Бал в посольстве, где не говорится ни о бале, ни о посольстве

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бал в посольстве, где не говорится ни о бале, ни о посольстве (старая орфография)

БАЛ В ПОСОЛЬСТВЕ.
ГДЕ НЕ ГОВОРИТСЯ НИ О БАЛЕ, НИ О ПОСОЛЬСТВЕ.

- Я вовсе и не говорю тебе, чтобы это было не хорошо, продолжала моя тетушка, дотрогиваясь до каминной решетки кончиком своего маленького башмачка. Правда, это оживляет глаза, придает им особенную прелесть, я откровенно сознаюсь в этом. Немножко напудриться, положить крошечку румян, провести, даже, эти голубоватые оттенки, которые женщины, не знаю как-то, делают - около глаз... Ах, какие есть женщины - кокетки! Заметил ты прошедший четверг, на бале у m-me Сьерак, глаза графини Анны? Откровенно говоря, ведь это непозволительно.

- Ах, тетушка, эти глазки мне очень нравились, они были такие бархатные, с поволокой...

- Я и не говорю, чтобы они были не хороши.

- Какой удивительный блеск, какое восхитительное выражение томности!

- Да, все это правда; но все-таки ведь это безстыдно, хотя иногда и очень красиво. Я встречала на гуляньях в лесу этих, как вы называете, прелестных женщин с румянами, сурмилами и синькой... Ведь оне употребляют, кажется, синьку?

- Да, тетушка, польскую... - Это для жилок.

- Как, так оне выводят и жилки? спросила меня тетушка с любопытством. Да ведь это позор, честное слово! Ну что-же и ты сведущ в этом деле?

- Я очень часто играл на благородных спектаклях! У меня, даже, есть целая коллекция этих баночек, терочек, растушовочек и проч. и проч.

- У тебя все это есть? Ах ты негодный!... Скажи, пожалуйста, ты едешь завтра на бал в посольство?

- Да, тетушка; а вы? Вы, конечно, будете и костюмироваться?

- К сожалению, надо будет делать тоже, что и другия. Говорят, впрочем, там будет великолепно!... Как ты думаешь, мне нужно будет пудриться? спросила меня тетушка помолчав, пойдет мне это?

- Лучше, чем к кому-бы то ни было! Вы будете восхитительны, я в этом уверен.

- Мы это увидим, льстец.

Она встала, протянула мне ручку с самодовольным видом и направилась к двери, потом как будто одумавшись, сказала:

- Кстати, Эрнест, так как ты тоже едешь завтра на бал в посольство, то заезжай за мной, в моей карете для тебя будет место. К тому-же ты скажешь мне свое мнение о моем костюме, и... она вдруг разразилась громким, неудержимым смехом, и затем, наклонясь к самому моему уху, прошептала:

- Захвати с собой всю твою коллекцию баночек и приезжай пораньше. Смотри, это между нами?... она положила свой пальчик на губы в знак скромности. - До завтра.

* * *

Тетушка моя еще не распрощалась со своей молодостью. Ей больше двадцати пяти лет, по моему счету, но я очень плохо считаю, так что при самом моем искреннем желании, я-бы вам не мог наверное сказать о её годах. Да впрочем к чему это? Шопот удивления и восторга встречает ее всегда, когда она входит в бальное зало; деловые прохожие заглядываются на нее, когда она из своей кареты отдает приказания своему кучеру! В её голосе еще слышатся серебристые звуки молодости, а в манерах проглядывает восхитительная грация двадцати-летней женщины... Она всю жизнь провела в свете, в том восхитительном бомонде, который посвящает себя на изучение сохранения грации и кажущейся молодости. Она еще хорошо сохранилась.

На другой день, вечером, комната моей тетушки была в самом ужасном безпорядке. Изо всех полуоткрытых ящиков торчали ленты, кружева, кисея, вышивки. Всюду разбросаны были футляры из под драгоценных вещей; на ковре валялись обрезки лент, ниток, кусочки атласу, остатки цветов и весь он был засыпан пудрой. Множество свеч и три лампы без абажуров распространяли ослепительный свет на этот безпорядок. Посреди этого хаоса, перед трюмо, стояла моя тетушка, нарядная, причесанная, напудренная, и разсматривала опытным взглядом свой великолепный наряд, относящийся к царствованию Людовика XIV.

Горничная и две портнихи, все три на коленях, с утомленными и опухшими глазами (оне не спали около трех ночей) копошились между атласом и прикалывали банты.

- Вероятно, сударыня, ваш корсет стянут более обыкновенного?

- Разумеется более обыкновенного. Разве вы не знаете, что при Людовике XIV, дамы имели талии чрезвычайно тонкия. Надо или уважать археологию или не вмешиваться в нее. Перед недурен. Это совершенно в том духе.

Тетушка посмотрелась в зеркало в профиль.

- Я боялась, что эта вырезка у лифа не будет-ли уж слишком открывать ваши плечи, сударыня, но я сделала верно по присланным образцам.

- М-me Савен, разве вы не знаете, что при Людовике XIV знатные дамы носили очень и очень открытые платья. Нет, нет, тут нет ничего преувеличенного, это в характере того времени...

И расправляя своими розовыми и полными пальчиками излишния выпуклости невообразимо нескромного газа, она, улыбаясь, прибавила:

- Нет, нет, положительно ничего нет преувеличенного. Мари, дайте мне коробочку с мушками, сказала она горничной.

Тетушка помочила свой палец аристократической слюнкой, опустила его в коробочку с разсеянным видом, потом держа на воздухе палец, вооруженный черным пятнышком, она внимательно посмотрелась в зеркало, с минуту была в нерешимости и вдруг решительным движением и с удивительной ловкостью, паф!... Посадила мушку именно на то место, где корсаж был вырезан по моде времен Людовика XIV.

- Это ее скроет, шептала она. Это отвлечет внимание.

Она добродушно улыбнулась.

Черненькая мушка, как Божия коровка между двух роз, была налеплена с чрезвычайным тактом: ни очень низко, ни очень высоко. Она пряталась, хотя и была заметно видима, в полутени, в углублении...

Критика, склонная к злословию, сказала-бы впрочем, "в самом деле здесь нет ничего преувеличенного".

В сущности-же преувеличение существовало, и я полагаю, оно произошло оттого, что тетушка моя и не подозревала об этом.

А может быть это произошло и оттого, что под влиянием археологического предубеждения и вполне повинуясь моде наших прабабушек, стягивающих себе грудь, тетушка и не подумала, что это стягивание преувеличивает несколько полноту этой груди.

Во всяком случае, мушка спасла все!...

- Как ты поздно являешься, однако, сказала она мне. Теперь уже одиннадцать часов, а у нас еще, прибавила она, показывая свои белые зубки, у нас еще много дела. Лошади заложены уже с час. Я пари держу, что они взбесятся на таком морозе.

Говоря это, она вытянула свою ножку, обутую в туфельку с красным каблучком и всю залитую золотым шитьем. Её полненькая ножка пышно вздымалась в этой обуви и сквозь решетчатый шелковый чулок блистала нежная розовая кожица.

- Ну, как ты меня находишь? спросила она.

- О! я ослеплен вами, как бывают ослеплены июльским солнцем, самым горячим в году... Я вас нахожу восхитительной..... восхи..... а куафюра!

- Не правда-ли, я хорошо причесана? И это все мой Сальвони придумал, право нет парикмахера ему подобного. Бриллианты в пудре имеют вид великолепный, а приподнятая прическа придает величие шее. Ну, что-же, с тобой твои баночки? спросила она, помолчав.

- Да, отвечал я, весь прибор при мне, и если вам будет угодно сесть...

- Я ужасно бледна - в самом деле; нужно одну крошечку!... Не правда-ли, Эрнест? Ты, конечно, знаешь, о чем я говорю?

И она повернула голову, подставив мне правый глаз.

Я его еще и теперь вижу, этот глаз! Она откинулась назад, чтобы быть против самого света, а я, по причине столь деликатной работы, совсем близко нагнулся к этому полуоткрывавшемуся глазу. Проклятая мушка, видневшаяся и смущавшая меня, как отдаленная лодочка, носилась в волнах, подымавшихся и опускавшихся по прихоти дыхания.

- Ты понимаешь, мой друг, что только необходимость исторического костюма заставила меня решиться употребить...

Тетушка недосказала.

- Милая тетушка, заметил я, если вы будете шевелиться, моя рука будет дрожать.

На самом-же деле рука моя дрожала от прикосновения к её длинным, длинным ресницам.

- Ты прав, заметила она, эта крошка точка в этом уголке глаза, придает ему какой-то особенный блеск, какую-то особенную томность. Тетушка вдруг опять залилась хохотом. Я посмотрел на нее.

- Ах как смешна, эта баночка с голубой краской!.. Боже мой, фу!.. как это должно быть гадко! говорила она спустя минуту. Однако, ты замечаешь, какое странное сцепление обстоятельств. Напудришься, ну, и нельзя оставаться привидением... положи крошечку румян!.. но только, как это ужасно!

Я исполнил желание, ужасное желание!..

- Теперь... видишь как демон зол! Если ко-всему этому не увеличишь глаз, то они будут казаться точно проткнутые буравчиком? Ах, сказала вдруг тетушка, глубоко вздохнув, так-то, дай друг, мало по-малу доходят и до эшафота.

Затем она снова залилась самым веселым смехом; маленькая мушка исчезла и вскоре опять всплыла на поверхность.

позорно!.. У них ведь это все хитрость, продажность и ничего более... Прибавь чуть-чуть синьки, это в самом деле недурно...

- Ты, говорила она через пять минут, небоишься, что брови мои будут слишком черны? Ты, конечно, знаешь, я не хотела-бы иметь вид... Но твоя правда, это очень хорошо... Где ты, шалун, научился только всему этому? Ты мог-бы, не шутя, нажить состояние, еслиб захотел заниматься этим подкрашиванием.

- Ну, тетушка, довольны-ли вы?

Тетушка взяла маленькое зеркальце, посмотрелась вблизи, издали, прищурила глаза, улыбнулась и откинувшись на спинку кресел сказала:

- Надо сознаться, мой друг, что это обворожительно... но скажи пожалуста, употребляется-ли ими что-нибудь для губ?

- Как, это?.. Вот, что в пузыречке? это жидкое?.. говорила она с содраганием.

- Это род уксуса... ну, тетушка не шевелитесь, держите ваши губки вперед, как будто вы хотите меня поцеловать. Да, в самом деле тетушка, прибавил я, не хотите-ли вы поцеловать меня?

- Охотно, ты это заслужил. Ну, а скажи мне, ты научишь меня этому искусству?

- С большим удовольствием!...

- Ну, кажется, все кончено, благодарю тебя!... Она улыбнулась мне жеманно, но я понял, что это произошло оттого, что уксус щипал её губы.

Взявши еще мушку, она с обворожительным кокетством посадила ее под глазом, затем еще одну около рта и сияющая обратилась ко мне; "Убери поскорей эти баночки, я слышу, твой дядя идет за мной. Застегни мои браслеты!... Ай, ай, уже бьет полночь, бедные мои лошади!

В эту минуту вошел мой дядя.

- Я не сделал-ли нескромности, сказал он весело, замечая меня?

- Вы восхитительны сегодня, моя милая! сказал он в самом деле удивленный. У вас цвет лица очень оживлен, ваши глаза так блестят, заметил он как-то коварно.

- Это от камина, он все время топился, я просто задохлась от жара. А вы, мой друг, вы просто великолепны! Я никогда не видала у вас такой черной бороды, заметила она в свою очередь.

- Это потому, что я совсем замерз. Жан позабыл о камине, а он и погас.

Тетушка, коварно улыбнувшись в свою очередь, взяла веер и подала дяде руку.