Добрая служанка
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Добрая служанка

Добрая служанка.
(Повесть Дюкре Дюминиля.)

Марья была дочь беднаго крестьянина, которой жилъ въ небольшой деревне близь долины въ Дофинейской Провинцiи. Марья лишилась матери и служила единственною подпорою престарелому своему отцу. Она управляла маленькимъ его хозяйствомъ и ежедневно гоняла на лугъ стадо овецъ, которыхъ юные жители той деревни ей вверяли. Это было главнейшее упражненiе Марьи: съ посошкомъ въ руке и въ соломенной шляпке, подобилась она темъ прелестнымъ пастушкамъ, которыхъ возпеваютъ Поэты. Марья была пригожее всехъ своихъ сверстницъ, но притомъ всехъ простодушнее и легковернее

Богатый соседственный помещикъ, Г. Вольмениль, наскучивъ холостою жизнiю, женился и основалъ жилище свое въ Гренобле. Вольмениль имелъ таланты, умъ, знатное имя и великое богатство. Пресытясь всякаго рода наслажденiями, ничего онъ такъ не желалъ, какъ иметь наследника, Вольмениль былъ уже не: очень молодъ, когда женился, a именно, сорока двухъ летъ. Супруга его была женщина почтенная; онъ провелъ уже: съ нею четыре года, но не имелъ еще детей и Доктора объявили, что она никогда не будетъ матерью. Какой ударъ для Вольмениля, которой женился изъ одного похвальнаго желанiя быть отцемъ! Онъ предусматривалъ горестное для себя одиночество въ старости и жестоко мучился тою мыслiю, что не будетъ иметь наследника знатности своей и великаго именiя. Въ семъ печальномъ состоянiи, Вольмениль, будучи столько благоразуменъ и разборчивъ, что не захотелъ бы ни за что сделать порочной связи, дабы не потерять здоровья, добраго имени и не получить еще желаемаго, Вольмениль, говорю я, принялъ довольно странное намеренiе. Естьли бы я могъ найти, сказалъ онъ самъ въ себе, молодую, простодушную крестьянку, которая согласилась бы доставить мне толь желаемое мною щастiе, я щедро наградилъ бы ее и сталъ бы воспитывать дитя свое. Въ последствiи могу открыть тайну свою жене, которая верно одобритъ мой поступокъ, a я, получивъ то, чего такъ страстно желаю, разорву немедленно всякое сношенiе съ тою, которой буду обязанъ благополучiемъ своимъ. Бракъ не даетъ мне детей, и я, кажется, не сделаю никакого преступленiя, стараясь достигнуть до сего иными путями.

Такъ разсуждалъ Вольмениль и пошелъ прогуливаться въ поле, надеясь встретиться съ какою нибудь молодою пастушкою, которая согласилась 6ы споспешествовать его видамъ; Марья въ этотъ день пасла стадо свое на пригорке; жаръ былъ чрезвычайный: она, скинувъ свою соломенную шляпку, лежала на траве. Вольмениль увиделъ ее и, пораженный красотою милой девушки, подходитъ и садится подле нея. "Юная пастушка! сказалъ онъ ей: не твое ли это стадо?" - Нетъ, Милостивый Государь! - "Такъ видно, оно принадлежитъ родственникамъ твоимъ?" - У меня нетъ никакой родни, кроме отца, которой очень беденъ. Все эти овцы принадлежатъ крестьянамъ нашей деревни, которые даютъ ихъ мне стеречь. По утру я ихъ собираю, a ввечеру отдаю назадъ хозяевамъ. - "Я очень радъ, что это узналъ. У меня есть прекрасной ягненочекъ, котораго я отменно люблю, и прошу тебя принять его въ твое стадо." - Съ великою радостiю, добрый баринъ! - "Которой тебе годъ?" - Скоро будетъ осьмнадцать летъ, сударь, - "Осьмнадцать!.. и у тебя нетъ уже матери?" - Нетъ, сударь! тому уже шесть летъ, какъ я ее лишилась. Какая это была достойная женщина?

Сказавъ сiе, Марья отерла глаза свои концемъ передника. Вольмениль хвалилъ ея чувствительность и любовь къ родителямъ. "Старъ ли твой отецъ?" спросилъ онъ у нея. - Очень старъ и при томъ хворъ. Онъ не въ силахъ уже работать, и я кормлю его своими малыми трудами. - "Милое дитя!... завтра приведу я къ тебе своего барашка и стану платить за труды твои щедро." - О! сударь, довольно будетъ шести ливровъ въ месяцъ; да итого еще много! - "Я дамъ тебе двадцать четыре ливра." - О! мой доброй баринъ!.... - "Прости до завтра... имя твое?" - Марья Деландъ къ услугамъ вашимъ. - "Хорошо, до завтрева, Марья, до завтрева!

Вальмениль пошелъ, будучи изполненъ живейшаго участiя, а, можетъ быть, и любви къ прелестной пастушке. Онъ немедленно купилъ ягненка и отнесъ его въ небольшой павильйонъ, которой служилъ сборнымъ местомъ для охотниковъ и находился середи самаго того луга, на которомъ Марья пасла ежедневно свое стадо. Онъ оставилъ тутъ преданнаго ему служителя и не забылъ ничего, что могло сделать прiятнымъ и покойнымъ павильйонъ, где намеревался онъ обольстить невинность.

Разположивъ все такъ, какъ ему хотелось, пошелъ онъ въ следующее утро съ ягненкомъ своимъ къ Марье, которая нетерпеливо его дожидалась. "Я сдержалъ слово, Марья!" посмотри, вотъ ягненокъ, котораго тебе препоручаю, и вотъ деньги за месяцъ впередъ! Всякой день, ты будешь отдавать барашка моего надзирателю павильйона, которой ты видишь, вонъ тамъ! онъ принадлежитъ мне - и всякое утро Пикаръ - такъ зовутъ надзирателя - станетъ приводить его къ тебе сюда. Это будетъ не очень для тебя тру дно; не правда ли?" - Конечно, сударь! Поди, милой барашекъ! прыгай, резвись съ товарищами своими! Видите, сударь, что ему уже становится здесь весело, посмотрите, какъ онъ доволенъ! - "Кто можетъ быть съ тобою недоволенъ?" - Какой доброй и вежливой баринъ!... - "Марья!... съ твоими прелестями нельзя кажется, не иметь любовника?" - Любовника! нетъ, сударь! у меня нетъ любовника и никогда не будетъ; говорятъ, что они все великiе изменники. - "Какъ! изменники?" - Такъ, сударь! обольстятъ бедную девушку, да после и бросятъ. - "Это правда, Марья! и такъ сердце твое свободно?" - Что вы хотите сказать? - "Я хочу сказать, что ты никого не любишь". - Извините; люблю и очень люблю одного человека. - "Кто этотъ щастливецъ?" - Это отецъ мой, доброй мой отецъ!... - "Милая девушка!... Прфстй, Марья! до вечера... приходи въ павильйонъ; я тамъ буду и самъ приму изъ твоихъ рукъ своего барашка."

Вольмениль ушелъ, и Марья долго смотрела въ следъ за нимъ, вздыхая. Какъ добръ этотъ баринъ, говорила она сама въ себе: онъ далъ мне 94 ливра впередъ. Батюшка! не печалься теперь; я накуплю тебе всего, всего!

"Ввечеру она постучалась y дверей павильйона; но, не зная имени щедраго господина, была въ великомъ замешательстве. A! сказалъ Пикаръ, отворивъ дверь: это барашекъ Гна. Валькура! (Вольмениль не хотелъ, чтобъ Марья знала настоящее его имя. )

Пикаръ зоветъ своего Господнна. Вольнениль ведетъ въ павяльйонъ молодую девушку, осыпаетъ ее ласками, подарками, и она уходитъ, будучи чрезвычайно имъ довольна. Что скажу я вамъ, почтенные читатели?... Черезъ две недели, Вольмениль, съ помощiю гнуснаго служителя, произвелъ въ действiе безчестное свое намеренiе, и бедная Марья упала въ ужасную пропасть, изрытую подъ ея неопытными ногами.

Черезъ несколько месяцовъ удостоверилась она въ своей беременности и горько плакала, осыпая своего обольстителя жесточайшими укоризнами. Вольмениль, вне себя отъ радости при семъ известiи, обещалъ золотыя горы жертве своей; но естьли бедная Марья и далась въ обманъ отъ великаго простосердечiя, однакожь душа ея была непорочна, и она ценила добродетель дороже всехъ сокровищъ. Нещастная не могла скрыть своей напасти отъ престарелаго своего отца; она призналась ему въ своемъ проступке, и старикъ такъ огорчился, что сделался боленъ.

Между темъ Марья, не видя более Валькура, родила прекрасную девочку; но почти въ самую ту минуту, какъ она сделалась матерью, вошелъ Пикаръ, подалъ письмо старику Деланду, которой находился уже при последнемъ издыханiи, и унесъ дитя, не взирая на вопль соседки, которую только одну Марья призвала къ себе на помощь. Похищенiе дочери несказанно огорчило Марью: она едва не умерла съ печали, но молодость превозмогла горесть и она скоро выздоровела и, разпечатавъ письмо, нашла въ немъ следующее:

"Естьли я обманулъ тебя, Марья, то смею сказать, что это произошло отъ избытка чувствiя. Я страстно желалъ быть отцемъ, и наконецъ обязанъ тебе симъ священнымъ титломъ. Не безпокойся объ участи дочери твоей; я никогда не оставлю ее: она будетъ богата и щастлива. - Я женатъ, милая Марья! безъ сего препятствiя былъ бы я, можетъ быть, въ состоянiи возвратить тебе честь; но я принадлежу супруге, которая нежно любитъ меня. Забудь временное нещастiе и прими обязательство, по Я оставляю здешнюю Провинцiю, и ты никогда больше обо мне не услышишь."

Марiя полетела въ Гренобль къ Нотарiусу, которой долженствовалъ платить ей обещанную пенсiю. Сей человекъ былъ наученъ и задобренъ Вольменилемъ, онъ сказалъ ей, что Г. Вольмениль действительно продалъ свою деревню и поехалъ съ женою и со всеми людьми, я одинъ, примолвилъ онъ, известенъ о месте его пребыванiя; но мне велено только выдать вамъ деньги, и накрепко запрещено отвечать на ваши вопросы.

Марья бросилась къ его ногамъ, умоляя взять обратно контрактъ, которымъ она гнушалась. Нотариусъ не соглашался на ея прозьбу. Марья бросила контракте на письменный его столъ и побежала стремглавъ. Возвратясь домой, нашла она соседку свою въ слезахъ. Старикъ Деландъ изпустилъ духъ отъ горести и стыда, причиненныхъ ему проступкомъ дочери его. Все сiи удары привели бедную Марью въ отчаянiе: она оставила все свое имущество доброй соседке и, отдавъ последнiй долгъ отцу, побежала въ одинъ славной монастырь, отстоящiй за несколько миль отъ ея жилища. Пришедъ къ Игуменье, разсказала ей все свои нещастiя и заклинала принять ее въ число монахинь. Игуменья несколько времени колебалась; но, тронувшись наконецъ слезами и чистосердечнымъ разкаянiемъ пригожей крестьянки, согласилась взять ее на первой случай въ приворотницы.

Марья безутешная, терзаемая совестiю за приключенiе смерти родителю своему, вела себя въ монастыре съ отменнымъ благочестiемъ. Черезъ несколько летъ она постриглась и сделалась почтеннейшею изъ монахинь.

Марья провела въ монастыре двадцать четыре года, то есть до самой той эпохи, когда революцiя уничтожила обеты монашествующихъ. Вместо того, чтобъ радоваться возвращенiю свободы, Марья несказанно огорчалась. Она любила уединенiе, привыкла къ монастырской жизни и, будучи безпрестанно отягчаема горестiю, страшилась вступить опять въ светъ, где первый шагъ ея были ознаменованъ толь лютымъ нещастiемъ. Однакожь ей необходимо надлежало оставить убежище, въ которомъ протекли 24 года ея жизни. Не имея родственниковъ, друзей и денегъ, прiехала она въ Парижъ, въ намеренiи сыскать себе какое нибудь место, или упражненiе.

Марья не была уже такъ несведуща и проста, какъ во время знакомства своего съ вероломнымъ Вольменилемъ; она получила въ монастыре хорошее воспитанiе, прiобрела много познанiй и всю вежливость светскихъ людей. Имея отъ роду сорокъ три года, она была еще хороша, величественный ростъ, стройность и ловкость придавали ей видъ отменно благородный и прiяшный; но она была бедна и не имела инаго средства къ пропитанiю, какъ идти къ кому нибудь въ услуженiе.

было числомъ три; оне приняли очень хорошо сестру Марью, но дали ей скоро разуметь, что не могутъ держать ее y себя долго. "Намъ худо платятъ за наши труды, сказала ей старшая, и намъ очень трудно жить, любезная сестра! Отъ родственниковъ же мы такъ мало получаемъ! О! какъ состоянiе наше было бы дурно, естьли бы отъ времени до времени не помогала намъ добродетельная, молодая Гжа. А'Эрвиль, живущая подле насъ и которую можно назвать земнымъ Ангеломъ!" - Такъ есть еще благотворительныя сердца! - "Госпожа, о которой мы тебе говоримъ, достойна всякаго почтенiя. Она вдова и ведетъ себя такъ благочестиво! Сынъ ея, пятилетнiй, прекрасный мальчикъ будетъ также добръ, какъ мать его.... Э! посмотри, сестрица! вотъ она сама! вотъ эта добрая, милая Госпожа!"

Гжа. д'Эрвиль входитъ одетая въ глубокой трауръ: это была женщина 24 летъ, собою видная и прекрасная: она вела за руку маленькаго своего Карла, которой тотчасъ бросился целовать старицъ. "Какъ вы поживаете, мои милыя?" спросила y нихъ Гжа. д'Эрвиль. - Слава Богу, сударыня! - "Будучи уверена, что вы принимаете участiе во всехъ моихъ радостяхъ, я пришла васъ уведомить, что батюшка решился наконецъ оставить свою деревню и скоро прiедетъ ко мне жить." - Поздравляемъ васъ, поздравляемъ! - "Доброму этому старику шестьдесятъ семь летъ, и онъ третiй месяцъ ничего уже не видитъ. Какое для меня щастiе, что могу разточать нежнейшiя попеченiя виновнику бытiя моего!" "Мой отецъ! Ахъ! онъ составляетъ все мое утешенiе, съ того времени, какъ я лишилась мужа, имъ для меня избраннаго и котораго я боготворила!"

Что почувствовала Марья, услышавъ имя Вольменилево? Она не могла удержаться отъ следующаго вопроса: "Не батюшка ли вашъ этотъ Г. Вольмениль? не жилъ ли онъ прежде въ Гренобле?" - Такъ точно, отвечала Гжа. д' Эрвиль, я и сама родилась не далеко отъ этого города.... Но что такое? мне кажется, что вамъ делается дурно?

Марья и действительно зашаталась и едва не упала въ обморокъ, однакожь умела скрыть и преодолеть свое смятенiе. Гжа. д'Эрвиль спросила, не знавала ли она Гна. Вольмениля? - Я... объ немъ слыхала, отвечала она, закрасневшись.

Гжа. Д'Эрвиль продолжала говорить съ монахинями. "Я хочу васъ просить, сказала она имъ, чтобъ вы прiискали мне порядочную женщину, для присмотру за сыномъ моимъ и за отцемъ, потому что этотъ старикъ имеетъ теперь крайнюю нужду въ человеке, которой бы объ немъ имелъ попеченiе. Мне надобна женщина среднихъ летъ, хорошаго поведенiя и усердная, и надобна немедленно. - Мы постараемся найти вамъ такую, отвечали старицы.

"Прекрасна, безподобна!"... - Два месяца тому, какъ она овдовела; мужъ ея, Г. д'Эрвиль, былъ прелюбезной молодой человекъ, a притомъ и чрезвычайно бoгатой. - "Она.,,. кажется, очень любитъ отца; но помнитъ ли мать свою ?" - Мать? она никогда ее не видывала. О! это презабавная исторiя!... Мы слышали ее отъ слуги, по имени Пикара, котораго отпустилъ отъ себя Г. Вольмениль. Люсинда - такъ звали Гжу. д'Эрвиль въ девицахъ - есть дочь бедной крестьянки, которую отецъ ея обольстилъ. Г. Вольмениль, не имея детей отъ своей супруги, прижилъ дочь съ какою-то Марьею Деландъ, которая, говорятъ, была красавица. Этотъ поступокъ не очень честенъ, но мущины подвержены такимъ сильнымъ страстямъ!... Жена Гна. Вольмениля скончалась, и старикъ воспиталъ Люцинду съ редкимъ тщанiемъ; потомъ отдалъ ее за-мужъ, a самъ остался въ деревне; но, по смерти зятя, кажется, решился окончать дни свои съ любвидостойною дочерью своею, какъ жалко, что этотъ доброй старикъ ослепъ! но въ его лета.... я и сама боюсь, чтобъ не потерять зренiя; потому что съ некотораго времени худо и въ очки начинаю видеть....

Марья не слушала вранья старухи, она была до крайности тронута, увидевъ дочь свою и внука! Неблагодарный обольститель ея долженствоналъ скоро присоединиться къ особамъ толь милымъ ея сердцу. "Сестрицы! сказала она вдругъ старицамъ: Гже д'Эрвиль надобна женщина - удостойте представить ей меня; мне нечего инаго делать и мне будетъ... очень хорошо въ этомъ доме." - Это и действительно очень умно вздумано, a намъ давича не пришло въ голову; вотъ настоящiй твой уделъ! Пойдемъ же туда немедленно! - "Пойдемъ!"

Марья подходитъ къ дому своей дочери. Какъ бьется ея сердце! съ какимъ удовольствiемъ увидитъ она ту, которой рожденiе было причиною ея нещастiй! Старуха, шедшая съ нею, останавливается у воротъ великолепныхъ палатъ. Докладываютъ Госпоже, и вводятъ ихъ обеихъ въ гостиную. Вотъ одна изъ нашихъ сестръ, сударыня! сказала старуха Гже. д'Эрвиль, которая желаетъ къ вамъ приняться. Она женщина умная и степенная; мы ручаемся вамъ за нее, какъ за самихъ себя, давича не догадались мы вамъ ее представить.

Марья бледнела и дрожала. Гжа. д'Эрвиль сказала ей ласково: "Успокойтесь, сударыня! знаю, что состоянiе, въ которое обстоятельства вступить васъ принуждаютъ, вамъ неприлично; но будьте уверены, что я всячески постараюсь облегчить участь вашу и заставить васъ забыть несправедливость судьбы, которая делаетъ меня вашею начальницею. Надеюсь, что обхожденiе мое съ вами прiобрететъ мне вашу дружбу..." Вы мне очень нравитесь. Сколько вамъ летъ?" - Сорокъ три года, сударыня! - "Это мне и надобно. Я уверена, что буду всегда довольна вами, но препоручаю особенному вашему попеченiю любимаго мною робенка и престарелаго отца, котораго я " - О! сударыня, сынъ вашъ найдетъ во мне вторую мать.... Что касается до Гна. Вольмениля, я стану прилагать о немъ точно такое старанiе, какого могъ бы онъ ожидать отъ своей супруги. - "Очень хорошо. Какъ васъ зовутъ?" - "'. Марьей. - "Это имя очень мне знакомо!... (Она вздыхаетъ.) " - Хотя сiю минуту, естьли дозволите. - "Съ радостiю."

Гжа. д'Эрвиль отпустила старуху, и Марья немедленно вступила въ должность. Какъ была прелестна, какъ добра эта Госпожа д'Эрвиль! и сколько случаевъ имела Марья удивляться ея талантамъ и добродетелямъ! Это была сама кротость и вежливость; она приказывала такъ, какъ другiе просятъ, и Марья была при ней совершенно щастлива. Мудрено ли? Она служила собственной своей дочери и ежеминутно видела ее, равно какъ и внука своего. Марье не осталось бы ничего желать, естьли бы смела она открыть свою тайну; но Марья не знала, какъ Г. Вольмениль говорилъ о ней съ Люциндою, и страшилась презренiя дочери и обольстителя своего. Сколько слезъ проливала она въ безмолвiи ночномъ, когда все покоились! "О какъ гнусенъ порокъ! говорила она часто сама къ себе - когда до такой степени унижаетъ человека, даже передъ собственными его детьми!"...

Маленькой Карлъ былъ такъ любимъ доброю своею мамушкою, что Гжа. д'Эрвиль сама удивлялась такой привязанности и начала питать къ Марье неограниченное уваженiе и нежнейшую дружбу. Она обходилась съ нею, какъ съ короткою прiятельницею. "Милая Марья! сказала она ей однажды: какъ жаль, что монашеское состоянiе лишило тебя щастiя быть матерью! какъ стала бы ты любить детей своихъ!" - Я бы ихъ боготворила, сударыня, естьли бы имела случай воспитать.... - "Всякой подумаетъ, что Карлъ сынъ твой; я меньше нежу его, нежели ты." - Я чувствую къ нему любовь совершенно материнскую,. Вообразите, сударыня, что я его бабушка, что я ваша мать! - "Марья! не вспоминай мне объ этомъ; ты заставляетъ меня плакать" - Вамъ конечно жаль матушки? Можетъ быть, ее нетъ уже на свете? - "Я никогда ее не видала." - Разве Г. Вольмениль.... - "Я родилась не отъ его супруги: я дочь любви. Марья! не могу долее скрывать отъ тебя своей тайны; знаю, что отъ этого не лишусь; твоего уваженiя. Такъ! я обязана жизнiю простодушной крестьянской девушке, которая называлась, также какъ и ты, Марьею. Батюшка еще и по сiе время плачетъ, когда вспомнитъ объ этой обманутой имъ бедной поселянке." - Для чего же онъ "Марья! мы съ батюшкою не могли получить никакого объ ней известiя; спрашивали въ ея деревне, но никто и такъ не зналъ, куда? она девалась; думать надобно, что она умерла. Бедная девушка!... Но ты плачешь, Марья! ты столько берешь во мне участiя, что тайна моего рожденiя чувствительно трогаетъ тебя." - Такъ, сударыня! я плачу объ участи матушке вашей!.... -- "Она сделала проступокъ; но я уверена, что она родилась добродетельною; по крайней мере такъ всегда говоритъ батюшка." - Что! естьли бы вы теперь ее увидели?.... Можетъ быть, стали бы презирать ее? - "Я! чтобъ могла презирать мать свою! Ахъ, Марья! какъ мало ты меня знаешь! Кому не известны обманы мущинъ, слабости сердечныя! Отецъ мой несравненно виновнее этой нещастной; но мне не прилично осуждать родителей, и я такъ много, обязана батюшке!... Только что я родилась, онъ взялъ меня отъ матери и далъ мне кормилицу. Между темъ супруга его скончалась, и Г. Вольмениль взялъ меня къ себе въ домъ. Доброй этотъ отецъ не женился въ другой разъ, единственно изъ любви ко мне! Онъ одарилъ меня талантами, доставилъ мне все прiятности богатства, и я не прежде узнала тайну своего рожденiя, какъ при замужстве: тогда отецъ мой открылъ ее Гну. д'Эрвилю, потому что онъ ни за что въ свете не согласился бы обмануть честнаго человека.

"Я мать твоя!"

Марья ужасалась, ожидая прiезду Гна. Вольмениля, котораго съ часу на часъ ждали. Естьли онъ отречется отъ меня! говорила она сама къ себе: какъ горестно, какъ несносно будетъ мне тогда, что я открылась! Мне непременно надобно его увидеть: онъ слепъ и верно меня не узнаетъ; постараемся выведать его мысли, и тогда увидимъ, что делать!

Въ одно утро Гжа. д'Эрвиль позвала Марью ранее обыкновеннаго. Марья заходитъ. Поди скорее, Марья! сказала ей съ живостiю Люцинда: поди скорее, онъ прiехалъ! - "Кто?" - Батюшка. Сей часъ вывели его изъ кареты, и оне вотъ тутъ! Приведи къ нему внука его; пускай онъ его обниметъ, пускай прижметъ къ сердцу своему!

Марья, пораженная симъ известiемъ, какъ громомъ, едва не лишилась чувствъ; но Гжа, д'Эрвиль не заметила ея смущенiя, спеша увидеть отца своего. Марья, собравшись съ духомъ, пошла на верьхъ за маленькимъ Карломъ. И такъ я сей часъ его увижу! сказала она сама къ себе: увижу человека, которой обезчестилъ меня, которой низвергнулъ отца моего во гробъ! Какое свиданiе, великiй Боже! после толь долговременной разлуки! О! какъ присутствiе его будетъ для меня мучительно!....

но руки его прижимали къ сердцу милую дочь. Онъ пролилъ несколько слезъ и спросилъ о внуке. Вотъ онъ, батюшка! вскричала Люцинда, поднося къ нему робенка. - Я здесь, милой папинька! повторилъ маленькой Карлъ.

Вольмениль былъ до крайности тронутъ. Люцинда, вне себя отъ радости и занявшись единственно попеченiями объ отце своемъ, не заметила смятенiя Марьи, которая, стоя на одномъ месте, изумленными, глазами смотрела на своего обольстителя, говоря сама въ себе: "И такъ вотъ мой любовникъ и дети мои!..."

Батюшка! сказала Люцинда: я въ возхищенiи, что вы наконецъ решились разделить со мною, мое уединенiе. Живучи безъ меня въ деревне, могли ли вы быть щастливы? Не гораздо ли прiятнее, чтобы дочь услаждала скуку старости вашей? Вамъ здесь будетъ покойно: я недавно приняла къ себе очень хорошую женщину, которая не меньше меня любить васъ будетъ. Она здесь: дозвольте ей обнять себя.

Марья принуждена была обнять виновника всехъ своихъ бедствiй. Она изполняетъ это... скажу ли, съ нехотенiемъ? Нетъ! Марья забываетъ вероломнаго Вольмениля; она видишь въ немъ только почтеннаго старика и отца детей своихъ. "Разве она не говоритъ, дочь моя? спросилъ Вольмениль: что это за женщина?"

Марья отвечаетъ: "это женщина.... которая привержена къ вамъ не меньше дочери вашей!...." - Что я слышу! вскричалъ старикъ съ приметнымъ волненiемъ!.... Этотъ голосъ.... онъ мне знакомъ.... Боже мой! какъ глубоко проникъ онъ въ мою душу!....

"Батюшка! она была монахиней." - Ахъ!....сколько ей летъ? - "Почти сорокъ четыре года." - Бедная Деландъ была бы теперь въ этихъ же летахъ.

Марья удаляется, закрывая лицо, орошенное слезаѵш; но Гжа. д' Эрвиль разсеяла скоро общее огорченiе маленькимъ праздникомъ, которой приготовила къ прiезду отца своего, и день прошелъ въ невинныхъ забавахъ,

Между темъ Марья провела уже несколько дней подле старика и всякой разъ, говоря съ нимъ, видела, что онъ становился задумчивымъ и смущеннымъ. Въ одно утро Марья отважилась сказать ему: "Вы упомянули за несколько дней предъ симъ о нещастной Деланде изъ деревни Лимара близь Гренобля." - Разве ты знавала ее?" - "Очень коротко. Сколько слезъ пролила эта бедная!"'... - Что съ нею сделалось?... - "Она была старицею въ одномъ со мною монастыре." - Какъ давно? - "Съ самой смерти ея отца." - Отецъ ея разве умеръ? - "Уже прошло тому двадцать четыре года... Этотъ бедный отецъ не могъ перенести безчестiя дочери своей." - Нещастный!... Вольмениль закрылъ руками лицо свое, на которомъ явно изображался стыдъ и горькое раскаянiе. Онъ продолжалъ: "Заключаю, что тебе все известно. Марья верно разсказывала тебе о всехъ бедствiяхъ, въ которыя ввергнулъ ее обольститель.." - Этотъ обольститель!... Ахъ, Вольмениль! это былъ ты. - "Марья! Марья! твой голосъ, слезы... не могу более сомневаться... это ты сама; тебя держу я теперь въ объятiяхъ." - Такъ, это я, Вольмнениль! эта нещастная, которую ты обезчестилъ!..... - "Какое щастiе!.... Марья! отъ какого тягостнаго бремени присутствiе твое меня избавило! Какъ долго и мучительно разкаянiе терзало мое сердце! Марья! скажи, что ты меня прощаешь, скажи, и... я все заглажу." - Ахъ, Вольмениль! могу ли я питать злобу, или хотя малейшую досаду къ отцу несравненной женщины, которой дала жизнь? - "Знаетъ ли она?..." - Нетъ! нетъ! стыдъ препятствовалъ мне.... Но естьли ты возвратишь мне сердце свое, Вольменилъ, я все открою, - "Поди къ ней, Марья; позови ее сюда: пусть узнаетъ.".. - Вотъ она!

Гжа, д'Эрвиль входитъ, видитъ смущенiе отца своего и Марьи. Что это значить? спрашиваетъ она съ торопливостiю: я вижу слезы! что сделалось? - "Ахъ, сударыня! вскричала Марья, бросясь къ ней на шею: удостойте выслушать призванiе, которое сделала уже батюшке вашему." - Какое признанiе? - "Вы думали, можетъ быть, что я всегда была добродетельна; нетъ! выдьте изъ заблужденiя: одинъ мущина обольстилъ молодость мою. Родясь въ деревне, познакомилась я съ однимъ господиномъ"... - Такъ какъ матушка: продолжай! - "Плодомъ этого бедственнаго знакомства была.... дочь." - Точно, какъ матушка! - "И обольститель похитилъ моего робенка, а самъ скрылся." - Батюшка, вотъ ваша исторiя! - "Онъ оставилъ мне контрактъ; я отдала его назадъ." - Матушка также не взяла его. - "Теперь я очень часто видаюсь съ дочерью своею." - Ты съ нею видаешься? - "Удивляюсь ея добродетелямъ, красоте; но, стыдясь слабости непростительной, не смею открыть, что я мать ея." - Марья!.,. какое подозренiе!... - "Я принялась къ ней въ домъ." - Марья!... - "Обольститель мой возвратился!".... - Батюшка! слышите ли? - "Онъ живетъ съ нею и со мною въ одномъ доме!" - Батюшка! это она!... "Такъ, онъ здесь, здесь! и хочетъ, чтобъ я его простила!" - Милая Марья о ты.... мать моя!....

Я былъ виновенъ передъ нею; но хочу удостоиться великодушнаго прощенiя... котораго смею ожидать отъ ея добродушiя. Да будетъ она моею супругою, Люцинда! Пускай бракъ, хотя поздный, но должный, учинитъ рожденiе твое законнымъ, дочь моя!.... Соглашаетесь ли вы обе на мое предложенiе?

Марья утопала въ слезахъ и не въ силахъ была говорить Люцинда отвечала: "Такъ, батюшка! вы должны это сделать этой справедливости требуетъ совесть ваша. Дайте ей свою руку, и да будетъ она щастливейшею супругою, такъ какъ стала уже любезнейшею матерью!" - Марья! согласна ли ты? - Ахъ! вскричала Марья: могу ли не согласишься на свое щастiе?

при семъ со всею нежностiю, какой только можно было ожидать отъ ея превосходнаго сердца. Казалось, что старикъ ждалъ только, сего блистательнаго изправленiя вины своей, чтобы перестать жить: онъ умеръ черезъ несколько месяцовъ после женитьбы, и вдова его долго была неутешна. Будучи столько же умеренна въ желанiяхъ и столько же добродушна, какъ до возвышенiя своего, Гжа. Вольмениль, или лучше, Марья - ибо я люблю называть ее симъ именемъ - не хотела никогда разстаться съ милою дочерью. Оне живутъ и поныне вместе, наслаждаясь спокойствiемъ и мирнымъ щастiемъ; питаютъ одна къ другой нежнейшую любовь и занимаются съ крайнимъ раченiемъ воспитанiемъ Карла.