Дама с камелиями.
Глава IX

IX

-- Здравствуйте, Гастон, - сказала Маргарита моему приятелю, - я очень рада вас видеть. Почему вы не зашли ко мне в ложу в "Варьете"?

-- Я боялся быть некстати.

-- Друзья, - Маргарита сделала ударение на этом слове, чтобы дать понять всем присутствующим, что, несмотря на фамильярное обращение с Гастоном, он был всегда только ее другом, - никогда не бывают некстати.

-- Позвольте мне в таком случае представить вам моего друга Армана Дюваля.

-- Я дала свое согласие Прюданс.

-- Я уже имел раз честь быть вам представленным, - поклонившись, сказал я едва слышно.

Маргарита всматривалась в меня и старалась припомнить, но не могла или делала вид, что не может.

-- Сударыня, - продолжал я, - я вам очень благодарен, что вы забыли об этом первом знакомстве, потому что я был весьма смешон и показался вам, вероятно, очень скучным. Это было два года назад в оперетте, я был с Эрнестом.

-- Да, я вспоминаю! - сказала Маргарита с улыбкой. - Нет, не вы были смешны, а я смешлива. Впрочем, я и теперь легко смеюсь, но не так, как раньше. Вы простили меня?

Она протянула мне руку, и я поцеловал ее.

-- Знаете, - продолжала она, - у меня есть дурная привычка сбивать с толку людей, которых я вижу в первый раз. Это очень глупо. Мой доктор говорит, что это оттого, что я очень нервная и всегда больная. Вы должны поверить моему доктору.

-- Но у вас цветущий вид.

-- Ах, я была очень больна.

-- Я знаю.

-- Кто вам сказал?

-- Все это знали. Я часто приходил справляться о вашем здоровье и обрадовался, узнав о вашем выздоровлении.

-- Мне никогда не подавали вашей карточки.

-- Я никогда не оставлял ее.

-- Так это вы приходили каждый день справляться о моем здоровье и ни разу не хотели назвать свое, имя?

-- Да, я.

-- Я с вами знаком только два месяца.

-- А этот господин знал меня только пять минут. Вы всегда отвечаете невпопад.

Женщины безжалостны к людям, которых они не любят.

Граф покраснел и начал кусать губы.

Мне стало жаль его, потому что он был, по-видимому, так же влюблен, как и я, и жестокая откровенность Маргариты, особенно в присутствии посторонних, делала его очень несчастным.

-- Вы играли, когда мы вошли, - сказал я, чтобы переменить разговор. - Пожалуйста, смотрите на меня как на старого знакомого и продолжайте.

-- Ах, - сказала она, бросаясь на диван и делая нам знак, чтобы мы тоже сели, - Гастон знает мою музыку. Она может сойти наедине с графом, но вас я не хочу подвергать такой пытке.

-- В этом вы мне оказываете предпочтение? - спросил граф, стараясь придать своей улыбке ироническое выражение.

-- Напрасно вы меня укоряете в этом единственном предпочтении.

По-видимому, несчастный малый не мог сказать ни слова. Он бросил на молодую женщину умоляющий взгляд.

-- Прюданс, - продолжала она, - вы сделали то, о чем я вас просила?

-- Да.

-- Отлично, после вы расскажете мне об этом. Мне нужно с вами поговорить, не уходите, пока я не поговорю.

-- Мы, может быть, мешаем? - спросил я. - Теперь, когда состоялось вторичное знакомство и забыто первое, мы можем уйти.

-- Зачем? Мои слова относятся не к вам. Напротив, я хочу, чтобы вы остались.

Граф вытащил роскошные часы и посмотрел, сколько времени.

-- Мне пора в клуб.

Маргарита ничего не ответила.

Граф отошел от камина и подошел к ней.

-- До свидания, сударыня.

-- До свидания, милейший граф, вы уже уходите?

-- Да, я боюсь, что вам скучно со мной.

-- Не больше, чем всегда. Когда мы вас опять увидим?

-- Когда вы позволите.

-- Прощайте.

Согласитесь, что это было жестоко.

Граф, к счастью, был очень хорошо воспитан и миролюбив по характеру. Он поцеловал небрежно протянутую руку Маргариты и вышел, поклонившись нам.

Переступая порог, он оглянулся на Прюданс.

Та пожала плечами, и жест ее, казалось, говорил: "Я сделала все, что могла".

-- Нанина! - крикнула Маргарита. - Посвети господину графу.

Мы слышали, как открылась и закрылась дверь.

-- Наконец-то! - воскликнула Маргарита, появляясь в будуаре. - Он уехал. Этот малый ужасно действует мне на нервы.

-- Дорогая моя, - сказала Прюданс, - вы слишком суровы с ним. Он так хорошо, так внимательно относится к вам. Посмотрите, на камине лежат часы, которые он вам подарил, они стоят по крайней мере тысячу экю.

Мадам Дювернуа подошла к камину и поиграла драгоценностью, бросая на нее жадные взгляды.

-- Дорогая, - сказала Маргарита, садясь к пианино, - когда я взвешиваю на одной чаше весов то, что он мне дарит, а на другой - то, что он мне говорит, мне кажется, что визиты ко мне обходятся ему слишком дешево.

-- Бедный малый влюблен в вас.

-- Если бы я выслушивала всех, кто в меня влюблен, у меня не хватало бы времени на обед. - И пальцы ее забегали по клавишам, но тут же она обернулась к нам и сказала: - Не хотите ли закусить? Мне очень хочется пуншу.

-- А я с удовольствием съем кусочек цыпленка, - сказала Прюданс. - Не поужинать ли нам?

-- Отличная идея, пойдемте, - сказал Гастон.

-- Нет, мы поужинаем здесь.

-- Пошли за ужином.

-- Что взять?

-- Что хочешь, но поскорей, поскорей.

Нанина ушла.

-- Ах как хорошо! - сказала Маргарита, подпрыгивая, как ребенок. - Мы поужинаем. Господи, какой несносный этот граф!

Чем дольше я видел эту женщину, тем больше она меня восхищала. Она была дивно хороша. Даже ее худоба была прелестна. Я не переставал ею любоваться.

Мне трудно объяснить, что во мне происходило. Я был полон снисходительности к ее образу жизни, я был полон восторга перед ее красотой. То бескорыстие, с которым она относилась к молодому человеку, изящному и богатому, готовому разориться для нее, извиняло в моих глазах все ее былые ошибки.

В этой женщине была какая-то чистота. Видно было, что порок не развратил ее. Ее уверенная походка, гибкая талия, розовые открытые ноздри, большие глаза, слегка оттененные синевой, выдавали одну из тех пламенных натур, которые распространяют вокруг себя сладострастие.

К тому же как результат болезни или от природы, но в глазах этой женщины мелькали время от времени огоньки желания, сулившие неземные радости тому, кого она полюбит. Правда, тем, кто любил Маргариту, не было счету, она же не любила никого.

Словом, в ней была видна непорочная девушка, которую ничтожный случай сделал куртизанкой, и куртизанка, которую ничтожный случай мог превратить в самую любящую, самую чистую женщину. У Маргариты, кроме того, было чувство гордости и независимости. Я ничего не говорил: казалось, центром души моей стало сердце, а сердце отражалось в глазах.

-- Так, значит, это вы, - начала она вдруг, - приходили узнавать о моем здоровье, когда я была больна?

-- Да.

-- Знаете, вы поступили прекрасно. Чем я могу вас отблагодарить?

-- Позвольте мне время от времени приходить к вам.

-- Сколько угодно, от пяти до шести, от одиннадцати до двенадцати. Послушайте, Гастон, сыграйте мне "Приглашение к танцу".

-- Зачем?

-- Чтобы доставить мне удовольствие. К тому же я никак не могу сыграть его сама.

-- В чем же трудность?

-- В третьей части, пассаж с диезами.

Гастон поднялся, сел к пианино и начал играть эту чудесную вещь Вебера по нотам, которые лежали на пюпитре.

пианино:

-- Ре, ми, ре, до, ре, фа, ми, ре - этого я никак не могу сыграть. Начните сначала.

Гастон начал сначала, потом Маргарита ему сказала:

-- Теперь дайте и мне попробовать.

Она села на его место и сыграла в свою очередь, но ее непокорные пальцы все время ошибались в этом месте.

-- Прямо непостижимо, - сказала она с ребяческой интонацией, - я никак не могу разучить этот пассаж! Вы не поверите, я сижу иногда до двух часов ночи над ним! А как вспомню, что этот несносный граф восхитительно играет его наизусть, так начинаю злиться на него, право.

Она опять начала сначала, и все с тем же результатом.

-- Ну его к черту, вашего Вебера, музыку и пианино! - сказала она, забросив ноты на другой конец комнаты. - Ведь не могу же я брать восемь диезов подряд!

Она скрестила руки на груди, окинула нас взглядом и топнула ногой. Щеки ее покраснели, и легкий кашель вырвался из груди.

-- Ну, ну, - сказала Прюданс, которая уже сняла шляпу и оправляла прическу перед зеркалом, - вы ещё рассердитесь, вам станет худо, пойдемте лучше ужинать. Я умираю от голода.

Маргарита опять позвонила, потом села к пианино и начала петь вполголоса какую-то шансонетку, аккомпанемент к которой ей давался без ошибок.

Гастон знал эту песенку, и их голоса почти составили дуэт.

-- Не пойте эту гадость, - сказал я Маргарите просящим голосом.

-- О, как вы стыдливы! - сказала она с улыбкой, протянув мне руку.

-- Я не за себя прошу, за вас.

Маргарита сделала жест, который должен был означать: "О, я уже давно покончила со стыдливостью!"

В это время пришла Нанина.

-- Ужин готов? - спросила Маргарита.

-- Да, сейчас.

-- Кстати, - обратилась ко мне Прюданс, - вы не видели квартиры, пойдемте я вам покажу.

Вы знаете, гостиная была очень красива. Маргарита проводила нас немного, потом, позвала Гастона и пошла с ним в столовую, чтобы посмотреть, готов ли ужин.

-- Какой?

-- Маленького пастуха, который держит клетку с птицей.

-- Возьмите, если она вам нравится.

-- Ах, зачем?

-- Я хотела его подарить горничной, мне он не нравится, но раз он вам нравится, возьмите.

Прюданс обрадовалась подарку и не обратила внимания на форму, в какой он был предложен. Она отложила статуэтку в сторону и повела меня в уборную, там она показала мне две одинаковые миниатюры и сказала:

-- Вот граф Г. Он был страшно влюблен в Маргариту. Он ее оставил. Вы знаете его?

-- Нет. А это кто? - спросил я, указав на вторую миниатюру.

-- Это маленький виконт Л. Он должен был уехать...

-- Почему?

-- Потому, что был почти разорен. Как он любил Маргариту!

-- И она его тоже сильно любила?

-- Она странная девушка, с ней никогда не знаешь, что и подумать. Вечером в тот же день, как он уехал, она была, по обыкновению, в театре, а в час разлуки плакала.

В это время пришла Нанина и доложила, что ужин подан.

Когда мы вошли в столовую, Маргарита стояла у стены, а Гастон держал ее руки в своих и что-то тихо говорил ей.

-- Вы с ума сошли, - ответила ему Маргарита. - Вы отлично знаете, что я не хочу вас. Нельзя только после двухлетнего знакомства с такой женщиной, как я, пожелать стать ее любовником. Мы отдаемся сейчас же или никогда. Ну, господа, к столу.

И, вырвавшись из рук Гастона, она усадила его по правую руку, меня по левую, потом сказала Нанине:

-- Прежде чем сесть, скажи кухарке, чтобы она не открывала, если позвонят.

Это предупреждение было сделано в час ночи.

Мы много смеялись, пили и ели. Очень скоро веселье перешло всякие границы: время от времени раздавались словечки, которые в известных кругах общества считаются веселыми и которые всегда пачкают уста, их произносящие. Они вызывали бурю восторга со стороны Нанины, Прюданс и Маргариты. Гастон от души радовался, он был добрый малый, но ум его имел странное направление. Была минута, когда я хотел забыться, не думать о том, что происходит, и принять участие в общем веселье, которое, казалось, входило в меню ужина, но мало-помалу я как-то обособился, мой стакан оставался полным, и мне было грустно видеть, как это двадцатилетнее существо пьет, говорит языком носильщиков и смеется всем тем гадостям, которые тут произносят.

состояния, нервной возбудимости. При каждом бокале шампанского ее щеки покрывались нездоровым румянцем, и кашель, легкий в начале ужина, усилился в конце и заставлял ее закидывать голову на спинку стула и прижимать руки к груди всякий раз во время приступа. Мне было больно думать, как это хрупкое создание должно было страдать от постоянной невоздержанности. В конце концов произошло то, что я предвидел и чего так боялся. К концу ужина у Маргариты случился особенно сильный приступ кашля. Мне казалось, что грудь ее раздирает изнутри. Бедная девушка побагровела, закрыла от боли глаза и поднесла к губам платок, который окрасился кровью. Тогда она встала и побежала в уборную.

-- Что с Маргаритой? - спросил Гастон.

-- Она слишком много смеялась, и теперь у нее пошла горлом кровь, - ответила Прюданс. - Но это пустяки, это бывает каждый день. Она сейчас вернется. Не нужно ей мешать, так ей лучше.

Я не мог этого вынести и, несмотря на все протесты Прюданс и Нанины, которые хотели меня вернуть, пошел к Маргарите.