Граф Монте-Кристо.
Часть четвертая.
XI. Приглашение

XI. Приглашение

В тот же день, примерно в то время, когда г-жа Данглар была на описанном нами приеме в кабинете королевского прокурора, на улице Эльдер показалась дорожная коляска, въехала в ворота дома No 27 и остановилась во дворе.

Дверца коляски отворилась, и из нее вышла г-жа де Морсер, опираясь на руку сына.

Альбер проводил мать в ее комнаты, тотчас же заказал себе ванну и лошадей, а выйдя из рук камердинера, велел отвезти себя на Елисейские поля, к графу Монте-Кристо.

Граф принял его со своей обычной улыбкой. Странная вещь: невозможно было хоть сколько-нибудь продвинуться вперед в сердце или уме этого человека. Всякий, кто пытался, если можно так выразиться, насильно войти в его душу, наталкивался на непреодолимую стену.

Морсер, который кинулся к нему с распростертыми объятиями, увидев его, невольно опустил руки и, несмотря на приветливую улыбку графа, осмелился только на рукопожатие.

Со своей стороны, Монте-Кристо, как всегда, только дотронулся до его руки, не пожав ее.

-- Ну, вот и я, дорогой граф, - сказал Альбер.

-- Добро пожаловать.

-- Я приехал только час тому назад.

-- Из Дьеппа?

-- Из Трепора.

-- Ах да, верно.

-- И мой первый визит - к вам.

-- Это очень мило с вашей стороны, - сказал Монте-Кристо таким же безразличным тоном, как сказал бы любую другую фразу.

-- Ну, скажите, что нового?

-- Что нового? И вы спрашиваете об этом у меня, у приезжего?

-- Вы меня не поняли; я хотел спросить, сделали ли вы что-нибудь для меня?

-- Разве вы мне что-нибудь поручали? - спросил Монте-Кристо, изображая беспокойство.

-- Да ну же, не притворяйтесь равнодушным, - сказал Альбер. - Говорят, что существует симпатическая связь, которая действует на расстоянии; так вот, в Трепоре я ощутил такой электрический ток; может быть, вы ничего не сделали для меня, но, во всяком случае, думали обо мне.

-- Разве? Расскажите, как это было.

-- Очень просто. У меня обедал Данглар.

-- Это я знаю; ведь мы с матушкой для того и уехали, чтобы избежать встречи с ним.

-- Но он обедал в обществе Андреа Кавальканти.

-- Вашего итальянского князя?

-- Не надо преувеличивать. Андреа называет себя всего только виконтом.

-- Называет себя?

-- Вот именно.

-- Так он не виконт?

-- Откуда мне знать? Он сам себя так называет, так его называю я, так его называют другие, - разве это не все равно, как если бы он в самом деле был виконтом?

-- Оригинальные мысли вы высказываете! Итак?

-- Что итак?

-- У вас обедал Данглар?

-- Да.

-- И ваш виконт Андреа Кавальканти?

-- Виконт Андреа Кавальканти, маркиз - его отец, госпожа Данглар, Вильфор с женой, очаровательные молодые люди - Дебрэ, Максимилиан Моррель и... кто же еще? Постойте... ах да, Шато-Рено.

-- Говорили обо мне?

-- Ни слова.

-- Тем хуже.

-- Почему? Вы ведь, кажется, сами хотели, чтобы о вас забыли, - вот ваше желание и исполнилось.

-- Не все ли вам равно, раз мадемуазель Данглар не была в числе тех, кто о вас там думал? Да, впрочем, она могла думать о вас у себя дома.

-- О, на этот счет я спокоен; а если она и думала обо мне, то в том же духе, как я о ней.

-- Какая трогательная симпатия! - сказал граф. - Значит, вы друг друга ненавидите?

-- Видите ли, - сказал Морсер, - если бы мадемуазель Данглар была способна снизойти к мучениям, которых я, впрочем, из-за нее не испытываю, и вознаградить меня за них, не считаясь с брачными условиями, о которых договорились наши семьи, то я был бы в восторге. Короче говоря, я считаю, что из мадемуазель Данглар вышла бы очаровательная любовница, но в роли жены, черт возьми...

-- Недурного вы мнения о своей будущей жене, - сказал, смеясь, Монте-Кристо.

-- Ну да, это немного грубо сказано, конечно, но зато верно. А эту мечту нельзя претворить в жизнь, и для того, чтобы достичь известной цели, необходимо, чтобы мадемуазель Данглар стала моей женой, то есть жила вместе со мной, думала рядом со мной, пела рядом со мной, занималась музыкой и писала стихи в десяти шагах от меня, и все это в течение всей моей жизни. От всего этого я прихожу в ужас. С любовницей можно расстаться, но жена, черт возьми, это другое дело, с нею вы связаны навсегда, вблизи или на расстоянии, безразлично. А быть вечно связанным с мадемуазель Данглар, даже на расстоянии, об этом и подумать страшно.

-- На вас не угодишь, виконт.

-- Да, потому что я часто мечтаю о невозможном.

-- О чем же это?

-- Найти такую жену, какую нашел мой отец.

Монте-Кристо побледнел и взглянул на Альбера, играя парой великолепных пистолетов и быстро щелкая их курками.

-- Так ваш отец очень счастлив? - спросил он.

-- Вы знаете, какого я мнения о моей матери, граф: она ангел. Посмотрите на нее: она все еще прекрасна, умна, как всегда, добрее, чем когда-либо. Мы только что были в Трепоре; обычно для сына сопровождать мать - значит оказать ей снисходительную любезность или отбыть тяжелую повинность; я же провел наедине с ней четыре дня, и, скажу вам, я чувствую себя счастливее, свежее, поэтичнее, чем если бы я возил в Трепор королеву Маб или Титанию.

-- Такое совершенство может привести в отчаяние; слушая вас, не на шутку захочешь остаться холостяком.

-- В этом все дело, - продолжал Альбер. - Зная, что на свете существует безупречная женщина, я не стремлюсь жениться на мадемуазель Данглар. Замечали вы когда-нибудь, какими яркими красками наделяет наш эгоизм все, что нам принадлежит? Бриллиант, который играл в витрине у Марле или Фоссена, делается еще прекраснее, когда он становится нашим. Но если вы убедитесь, что есть другой, еще более чистой воды, а вам придется всегда носить худший, то, право, это пытка!

-- О, суетность! - прошептал граф.

-- Вот почему я запрыгаю от радости в тот день, когда мадемуазель Эжени убедится, что я всего лишь ничтожный атом и что у меня едва ли не меньше сотен тысяч франков, чем у нее миллионов.

Монте-Кристо улыбнулся.

-- У меня уже, правда, мелькала одна мысль, - продолжал Альбер. - Франц любит все эксцентричное; я хотел заставить его влюбиться в мадемуазель Данглар. Я написал ему четыре письма, рисуя ее самыми заманчивыми красками, но Франц невозмутимо ответил: "Я, правда, человек эксцентричный, но все же не настолько, чтобы изменить своему слову".

-- Вот что значит самоотверженный друг: предлагает другому в жены женщину, которую сам хотел бы иметь только любовницей.

-- Кстати, - продолжал он, - наш милый Франц возвращается; впрочем, вы его, кажется, не любите?

-- Я? - сказал Монте-Кристо. - Помилуйте, дорогой виконт, с чего вы взяли, что я его не люблю? Я всех люблю.

-- В том числе и меня... Благодарю вас.

-- Не будем смешивать понятий, - сказал Монте-Кристо. - Всех я люблю так, как господь велит нам любить своих ближних, - христианской любовью; но ненавижу я от всей души только некоторых. Однако вернемся к Францу д'Эпине. Так вы говорите, он скоро приедет?

-- Да, его вызвал Вильфор. Похоже, что Вильфору так же не терпится выдать замуж мадемуазель Валентину, как Данглару мадемуазель Эжени. Очевидно, иметь взрослую дочь - дело нелегкое; отца от этого лихорадит, и его пульс делает девяносто ударов в минуту до тех пор, покуда он от нее не избавится.

-- Но господин д'Эпине, по-видимому, не похож на вас; он терпеливо переносит свое положение.

-- Больше того, Франц принимает это всерьез: он носит белый галстук и уже говорит о своей семье. К тому же он очень уважает Вильфоров.

-- Вполне заслуженно, мне кажется?

-- По-видимому, Вильфор всегда слыл человеком строгим, но справедливым.

-- Слава богу, - сказал Монте-Кристо, - вот по крайней мере человек, о котором вы говорите не так, как о бедном Дангларе.

-- Может быть, это потому, что я не должен жениться на его дочери, - ответил, смеясь, Альбер.

-- Вы возмутительный фат, дорогой мой, - сказал Монте-Кристо.

-- Я?

-- Да, вы. Но возьмите сигару.

-- С удовольствием. А почему вы считаете меня фатом?

-- Да потому, что вы так яростно защищаетесь и бунтуете против женитьбы на мадемуазель Данглар. А вы оставьте все идти своим чередом. Может быть, вовсе и не вы первый откажетесь от своего слова.

-- Вот как! - сказал Альбер, широко открыв глаза.

-- Да не запрягут же вас насильно, черт возьми! Но послушайте, виконт, - продолжал Монте-Кристо другим тоном, - вы всерьез хотели бы разрыва?

-- Я дал бы за это сто тысяч франков.

-- Ну так радуйтесь. Данглар готов заплатить вдвое, чтобы добиться той же цели.

-- Правда? Вот счастье! - сказал Альбер, по лицу которого все же пробежало легкое облачко. - Но, дорогой граф, стало быть, у Данглара есть для этого причина?

-- Да нет же! Но мне казалось, что Данглар...

-- Должен быть в восторге от вас, да? Но как известно, у Данглара плохой вкус, и он в еще большем восторге от другого...

-- От кого же это?

-- Да я не знаю; наблюдайте, следите, ловите на лету намеки и обращайте все это себе на пользу.

-- Так, понимаю. Послушайте, моя мать... нет, вернее, мой отец хочет дать бал.

-- Бал в это время года?

-- Теперь в моде летние балы.

-- Будь они не в моде, графине достаточно было бы пожелать, и они стали бы модными.

-- Недурно сказано. Понимаете, это чисто парижские балы; те, кто остается на июль в Париже, - это настоящие парижане. Вы не возьметесь передать приглашение господам Кавальканти?

-- Когда будет бал?

-- В субботу.

-- К этому времени Кавальканти-отец уже уедет.

-- Но Кавальканти-сын останется. Может быть, вы привезете его?

-- Послушайте, виконт, я его совсем не знаю.

-- Не знаете?

-- Нет; я первый раз в жизни видел его дня четыре назад и совершенно за него не отвечаю.

-- Но вы же принимаете его?

-- Я - другое дело; мне его рекомендовал один почтенный аббат, который, может быть, сам был введен в заблуждение. Если вы пригласите его сами - отлично, а мне это неудобно; если он вдруг женится на мадемуазель Данглар, вы обвините меня в происках и захотите со мной драться; наконец, я не знаю, буду ли я сам.

-- Где?

-- У вас на балу.

-- Во-первых, потому что вы меня еще не пригласили.

-- Я для этого и приехал, чтобы лично пригласить вас.

-- О, это слишком любезно с вашей стороны. Но я, возможно, буду занят.

-- Я вам скажу одну вещь, и, надеюсь, вы пожертвуете своими занятиями.

-- Так скажите.

-- Вас просит об этом моя мать.

-- Графиня де Морсер? - вздрогнув, спросил Монте-Кристо.

-- Должен вам сказать, граф, что матушка вполне откровенна со мной. И если в вас не дрожали те симпатические струны, о которых я вам говорил, значит, у вас их вообще нет, потому что целых четыре дня мы только о вас и говорили.

-- Обо мне? Право, вы меня смущаете.

-- Что ж, это естественно: ведь вы - живая загадка.

-- Неужели и ваша матушка находит, что я загадка? Право, я считал ее слишком рассудительной для такой игры воображения!

-- Да, дорогой граф, загадка для всех, и для моей матери тоже; загадка, всеми признанная и никем не разгаданная; успокойтесь, вы все еще остаетесь неразрешенным вопросом. Матушка только спрашивает все время, как это может быть, что вы так молоды. Я думаю, что в глубине души она принимает вас за Калиостро или за графа Сен-Жермена, как графиня Г. - за лорда Рутвена. При первой же встрече с госпожой де Морсер убедите ее в этом окончательно. Вам это не трудно, ведь вы обладаете философским камнем одного и умом другого.

-- Спасибо, что предупредили, - сказал, улыбаясь, граф, - я постараюсь оправдать все ожидания.

-- Так что вы приедете в субботу?

-- Да, раз об этом просит госпожа де Морсер.

-- Это очень мило с вашей стороны.

-- А Данглар?

-- О, ему уже послано тройное приглашение; это взял на себя мой отец. Мы постараемся также заполучить великого д'Агессо [знаменитый судебный деятель XVIII века], господина де Вильфора; но на это мало надежды.

-- Вы танцуете, граф?

-- Я?

-- Да, вы. Что было бы удивительного, если бы вы танцевали?

-- Да, в самом деле, до сорока лет... Нет, не танцую; но я люблю смотреть на танцы. А госпожа де Морсер танцует?

-- Тоже нет; вы будете разговаривать, она так жаждет поговорить с вами!

-- Неужели?

-- Честное слово! И должен сказать вам, что вы первый человек, с которым моя матушка выразила желание поговорить.

Альбер взял свою шляпу и встал; граф пошел проводить его.

-- Я раскаиваюсь, - сказал он, останавливая Альбера на ступенях подъезда.

-- В чем?

-- В своей нескромности. Я не должен был говорить с вами о Дангларе.

-- Напротив, говорите о нем еще больше, говорите почаще, всегда говорите, но только в том же духе.

-- Отлично, вы меня успокаиваете. Кстати, когда возвращается д'Эпине?

-- Дней через пять-шесть, не позже.

-- А когда его свадьба?

-- Как только приедут господин и госпожа де Сен-Меран.

-- Привезите его ко мне, когда он приедет. Хотя вы и уверяете, что я его не люблю, но, право же, я буду рад его видеть.

-- Слушаю, мой повелитель, ваше желание будет исполнено.

-- До свидания!

-- Во всяком случае, в субботу непременно, да?

-- Конечно! Я же дал слово.

-- Ну, что же? - спросил граф.

-- Она была в суде, - ответил управляющий.

-- И долго там оставалась?

-- Полтора часа.

-- А потом вернулась домой?

-- Прямым путем.

-- Так. Теперь, дорогой Бертуччо, - сказал граф, - советую вам отправиться в Нормандию и поискать то маленькое поместье, о котором я вам говорил.