Бал в посольстве, где не говорится ни о бале, ни о посольстве
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Дроз Г. А., год: 1901
Примечание:Переводчик неизвестен
Категория:Рассказ

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Бал в посольстве, где не говорится ни о бале, ни о посольстве

БАЛЪ ВЪ ПОСОЛЬСТВЕ.
ГДЕ НЕ ГОВОРИТСЯ НИ О БАЛЕ, НИ О ПОСОЛЬСТВЕ.

Разсказъ Густава Дроза.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографiя Дома Призр. Малол. Бедныхъ. Лиговская ул., 26.
1901.

I.

- Я вовсе и не говорю тебе, чтобы это было не хорошо, продолжала моя тетушка, дотрогиваясь до каминной решетки кончикомъ своего маленькаго башмачка. Правда, это оживляетъ глаза, придаетъ имъ особенную прелесть, я откровенно сознаюсь въ этомъ. Немножко напудриться, положить крошечку румянъ, провести, даже, эти голубоватые оттенки, которые женщины, не знаю какъ-то, делаютъ - около глазъ... Ахъ, какiя есть женщины - кокетки! Заметилъ ты прошедшiй четвергъ, на бале у m-me Сьеракъ, глаза графини Анны? Откровенно говоря, ведь это непозволительно.

- Ахъ, тетушка, эти глазки мне очень нравились, они были такiе бархатные, съ поволокой...

- Я и не говорю, чтобы они были не хороши.

- Какой удивительный блескъ, какое восхитительное выраженiе томности!

- Да, все это правда; но все-таки ведь это безстыдно, хотя иногда и очень красиво. Я встречала на гуляньяхъ въ лесу этихъ, какъ вы называете, прелестныхъ женщинъ съ румянами, сурмилами и синькой... Ведь оне употребляютъ, кажется, синьку?

- Да, тетушка, польскую... - Это для жилокъ.

- Какъ, такъ оне выводятъ и жилки? спросила меня тетушка съ любопытствомъ. Да ведь это позоръ, честное слово! Ну что-же и ты сведущъ въ этомъ деле?

- Я очень часто игралъ на благородныхъ спектакляхъ! У меня, даже, есть целая коллекцiя этихъ баночекъ, терочекъ, растушовочекъ и проч. и проч.

- У тебя все это есть? Ахъ ты негодный!... Скажи, пожалуйста, ты едешь завтра на балъ въ посольство?

- Да, тетушка; а вы? Вы, конечно, будете и костюмироваться?

- Къ сожаленiю, надо будетъ делать тоже, что и другiя. Говорятъ, впрочемъ, тамъ будетъ великолепно!... Какъ ты думаешь, мне нужно будетъ пудриться? спросила меня тетушка помолчавъ, пойдетъ мне это?

- Лучше, чемъ къ кому-бы то ни было! Вы будете восхитительны, я въ этомъ уверенъ.

- Мы это увидимъ, льстецъ.

Она встала, протянула мне ручку съ самодовольнымъ видомъ и направилась къ двери, потомъ какъ будто одумавшись, сказала:

- Кстати, Эрнестъ, такъ какъ ты тоже едешь завтра на балъ въ посольство, то заезжай за мной, въ моей карете для тебя будетъ место. Къ тому-же ты скажешь мне свое мненiе о моемъ костюме, и... она вдругъ разразилась громкимъ, неудержимымъ смехомъ, и затемъ, наклонясь къ самому моему уху, прошептала:

- Захвати съ собой всю твою коллекцiю баночекъ и прiезжай пораньше. Смотри, это между нами?... она положила свой пальчикъ на губы въ знакъ скромности. - До завтра.

* * *

Тетушка моя еще не распрощалась со своей молодостью. Ей больше двадцати пяти летъ, по моему счету, но я очень плохо считаю, такъ что при самомъ моемъ искреннемъ желанiи, я-бы вамъ не могъ наверное сказать о ея годахъ. Да впрочемъ къ чему это? Шопотъ удивленiя и восторга встречаетъ ее всегда, когда она входитъ въ бальное зало; деловые прохожiе заглядываются на нее, когда она изъ своей кареты отдаетъ приказанiя своему кучеру! Въ ея голосе еще слышатся серебристые звуки молодости, а въ манерахъ проглядываетъ восхитительная грацiя двадцати-летней женщины... Она всю жизнь провела въ свете, въ томъ восхитительномъ бомонде, который посвящаетъ себя на изученiе сохраненiя грацiи и кажущейся молодости. Она еще хорошо сохранилась.

II.

На другой день, вечеромъ, комната моей тетушки была въ самомъ ужасномъ безпорядке. Изо всехъ полуоткрытыхъ ящиковъ торчали ленты, кружева, кисея, вышивки. Всюду разбросаны были футляры изъ подъ драгоценныхъ вещей; на ковре валялись обрезки лентъ, нитокъ, кусочки атласу, остатки цветовъ и весь онъ былъ засыпанъ пудрой. Множество свечъ и три лампы безъ абажуровъ распространяли ослепительный светъ на этотъ безпорядокъ. Посреди этого хаоса, передъ трюмо, стояла моя тетушка, нарядная, причесанная, напудренная, и разсматривала опытнымъ взглядомъ свой великолепный нарядъ, относящiйся къ царствованiю Людовика XIV.

Горничная и две портнихи, все три на коленяхъ, съ утомленными и опухшими глазами (оне не спали около трехъ ночей) копошились между атласомъ и прикалывали банты.

- Вероятно, сударыня, вашъ корсетъ стянутъ более обыкновеннаго?

- Разумеется более обыкновеннаго. Разве вы не знаете, что при Людовике XIV, дамы имели талiи чрезвычайно тонкiя. Надо или уважать археологiю или не вмешиваться въ нее. Передъ недуренъ. Это совершенно въ томъ духе.

Тетушка посмотрелась въ зеркало въ профиль.

- Я боялась, что эта вырезка у лифа не будетъ-ли ужъ слишкомъ открывать ваши плечи, сударыня, но я сделала верно по присланнымъ образцамъ.

- М-me Савенъ, разве вы не знаете, что при Людовике XIV знатныя дамы носили очень и очень открытыя платья. Нетъ, нетъ, тутъ нетъ ничего преувеличеннаго, это въ характере того времени...

И расправляя своими розовыми и полными пальчиками излишнiя выпуклости невообразимо нескромнаго газа, она, улыбаясь, прибавила:

- Нетъ, нетъ, положительно ничего нетъ преувеличеннаго. Мари, дайте мне коробочку съ мушками, сказала она горничной.

Тетушка помочила свой палецъ аристократической слюнкой, опустила его въ коробочку съ разсеяннымъ видомъ, потомъ держа на воздухе палецъ, вооруженный чернымъ пятнышкомъ, она внимательно посмотрелась въ зеркало, съ минуту была въ нерешимости и вдругъ решительнымъ движенiемъ и съ удивительной ловкостью, пафъ!... Посадила мушку именно на то место, где корсажъ былъ вырезанъ по моде временъ Людовика XIV.

- Это ее скроетъ, шептала она. Это отвлечетъ вниманiе.

Она добродушно улыбнулась.

Черненькая мушка, какъ Божiя коровка между двухъ розъ, была налеплена съ чрезвычайнымъ тактомъ: ни очень низко, ни очень высоко. Она пряталась, хотя и была заметно видима, въ полутени, въ углубленiи...

Критика, склонная къ злословiю, сказала-бы впрочемъ, "въ самомъ деле здесь нетъ ничего преувеличеннаго".

Въ сущности-же преувеличенiе существовало, и я полагаю, оно произошло оттого, что тетушка моя и не подозревала объ этомъ.

А можетъ быть это произошло и оттого, что подъ влiянiемъ археологическаго предубежденiя и вполне повинуясь моде нашихъ прабабушекъ, стягивающихъ себе грудь, тетушка и не подумала, что это стягиванiе преувеличиваетъ несколько полноту этой груди.

Во всякомъ случае, мушка спасла все!...

- Какъ ты поздно являешься, однако, сказала она мне. Теперь уже одиннадцать часовъ, а у насъ еще, прибавила она, показывая свои белые зубки, у насъ еще много дела. Лошади заложены уже съ часъ. Я пари держу, что они взбесятся на такомъ морозе.

Говоря это, она вытянула свою ножку, обутую въ туфельку съ краснымъ каблучкомъ и всю залитую золотымъ шитьемъ. Ея полненькая ножка пышно вздымалась въ этой обуви и сквозь решетчатый шелковый чулокъ блистала нежная розовая кожица.

- Ну, какъ ты меня находишь? спросила она.

- О! я ослепленъ вами, какъ бываютъ ослеплены iюльскимъ солнцемъ, самымъ горячимъ въ году... Я васъ нахожу восхитительной..... восхи..... а куафюра!

- Не правда-ли, я хорошо причесана? И это все мой Сальвони придумалъ, право нетъ парикмахера ему подобнаго. Бриллiанты въ пудре имеютъ видъ великолепный, а приподнятая прическа придаетъ величiе шее. Ну, что-же, съ тобой твои баночки? спросила она, помолчавъ.

- Да, отвечалъ я, весь приборъ при мне, и если вамъ будетъ угодно сесть...

- Я ужасно бледна - въ самомъ деле; нужно одну крошечку!... Не правда-ли, Эрнестъ? Ты, конечно, знаешь, о чемъ я говорю?

И она повернула голову, подставивъ мне правый глазъ.

Я его еще и теперь вижу, этотъ глазъ! Она откинулась назадъ, чтобы быть противъ самаго света, а я, по причине столь деликатной работы, совсемъ близко нагнулся къ этому полуоткрывавшемуся глазу. Проклятая мушка, видневшаяся и смущавшая меня, какъ отдаленная лодочка, носилась въ волнахъ, подымавшихся и опускавшихся по прихоти дыханiя.

- Ты понимаешь, мой другъ, что только необходимость историческаго костюма заставила меня решиться употребить...

Тетушка недосказала.

- Милая тетушка, заметилъ я, если вы будете шевелиться, моя рука будетъ дрожать.

На самомъ-же деле рука моя дрожала отъ прикосновенiя къ ея длиннымъ, длиннымъ ресницамъ.

- Ты правъ, заметила она, эта крошка точка въ этомъ уголке глаза, придаетъ ему какой-то особенный блескъ, какую-то особенную томность. Тетушка вдругъ опять залилась хохотомъ. Я посмотрелъ на нее.

- Ахъ какъ смешна, эта баночка съ голубой краской!.. Боже мой, фу!.. какъ это должно быть гадко! говорила она спустя минуту. Однако, ты замечаешь, какое странное сцепленiе обстоятельствъ. Напудришься, ну, и нельзя оставаться привиденiемъ... положи крошечку румянъ!.. но только, какъ это ужасно!

Я исполнилъ желанiе, ужасное желанiе!..

- Теперь... видишь какъ демонъ золъ! Если ко-всему этому не увеличишь глазъ, то они будутъ казаться точно проткнутые буравчикомъ? Ахъ, сказала вдругъ тетушка, глубоко вздохнувъ, такъ-то, дай другъ, мало по-малу доходятъ и до эшафота.

Затемъ она снова залилась самымъ веселымъ смехомъ; маленькая мушка исчезла и вскоре опять всплыла на поверхность.

Но это позорно!.. У нихъ ведь это все хитрость, продажность и ничего более... Прибавь чуть-чуть синьки, это въ самомъ деле недурно...

- Ты, говорила она черезъ пять минутъ, небоишься, что брови мои будутъ слишкомъ черны? Ты, конечно, знаешь, я не хотела-бы иметь видъ... Но твоя правда, это очень хорошо... Где ты, шалунъ, научился только всему этому? Ты могъ-бы, не шутя, нажить состоянiе, еслибъ захотелъ заниматься этимъ подкрашиванiемъ.

- Ну, тетушка, довольны-ли вы?

Тетушка взяла маленькое зеркальце, посмотрелась вблизи, издали, прищурила глаза, улыбнулась и откинувшись на спинку креселъ сказала:

- Надо сознаться, мой другъ, что это обворожительно... но скажи пожалуста, употребляется-ли ими что-нибудь для губъ?

- Какъ, это?.. Вотъ, что въ пузыречке? это жидкое?.. говорила она съ содраганiемъ.

- Это родъ уксуса... ну, тетушка не шевелитесь, держите ваши губки впередъ, какъ будто вы хотите меня поцеловать. Да, въ самомъ деле тетушка, прибавилъ я, не хотите-ли вы поцеловать меня?

- Охотно, ты это заслужилъ. Ну, а скажи мне, ты научишь меня этому искусству?

- Съ большимъ удовольствiемъ!...

- Ну, кажется, все кончено, благодарю тебя!... Она улыбнулась мне жеманно, но я понялъ, что это произошло оттого, что уксусъ щипалъ ея губы.

Взявши еще мушку, она съ обворожительнымъ кокетствомъ посадила ее подъ глазомъ, затемъ еще одну около рта и сiяющая обратилась ко мне; "Убери поскорей эти баночки, я слышу, твой дядя идетъ за мной. Застегни мои браслеты!... Ай, ай, уже бьетъ полночь, бедныя мои лошади!

III.

Въ эту минуту вошелъ мой дядя.

- Я не сделалъ-ли нескромности, сказалъ онъ весело, замечая меня?

- Вы восхитительны сегодня, моя милая! сказалъ онъ въ самомъ деле удивленный. У васъ цветъ лица очень оживленъ, ваши глаза такъ блестятъ, заметилъ онъ какъ-то коварно.

- Это отъ камина, онъ все время топился, я просто задохлась отъ жара. А вы, мой другъ, вы просто великолепны! Я никогда не видала у васъ такой черной бороды, заметила она въ свою очередь.

- Это потому, что я совсемъ замерзъ. Жанъ позабылъ о камине, а онъ и погасъ.

Тетушка, коварно улыбнувшись въ свою очередь, взяла вееръ и подала дяде руку.