| Автор: | Дюма А., год: 1844 |
| Категории: | Роман, Приключения |
XIV. Хлеб и соль
Госпожа де Морсер прошла со своим спутником под зеленые своды липовой аллеи, которая вела к теплице.
-- В гостиной было слишком жарко, не правда ли, граф? - сказала она.
-- Да, сударыня, и ваша мысль открыть все двери и ставни - прекрасная мысль.
Говоря эти слова, граф заметил, что рука Мерседес дрожит.
-- А вам не будет холодно в этом легком платье, с одним только газовым шарфом на плечах? - сказал он.
-- Знаете, куда я вас веду? - спросила графиня, не отвечая на вопрос.
-- Нет, сударыня, - ответил Монте-Кристо, - но, как видите, я не противлюсь.
-- В оранжерею, что виднеется там, в конце этой аллеи.
Граф вопросительно посмотрел на Мерседес, но она молча шла дальше, и Монте-Кристо тоже молчал.
Они дошли до теплицы, полной превосходных плодов, которые к началу июля уже достигли зрелости в этой температуре, рассчитанной на то, чтобы заменить солнечное тепло, такое редкое у нас.
Графиня отпустила руку Монте-Кристо и, подойдя к виноградной лозе, сорвала гроздь муската.
-- Возьмите, граф, - сказала она с такой печальной улыбкой, что, казалось, на глазах у нее готовы выступить слезы. - Я знаю, наш французский виноград не выдерживает сравнения с вашим сицилианским или кипрским, но вы, надеюсь, будете снисходительны к нашему бедному северному солнцу.
Граф поклонился и отступил на шаг.
-- Вы мне отказываете? - сказала Мерседес дрогнувшим голосом.
-- Сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - я смиренно прошу у вас прощения, но я никогда не ем муската.
Мерседес со вздохом уронила гроздь.
На соседней шпалере висел чудесный персик, выращенный, как и виноградная лоза, в искусственном тепле оранжереи. Мерседес подошла к бархатистому плоду и сорвала его.
-- Тогда возьмите этот персик, - сказала она.
Но граф снова повторил жест отказа.
Последовало долгое молчание; персик, вслед за гроздью, упал на песок.
-- Знаете, граф, - сказала наконец Мерседес, с мольбой глядя на Монте-Кристо, - есть такой трогательный арабский обычай: те, что вкусили под одной крышей хлеба и соли, становятся навеки друзьями.
-- Я это знаю, сударыня, - ответил граф, - но мы во Франции, а не в Аравии, а во Франции не существует вечной дружбы, так же как и обычая делить хлеб и соль.
-- Но все-таки, - сказала графиня, дрожа и глядя прямо в глаза Монте-Кристо, и почти судорожно схватила обеими руками его руку, - все-таки мы друзья, не правда ли?
Вся кровь прихлынула к сердцу графа, побледневшего, как смерть, затем бросилась ему в лицо и на несколько секунд заволокла его глаза туманом, как бывает с человеком, у которого кружится голова.
-- Разумеется, сударыня, - отвечал он, - почему бы нам не быть друзьями?
Этот тон был так далек от того, чего жаждала Мерседес, что она отвернулась со вздохом, более похожим на стон.
-- Благодарю вас, - сказала она.
И она пошла вперед.
Они обошли весь сад, не проронив ни слова.
-- Граф, - начала вдруг Мерседес, после десятиминутной молчаливой прогулки, - правда ли, что вы много видели, много путешествовали, много страдали?
-- Да, сударыня, я много страдал, - ответил Монте-Кристо.
-- Но теперь вы счастливы?
-- Конечно, - ответил граф, - ведь никто не слышал, чтобы я когда-нибудь жаловался.
-- И ваше нынешнее счастье смягчает вашу душу?
-- Мое нынешнее счастье равно моим прошлым несчастьям.
-- Вы не женаты?
-- Женат? - вздрогнув, переспросил Монте-Кристо. - Кто мог вам это сказать?
-- Никто не говорил, но вас несколько раз видели в Опере с молодой и очень красивой женщиной.
-- Это невольница, которую я купил в Константинополе, дочь князя, которая стала моей дочерью, потому что на всем свете у меня нет ни одного близкого человека.
-- Одиноко.
-- У вас нет сестры... сына... отца?
-- Никого.
-- Как вы можете так жить, не имея ничего, что привязывает к жизни?
-- Это произошло не по моей вине, сударыня. Когда я жил на Мальте, я любил одну девушку и должен был на ней жениться, но налетела война и умчала меня от нее, как вихрь. Я думал, что она достаточно любит меня, чтобы ждать, чтобы остаться верной даже моей могиле. Когда я вернулся, она была уже замужем. Это обычная история каждого мужчины старше двадцати лет. Быть может, у меня было более чувствительное сердце, чем у других, и я страдал больше, чем страдал бы другой на моем месте, вот и все.
Графиня приостановилась, словно ей не хватило дыхания.
-- Да, - сказала она, - и эта любовь осталась лежать камнем на вашем сердце... Любишь по-настоящему только раз в жизни... И вы не виделись больше с этой женщиной?
-- Никогда.
-- Никогда!
-- Я больше не возвращался туда, где она жила.
-- На Мальту?
-- Да, на Мальту.
-- Она и теперь на Мальте?
-- Вероятно.
-- И вы простили ей ваши страдания?
-- Ей - да.
-- Но только ей; вы все еще ненавидите тех, кто вас с ней разлучил?
-- Нисколько. За что мне их ненавидеть?
Графиня остановилась перед Монте-Кристо; в руке она все еще держала обрывок ароматной грозди.
-- Возьмите, - сказала она.
Графиня жестом, полным отчаяния, отбросила кисть винограда в ближайшие кусты.
-- Непреклонный! - прошептала она.
Монте-Кристо остался столько же невозмутимым, как если бы этот упрек относился не к нему.
В эту минуту к ним подбежал Альбер.
-- Матушка, - сказал он, - большое несчастье!
-- Что такое? Что случилось? - спросила графиня, выпрямляясь во весь рост, словно возвращаясь от сна к действительности. - Несчастье, ты говоришь? В самом деле, теперь должны начаться несчастья!
-- Приехал господин де Вильфор.
-- И что же?
-- Он приехал за женой и дочерью.
-- Почему?
-- В Париж прибыла маркиза де Сен-Меран и привезла известие, что маркиз де Сен-Меран умер на пути из Марселя, на первой остановке. Госпожа де Вильфор была так весела, что долго не могла понять и поверить; но мадемуазель Валентина при первых же словах, несмотря на всю осторожность ее отца, все угадала; этот удар поразил ее, как громом, и она упала в обморок.
-- А кем маркиз де Сен-Меран приходится мадемуазель Валентине де Вильфор? - спросил граф.
-- Это ее дед по матери. Он ехал сюда, чтобы ускорить брак своей внучки с Францем.
-- Ах, вот как!
-- Теперь Францу придется подождать. Жаль, что маркиз де Сен-Меран не приходится также дедом мадемуазель Данглар!
-- Альбер, Альбер! Ну, что ты говоришь? - с нежным упреком сказала г-жа де Морсер. - Он вас так уважает, граф, скажите ему, что так не следует говорить!
Она отошла на несколько шагов.
Монте-Кристо взглянул на нее так странно, с такой задумчивой и восторженной нежностью, что она вернулась назад.
Она взяла его руку, сжала в то же время руку сына и соединила их.
-- Мы ведь друзья, правда? - сказала она.
Графиня удалилась с невыразимой тяжестью на сердце; она не отошла и десяти шагов, как граф увидел, что она поднесла к глазам платок.
-- У вас с матушкой вышла размолвка? - удивленно спросил Альбер.
-- Напротив, - ответил граф, - ведь она сейчас при вас сказала, что мы друзья.
И они вернулись в гостиную, которую только что покинули Валентина и супруги де Вильфор.
Моррель, понятно, вышел вслед за ними.