Открытие Рафлза Хоу.
Глава I. Двойная загадка

Открытие Рафлза Хоу

Перевод Н. Дехтеревой

Художник О. Коровин

Глава I. ДВОЙНАЯ ЗАГАДКА

- Ну, конечно, он не придет, - с досадой в голосе проговорила Лаура Мак-Интайр.

- Почему же?

- Да посмотри, какая погода! Просто ужас!

В этот самый момент снежный вихрь с глухим шумом ударил в уютное окно, завешенное красной шторой; протяжно завыл, засвистел ветер в ветвях тонких заснеженных вязов, росших вдоль всей садовой ограды.

Роберт Мак-Интайр оставил эскиз, над которым работал, и, взяв в руки лампу, стал вглядываться в темноту за окном. Длинные, словно мертвые, сучья безлистых деревьев качались и дрожали, еле видимые за снежной бурей.

Сестра Роберта сидела у камина, держа на коленях вышиванье. Она взглянула на профиль брата, силуэтом выступавший на фоне яркого света. Красивое лицо - молодое, свежее, с чистыми линиями; волнистые волосы зачесаны назад и падают завитками на плечи, что обычно связывается с представлением о художнике. Во всем его облике что-то утонченное: глаза с еле заметными морщинками в уголках, элегантное пенсне в золотой оправе, черная бархатная куртка, на рукав которой так мягко лег свет от лампы. Только в разрезе рта еле заметная простоватость, может быть свидетельствующая о какой-то слабости натуры, - нечто такое, что, по мнению сестры Роберта, портило прелесть и изящество его лица. Впрочем, об этом не раз говорил и сам Роберт, - как подумаешь, что каждый смертный наследует все моральные и телесные пороки бесчисленных прошлых поколений, то право, счастлив тот, кого природа не заставила полностью расплатиться душой и телом за грехи предков.

Неумолимый кредитор этот, надо сказать, не пощадил и Лауру, но верхняя часть лица у нее отличалась такой совершенной красотой, что недостатки в остальных чертах замечались не сразу. Волосы у нее были темнее, чем у брата, ее можно было назвать брюнеткой. Густые кудри ее казались совсем черными, пока по ним не скользнул свет от лампы. Изящное, немного капризное лицо, тонко очерченные брови, умные, насмешливые глаза - все было безупречно, и тем не менее всякий, взглянув на Лауру, смутно ощущал в ее внешности - то ли в чертах лица, то ли в его выражении - какой-то недостаток. Всматриваясь внимательнее, можно было заметить, что нижняя губка у нее слегка оттопырена и опущена книзу - недостаток сам по себе незначительный, но из-за него лицо, которое могло быть прекрасным, казалось всего лишь миловидным. Сейчас на нем было написано недовольство и раздражение. Лаура сидела, откинувшись в кресле, бросив на колени суровое полотно и мотки разноцветного шелка и заложив за голову руки - белоснежные руки с нежными розовыми локотками.

- Он не придет, я уверена, - повторила она.

- Ну что за вздор, Лаура! Разумеется, придет. Чтобы моряк испугался ненастья!

- Ш-ш!.. - Лаура подняла палец, на губах у нее заиграла торжествующая улыбка, которая тут же уступила место прежнему выражению полного разочарования. - Это всего-навсего папа, - пробормотала она.

За дверью в передней послышалось шарканье подошв, и в комнату, ковыляя, вошел хилый, небольшого роста человек в сильно поношенных комнатных туфлях. У Мак-Интайра-старшего был бегающий взгляд, редкая, растрепанная рыжая с проседью бородка, бледная, унылая физиономия. Жизненные неудачи и слабое здоровье наложили свою печать. Десять лет тому назад Мак-Интайр был одним из самых крупных оружейных фабрикантов в Бирмингеме, но длинный ряд коммерческих неудач в конце концов привел его к банкротству. Смерть жены в самый день объявления несостоятельности переполнила чашу бед, и с тех пор с его бледного, осунувшегося лица никогда не сходило, выражение растерянности и придавленности - свидетельство не вполне здоровой психики. Финансовый крах был полный, и семья впала бы в совершенную нищету, не получи они как раз в это время небольшого наследства от дяди, брата миссис Мак-Интайр, сумевшего нажить состояние в Австралии. Соединив свои средства и перебравшись в маленький домик в Тэмфилде - тихом деревенском местечке в четырнадцати милях от Бирмингема, Мак-Интайры могли жить с относительным комфортом. Перемену, однако, жестоко ощущали все члены семьи. Роберт, которому пришлось отказаться от всякой роскоши, столь милой сердцу художника, должен был теперь ломать голову над тем, как бы извлечь средства существования из того, что прежде являлось лишь прихотью. Но особенно чувствительной перемена была для Лауры. Она хмуро сдвигала брови, когда приходилось выслушивать соболезнования друзей, и ей казались невыносимо скучными поля и дороги Тэмфилда после шумной жизни в Бирмингеме. Недовольство детей усугублялось поведением отца. Вся его жизнь теперь проходила в том, что он непрестанно оплакивал злую судьбу, ища утешения то в молитвеннике, то в графинчике.

Для Лауры, впрочем, Тэмфилд все же имел одну привлекательную сторону, но и этого ей предстояло теперь лишиться. Мак-Интайры переселились именно в эту глухую деревушку только потому, что старый их друг, преподобный Джон Сперлинг, получил сюда назначение приходским викарием. Гектор Сперлинг, старший его сын и ровесник Лауры, был помолвлен с ней уже в течение нескольких лет, и молодые люди готовы были вступить в брак, когда внезапное разорение семьи Мак-Интайров нарушило все их планы. Гектор, морской офицер в чине лейтенанта, находился в настоящее время в отпуске, и не проходило вечера, чтобы он не навестил Мак-Интайров. Сегодня, однако, Лауре передали от жениха записку, в которой он сообщал, что получил неожиданный приказ вернуться на корабль, стоящий в Портсмуте. Гектор обещал забежать хотя бы на полчаса, попрощаться.

- А где Гектор? - сразу же спросил мистер Мак-Интайр, оглядывая комнату и мигая от яркого света.

- Его нет. Как ты мог подумать, что он придет в такую метель? В поле намело снега на два фута.

- Не приходил? Вот как! - закаркал старик, усаживаясь на кушетку. - Ну-ну! Не хватает только, чтоб и они оба с отцом отреклись от нас. Только этого и остается ждать.

- Как ты позволяешь себе делать подобные предположения, отец! - воскликнула Лаура негодующе. - Они уже доказали нам свою преданность. Какое б у них составилось мнение о нас, если бы они слышали твои слова!

- Послушай, Роберт, - сказал вдруг старик, не обращая никакого внимания на протест дочери. - Я, пожалуй, выпью стаканчик брэнди - самый малюсенький стаканчик, прямо с наперсток, а то я, кажется, схватил простуду в эту вьюгу.

Роберт продолжал рисовать в альбоме, словно ничего не слыша, но Лаура подняла глаза от работы.

- Ах, Лаура, Лаура!.. - Старик покачал головой, как будто не столько сердясь, сколько огорчаясь, - Ты уже не дитя, Лаура. Ты взрослая девушка, ты хозяйка дома. Мы полностью тебе доверяем, мы полагаемся на тебя. А ты оставляешь своего бедного брата, не говоря уж обо мне, твоем отце, без капли брэнди. Бог ты мой, Лаура, что бы сказала твоя мать! Подумай только о возможности несчастного случая, о внезапных заболеваниях, об апоплексических ударах. Ты берешь на себя большую, величайшую ответственность, ты рискуешь нашим здоровьем.

- Я почти не прикасаюсь к брэнди, - отрезал Роберт. - На этот счет Лауре нечего обо мне беспокоиться.

- Как лекарство брэнди незаменимо. Для употребления, а не злоупотребления, - ты меня понимаешь, Роберт? В этом все дело. Ну, тогда я, пожалуй, загляну на полчасика в «Три голубка».

- Отец! - воскликнул молодой человек. - Неужели ты выйдешь из дому в такую погоду? Если уж тебе необходимо брэнди, я пошлю Сару. Или схожу сам, или…

Хлоп! На лежавший перед ним альбом упал свернутый в шарик клочок бумаги. «Бога ради, не удерживай его, пусть уходит!» - было нацарапано на ней карандашом.

- Во всяком случае, закутайся потеплей, - продолжал Роберт, круто меняя позицию с мужской неловкостью, от которой Лауру передернуло. - Может быть, на улице не так уж холодно, как кажется. И с пути ты не собьешься, этого опасаться нечего. Все расстояние не больше ста шагов.

Не переставая ворчать и бормотать что-то по адресу незаботливой дочери, старый Мак-Интайр натянул на себя пальто и окутал шарфом длинную тощую шею. Едва он открыл дверь в передней, как от резкого порыва холодного ветра замигали лампы. Сын и дочь молча прислушивались к глухому шуму шагов, пока старик брел по извилистой дорожке сада.

- Отец становится все хуже, он просто невыносим, - произнес, наконец, Роберт. - Не следовало его отпускать. Он там, чего доброго, натворит что-нибудь, сделает из себя посмешище.

- Но ведь Гектор придет сегодня в последний раз, он уезжает, - жалобно оправдывалась Лаура. - Ты только представь себе, что, если б они встретились? Гектор, конечно, все бы понял. Поэтому мне и хотелось, чтоб отец ушел.

- В таком случае, он сделал это как нельзя более вовремя, - ответил брат. - Кажется, скрипнула калитка, ты слышишь?

Не успел он договорить, как снаружи послышался веселый возглас и тут же раздался громкий стук в окно. Роберт вышел в переднюю и, отворив наружную дверь, впустил высокого молодого человека. Черная суконная куртка его была вся усыпана сверкающими снежинками. Прежде чем войти в ярко освещенную гостиную, он, громко смеясь, отряхнулся, как ньюфаундленд, и счистил снег с сапог.

В каждой черточке лица Гектора угадывалась профессия моряка. Гладко выбритые верхняя губа и подбородок, небольшие бачки, прямой, решительный рот, твердые, обветренные щеки - все говорило, что перед вами моряк английского королевского флота. Ежедневно за обеденным столом во флотской столовой в доках Портсмута можно увидеть с полсотни таких лиц, похожих одно на другое, как лица братьев. Все эти моряки как будто отлиты по одному образцу, все они продукт определенной системы, которая учит, смолоду, полагаться на самого себя, воспитывает закалку и мужество. В общем отличные экземпляры человеческой породы. Может, не столь высокоинтеллектуальные и утонченные, как их собратья на суше, но честные, энергичные люди, способные на героические подвиги.

У Гектора была отличная фигура, он был высок и строен. Острый взгляд серых глаз и энергичные, решительные манеры показывали, что человек этот привык и приказывать и повиноваться.

- Прочитала мою записку? - обратился он к Лауре, едва войдя в комнату. - Что ж, приходится отдавать концы. Чертовски досадно, но что поделаешь? Старику Смизерсу до зарезу нужны люди; он требует, чтобы я немедленно возвращался.

Гектор сел рядом с Лаурой, положив темную, загорелую руку на белую ручку девушки.

- Но на этот раз ненадолго, - продолжал он. - Рейс короткий: Мадейра, Гибралтар, Лиссабон - и восвояси. К марту, пожалуй, вернемся.

- Кажется, как будто ты вчера только приехал домой…

- Бедная моя! Но теперь ждать недолго. Смотри, Роберт, береги ее тут без меня. А когда я вернусь, то на этот раз уж окончательно, слышишь, Лаура? Черт с ними, с деньгами! Тысячи людей живут на меньшее. Совершенно необязательно иметь целый дом. Зачем он нам? В Соутси можно снять отличные комнаты за два фунта в неделю. Мак-Дональд, наш казначей, только что женился, а он получает всего тридцать шиллингов. Ты не побоишься, Лаура?

- Разумеется, нет.

- Почтенный мой старик чересчур осторожен. «Подождать, подождать», - только от него и слышишь. Но сегодня я поговорю с ним решительно. А ты побеседуй со своим родителем. Роберт тебя поддержит. И вот тебе список портов и даты прибытия в них нашего корабля. Смотри, я надеюсь, что в каждом порту меня будет ожидать письмо!

Гектор вытащил из бокового кармана куртки листок бумаги, но вместо того чтобы передать его девушке, уставился на него с выражением величайшего изумления.

- Нет, клянусь, ничего не понимаю!.. - воскликнул он. - Посмотри-ка, Роберт, что это такое.

- Поднеси к свету. Ну что ж, банковый билет стоимостью в пятьдесят фунтов. Не вижу здесь ничего особо примечательного.

- Напротив, это самая необычайная вещь, когда-либо со мной случавшаяся. Я решительно отказываюсь понять, в чем тут дело.

чем твое, хотя в результате его я не могу предъявить ничего столь же внушительного, как твой банковый билет.

- Прекрасно! Принимаю вызов. Пусть Роберт будет судьей.

- Излагайте ваши дела. - Молодой человек закрыл альбом и, подперев голову руками, принял шутливо-торжественный вид. - Леди - первое слово. Начинай, Лаура.

- Случилось это сегодня утром, - сказала она. - Да, кстати, Гектор, мой рассказ, пожалуй, возбудит твою, ревность. Я об этом и забыла. Но, как бы то ни было, тебе волноваться нечего. Бедняга просто-напросто немного помешан.

- Да скажи, ради бога, что с тобой произошло? - спросил молодой офицер, переводя взгляд с банкового билета на невесту.

уже нет, постройка закончена, вы это знаете, а владелец, как предполагают, приезжает завтра. Но навес еще не успели разобрать. Я села там на какой-то упаковочный ящик, как вдруг на дороге появляется человек, подходит ближе и останавливается под тем же навесом, что и я. Человек этот очень вывсок и худощав, лицо бледное, спокойное. Лет ему можно дать не больше тридцати. Одет бедно, но выглядит джентльменом. Он задал мне один-два вопроса о деревне, об ее обитателях. Я, конечно, ответила, и неожиданно для меня записался приятный, оживленный разговор на самые разнообразные темы. Время летело так незаметно, что я забыла про метель, когда незнакомец вдруг обратил мое внимание на то, что снег уже перестал идти. И тут, когда я уже собралась уходить, как вы думаете, что он сделал? Он подошел ко мне, грустно и задумчиво поглядел мне прямо в лицо и сказал; «Хотел бы я знать, полюбили бы вы меня, если бы я не имел ни гроша за душой?» Как странно, правда? Я так перепугалась, что выбежала из-под навеса и очутилась на дороге, прежде чем он успел произнести еще хоть слово. Но, право же, Гектор, тебе нечего принимать такой грозный вид. Теперь, когда я вспоминаю весь эпизод, то ясно вижу, что ни в манерах, ни в тоне моего незнакомца не было ничего предосудительного. Он просто размышлял вслух, не имея ни малейшего намерения оскорбить меня. Я убеждена: он немного не в своем уме.

- Гм… Но в его помешательстве я усматриваю некоторую систему, - заметил Роберт.

- Я тоже стану действовать по системе, если мне доведется когда-нибудь дать ему хорошую взбучку, - свирепым тоном проговорил лейтенант. - В жизни своей не слыхал о подобной бесцеремонности.

- Я же говорила, что ты приревнуешь. - Лаура коснулась рукава его грубой суконной куртки, - Успокойся, я больше никогда в жизни не встречусь с этим беднягой. Он, очевидно, нездешний. Ну, вот и все мое маленькое приключение. А теперь расскажи о своем.

Гектор шелестел ассигнацией, вертя ее между пальцами; другой рукой он проводил по волосам, как человек, старающийся собраться с мыслями.

в канаву с водой. Одно колесо заехало за край канавы, незаметной под снегом. В общем человек попал в беду. Достаточно было сделать небольшой крен вправо, и он бы вылетел из сиденья, Я помог, конечно, оттащил двуколку на дорогу. Уже совсем стемнело. Впотьмах незнакомец принял меня, наверное, за деревенского чурбана, - мы ведь не обменялись с ним и пятью словами. Собираясь ехать дальше, он сунул мне в руку вот эту бумажку. Я почему-то вообразил, что это какой-то проспект, или реклама товаров, или что-нибудь в этом роде. Он предлагал его мне так настойчиво, что я взял листок и сунул его в карман, и вот теперь в первый раз вытащил его, когда хотел достать свой список. Таким образом, во всей этой истории я понимаю ровно столько же, сколько и вы.

Брат с сестрой не сводили удивленных глаз со смятого бумажного листка.

- Что ж, твой неизвестный путешественник, должно быть, сам Монте-Кристо или, по меньшей мере, Ротшильд, - сказал Роберт. - Я вынужден заявить, Лаура, что ты проиграла пари.

- Ничуть не огорчена. Первый раз в жизни слышу о такой удаче. Что за прелесть, должно быть, этот щедрый путешественник! Как приятно бы с ним познакомиться!

- Но я ведь не могу оставить у себя эти деньги, - сказал Гектор, не без сожаления поглядывая на банкнот. - Денежные вознаграждения сами по себе вещь приятная, но всему есть мера. И все-таки совершенно очевидно, что он хотел дать мне крупную сумму. Не мог же он спутать ассигнацию с монетой! Я полагаю, мне следует дать объявление в газетах.

- Право, Гектор, это просто донкихотство, - сказала Лаура Мак-Интайр. - Почему бы тебе не принять этот дар с таким же простодушием, с каким он был тебе предложен? Ты оказал услугу человеку, попавшему в затруднительное положение, - услугу, может быть, более значительную, чем ты полагаешь. Он захотел отблагодарить тебя, оставить тебе на память этот маленький сувенир. Не вижу никакого основания, почему тебе надо отказаться от этих денег.

- Ну что ж, - смущенно засмеялся молодой человек. - Во всяком случае, история не из тех, какую лестно рассказать за столоны товарищам.

- Так или иначе, Гектор, но завтра ты уезжаешь, - заметил Роберт. - У тебя не будет времени навести справки о твоем таинственном Крезе. Придется тебе подумать о наилучшем способе применения неожиданного дара.

- Знаешь что, Лаура, положи-ка их в свою рабочую корзинку, - сказал Гектор. - Будь моим банкиром. Если настоящий владелец их отыщется, я направлю его к тебе. Если ж нет, будем считать эти деньги моей наградой «за спасение утопающих», хотя, честное слово, мне все это не очень-то нравится.

- А теперь пора мне сниматься с якоря, я обещал отцу вернуться к девяти часам. Итак, дорогая, расстаемся ненадолго и в последний раз. До скорого свидания, Роберт! Желаю успеха!

- До свидания, Гектор! Счастливого плавания!

Художник остался сидеть за столом, а сестра его пошла проводить жениха до двери. Роберту видны были их силуэты в слабо освещенной передней, слышны их голоса.

- До свиданья, дорогая моя!

- И ничто на свете нас не разлучит?

- Ничто на свете.

- Никогда?

- Никогда.