Любовь и честность

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Любовь и честность (старая орфография)

Любовь и честность.

Госпожа Геверт, женщина лет пятидесяти, имевшая мужем - милионщика, оставшись вдовою, получала сто тысячь ливров годового доходу. После нещастливых родин она была почти безпрестанно нездорова: от великой слабости едва могла стоять на ногах, и почти всегда сидела или лежала в своей комнате, из которой никогда не выходила. y нея был сын 22 лет, одаренный привлекательнейшею наружностию и редким сердцем. Молодой Геверт боготворил мать свою, и провождал все вечера подле её кресел, разговаривая с нею, или читая ей хорошия книги. Это малое семейство представляло трогательную картину материнской и сыновней любви. Мать, добрая, нежная, умная, не запрещала сыну своему забавы, свойственные его летам. Он имел столько денег, сколько хотел, и при таком избытке удобно было для него пригласить для наставления своего Учителей во всех отраслях нужных для него Наук; одним. словом, он был щастливейший и притом любезнейший из смертных. Ему не было нужды вступать в какую нибудь службу; он довольно находил занятия для себя в управлении великим имением матери своей, и, можно сказать, был отменно способен к хозяйственным распоряжениям. За редкия качества, за порядочный образ жизни, мать его обожала, и с сердечным прискорбием думала о приближении той минуты, в которую брак отнимет его y Природы. Чтобы не подвергнуться разлуке с сим милым сыном, в случае женитьбы его, Гжа. Геверт вознамерилась приискать девушку небогатую из небольшого семейства, которая согласилась бы жить с нею и оказывать ей услужливые попечения нежной дочери. Вот какую жену хотела она дать сыну своему, и располагалась поместить молодую чету в великолепном доме, которой имела она в одном предместии Парижа. Но до этого еще долго: Геверту только 22 года. Он не думал о женитьбе, и часто клялся матери, что одна она, пока будет жива, останется единственным предметом нежнейших его чувствований - целою вселенною.... Молодой человек!.. Любовь почти всегда принуждает нарушать такия клятвы.

Подле дому Гжи. Геверт была великолепная лавка одного галантерейного купца. Г. Дюваль - так он назывался - имел жену, отменно способную к сему роду торговли, и осмнадцати-летнюю дочь, прекрасную, как Ангел. Аделия - имя молодой девушки - также очень хорошо знала торг отца своего, и к чрезвычайной красоте присоединяла очаровательные таланты, особливо же искуство в музыке.

Геверт много раз покупал в сем магазине разные вещи, и не мог смотреть с равнодушием на Аделию. Она часто играла на фортепиано в ближней комнате, и Геверт дарил ее нотами, иногда вместе с нею их разыгрывал, старался всячески угождать, услуживать, как доброй сосед, одним словом, он познакомился очень коротко с домом; где его так много любили.

Любили? Нет! я употребил ложное выражение. Мне должно было сказать, что его старались ласкать, как отменно выгодного жениха для Аделии. Г. и гжа. Дюваль знали, какое богатое наследство он со временем получит. Они никогда не видали его матери, которая, как я уже сказал, не выходила из комнаты, но осыпали вежливостями сына, в надежде, что он влюбится в их дочь Аделии дали в разсуждении сего все нужные наставления; присоветовали ей поступать с Гевертом, как можно скромнее, но притом стараться ловить все случаи, чтобы ему понравиться и воспламенять его. Аделия была лукава и нежна. Пригожий Геверт кружил ей голову, и она следовала предписаниям родительским сколько по склонности, столько и для выгод. С тех, пор, как Геверт начал часто посещать сей дом, г. и гжа. Дюваль не щадили ничего для туалета Аделии, чтобы усугубить природные её прелести. Молодая девушка, склонная к кокетству, наслаждалась сею щастливою переменою, и употребляла все способы к прельщению глаз, сердца и всех чувств добродушного Геверта. Таким образом наш молодой человек более и более предавался влечению любовной страсти, не подозревая даже, чтобы она существовала в его сердце.

Геверть, не имея иного друга и наперсника, кроме матери, твердил ей безпрестанно о прелестях и талантах девицы Дюваль с таким жаром, с таким энтузиазмом, что добрая сия женщина устрашилась. Она приметила, что сын её был действительно влюблен, и это открытие огорчило ее. Давно уже были ей рассказаны не очень выгодные слухи о фамилии Дюваль. Она слышала, что отец прекрасной дочери был человек совсем неизвестного произхождения, и притом не очень честной, которой в одном Провинциальном городе объявил себя банкротом; что богатство его очень сомнительно, и что он с своим семейством как будто с неба упал в этот прекрасной магазин. Гжа. Геверт была истинная философка; ей казалось все равно, на ком бы сын её ни женилея, лишь бы только взял он себе жену из семейства честного, какого бы впрочем состояния оно ни было. И так однажды, со всею свойственною ей кротостию, открыла она сыну своему собственные его чувства, которых молодой человек не понимал. Ты любишь, мой друг! сказала она: ты любишь Аделию; мои глаза яснее твоих видят; они открыли мне эту страсть, гнездящуюся во глубине твоего сердца, и я уверяю тебя, что ты влюблен страстно. - Вы так думаете, матушка? - Не только думаю, но и уверена в том, друг мой! положись на мою опытность. - Правду вам сказать, я и сам этого боюсь. С некоторого времени я почти не ем и не сплю; ночью изображение Аделии мечтается мне безпрестанно, a днем только тогда доволен, когда бываю с нею: простите мне это признание. Я хочу сказать, что не иначе бываю щастлив, как деля время между вами и этою милою девушкою! - Будь искреннее, сын мой! Я знаю, что любовь сильнее Природы, и что в твои лета всегда предпочитают любовницу матери... - Матушка!.. - Точно так, мой друг! и я не столько безразсудна, чтобы стала сетовать на такое предпочтение и требовать от тебя того, чего нет в сердце человеческом. Однакожь выслушай меня: я не знаю девицу Дюваль, и никогда ее не видала. Дай же мне время удостовериться, что она достойна твоей руки, что родственники её имеют ту строгую честность, которая всегда отличала твоих, и я соглашусь составить твое щастие. Аделия будет твоею женою, естьли этого достойна, каково бы ни было впрочем её состояние. Думаю, что ты одобришь мысли мои; ты и сам так разборчив, что верно не согласишься сделать связь с безчестными людьми. - Матушка! вы столько меня знаете, что.... - Я столько тебя знаю, что умею ценить тебя, уважать, любить. И так, сын мой, дай мне один только месяц времени на осведомления о гне. Дювале, как здесь, так и в тех городах, где он жил до приезда в Париж; одним словом, дай мне волю, и продолжай видаться с твоею Аделиею, которую я уже люблю по сделанному тобою об ней описанию.

Так говорила гжа. Геверт, и сын, обняв ее, осыпал нежными и невинными ласками детской любви,

В самое то утро, в которое произошло сие объяснение, Геверт, взяв книгу, пошел гулять в Тюльери; ему не столько хотелось читать, как предаться на свободе мыслям своим и подумать о состоянии сердца своего, которое наконец сделалось ему известно.

Он зашел сперва к Нотариусу своему по некоторым делам, и потом продолжал прогулку свою до Тюльери. Там, погрузясь в размышления, увидел, что все его желания стремились к прекрасной Аделии: он пылает любовию, чувствует это, и в сем состоянии ищет уединения, которое подает пищу для нежной его меланхолии. В одной из отдаленнейших алей сада бросается он на скамью, берет книгу, раскрывает, хочет прочитать несколько писем Элоизы, но вдруг прерывает его чтение глухой стон, произносимый в нескольких шагах.... Подняв голову, видит он молодую девушку, прислонившуюся к дереву и закрывшую платком глаза, которые без сомнения орошены были слезами. Девушка была одета чисто, но очень просто, как как ремесленница. Темного цвету платье, голубой передник и круглой чепец составляли весь наряд её: но она плачет, рыдает, и следовательно, какого бы звания ни была, имеет право на утешение всякого чувствительного человека. Следующия слова, услышанные Гевергом из уст её, поражают его: "Боже мой! как жестоки стали времена, и как холодны сердца!"...

Нет, нет! вскричал Геверть: они не все холодны; по крайней мере мое сердце должно изключить из этого, к нещастию, толь общого правила.... Бедное дитя! о чем ты крушишься?

руку - нещастная! сказал он ей...

Она оглядывается на него, краснеет, и не дав договорить ему, уходит со страхом Геверт, может быть, оставил бы ее; но он видел лицо - и какое лицо! какие небесные прелести! Слезы, текущия из глаз её, придавали ей еще новую степень привлекательности. И так Геверть следует за нею: не бойся, говорить ей, не бойся ничего; я человек чувствительной, честной и богатой.

При слове богатой, она, остановляется и отвечает издали: Ах, сударь! простите меня; но Бога ради, не ходите за мною. Я не то, что вы думаете. Сделайте милость, оставьте меня и дозвольте возвратиться к отцу моему; посмотрите, как, все на меня глядят! - Какая нужда! пускай весь свет на тебя смотрит. Можешь ли ты укрыться от удивления и соучастия, которые ты во всех производишь?

Он опять подходит к ней и продолжает: Скажи, любезная девица, о чем ты плачешь? поверь мне свои горести - и, будь уверена, я облегчу их, естьли это возможно. - Естьли возможно! вы богаты? - Очень богат. - И человеколюбивы? - Кажется.... - И так вы совсем не таковы, как гонитель моего бедного отца? - Кто этот жестокой? - Хозяин дому, в котором мы живем. Батюшка нанимает y него лавку за триста ливров в год. Мы не имеем теперь чем ему заплатить за полгода, и этот злодей продает последнее наше имение, наш товар. Полиция все уже запечатала, и сего дня всё возьмут y нас. - Боже мой! какая жестокость! - у меня была одна только собственная вещь, стоющая чего нибудь, но драгоценная для нещастной, потому что мне подарила ее истинная моя благодетельница... Вот посмотрите этот перстень, осыпанной брилиянтами. Сего дня по утру с ним я бегала по всему городу, чтобы продать его; показывала многим купцам. Одни совсем не хотели купить его, a другие давали мало... - Сколько? - Пятьдесят ливров; a мне надобно больше полутораста. - Бездельники! этот перстень очень хорош, и стоит по крайней мере двадцать пять луидоров. Со мною есть столько денег, которые я сей час взял y Нотариуса. Согласны ли вы за эту цену уступить его? - Двадцать пять луидоров! ах, сударь! это слишком много. - Я вас уверяю, что перстень этова стоит. - Но как!... - Возми, любезная, этот кошелек, и спеши утешить отца своего. - О батюшка!... Великодушный человек! ты возвратил мне уважение к роду человеческому!...

Девушка отдала перстень, взяла кошелек и полетела, как стрела. Геверт не теряет присутствия духа: мимо его идет мальчик. Послушай, друг мой! говорит он ему: беги как можно скорее вон за этою женщиною; узнай, как ее зовут, где она живет, и уведомь меня об этом. Вот тебе мной адресс..... талер за труды.... ступай!

Маленькой коммисионер бежит, a Геверт возвращается домой. Дорогою думает - о ком? Без сомнения об Аделии? конечно так; но также и о молодой незнакомке - однакожь об ней мыслит только из сожаления; его тронуло нещастие её и любовь к родителю; он единственно для того любопытствует узнать об ней, чтоб в последствии еще помогать бедному её ceмейству, естьли оно этого достойно... Аделия! мать моя соедннит нас, сказал Геверт сам в себе... но я хотел бы, чтобы матушка увидела мою незнакомку. Какое милое лицо! Мне кажется, что она блондина; так точно, она блондина. Аделия брюнета и красавица. У незнакомки голубые глаза!... как она плакала!... Боже мой! сколько нещастных на свете! и как благополучны те люди, которые имеют способы помогать им!... Так разсуждал Геверт, которого сердце начинало делиться между Аделиею и нещастною блондиною. Он, возвратясь домой, входит к Гже. Геверт - и первые слова его были; "матушка! я принес вам подарок. Покажите мне руку; так точно, на этот палец будет он совершенно в пору, и как будто нарочно для вас делан,"

Говоря сие удивленной матери, надевает перстень на её палец; уверяет, что купил его, и будучи очень нежен, конечно не хвалится добрым делом. Гжа Геверт, благодаря его, примолвила, что y нее перстней и так весьма много, но что этот будет предпочитать прочим, потому что подарен ей любезным её сыном.

Пришли сказать Геверту, что его спрашивают: он бежит в свою комнату и видит маленького коммисионера. Я обо всем узнал, сударь! говорит мальчик: ее зовут Софиею, Антон, её отец, котельник, которой живет на конце большой Зеленой улицы в здешнем же предместии. О! какой был страшной шум в его лавке, когда она в нее вошла! Полицейские тащили котлы, сковороды, лейки, кострюли и проч. София бросилась обнимать своего отца, подала ему кошелек, и сказала: батюшка, успокойся! возьми это золото, которое один благодетельной Ангел тебе посылает....Отец нахмурился. Я приметил, что он был недоволен. Что это за Ангел, дочь моя? спросил он: и откуда взялись y тебя эти деньги? - Батюшка, я продала свой перстень. - Как! твой любезной перстень, София? и без моего дозволения? - Батюшка! разплатись поскорее с этими жестокими людьми, и ты все узнаешь... Отец удовлетворил хозяина дома, десятских и разсыльщиков, которые тут были; a я пошел, потому что и весь народ разошелся, и ежели бы я остался, то это показалось бы старику подозрительно.

Геверт удивился уму и расторопности маленького Жана, и услышав, что отец и мать y него очень бедные люди, взял его к себе. Оставшись один, он помыслил с досадою, что София котельникова дочь. Для чего, сказал он сам в себе, для чего красота не занимает первых мест в обществе? София так прелестна, и родилась в толь низком состоянии!...

Занявшись этою мыслию, Геверт долго думал о Софии, и в этот день позабыл заехать к Дювалю. В следующее утро виделся он с Аделиею, и хотя все был влюблен в нее, но сделался не так услужлив. Через два дни случилось ему итти мимо лавки котельника, по большой Зеленой улице. София сидела в ней под окном подле отца, которой изо всей силы стучал молотком. Геверт взглянул на нее, и она, узнав его, вскричала: батюшка! батюшка! вот наш благодетель!

просит их со слезами на глазах, умерить свою благодарность. Ах, сударь! говорит ему Антон: нет слов, которыми могли бы мы вам изъявить ее. Дочь моя все одне рассказала. Мы узнали после, что перстень не стоит более ста ефимков, a вы дали ей двести! Я должен вам триста ливров, и заплачу их - о! будьте уверены, что я вам их заплачу! - Оставим это, друг ной!... Ты, мне кажется, вдов? - Так, сударь! с самого рождения моей дочери! (Старик вздыхает.) И как мне не было возможности воспитывать дома такую маленькую девочку, то одна добрая и богатая госпожа, на которую я работал, взяла ее, по милости своей, к себе. София пробыла y нее до двенадцати лет, училась всяким наукам и талантам; но эта госпожа скончалась, не имев времени, или забыв сделать ей состояние. Я взял опять дочь свою, которая пять лет уже живет со мною и помогает мне по хозяйстве. Известной вам перстень хранила она в память благодеяний покровительницы своей; но вы знаете что жестокой мой хозяин принудил Софию продать его. - Я возвращу его тебе, Антон! непременно возвращу, когда матушка узнает, как дорога вам эта вещь, то верно на это согласится. Она так добра! - Нет, сударь, перстень ваш; оставьте его y себя.

Геверт долго разговаривал с Антоном и Софиею, и возвратился домой, будучи очарован прелестями, умом и вежливым обращением этой девушки. Он посетил Аделию и увидел в ней в первой раз много лукавства, суетности и притворства; однакожь все еще думал, что Аделию любит, a в судьбе Софии только берет участие. Но любовь скоро изгладила в сердце его образ Аделии и начертала Софиин. Он рассказал матери своей о Тюльерийской встрече, превозносил похвалами добродетели Антона и дочери его, не забыл описать и красоту её; представил, с какою горестию разсталась она с своим перстнем - и чувствительная Гжа. Геверт возвратила его Герверту.

Молодой человек летит к Антону, принуждает Софию взять обратно перстень, и соглашается получить от честного Антона в шести стах ливрах росписку, которую, отошед несколько шагов от его лавки, раздирает.

Вскоре после сего, Геверт увидел перемену сердца своего, и сначала устыдился. Он любит - и кого?... Дочь котельника!... Но эта девушка воспитана светскою женщиною, обладает такими прелестями, такими добродетелями!... С каким умилением смотрел он на нее, когда она починивала кружево, стараясь малою прибылью, от того получаемою, умножить небольшие доходы отца своего! Весь квартал не иначе говорил о сих честных людях, как с некоторым почтением. Софию называли все Ангелом.... напротив того Аделия!... Геверт ясно видел, что она ничто иное, как тщеславная и жеманная кокетка. Как он не так уже часто бывал y Дюваля, то примечал, что его осыпали учтивостями и ласками даже до подлости, и что сделать связь с ним желали страстно. Девица Дюваль не скрывала от него намерений своих родителей, и даже своих собственных. Он начал видеть в сем доме только происки кокетства и честолюбия.

Он сообщил об этом мысли свои матери, и Гжа. Геверт поняла, что сердце сына её обратилось совершенно к Софии. Сначала это также огорчило ее; но прибегнув к философическим своим правилам, сказала она сама в себе; для чего же мне не согласиться на этот союз, хотя он и многим покажется неприличным? Естьли Антон честной человек, естьли дочь его добродетельна, то сии люди будут мне вечно благодарны; а я приму к себе в дом нежную и послушную невестку, словом сказать, такую, какую я всегда желала иметь, чтобы сын мой остался y меня в доме. Я не знаю Аделию, не знаю Софию, не знаю родителей обеих этих девушек; испытаем же Дюваля и Антона - кто из них честнее, тот и будет тестем сына моего. Естьли София не достойна Геверта, я найду средство помирить его с Аделиею. Поступая в сем деле с крайнею осторожностию, я уверена, что они оба напоследок будут щастливы.

Госпожа Геверт после сих размышлений немедленно предпринимает самое странное намерение. В первой раз в шесть лет приказывает заложить карсту. Ее сводят под руки с лестницы, и она едет, не сказав сыну своему, куда. Проехав несколько улиц, оставляет экипаж свой y одной приятельницы, берет наемную карету, и с верным лакеем едет к Дювалю. Ее взносят почти на руках в лавку, в которой торгует она богатую серебреную сахарницу и пару браслет из цветных камней. Дюваль, жена его и дочь случилась на тот раз в лавке. Гжа. Геверт видит в Дювале человека корыстолюбивого, в жене его несносную болтунью, a в Аделии - молодую пустомелю, которая кстати и не кстати вмешивается в разговоры. Уверяю вас, сказал Дюваль, что отдавая эту сахарницу за триста ливров, хочу услужишь вам; и ежели она не понравятся, я завтра возьму ее от вас за двести пятьдесят ливров. - В самом деле вы возьмете y меня ее за эту цену, естьли она мне не полюбится? спросила y него с тонкостию Гжа. Геверт. - Сей час, сударыня, естьли вы изволите, я дам вам в этом подписку; браслеты также возьму назад за 15 луидоров, которые я за них прошу.

Гжа. Геверт, взяв сахарницу и браслеты, заплатила, что требовали, и поехала опять к своей приятельнице. Там надевает она самое бедное рубище, и опираясь на маленького Жана, которого сделала она участником своей тайны, велит ему вести себя к котельнику Антону. - Она входит и, не смотря на нищенское её платье, София спешит подать ей стул, и говорит с чувствительностию: конечно ты не здорова, милая моя? - Я очень слаба, душа моя! и без этого доброго мальчика мне бы никак сюда не добрести; но выслушай мою нужду. Я бедна, очень бедна; у меня четыре сына, и вот самой большой; всякой день я варю для них похлебку: они резвятся и часто бьют горшки мои, которых я не могу напастись, и это меня разоряет. Нет ли y вас какого медного котлика, крепкого и прочного? - Есть, отвечает Антон: вот котлик почти ведерной. Я достал его по случаю и могу продать тебе за сходную цену. - Спасибо, спасибо, доброй человек! то то мне и надобно, - по тому, что денег y меня очень мало. A за сколько ты мне отдашь его? - С другова взял бы я не меньше осми ливров, a тебе уступлю за шесть. - Ах, Боже мой! шесть ливров! это для меня слишком дорого; однакожь мне очень хочется иметь этот котлик - Батюшка! сказала тихонько София: услужи этой бедной женщине. - Ты знаешь, Софьюшка, чего стоит мне этот котлик; я при тебе заплатил за него четыре с половиною ливра. - Ну чтожь, батюшка! уступи ей за свою цену. Она кажется так добра и так нещастлива! - Будь по твоему! Возьми, голубушка, котлик, заплати мне четыре ливра с половиною; но естьли тебе понадобится опять его продать, то принеси ко мне; я тебе во всякое время охотно возвращу за него твои деньги, потому что он из хорошей меди.

Притворная бедняжка, поблагодаря Антона и дочь его, взяла котлик, заплатила деньги и побрела.

Переодевшись и возвратясь домой, не сказала она сыну, где была и что делала; но красота Софии, поступки её и превосходное сердце прельстили ее. Прошел месяц, в течение которого Геверт часто посещал украдкою Софии, и любовь его к этой милой девушке час от часу усиливалась. Гже. Геверт известны были все успехи сей склонности, которую не смела еще одобрить. Она опять едет со двора в своей карете, потом берет наемную, и в платье, гораздо хуже того, в каком была в первой раз y Дюваля, приезжает опять к сему купцу, взяв с собою сахарницу и браслеты, до которых она не дотрогивалась с тех пор, как их купила. - Узнаете ли вы меня? спросила она y него с печальным видом. - Нет, сударыня! извините. - Вспомните, что, месяц тому назад, купила я у вас эту сахарницу и и так почти никаких барышей не имеем; деньги стали так редки! - Как, сударь! вы отказываетесь взять назад то, что мне продали? - Но, сударыня!.. для этого надобно, чтобы цена их была так низка.... - Так низка? Не вы ли сами сказали мне, что всегда возьмете эту сахарницу за 250 ливров, a браслеты за 15 луидоров, которые я вам за них заплатила? - С того времени, сударыня, как я вам это говорил, обстоятельства совсем переменились. Тогда мне было можно, a теперь.... теперь курс стал отменно низок... Сверьх того сии вещи очень уже подержаны, я больше никуда не годятся, как в лом. Оставьте их лучше у себя. - Ах, сударь! мне такая крайняя нужда в деньгах! (Делает вид, будто плачет.) Бедного мужа моего сего дня посадят за долги в тюрьму, а у меня четверо детей, которые требуют отца и хлеба. - Сердечно жалею, сударыня! - Сделайте милость, не откажите мне в моей прозьбе; дайте мне хотя что нибудь за эти вещи. - Что нибудь?... хорошо!... Я дам вам, естьли угодно, четыре луидора за сахарницу и три за браслеты: вот все, что я могу для вас сделать, и то, божусь вам, только для того, чтобы вам услужить, потому что жена моя и дочь за это меня разбранят.

Аделия, стоявшая тут, отвечает: действительно, батюшка! вы умеете торговаться!... однакожь надобно иметь которая уже невеста. - Конечно! сказала Аделия, улыбаясь. - О! без сомнения, говорит в свою очередь Гжа. Геверт: однакожь, сударыня, извольте искать себе другова жениха; a сын мой, клянусь вам, никогда не будет вашим мужем. - Как! что вы хотите сказать? - Я хочу сказать, что вы видите во мне соседку вашу, мать молодого Геверта, и что мнимая моя нужда в деньгах была только одна хитрость для испытания вашей честности, которая, как я вижу, не очень примерна... Г. и гжа. Дюваль! прощайте. Прости и ты, нечувствительная девушка! Ваша покорная услужница.

В следующее утро Гжа. Геверт надевает свое нищенское рубище, и опираясь на маленького Жана, идет к Антону, неся с собою котлик, у него купленный. София узнает ее, сажает и осыпает ласками. Что тебе надобно, моя милая? спрашивает она y нее. - Любезная девица! где твой батюшка? -- Он там работает. Батюшка! поди сюда; к нам пришла опять та бедная женщина..... - Ах! здравствуй, друг мой! Послушай, какая беда со мною случилась.... Я должна продать твой котлик; сего дня мне непременно надобны деньги.... Я отдам тебе его с большою уступкою. - С большою уступкою! вскричал Антон. - Боже мой! возможно ли? с уступкою! перерывает София, глядя с чувством на отца своего. - Нет, голубка! продолжает Антон: мне никакой уступки не надобно; я сказал уже тебе, что всегда возьму назад котлик за четыре ливра с половиною: вот они. - Человек почтен......

продолжает: не думай, моя милая, чтобы батюшка хотел обмануть тебя, когда сказал, что возьмет эту вещь за ту же цену. Он сам за нее столько заплатил, и ты видишь, что ему нет тут ни барыша, ни убытку.....Но, скажи мне пожалуй, видно ты очень нещастлива? нет-ли тебе еще в чем нужды?.... Послушай! оставь y себя котлик и деанги; ты нам когда нибудь их заплатишь... Я знаю, как горестно разставаться с вещами, которые нам нравятся, или нужны!.... (вздыхает). - Вы конечно достаточны, когда можете делать такие подарки? - О! совсем нет; но кто имеет ремесло и ведет себя порядочно, тот всегда может уделять что нибудь для нещастных. Ах! естьли бы и самой мне не помогли в нашей нужде, то батюшки верно бы теперь здесь не было!.... - Тебе помогли? - Да... и очень. Послушай!

Тут София рассказала Гже. Геверт об известном случае; и как тронута была добрая мать этою повестию, которую София старалась сделать интереснейшею, присоединяя к оной частые похвалы молодому Геверту! Когда она перестала говорить, Гжа. Геверт сказала ей: "видно, этот молодой человек достоин всякого почтения! Он конечно часто с тобою видится? (София краснеет.) " - Возможно ли это? он так богат и знатен! - A тебе верно кажется он любезным? - О! без сомнения, он очень любезен. - Понимаю; но заметил ли он твою к нему склонность? - Какой вопрос! Была ли бы я достойна родительской любви и собственного своего уважения, естьли бы подала какую-нибудь надежду молодому, знатному и богатому человеку? Естьли бы могла я это сделать: то он, узнав о моей слабости, конечно начал бы стараться обольстить и обмануть меня!.. - Милое дитя! Как ты щастлив, Антон, что имеешь такую дочь.! Я плачу от радости.... Однакожь прощайте, добрые люди! завтра вы меня опять увидите.

Гжа. Геверт оставила котлик, взяла свои четыре с половиною ливра и возвратилась домой. Будучи очень тронута честностию Антона и добродетелями Софии, она сказала твердым голосом самой себе: "эта милая девица будет женою моего любезного сына!"

Между тем, как Геверт удивляется, видя, что мать его так часто стала выезжать, сия нежная мать усугубляет его изумление, пригласив его в следующий день съездишь вместе с нею за некоторыми покупками. Геверт садится подле нея в карету и поздравляет с лучшим состоянием её здоровья. Карета проезжает многия улицы и остановляется против лавки котельника Антона, Боже мой! вскричал Геверт: матушка! что вы намерены сделать? - Твое щастие, сын мой! пойдем, и дай мне волю!

Гжа. Геверт входит в лавку с сыном, к великому удивлению Антона и дочери его. София приходит в замешательство. Здравствуйте, мои любезные! Ты видишь ее самую, милая София! но это не та уже бедная женщина, у которой так часто бились горшки, a мать этого молодого человека, которой, естьли хочешь, будет твоим супругом, и которому прошу тебя не отказать в руке твоей... - Матушка! прерывает восхищенный Геверт.... - Постой, сын мой! дай мне все договорить.

к себе в дом с прелестною его дочерью, которую любит как родную дочь.

Какая сцена изумления, любви, восторгов! Антон не знает, верить ли ему такой щастливой перемене состояния! София обнимает колена Гжи. Геверт; a сын, бросясь в объятия матери своей, от восхищения не может говорить, и благодарность свою изъявляет ей одними поцелуями.

Геверт. Через несколько дней сын её женился на Софии, к крайней досаде, или, лучше сказать, к отчаянию Дювалей, которые вскоре после того уехали, не известно куда.

Гжа. Геверт нашла в Софии такую точно невестку, какую всегда желала иметь: София, будучи редкою супругою, оказывала всегда сей почтенной женщине всю услужливую привязанность нежнейшей дочери. Щастливая чета осталась навсегда в одном доме с Гжею. Геверт; a честной Антон, получив хорошее содержание, разделял любовь и почтение дочери своей к фамилии, утвердившей навеки её благополучие. Таково было награждение любви и честности!