| Автор: | Дюма-сын А., год: 1848 |
| Категория: | Роман |
X
Комната, в которой она уединилась, была освещена только свечой, стоявшей на столе. Она лежала на диване в небрежной позе, прижимая одну руку к груди, другую бессильно свесив. На столе стоял серебряный тазик, наполовину наполненный водой, которая была слегка окрашена кровью.
Маргарита лежала бледная, с полуоткрытым ртом и тяжело дышала. Временами из груди у нее вырывался долгий вздох, который как бы облегчал ей дыхание и давал покой на несколько секунд.
Я приблизился к ней, но она не обратила на это никакого внимания. Я сел и взял ее руку.
-- Ах, это вы! - сказала она с улыбкой. Должно быть, у меня было очень расстроенное лицо, потому что она добавила: - Вам тоже плохо?
-- Нет, но как вы себя чувствуете?
-- Ничего. - И она вытерла платком слезы, которые выступили у нее от кашля. - Я к этому теперь привыкла.
-- Вы убиваете себя, - сказал я ей взволнованно, - мне хотелось бы быть вашим другом и помешать вам так поступать.
-- Я не понимаю, почему вы волнуетесь, - с горечью возразила она. - Посмотрите, ведь никто мной не интересуется; все они отлично знают, что ничем помочь нельзя.
Она встала, взяла свечу, поставила на камин и посмотрела в зеркало.
-- Какая я бледная! - сказала она, оправляя платье и растрепавшуюся прическу. - Ну, да ладно, вернемся в столовую. Идемте!
Но я сидел и не трогался с места.
Она поняла, насколько взволновала меня эта сцена, подошла ко мне, протянула руку и сказала:
-- Ну, пойдемте.
Я взял ее руку, поднес к губам и невольно уронил на нее две долго сдерживаемые слезы.
-- Какой вы, однако, ребенок! - сказала она, садясь рядом со мной. - Вот вы плачете! Что с вами?
-- Я, верно, кажусь вам несносным, но мне так больно все это видеть.
-- Вы очень добрый! Но что мне делать? Я не могу заснуть, и мне приходится развлекаться. А потом, не все ли равно, одной кокоткой больше или меньше. Врачи говорят, что кровь, которую я отхаркиваю, идет из бронхов. Я делаю вид, что верю, больше я ничего ведь не могу для них сделать.
-- Послушайте, Маргарита, - сказал я, не в силах больше сдерживаться, - я не знаю, какую роль вы будете играть в моей жизни, но одно я знаю твердо; в данный момент мне никто, даже моя сестра, так не близок, как вы. И это с тех пор, как я вас увидел. Прошу вас, ради Бога, не живите так, как вы жили до сих пор.
-- Если я буду заботиться о себе, я умру. Меня поддерживает та лихорадочная жизнь, которую я веду. Кроме того, заботиться о себе хорошо светским женщинам, у которых есть семья и друзья, - а нас, как только мы перестаем служить тщеславию или удовольствию наших любовников, бросают, и долгие вечера сменяют долгие дни. Я хорошо это знаю, я два месяца пролежала в постели, и уже через три недели никто не приходил меня навещать.
-- Я знаю, что я ничто для вас, - возразил я, - но, если вы только захотите, я буду о вас заботиться, как брат, я не покину вас и поставлю на ноги. Когда у вас будут силы, вы вернетесь к вашему образу жизни, если захотите, но я уверен, вы предпочтете спокойное существование, которое вам даст больше счастья и сохранит красоту.
-- Так вы думаете сегодня, потому что вино нагнало на вас тоску, но вашего терпения не хватит надолго.
-- Это верно, но почему вы не заходили ко мне?
-- Потому, что я не знал вас тогда.
-- Разве стесняются с такой женщиной, как я?
-- С женщиной всегда нужно стесняться - таково мое убеждение.
-- Итак, вы берете на себя заботу обо мне?
-- Да.
-- Вы будете проводить со мной целые дни?
-- Да.
-- И целые ночи?
-- Все время, если я вам не надоем.
-- Как вы это называете?
-- Преданностью.
-- И откуда берется такая преданность?
-- Из непобедимой симпатии, которую я питаю к вам.
-- Значит, вы влюблены в меня? Признайтесь в этом поскорее, это проще.
-- Возможно, но сегодня я вам не могу этого сказать, когда-нибудь в другой раз.
-- Лучше будет, если вы мне этого никогда не скажете.
-- Почему?
-- Потому, что в результате могут быть две вещи.
-- Какие?
-- Или я оттолкну вас, и тогда вы на меня рассердитесь, или я сойдусь с вами, и тогда у вас будет печальная любовница: женщина нервная, больная, грустная, а если веселая, то веселость ее хуже печали, женщина, харкающая кровью и тратящая сто тысяч франков в год. Это хорошо для богатого старика, как герцог, но очень скучно для молодого человека. Вот вам подтверждение: все молодые любовники, которые у меня были, очень скоро меня покинули.
пьянство и бессонные ночи, - все это производило на меня такое сильное впечатление, что я не находил слов.
-- Однако, - продолжала Маргарита, - мы говорим глупости. Дайте мне руку, и пойдем в столовую. Никто не должен знать о причине нашей задержки.
-- Идите, если вам хочется, но мне разрешите остаться.
-- Почему?
-- Потому что мне больно видеть ваше веселье.
-- Ну, так я буду печальной.
-- Послушайте, Маргарита, позвольте мне сказать то, что вам, наверное, не раз говорили, но то, что я хочу вам сказать, - это сущая правда, и никогда больше я вам этого не повторю...
-- Ну!... - сказала она с улыбкой молодой матери, выслушивающей глупый лепет своего ребенка.
-- С того момента, как я вас увидел, не знаю почему и зачем, но вы заняли место в моей жизни. Я изгонял ваш образ из своей памяти, но он снова и снова возвращался ко мне. Сегодня, когда я снова встретил вас после двух лет разлуки, я почувствовал к вам еще большее влечение, и, наконец, теперь, когда вы меня приняли, когда я с вами познакомился, когда я узнал вашу странную натуру, вы стали мне необходимы, и я сойду с ума не только если вы меня не полюбите, но и в том случае, если вы мне не позволите вас любить.
-- Несчастный, я вам повторю то, что говорила мадам Д. Значит, вы очень богаты! Вы, должно быть, не знаете, что я трачу шесть-семь тысяч франков в месяц и иначе не могу существовать, вы не знаете, должно быть, мой бедный друг, что я вас очень скоро разорю, ваша семья возьмет вас под опеку, чтобы не дать вам жить с такой особой, как я. Любите меня как друга, но не иначе. Приходите ко мне, мы будем смеяться, болтать, но не переоценивайте меня, право же, мне грош цена. У вас доброе сердце, у вас есть потребность любить, вы слишком молоды и слишком чувствительны, чтобы жить в нашем кругу. Возьмите замужнюю женщину. Вы видите, я не злой человек и говорю с вами вполне откровенно.
-- Какого черта вы здесь пропали? - закричала Прюданс, которая незаметно вошла и стояла на пороге комнаты с растрепанной прической и в расстегнутом платье, что было, наверно, делом рук Гастона.
-- Мы обсуждаем важное дело, - сказала Маргарита, - оставьте нас в покое, мы скоро вернемся.
-- Хорошо, хорошо, разговаривайте, милые детки, - сказала Прюданс, закрывая за собой дверь и как бы подчеркивая этим значительность того, что она сказала.
-- Итак, решено, - продолжала Маргарита, когда мы остались одни, - вы меня разлюбите.
-- Я уеду.
-- Неужели дело зашло так далеко?
Но мне было поздно отступать, к тому же эта женщина действовала на меня так, как никто до сих пор. Смесь веселости и печали, стыдливости и распутства, болезнь, которая должна была в ней развивать восприимчивость к впечатлениям и нервную возбудимость, - все мне говорило, что если я с первого раза не одержу верх над этой переменчивой и легкомысленной натурой, она будет потеряна для меня навсегда.
-- Так, значит, вы говорили серьезно? - продолжала она.
-- Вполне серьезно.
-- Но почему вы раньше мне этого не говорили?
-- Когда я мог вам сказать?
-- На следующий день после того, как вы были мне представлены в Опере.
-- Почему?
-- Потому, что я глупо вел себя накануне.
-- Да, это верно. Но ведь вы меня уже и тогда любили?
-- Да.
-- Но это вам не помешало пойти домой и проспать всю ночь после спектакля. Знаем мы такую любовь.
-- Ну, так вы ошибаетесь. Знаете, что я делал в тот вечер?
-- Нет.
-- Я ждал вас у дверей кафе. Я следил за экипажем, в котором вы ехали с друзьями, и, когда увидел, что вы одна вышли из экипажа и поднялись к себе, был совершенно счастлив.
Маргарита начала смеяться.
-- Чему вы смеетесь?
-- Ничему.
-- Умоляю вас, скажите, иначе я подумаю, что вы опять насмехаетесь надо мной.
-- Вы не рассердитесь?
-- Какое я имею право сердиться?
-- Ну, так знайте, была основательная причина, почему я поднялась к себе одна.
-- Какая?
-- Меня ждали здесь.
Если бы она ударила меня ножом, мне не было бы больнее. Я встал и протянул руку:
-- Прощайте.
-- Я прекрасно знала, что вы рассердитесь, - сказала она. - Мужчины непременно хотят знать то, что им может причинить боль.
-- Уверяю вас, - возразил я холодным тоном, как бы желая доказать, что я навсегда исцелился от своей страсти, - уверяю вас, что я не сержусь. Вполне естественно, что я ухожу - ведь уже три часа ночи.
-- Нет, но мне пора.
-- В таком случае прощайте.
-- Вы меня прогоняете?
-- Нисколько!
-- Зачем вы меня огорчаете?
-- Чем я вас огорчила?
-- Вы мне сказали, что кто-то вас ждал.
-- Я не могла не засмеяться при мысли, что вы были так счастливы тем, что я вернулась одна.
-- Мы часто радуемся какому-нибудь пустяку, и жестоко разрушать эту радость.
-- Но за кого вы меня принимаете? Я не целомудренная девушка и не герцогиня. Я знаю вас только один день и не обязана вам отчитываться в своих поступках. Допустим, что я буду когда-нибудь вашей любовницей, но тогда вам необходимо знать, что до вас у меня были другие любовники. Если вы мне устраиваете уже теперь сцены ревности, то что же будет после, если вообще это "после" настанет. Я первый раз вижу такого человека, как вы.
-- Никогда никто не любил вас так, как я.
-- Будьте искренни, вы действительно меня очень любите?
-- Мне кажется, сильнее любить нельзя.
-- И это с...
-- С того дня, как я увидел вас выходящей из экипажа около магазина: это было три года назад.
-- Знаете, это прекрасно! Но что же я должна сделать, чтобы вознаградить эту великую любовь?
-- Любите меня хоть немного, - сказал я, и сердце у меня забилось, мне стало трудно говорить. Мне казалось, несмотря на полунасмешливые улыбки, которыми сопровождались все ее слова, что Маргарита начинала разделять мое волнение и что я приближался к желанному моменту.
-- Ну, а герцог?
-- Какой герцог?
-- Мой старый ревнивец.
-- Он ничего не будет знать.
-- Он вас простит.
-- Нет, он меня бросит. Что я тогда буду делать?
-- Вы же идете на этот риск для других.
-- Откуда вы это знаете?
-- Вы ведь отдали приказание, чтобы никого не впускали сегодня ночью.
-- Верно, но это серьезный друг.
-- К которому вы, по-видимому, не особенно привязаны, раз отказываетесь принять его в такой час.
-- Вы не можете меня в этом упрекать, я отдала такое приказание, чтобы принять вас и вашего друга.
Я приблизился к Маргарите и обнял ее.
-- Если бы вы знали, как я вас люблю! - сказал я тихо.
-- Правда?
-- Клянусь вам.
-- Если вы мне обещаете исполнять беспрекословно все мои желания, не спрашивая меня ни о чем, не делая мне никаких замечаний, может быть, я буду вас немного любить.
-- Все, что хотите.
-- Но предупреждаю вас: я хочу быть свободной в своих действиях и никогда и ни в чем не буду отчитываться перед вами. Я уже давно ищу любовника молодого, покорного, беззаветно влюбленного, не требующего ничего, кроме моей любви. Я никогда не могла найти такого. Мужчины, вместо того чтобы довольствоваться тем, что им дают и на что они едва ли могли надеяться, требуют от своей любовницы отчета в настоящем, прошлом и даже в будущем. Чем больше они привыкают к ней, тем больше хотят владычествовать над ней, и чем больше им дают, тем шире становятся их требования. Я решаюсь взять нового любовника при условии, чтобы он обладал тремя редкими качествами: доверчивостью, покорностью и скромностью.
-- Я буду всем, чем вы захотите.
-- Увидим.
-- А когда мы увидим?
-- Позднее.
-- Почему?
-- Потому что, - сказала Маргарита, выскользнув из моих объятий. Выбрав в большом букете красных камелий, принесенных утром, один цветок, она приколола его к моему сюртуку и продолжала: - Потому что не всегда можно договор исполнять в тот самый день, как он подписан. Это вполне понятно.
-- Когда камелия станет другого цвета.
-- А когда она станет другого цвета?
-- Завтра, от одиннадцати до двенадцати ночи. Вы довольны?
-- Вы еще спрашиваете?
-- Ни слова обо всем этом ни вашему другу, ни Прюданс, ни кому бы то ни было.
-- Обещаю вам.
-- Теперь поцелуйте меня, и вернемся в столовую.
Маргарита подставила мне губы, оправила волосы, и мы вышли из комнаты: она - напевая, я - вне себя от счастья.
В гостиной она мне сказала тихо:
-- Вам может показаться странным, что я так скоро согласилась. Знаете почему?... Потому, - продолжала Маргарита, взяв мою руку и прижав ее к сердцу, сильные и частые удары которого я чувствовал, - что мне осталось жить меньше, чем другим, и я решила жить быстрее.
-- Умоляю вас, не говорите так.
-- Утешьтесь, - продолжала она, смеясь. - Сколько бы я ни жила, я проживу дольше, чем вы меня будете любить.
И она, напевая, вошла в столовую.
-- Где Нанина? - спросила Маргарита, увидев Гастона и Прюданс одних.
-- Она спит у вас в комнате в ожидании вас, - ответила Прюданс.
-- Несчастная! Я ее убиваю! Ну, господа, расходитесь, уже пора.
Через десять минут Гастон и я вышли. Маргарита пожала мне на прощание руку и осталась с Прюданс.
-- Это ангел, и я от нее без ума.
-- Я так и думал. Вы сказали ей это?
-- Да.
-- Она не похожа на Прюданс.
-- Прюданс вам обещала?
-- Нет, она лучше сделала, мой друг! Трудно поверить, но эта толстая Дювернуа хорошо сохранилась!