Дядя Бернак.
7. Владелец Гросбуа

7. Владелец Гросбуа

Мой хозяин оказался очень точным в своих словах, потому что, когда на другое утро я проснулся от какого-то шума, он стоял уже около моей кровати. Его серьезное, спокойное лицо, темная скромная одежда плохо согласовывались с теми ужасными сценами, в которых он играл столь отталкивающую роль. При ярком дневном освещении Карл казался типичным школьным учителем; это впечатление усиливалось его повелительной, но благосклонной улыбкой, с которой он посматривал на меня. Меня выводила из себя эта улыбка; я окончательно убедился, что моя душа не лежит к этому человеку, и что я до тех пор не буду чувствовать себя спокойным, пока не порву этого вынужденного знакомства. Он принес целую кипу всевозможных одеяний и положил их на кресло, рядом с моей кроватью.

-- Я понял из ваших слов, что ваше платье в не в особенно блестящем состоянии. Боюсь, что вы по фигуре крупнее всех в моем доме, но я принес на всякий случай несколько вещей, которые могли бы пополнить ваш гардероб. Здесь же имеются бритва, мыло и зубной порошок. Я вернусь через полчаса, когда ваш туалет будет, без сомнения, окончен!

После внимательного осмотра я нашел, что мои собственные одежды после основательной чистки будут так же хороши, как и всегда; из того, что принес Шарль, я воспользовался нижней рубашкой и черным сатиновым галстуком.

Окончив свой туалет, я стоял у окна, глядя на белую стену, расположенную прямо напротив, когда вошел мой хозяин. Он острым, испытующим взором окинул меня и, казалось, вполне удовлетворился этим осмотром.

-- Прекрасно, прекрасно, этот костюм очень идет к вам, - сказал он, по обыкновению покачивая головой, - по нынешним временам относительная небрежность в костюме, следы путешествия или трудной работы гораздо моднее, чем фатовство. Я слышал, что многие дамы считают это хорошим вкусом. А теперь будьте добры следовать за мною!

Его заботливость о моем костюме очень удивила меня, но я скоро забыл об этом, настолько поразили меня последующие события. Когда мы вышли из коридора в обширную залу, мне показалось, что я как будто видел ее где-то раньше. На стене этой комнаты висел портрет моего отца во весь рост. Я в безмолвном удивлении остановился перед портретом дорогого мне лица, а затем повернулся к Шарлю и взглянул в серые холодные глаза моего спутника, не сводившего с меня взгляда.

-- Вы удивлены, де Лаваль? - с оттенком удовольствия сказал он. 

- Ради Бога, не шутите со мной так жестоко! Кто вы, и куда вы привели меня?

В ответ на это он слегка хихикнул и, положив свою морщинистую темную руку на мое плечо, ввел меня в другую большую комнату. Посередине ее стоял со вкусом сервированный стол; около него в низком кресле сидела молодая девушка с книгой в руках. Она встала при нашем появлении, и я увидел, что это была высокая стройная смуглянка с правильными чертами лица и с черными, горевшими как уголь глазами. В ее взгляде, брошенном на меня при нашем появлении, светилась неприязнь.

-- Сибилла, - сказал Шарль, и при этих словах у меня захватило дыхание, - это твой кузен из Англии, Луи де Лаваль. А это, мой дорогой племянник, моя единственная дочь Сибилла Бернак.

-- Так, значит, вы...

-- Я брат вашей матери, Шарль Бернак!

-- Вы - мой дядя Бернак?!

Я смотрел на него, как идиот.

Но почему же вы не сказали мне этого прежде? - воскликнул я.

-- Я ничуть не жалею, что имел возможность спокойно понаблюдать, каким сделало английское воспитание моего племянника. Несомненно также и то, что мне труднее оказать вам более ласковый прием, чем тот, который вы получили при вашем вступлении на берег Франции. Я уверен, что Сибилла поможет мне в этом!

При этих словах он как-то неискренне улыбнулся своей дочери, продолжавшей смотреть на меня с тем же холодным, неприятным выражением лица.

Я оглянулся по сторонам и внезапно вспомнил эту обширную комнату со стенами, завешанными оружием и украшенными головами оленей. Этот вид из окна, вид на группу старых дубов, спускающегося под гору парка, вид на море, - да, я, конечно, видел их раньше! Да, я видел это именно тогда, когда семья наша еще жила в замке Гросбуа, и этот ужасный человек в платье табачного цвета, этот зловещий шпион с безжизненным лицом был именно тот, кого так часто проклинал мой бедный отец, кто выселил нас из родного гнезда и сам поселился на нашем месте! И всё же, несмотря на всю ненависть мою, я не мог забыть, что он прошлою ночью, рискуя собою, спас мне жизнь; признательность за спасение жизни и ненависть за всё пережитое горе боролись во мне. Мы сели за стол, и пока я утолял голод, мой новонайденный дядя объяснял мне всё то, чего я не мог понять вчера. 

- Я почти узнал вас с первого взгляда, - сказал он, - ведь я хорошо помнил вашего отца, когда он был молодым красавцем! Вы точная копия его, хотя без лести можно сказать, что вы красивее его. Имя вашего отца было одним из известнейших от Руана до моря. Вы, я думаю, согласитесь со мною, что я с первого взгляда узнал вас и что не особенно часто можно встретить блуждающими на берегу лиц с такой старой аристократической фамилией! Я только удивился, как вы сразу не узнали местности вчера ночью. Разве вы никогда не слыхали о потайном проходе в Гросбуа?

Я смутно помнил, что, будучи еще ребенком, я слышал рассказ о подземном туннеле, у которого провалилась крыша, - что сделало его в то время совершенно бесполезным.

-- Совершенно верно, - сказал дядя, - но когда замок попал в мои руки, то первым моим делом было вырыть новый туннель, потому что я предвидел, что в эти смутные времена он может быть очень полезен мне. Будь он починен своевременно, вашему семейству можно было бы гораздо легче и проще бежать отсюда.

Я вспомнил всё, что сохранилось в моей памяти о тех ужасных днях, когда мы, владельцы этого округа, прошли по нему, как волки, гонимые толпившейся чернью, осыпавшей нас градом ругательств, грозившей нам кулаками и бросавшей в нас камнями! Я вспомнил, что предо мной стоял именно дядя, исподтишка подготовивший катастрофу, воспользовавшийся этими тяжелыми днями, чтобы упрочить собственное благосостояние на развалинах нашего.

И когда я посмотрел на него, по его устремленным на меня глазам я догадался, что он читает все мысли, промелькнувшие в моем мозгу. 

- Забудем прошлое, - сказал он, - то были ссоры прошлого поколения, а вы и Сибилла - представители нового!

-- Ну, Сибилла, постарайся уверить его, что до тех пор, пока ты жива, всем семейным недоразумениям положен конец!

-- Нам очень легко будет говорить об этом, отец! Не забывайте, что там, в зале, не ваш портрет висит, и оружие это тоже не ваше. Мы владеем землей и замком, но теперь явился наследник Лавалей, и он может сказать нам, что он не особенно доволен происшедшей переменой!

Ее темные, полные презрения глаза вызывающе смотрели на меня, ожидая ответа, но я не успел открыть рта, как отец моей кузины поторопился вмешаться в наш разговор.

-- Нельзя сказать, чтобы ты очень приветливо и гостеприимно приняла своего кузена, - резко сказал он. - Судьба дала нам в руки его имение, и не нам напоминать ему об этом.

-- Он не нуждается в напоминаниях, - возразила она.

-- Вы несправедливы ко мне! - воскликнул я, потому что очевидное презрение и нескрываемая неприязнь ко мне этой девчонки раздражали меня. - Правда! Я не могу забыть, что этот замок и земля - наследие моих предков. Я был бы бесчувственным человеком, если бы мог забыть это, но вы ошибаетесь, думая, что это воспоминание должно наполнить горечью мою душу. Я ничего лучшего не желаю, как собственными силами устроить свою судьбу и сделать карьеру!

-- А теперь самый благоприятный для этого момент, - сказал дядя, - именно теперь готовятся важные события, и если в это время вы будете при дворе Императора, я ручаюсь, что вы будете в центре событий. Ведь правда, вы согласны служить ему?

-- Я стремлюсь служить своей родине!

-- Это возможно только служа Императору, потому что без него в стране снова настанет ужасная, гибельная анархия!

-- Из всего слышанного вы можете видеть, что теперь не легкая служба, - сказала моя кузина, - я думаю, вы гораздо спокойнее и безопаснее чувствовали бы себя в Англии, чем здесь.

Каждое ее слово, казалось, было сказано с целью оскорбить меня, хотя я совершенно не понимал, чем я мог вызвать эти оскорбления? Никогда еще я не встречал женщины, в которой я возбуждал бы такую ненависть и презрение к себе. Но я видел, что ее поведение задевало также и моего дядю Бернака, потому что его глаза всё время, пока между нами шел разговор, гневно сверкали.

-- Ваш кузен храбрый человек, вот всё, что я о нем могу сказать! - воскликнул он.

-- На какие дела? - колко спросила она.

-- Не всё ли равно! - злобно оборвал дядя. С видом человека, боящегося, что он не сможет совладать со своим гневом и скажет больше, чем нужно, Бернак соскочил со стула и выбежал из комнаты.

Она казалась встревоженной этим его движением и тоже встала, как будто желая последовать за ним.

-- Я полагаю, вы никогда не встречались со своим дядей прежде? - сказала она после нескольких минут неловкого молчания.

-- Никогда! - ответил я.

-- Что же вы подумали, когда встретили отца?

Подобный вопрос дочери об отце поставил меня в тупик. Я понял, что он хуже, чем даже я предполагал, если стоит так низко в глазах близких и дорогих ему лиц.

-- Ваше молчание - вполне определенный ответ, - сказала она, когда я колебался, не зная, что сказать. - Я не знаю, при каких условиях вы встретились с ним в прошлую ночь и что произошло между вами, потому что у нас не принято делиться своими тайнами. Я думаю, что вы вполне раскусили его! А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. Получили вы письмо, приглашавшее вас покинуть Англию и приехать сюда?

-- Да, я письмо получил!

-- Обратили ли вы внимание на обратную сторону его?

Я вспомнил зловещие слова на печати, которые так взволновали меня. 

- Так это вы предостерегали меня?

-- Да! Я не могла иначе сделать этого.

- Я не хотела, чтобы вы ехали сюда.

-- Разве я мог повредить вам чем-либо?

Она молчала в течение нескольких минут, как человек, боящийся, что он сказал слишком много.

-- Я боялась за вас!

-- Вы полагаете, что здесь мне грозит опасность?

-- Я в этом уверена.

-- Но кто может угрожать мне здесь?

Она долго колебалась и потом с отчаянным жестом, как будто забывая всякую осторожность, снова обратилась ко мне:

-- Бойтесь, бойтесь моего отца!

-- Но какая цель ему вредить мне?

-- Предоставляю угадывать это вашей проницательности.

-- Но я уверяю вас, мадемуазель, что вы ошибаетесь, - сказал я. - Этой ночью он спас мне жизнь.

-- От двух заговорщиков, планы которых я попытался раскрыть. 

- Заговорщики?!

Она удивленно взглянула на меня.

-- Они убили бы меня, если бы он не вмешался!

в Англии?

Всё, что говорила эта кузина, было в высшей степени странно, но такое заключение серьезного разговора превосходило все мои ожидания. Тем не менее я не колебался откровенностью заплатить за ее откровенность. 

- Я покинул в Англии самое дорогое для меня существо! Ее имя - Евгения де Шуазель, она дочь старого герцога.

Мой ответ, казалось, доставил ей полное удовлетворение, в ее черных глазах отразилось удовольствие.

-- Вы очень привязаны к ней? - спросила она.

- И вы ни на кого и ни на что не променяете ее?

-- Господи! Да могу ли я даже подумать об этом?!

-- Даже на это!

- Забудьте мою холодность, - сказала она, - я вижу, мы будем союзниками, а не врагами.

И мы крепко пожали друг другу руки, как бы заключив союз, когда дядя снова вошел в комнату.