Граф Монте-Кристо.
Часть четвертая.
XII. Розыски

XII. Розыски

Вильфор сдержал слово, данное г-же Данглар, а главное самому себе, и постарался выяснить, каким образом граф Монте-Кристо мог знать о событиях, разыгравшихся в доме в Отейле.

Он в тот же день написал некоему де Бовилю, бывшему тюремному инспектору, переведенному с повышением в чине в сыскную полицию. Тот попросил два дня сроку, чтобы достоверно узнать, у кого можно получить необходимые сведения.

Через два дня Вильфор получил следующую записку:

"Лицо, которое зовут графом Монте-Кристо, близко известно лорду Уилмору, богатому иностранцу, иногда бывающему в Париже и в настоящее время здесь находящемуся; оно также известно аббату Бузони, сицилианскому священнику, прославившемуся на Востоке своими добрыми делами".

В ответ Вильфор распорядился немедленно собрать об этих иностранцах самые точные сведения. К следующему вечеру его приказание было исполнено, и вот что он узнал.

Аббат, приехавший в Париж всего лишь на месяц, живет позади церкви Сен-Сюльпис, в двухэтажном домике; в доме всего четыре комнаты, две внизу и две наверху, и аббат - его единственный обитатель.

В нижнем этаже расположены столовая, со столом, стульями и буфетом орехового дерева, и гостиная, обшитая деревом и выкрашенная в белый цвет, без всяких украшений, без ковра и стенных часов. Очевидно, в личной жизни аббат ограничивается только самым необходимым.

Правда, аббат предпочитает проводить время в гостиной второго этажа. Эта гостиная, или, скорее, библиотека вся завалена богословскими книгами и рукописями, в которые он, по словам его камердинера, зарывается на целые месяцы.

Камердинер осматривает посетителей через маленький глазок, проделанный в двери, и если лица их ему незнакомы или не нравятся, то он отвечает, что господина аббата в Париже нет, чем многие и удовлетворяются, зная, что аббат постоянно разъезжает и отсутствует иногда очень долго.

Впрочем, дома ли аббат, или нет, в Париже он или в Каире, он неизменно помогает бедным, и глазок в дверях служит для милостыни, которую от имени своего хозяина неустанно раздает камердинер.

Смежная с библиотекой комната служит спальней. Кровать без полога, четыре кресла и диван, обитые утрехтским бархатом, составляют вместе с аналоем всю его обстановку.

Что касается лорда Уилмора, то он живет на улице Фонтен-Сен-Жорж. Это один из тех англичан-туристов, которые тратят на путешествия все свое состояние. Он снимает меблированную квартиру, где проводит не более двух-трех часов в день и где лишь изредка ночует. Одна из его причуд состоит в том, что он наотрез отказывается говорить по-французски, хотя, как уверяют, пишет он по-французски прекрасно.

На следующий день после того, как эти ценные сведения были доставлены королевскому прокурору, какой-то человек, вышедший из экипажа на углу улицы Феру, постучал в дверь, выкрашенную в зеленовато-оливковый цвет, и спросил аббата Бузони.

-- Господин аббат вышел с утра, - ответил камердинер.

-- Я мог бы не удовольствоваться таким ответом, - сказал посетитель, - потому что я прихожу от такого лица, для которого все всегда бывают дома. Но будьте любезны передать аббату Бузони...

-- Я же вам сказал, что его нет дома, - повторил камердинер.

-- В таком случае, когда он вернется, передайте ему вот эту карточку и запечатанный пакет. Можно ли будет застать господина аббата сегодня в восемь часов вечера?

-- Разумеется, сударь, если только он не сядет работать; тогда это все равно, как если бы его не было дома.

-- Так я вернусь вечером в назначенное время, - сказал посетитель.

Действительно, в назначенное время этот человек явился в том же экипаже, но на этот раз экипаж не остановился на углу улицы Феру, а подъехал к самой зеленой двери. Человек постучал, ему открыли, и он вошел.

По той почтительности, с какой встретил его камердинер, он понял, что его письмо произвело надлежащее впечатление.

-- Господин аббат у себя? - спросил он.

-- Да, он занимается в библиотеке; но он ждет вас, сударь, - ответил камердинер.

Незнакомец поднялся по довольно крутой лестнице, и за столом, поверхность которого была ярко освещена лампой под огромным абажуром, тогда как остальная часть комнаты тонула во мраке, он увидел аббата, в священнической одежде, с покрывающим голову капюшоном, вроде тех, что облекали черепа средневековых ученых.

-- Я имею честь говорить с господином Бузони? - спросил посетитель.

-- Да, сударь, - отвечал аббат, - а вы то лицо, которое господин де Бовиль, бывший тюремный инспектор, направил ко мне от имени префекта полиции?

-- Я самый, сударь.

-- Один из агентов парижской сыскной полиции?

-- Да, сударь, - ответил посетитель с некоторым колебанием, слегка покраснев.

Аббат поправил большие очки, которые закрывали ему не только глаза, но и виски, и снова сел, пригласив посетителя сделать то же.

-- Я вас слушаю, сударь, - сказал аббат с очень сильным итальянским акцентом.

-- Миссия, которую я на себя взял, сударь, - сказал посетитель, отчеканивая слова, точно он выговаривал их с трудом, - миссия доверительная как для того, на кого она возложена, так и для того, к кому обращаются.

Аббат молча поклонился.

-- Да, - продолжал незнакомец, - ваша порядочность, господин аббат, хорошо известна господину префекту полиции, и он обращается к вам как должностное лицо, чтобы узнать у вас нечто, интересующее сыскную полицию, от имени которой я к вам явился. Поэтому мы надеемся, господин аббат, что ни узы дружбы, ни личные соображения не заставят вас утаить истину от правосудия.

-- Если, конечно, то, что вы желаете узнать, ни в чем не затрагивает моей совести. Я священник, сударь, и тайна исповеди, например, должна оставаться известной лишь мне и божьему суду, а не мне и людскому правосудию.

-- О, будьте спокойны, господин аббат, - сказал посетитель, - мы, во всяком случае, не потревожим вашей совести.

При этих словах аббат нажал на край абажура так, что противоположная сторона приподнялась и свет полностью падал на лицо посетителя, тогда как лицо аббата оставалось в тени.

-- Простите, сударь, - сказал представитель префекта полиции, - но этот яркий свет режет мне глаза.

Аббат опустил зеленый колпак.

-- Я перехожу к нему. Вы знакомы с графом Монте-Кристо?

-- Вы имеете в виду господина Дзакконе?

-- Дзакконе!.. Разве его зовут не Монте-Кристо?

-- Монте-Кристо название местности, вернее утеса, а вовсе не фамилия.

-- Ну что ж, как вам угодно; не будем спорить о словах и раз Монте-Кристо и Дзакконе одно и то же лицо...

-- Безусловно, одно и то же.

-- Поговорим о господине Дзакконе.

-- Извольте.

-- Я спросил вас, знаете ли вы его?

-- Очень даже хорошо.

-- Кто он такой?

-- Сын богатого мальтийского судовладельца.

-- Да, я это слышал; так говорят, но вы понимаете, полиция не может довольствоваться тем, что "говорят".

-- Однако, - возразил, мягко улыбаясь, аббат, - если то, что "говорят", правда, то приходится этим довольствоваться и полиции точно так же, как и всем.

-- Но вы уверены в том, что говорите?

-- То есть как это, уверен ли я?

-- Поймите, сударь, что я отнюдь не сомневаюсь в вашей искренности; я только спрашиваю, уверены ли вы?

-- Послушайте, я знал Дзакконе-отца.

-- Вот как!

-- Да, я еще ребенком не раз играл с его сыном на верфях.

-- Ну, знаете, это можно купить.

-- В Италии?

-- Повсюду.

-- А его богатство, такое огромное, опять-таки, как говорят...

-- Вот это верно, - ответил аббат, - богатство действительно огромное.

-- А каково оно, по-вашему?

-- Да, наверное, сто пятьдесят - двести тысяч ливров в год.

-- Ну, это вполне приемлемо, - сказал посетитель, - а то говорят о трех, даже о четырех миллионах.

-- Двести тысяч ливров годового дохода, сударь, как раз и составляют капитал в четыре миллиона.

-- Но ведь говорят о трех или четырех миллионах в год!

-- Ну, этого не может быть.

-- И вы знаете его остров Монте-Кристо?

-- Разумеется; его знает всякий, кто из Палермо, Неаполя или Рима ехал во Францию морем: корабли проходят мимо него.

-- Очаровательное место, как уверяют?

-- Это утес.

-- Зачем же граф купил его?

-- Именно для того, чтобы сделаться графом. В Италии, чтобы быть графом, все еще требуется владеть графством.

-- Вы, вероятно, что-нибудь слышали о юношеских приключениях господина Дзакконе?

-- Отца?

-- Нет, сына.

-- Он воевал?

-- Кажется, он был на военной службе.

-- В каких войсках?

-- Во флоте.

-- Скажите, вы не духовник его?

-- Нет, сударь: он, кажется, лютеранин.

-- Как лютеранин?

-- Я говорю "кажется"; я не утверждаю этого. Впрочем, я думал, что во Франции введена свобода вероисповеданий.

-- Разумеется, и нас сейчас интересуют вовсе не его верования, а его поступки; от имени господина префекта полиции я предлагаю вам сказать все, что вам о них известно.

-- Его считают большим благотворителем. За выдающиеся услуги, которые он оказал восточным христианам, наш святой отец папа сделал его кавалером ордена Христа - эта награда обычно жалуется только высочайшим особам. У него пять или шесть высоких орденов за услуги, которые он оказал различным государям и государствам.

-- И он их носит?

-- Нет, но он ими гордится; он говорит, что ему больше нравятся награды, жалуемые благодетелям человечества, чем те, которые даются истребителям людей.

-- Так этот господин - квакер?

-- Вот именно, это квакер, но, разумеется, без широкополой шляпы и коричневого сюртука.

-- А есть у него друзья?

-- Да, все, кто его знает, его друзья.

-- Однако есть же у него какой-нибудь враг?

-- Один-единственный.

-- Как его зовут?

-- Лорд Уилмор.

-- Сейчас он в Париже.

-- И он может дать мне о нем сведения?

-- Очень ценные. Он был в Индии в одно время с Дзакконе.

-- Вы знаете, где он живет?

-- Где-то на Шоссе-д'Антен; но я не знаю ни улицы, ни номера дома.

-- Вы недолюбливаете этого англичанина?

-- Я люблю Дзакконе, а он его терпеть не может; поэтому мы с ним в холодных отношениях.

-- Как вы думаете, господин аббат, до этого своего приезда в Париж граф Монте-Кристо когда-нибудь бывал во Франции?

-- Нет, сударь, это я могу сказать точно. Во Франции он никогда не был и полгода тому назад обратился ко мне, чтобы собрать нужные ему сведения. Я, со своей стороны, не зная, когда сам буду в Париже, направил к нему господина Кавальканти.

-- Андреа?

-- Нет, Бартоломео, отца.

-- Прекрасно, мне остается задать вам только один вопрос, и я требую, во имя чести, человеколюбия и религии, чтобы вы мне ответили без обиняков.

-- Я вас слушаю.

-- Известно ли вам, для чего граф Монте-Кристо купил дом в Отейле?

-- Разумеется, он мне это сам сказал.

-- Для чего же?

-- С целью устроить больницу для умалишенных, вроде той, которую основал в Палермо барон Пизани. Вы знаете эту больницу?

-- Я слышал о ней.

-- Это великолепное учреждение.

И при этих словах аббат поклонился посетителю с видом человека, желающего дать понять, что он не прочь снова вернуться к прерванной работе.

Аббат проводил его до дверей.

-- Вы щедро раздаете милостыню, - сказал посетитель, - и хотя вы слывете богатым человеком, я хотел бы предложить вам кое-что для ваших бедных; угодно вам принять мое приношение?

-- Благодарю вас, сударь; но единственное, чем я дорожу на свете, это то, чтобы добро, которое я делаю, исходило от меня.

-- Но все-таки...

-- Это мое непоколебимое решение. Но поищите, сударь, и вы найдете. Увы, на пути у каждого богатого столько нищеты!

Аббат открыл дверь, еще раз поклонился; посетитель ответил на поклон и вышел.

Экипаж отвез его прямо к Вильфору.

Через час экипаж снова выехал со двора и на этот раз направился на улицу Фонтен-Сен-Жорж. У дома No 5 он остановился. Именно здесь жил лорд Уилмор.

Незнакомец писал лорду Уилмору, прося о свидании, которое тот и назначил на десять часов вечера. Представитель господина префекта полиции прибыл без десяти минут десять, и ему было сказано, что лорд Уилмор, воплощенная точность и пунктуальность, еще не вернулся, но непременно вернется ровно в десять часов.

Посетитель остался ждать в гостиной.

Эта гостиная ничем не отличалась от обычных гостиных меблированных домов. На камине - две севрские вазы нового производства; часы с амуром, натягивающим лук; двухстворчатое зеркало, и по сторонам его - две гравюры: на одной изображен Гомер, несущий своего поводыря, на другой - Велизарий, просящий подаяния; серые обои с серым рисунком; мебель, обитая красным сукном с черными разводами, - такова была гостиная лорда Уилмора.

Она была освещена шарами из матового стекла, распространявшими тусклый свет, как будто нарочно приноровленный к утомленному зрению представителя префекта полиции.

После десятиминутного ожидания часы пробили десять; на пятом ударе открылась дверь, и вошел лорд Уилмор.

Лорд Уилмор был человек довольно высокого роста, с редкими рыжими баками, очень белой кожей и белокурыми, с проседью, волосами. Одет он был с чисто английской эксцентричностью: на нем был синий фрак с золотыми пуговицами и высоким пикейным воротничком, какие носили в 1811 году, белый казимировый жилет и белые нанковые панталоны, слишком для него короткие и только благодаря штрипкам из той же материи не поднимавшиеся до колен.

Первые его слова были:

-- Вам известно, сударь, что я не говорю по-французски?

-- Я, во всяком случае, знаю, что вы не любите говорить на нашем языке, - ответил представитель префекта полиции.

-- Но вы можете говорить по-французски, - продолжал лорд Уилмор, - так как, хоть я и не говорю, но все понимаю.

-- А я, - возразил посетитель, переходя на другой язык, - достаточно свободно говорю по-английски, чтобы поддерживать разговор. Можете не стесняться, сударь.

-- О! - произнес лорд Уилмор с интонацией, присущей только чистокровным британцам.

-- Я понимаю, отлично понимаю.

Посетитель приступил к вопросам.

Они почти совпадали с теми, которые были предложены аббату Бузони. Но лорд Уилмор, как человек, настроенный враждебно к графу Монте-Кристо, был не так сдержан, как аббат, и поэтому ответы получились гораздо более пространными. Он рассказал о молодых годах Монте-Кристо, который, по его словам, десяти лет от роду поступил на службу к одному из маленьких индусских властителей, вечно воюющих с Англией; там-то Уилмор с ним и встретился, и они сражались друг против друга. Во время этой войны Дзакконе был взят в плен, отправлен в Англию, водворен на блокшив и бежал оттуда вплавь. После этого начались его путешествия, его дуэли, его любовные приключения. В Греции вспыхнуло восстание, и он вступил в греческие войска. Состоя там на службе, он нашел в Фессалийских горах серебряную руду, но никому ни слова не сказал о своем открытии. После Наварина, когда греческое правительство упрочилось, он попросил у короля Оттона привилегию на разработку залежей и получил ее. Оттуда и пошло его несметное богатство; по словам лорда Уилмора, оно приносит графу от одного до двух миллионов годового дохода, но тем не менее может неожиданно иссякнуть, если иссякнет рудник.

-- А известно вам, зачем он приехал во Францию? - спросил посетитель.

-- Он хочет спекулировать на железнодорожном строительстве, - сказал лорд Уилмор, - кроме того, он опытный химик и очень хороший физик, он изобрел новый вид телеграфа и хочет ввести его в употребление.

-- Сколько приблизительно он расходует в год? - спросил представитель префекта полиции.

-- Не больше пятисот или шестисот тысяч, - сказал лорд Уилмор, - он скуп.

Было ясно, что в англичанине говорит ненависть, и, не зная, что поставить в упрек графу, он обвиняет его в скупости.

-- Известно ли вам что-нибудь относительно его дома в Отейле?

-- Да, разумеется.

-- Ну, и что же вы знаете?

-- Вы спрашиваете, с какой целью он купил его?

-- Да.

-- Так вот, граф - спекулянт и, несомненно, разорится на своих опытах и утопиях; он утверждает, что в Отейле, поблизости от дома, который он купил, имеется минеральный источник, способный конкурировать с целебными водами Баньерде-Люшона и Котре. В этом доме он собирается устроить Badehaus, как говорят немцы. Он уже раза три перекопал свой сад, чтобы отыскать пресловутый источник, но ничего не нашел, а потому, вы увидите, в скором времени он скупит все окрестные дома. А так как я на него зол, то я надеюсь, что на своей железной дороге, на своем электрическом телеграфе или на своем ванном заведении он разорится. Я езжу за ним повсюду и намерен насладиться его поражением, которое рано или поздно неминуемо.

-- А за что вы на него злы? - спросил посетитель.

-- За то, - отвечал лорд Уилмор, - что, когда он был в Англии, он соблазнил жену одного из моих друзей.

-- Но если вы на него злы, почему вы не пытаетесь отомстить ему?

-- И какой же был результат этих дуэлей?

-- В первый раз он раздробил мне руку; во второй раз он проткнул мне легкое; а в третий нанес мне вот эту рану.

-- Так что я на него очень зол, - повторил англичанин, - и он умрет не иначе, как он моей руки.

-- О, - промычал англичанин, - я каждый день езжу в тир, а через день ко мне приходит Гризье.

Это было все, что требовалось узнать посетителю, вернее, все, что, по-видимому, знал англичанин. Поэтому агент встал, откланялся лорду Уилмору, ответившему с типично английской холодной вежливостью, и удалился.

Со своей стороны, лорд Уилмор, услышав, как за ним захлопнулась наружная дверь, прошел к себе в спальню, в мгновение ока избавился от своих белокурых волос, рыжих бакенбардов, вставной челюсти и рубца и снова обрел черные волосы, матовый цвет лица и жемчужные зубы графа Монте-Кристо.

Правда, и в дом господина де Вильфора вернулся не представитель префекта полиции, а сам господин де Вильфор.

Благодаря этому он впервые после отейльского обеда более или менее спокойно провел ночь.