ответил он. - Когда мы будем там, я докажу вам, что нет ничего невозможного для пытливого ума.

После завтрака он распаковал мешок с принадлежностями для лазания по горам. Из мешка он извлек толстый, прочный канат, футов в полтораста длиной, снабженный крючками и железными перекладинами для рук. Как лорду Рокстону, так и профессору Семмерли неоднократно приходилось прежде лазать по горам, так что в данном случае единственным новичком оказался я; зато я был силен и ловок, и эти два качества могли вполне пополнить недостаток опыта.

Задача оказалась нетяжелой, хотя бывали моменты, когда волосы дыбом вставали у меня на голове. Первую половину скалы мы одолели сравнительно легко, но чем ближе оказывались к вершине, тем подъем становился круче и приходилось буквально цепляться ногтями за едва заметные уступы скалы. Ни я, ни Семмерли не справились бы с задачей, если бы профессор Чалленджер, значительно опередивший нас, достигнув вершины, не закрепил канат вокруг ствола одиноко растущего там дерева (просто диву даешься, до чего, несмотря на свою грузность, подвижен этот человек). При помощи каната мы наконец добрались до верхушки, представлявшей собою покрытую травой небольшую площадку футов пяти или десяти в диаметре.

Отдышавшись, я засмотрелся на удивительную панораму, развернувшуюся передо мной.

Внизу расстилалась необъятная бразильская равнина, сливаясь далеко-далеко с небесной лазурью. Передний план занимала усеянная скалами, поросшая папоротниками унылая местность; дальше приблизительно на половинном расстоянии от горизонта, за седловиной виднелась бамбуковая чаща, сквозь которую мы пробились; еще далее пестрела роскошная тропическая растительность равнины, переходившая в густой, девственный лес, растянувшийся по крайней мере на три если не на четыре тысячи километров.

Я не успел оторваться от этого грандиозного зрелища, как вдруг на мое плечо тяжело легла рука профессора Чалленджера.

- Сюда, мой юный друг! - промолвил он. - Uestigia nulla retrorsum: никогда не оглядывайся на пройденный путь, но смотри бодро вперед, не теряя из виду славной цели.

Поверхность плоскогорья, как я убедился, обернувшись в его сторону, оказалась на одном уровне с верхушкой нашей скалы; окаймлявшие его кусты и деревья были так близки, что казалось, до плато рукой подать, а между тем, как далеки мы от него были. Нас от плоскогорья на взгляд отделяло расстояние не более сорока футов; между тем, с одинаковым успехом бездна могла бы быть и в сорок миль шириною. Обхватив одной рукой ствол дерева, я наклонился над пропастью. Далеко внизу чернели крохотные фигурки наших носильщиков. Гора, по которой мы взбирались, казалась совершенно отвесною, точно так же, как и находившаяся перед моими глазами утесистая стена плоскогорья.

- Это в самом деле любопытно, - услышал я за спиной трескучий голос Семмерли.

Обернувшись, я увидел, что он с величайшим вниманием разглядывает дерево, к которому я прислонился. Гладкая кора и маленькие зубчатые листья дерева показались мне хорошо знакомыми, - Да ведь это бук! - воскликнул я.

- Вы правы, - ответил Семмерли. - Приятно встретить на далекой чужбине сородича.

- Не только сородича, дорогой коллега, - перебил Чалленджер, - но, с вашего позволения, драгоценного союзника. Этот бук будет нашим спасителем.

как помнится, однажды уже говорил нашему юному другу, что Георг Чалленджер лучше всего себя тогда чувствует, когда бывает приперт к стене, а уж, кажется, все мы были вчера в подобном положении. Когда рассудок идет рука об руку с непреклонною волею, то выход всегда будет найден. Требовалось найти мост, чтобы преодолеть пропасть. И вот он перед вами, что вы на это скажете?

Мысль, действительно, была блестящая. Дерево было футов шестидесяти вышиной, и если бы нам удалось правильно повалить его, то его, несомненно, хватило бы до края плато. Чалленджер втащил с собою топор и теперь передал его мне.

- Наш юный друг обладает необходимой силой рук, - промолвил он весело, - Я думаю, он окажется наиболее пригодным в данном деле. Прошу вас, однако, воздержаться от личной инициативы и следовать неуклонно моим указаниям.

Под его руководством я сделал на дереве несколько зарубок с таким расчетом, чтобы оно свалилось в нужном направлении. Верхушка его и так от природы клонилась в сторону плоскогорья, так что задача оказалась не из трудных. Затем, мы с лордом Рокстоном принялись по очереди за работу, и меньше чем через час дерево с треском повалилось, схоронив свои ветви в растущем у края плоскогорья кустарнике. Отрубленный конец ствола откатился к самому краю площадки, и с минуту мы стояли в оцепенении, но, покачавшись несколько секунд, он не свалился в пропасть, а остался спокойно лежать в каких-нибудь нескольких вершках от края скалы. Мост в неведомый мир был перекинут.

Все мы по очереди безмолвно пожали руку профессору Чалленджеру, который, приподняв свою соломенную шляпу, отвесил каждому из нас по глубокому поклону.

Он уже собирался вступить на мост, как рука лорда Рокстона легла на его плечо.

- Дорогой профессор, - воскликнул он, - этого я допустить не могу.

- Чего вы не можете допустить, сэр? - спросил Чалленджер, гордо откинув голову и выпятив бороду.

- Когда дело касается науки, я, как вы знаете, всегда подчиняюсь вам, ибо вы, бесспорно, великий представитель ее. Но в моей области вы также обязаны подчиниться мне.

- У каждого из нас своя профессия, и мое ремесло - быть солдатом. Мы собираемся, насколько я понимаю, проникнуть в новую страну, которая весьма возможно полна всевозможными опасностями. Идти туда на пролом из-за одного нетерпения, на мой взгляд, является совершенно безрассудным.

Доводы Рокстона были настолько благоразумны, что нельзя было пренебречь ими. Чалленджер покачал головой и пожал плечами.

- Хорошо, сэр, что же вам угодно предложить?

- По-моему, там, за этими зелеными кустами, сидят какие-нибудь людоеды и дожидаются нас для своего завтрака, - ответил лорд Рокстон, указывая на край плато, - Лучше принять меры предосторожности, чем напрямик лезть в кипящий котел; будем надеяться, что там нас никто не поджидает, но все же начнем действовать так, как будто там, действительно, имеется опасность. Мы с Мэлоуном спустимся вниз и втащим ружья, а также заберем с собой обоих метисов. А затем кто-нибудь один переберется на плоскогорье и под защитой наших винтовок удостоверится, что остальным не угрожает опасность.

к пню канат. Через час мы уже притащили винтовки и охотничье ружье. Метисы, по приказанию Рокстона, захватили с собой часть провизии на случай, если бы наша первая экспедиция затянулась. У каждого из нас был полный патронташ.

- Ну-с, профессор Чалленджер, если уж вам так хочется быть первым, то пусть будет по-вашему, - сказал Рокстон, когда все приготовления были закончены.

- Весьма признателен вам за ваше любезное разрешение, - пробурчал сердитый профессор (никогда не доводилось мне встречать человека с более непримиримым характером, когда дело шло о его авторитете). - Коли уж вы так добры и позволяете мне это, я, разумеется, использую возможность стать первооткрывателем этой страны.

Свесив ноги, Чалленджер сел верхом на дерево и, держась крепко за ствол, вскоре добрался до противоположного края пропасти. Очутившись на плоскогорье, он радостно замахал рукой.

- Наконец-то, - кричал он. - Наконец!

его ног и скрылась в ветвях дерева.

Семмерли был вторым номером. Поразительная энергия в столь немощном с виду теле! Он потребовал, чтобы на него навесили две винтовки, так что с его переправой оба профессора оказались вооруженными. Настала моя очередь. Я старался не смотреть в зияющую подо мною бездонную пропасть. Семмерли протянул мне приклад своей винтовки и мгновение спустя я уже ощутил под собой твердую почву. Что же касается Рокстона, то он прошел по импровизированному мосту, форменно прошел, ни за что не держась! У этого человека были железные нервы.

Наконец мы попали в эту сказочную страну, в затерянный мир, открытый Мэйпль Байтом. Все мы чувствовали, что можем, наконец, торжествовать победу. Кто бы мог думать, что это было лишь прелюдией к непоправимой катастрофе? Позвольте же рассказать, как все произошло.

Мы отошли от края бездны шагов на пятьдесят, пробираясь сквозь кусты, как вдруг сзади послышался страшный треск. Все четверо мы бросились назад к мосту. Но моста уже не существовало!

Далеко внизу, у подошвы утесов валялась куча костей и расплющенный от падения ствол нашего бука. Не обвалился ли край платформы? На мгновение мы все были в этом убеждены. Но в следующее же мгновение из-за скалы медленно высунулось темное, искаженное злобой лицо метиса Гомеца. Да, это было дело его рук. Но перед нами был уже не покорный, послушный, угодливо улыбающийся Гомец. То был совсем другой человек, со сверкающими глазами, в которых отражалась адская ненависть и дикое злорадство.

С той стороны пропасти раздался оглушительный хохот.

- Да, я знаю, что ты там, британский пес, но там ты и останешься! Я долго ждал, но наконец наступила желанная минута. Ты нашел подъем тяжелым, но выбраться тебе отсюда будет еще труднее. Дурачье вы этакое. Все вы попались, как куры во щи!

Мы все были настолько поражены, что не нашлись ничего ответить. Ошеломленные, мы смотрели на него, не веря своим глазам. Лицо его на мгновение скрылось, но затем снова появилось из-за кустов.

останки, чтобы похоронить их. Когда будешь подыхать, лорд Рокстон, вспомни о Лопеце, которого ты застрелил на реке Путомайо. Я брат ему, и, что бы ни случилось, умру теперь спокойно, ибо он отомщен, - На прощанье он погрозил нам кулаком и скрылся из глаз.

Если бы он удовольствовался тем, что сбросил мост, он мог бы благополучно удрать. Но ребяческая, неудержимая склонность к театральным эффектам, присущая латинским народностям, погубила его. Рокстон, пользовавшийся в трех странах репутацией великолепного стрелка и "бича господня" не был человеком, который безнаказанно спускает такие вещи.

Метис спускался со скалы, но, прежде чем он успел добраться до подошвы горы, Рокстон уже подбежал к краю пропасти, приложился и выстрелил. До нашего слуха донесся чей-то стон и затем тяжелое падение тела.

Спустя несколько мгновений Рокстон вернулся к нам. Ни один мускул на его бесстрастном лице не Дрогнул.

- Я непростительно опростоволосился, - промолвил он с горечью. - Только благодаря моей глупости, попали мы в такую беду. Мне бы следовало помнить, что эти люди никогда не забывают обид, и быть настороже.

- Я мог и его пристрелить, но не пожелал. Быть может, он и невиновен. Пожалуй, лучше было и его отправить на тот свет, так как, вероятно, и он помогал в этом деле.

Теперь, найдя разгадку странного поведения Гомеца в течение совместного путешествия, мы припомнили казавшиеся непонятными его выходки, теперь только стало нам ясно его постоянное стремление выведать наши планы, его подслушивание за палаткой, выражение ненависти, которое нам приходилось время от времени улавливать на его лице. Мы еще обсуждали это происшествие, как вдруг внимание наше привлекла страшная сцена, происходившая под нами, у подошвы утесов. Какой-то человек в белом платье, по-видимому, оставшийся в живых метис, бежал без оглядки так, как будто за ним гнался сам сатана. Следом за ним, почти нагнав его, мчалась громадная фигура нашего преданного негра Замбо. На наших глазах он нагнал предателя и схватил его за горло. Они вместе покатились на землю. Минуту спустя Замбо поднялся с земли, посмотрел на распростертое тело и затем, радостно махая рукой, побежал по направлению к нам. Белая фигура осталась без движения посреди равнины.

Оба наши предателя погибли, но содеянное ими зло было непоправимо. Перебраться назад, на скалу, было невозможно; незадолго до катастрофы мы принадлежали всему земному шару, теперь же мы стали только обитателями плато.

Мы были навеки отрезаны от внешнего мира. Вдали виднелась равнина, ведшая к нашим челнокам. Дальше, за фиолетовым туманом горизонта, протекала река, катящая свои воды обратно, в цивилизованные края. Но соединяющего звена не существовало. Человеческий ум не в силах был бы изобрести способ перекинуть мост через зияющую пропасть, отделявшую нас от всего остального мира. В одно мгновение участь наша была решена. Но как раз в эти тяжелые минуты я и узнал каковы три моих компаньона. Они, правда, были серьезны и задумчивы, но сохраняли непоколебимое присутствие духа. В настоящий момент нам ничего другого не оставалось делать, как терпеливо выжидать, сидя около кустов, появления Замбо. Наконец, его честное черное лицо высунулось из-за края обрыва и геркулесовская фигура показалась на верхушке скалы.

Легче было спрашивать, чем отвечать. Во всяком случае одно было ясно. Он - единственное надежное звено, связующее нас с внешним миром. Ни под каким видом его не следовало отпускать.

- Нет, нет, - снова закричал он, точно угадав наши мысли. - Я не оставляю вас. Чтобы ни случиться, вы всегда найдет меня здесь. Но я не может удержать индейцев. Они говорить очень много Курипури здесь, они хотеть домой. Не могу теперь удержать их.

И действительно, индейцы наши уже неоднократно давали понять, что это путешествие их тяготит и их тянет домой. Замбо был прав. Удерживать их было бы бесполезно.

- Уговори их остаться хоть до завтра, - закричал я. - Завтра я отправлю с ними письмо.

Дела для него нашлось немало, и он великолепно справился с ним. Прежде всего, по нашему указанию, он отвязал от дерева конец каната и перекинул его нам. Канат хотя и не был достаточно толст для того, чтобы мы могли по нему перебраться на скалу, однако он все же мог пригодиться нам, если бы нам пришлось лазать по горам. Перекинув один конец каната, Замбо прикрепил к другому концу мешок с съестными припасами, и таким образом, при помощи веревки мы перетащили припасы на плоскогорье. Провизии могло хватить нам на неделю, даже если бы нам и не удалось найти какую-либо другую пищу. Замбо спускался и поднимался несколько раз, почти всю первую ночь своего пребывания на плато я провел за описанием при тусклом свете фонаря последних наших приключений.

было по-видимому, достаточно приключений для одного дня; никто из нас не пожелал начать исследование окружающего таинственного мира.

Избегая всякого шума, мы даже не стали разжигать костра.

Завтра (или вернее сегодня, ибо пока я писал, начало светать) мы сделаем первую попытку проникнуть в эту неведомую страну. Удастся ли мне снова писать и буду ли я иметь когда-либо и впредь эту возможность, не знаю. Как я вижу, индейцы еще здесь, и я не сомневаюсь, что преданный Замбо вскоре придет за письмом. Надеюсь, что оно достигнет адресата.

мост, но увы, ближе пятидесяти ярдов не растет ни одного. Мы все вчетвером не в силах были бы сдвинуть с места такое дерево.

Канат, разумеется, слишком короткий, чтобы по нему можно было спуститься. Нет, положение наше безнадежно!