Роман женщины.
Часть вторая.
Глава X

X

Если бы кто-нибудь мог проникнуть в Юлию и увидеть, что происходило в ней после последней фразы, то был бы поражен зрелищем, столько же странным, сколько и любопытным. Но чтоб это зрелище могло занять зрителя, надобно, чтоб он так же, как и мы, знал бы намерения и идеи, какие были до сих пор у Юлии относительно маркиза де Грижа. Он никогда не церемонился с нею, и теперь, протянув обе ноги к решетке камина и склонив голову на руку, сидел, погруженный в глубокое и печальное раздумье, не имея силы расстаться, с мечтой, которая рушилась так же скоро, как и явилась.

Юлия молча наблюдала за ним некоторое время, казалось, она сама соображала, как поступить ей теперь в отношении Леона. Наконец, определив план своих действий, она подошла к нему, взяла его руку и голосом, которому придала материнскую нежность, сказала:

-- Полно, друг, утешьтесь.

-- Как! Вы жалеете меня, Юлия?

-- Отчего же и не пожалеть вас?

-- Это, кажется, не в вашем обыкновении. Впрочем, мое несчастье не так еще велико.

-- Конечно, но потеря какой бы то ни было надежды всегда сопровождается страданием.

-- И что это мне вздумалось влюбиться в девочку?

-- Это пройдет!

-- Следовало бы; а между тем я уеду из Парижа.

-- К чему? Рассудок может вылечить вас скорее разлуки; тем более что вы не имели еще времени влюбиться серьезно. Общество ваших друзей развлечет вас, и вы забудете это ребячество - иначе нельзя и назвать ваше увлечение.

-- Милая Юлия, я никогда не видал вас сострадательною.

-- Потому что и я не видала вас никогда грустным. Вы думали, как и многие, что я похожа на всех подобных мне женщин, только немного умнее их. Вам и в голову не приходило, что в моем сердце есть нежные струны, которые могут отзываться и сочувствовать печали тех, кого я люблю. Так вы думали обо мне? Сознайтесь! Вы воображали, что если я противилась вашим желаниям, так уж и не люблю вас? Мужчины до сих пор считают это единственным доказательством расположения женщины. Действительно, я принадлежала людям, которые и вполовину не стоили вас; но вы ошибаетесь, думая, что вас удовлетворила бы та любовь, какою они совершенно оставались довольны. Было ли доказательством моего к вам равнодушия то, что я не любила вас так, считая вас умнее других! Мы вечно спорили, расходились, но встречаемся друзьями. Теперь, когда вы страдаете, я протягиваю вам руку и говорю: "Леон, могу ли я помочь вам? И если в состоянии хотя немного развлечь вас - располагайте мною".

Юлия проговорила эту тираду расстроенным голосом, в котором иногда слышались до того страстные порывы, что Леон с жаром поцеловал протянутую ему руку.

-- Простите, дорогая Юлия, право, моя неудача раздражает меня против воли. Это пройдет скоро; впрочем, я готов избавить вас от моего присутствия - я уйду.

-- Напротив, лучше останьтесь со мною; мы отужинаем вместе.

-- Благодарю, мне не хочется есть.

-- Может быть; я же привыкла ужинать, но не будучи в состоянии сидеть за столом одна, прошу вас, останьтесь. - Сказав это, Юлия позвонила.

-- Подать нам ужинать, - сказала она вошедшему слуге.

Через минуту был подан ужин. Юлия села.

-- Нет, он не знал девицы д'Ерми, - отвечал Леон, - это дело завязалось в Поату.

-- И он точно влюблен в нее?

-- До безумия.

Юлия прикусила губы.

-- Он вам все рассказывал? Я думаю, тут много чувствительного? - спросила она.

-- Слушая его, я даже забыл, что говорил де Брион, так все казалось мне несходно с теми понятиями, которые я о нем составил себе.

-- Так вот что! Де Брион человек твердый, серьезный, попался в сети ребенка... Орел пленен голубкой - это должно быть очень любопытно. Без сомнения, он просил вас сохранить в тайне это признание.

-- Нет, он был очень мил; он говорил со мною, как с другом, заметив мне, что я первый, кому он поверяет совершенно новые для него ощущения.

-- Разумеется, он с гордостью признавался вам в этом; он гордился, что мог внушить к себе такое чувство?

-- Нимало. Он сказал: "Мария д'Ерми прекрасна и так достойна быть любимой, что если вы любите ее серьезно, то я понимаю ваши страдания; но, - прибавил он, - вы слишком мало знаете ее, чтоб это чувство могло глубоко запасть в ваше сердце. Вы молоды и потому увлечены гораздо более ее красотою, нежели ее нравственными достоинствами. Не сердце, но ум и чувствительность ваши играют во всем главную роль". Может быть, это и правда... но, во всяком случае, он счастлив...

-- Разве счастье впервые посетило его вместе с этим чувством? - с намерением спросила Юлия.

-- Я так думаю, - отвечал Леон с улыбкой, угадав мысль своей собеседницы.

-- Вам нужно развлечься какою-нибудь связью, милый Леон, - сказала она, вставая из-за стола и садясь возле маркиза.

-- Да где ж я найду женщину, которая походила бы на прекрасную д'Ерми?

-- Как знать? - сказала она, позвонив опять. - Убрать это, - продолжала она, обращаясь к вошедшему слуге, - мне не нужны ни ты, ни горничная - скажи швейцару, чтобы никого не принимали.

Леон посмотрел с удивлением.

-- Вас пугает наше уединенное положение? - спросила она Леона.

-- Напротив, я слишком счастлив...

-- Не считаете ли вы необходимостью принуждать себя быть любезным, чтоб успокоить совесть?..

-- К чему это послужило бы? Вы не любите меня.

-- Конечно, вы.

-- Я? Напротив, я всегда была расположена любить вас, - возразила Юлия, снимая рукавчики. - Потрудитесь расстегнуть мне платье.

-- С удовольствием. Вы собираетесь лечь спать? - спросил он, окончив предложенную ему работу, намереваясь уйти.

-- Разве вы боитесь увидеть в постели женщину?

-- Нет; но мое присутствие может помешать ей исполнить свое намерение...

Юлия сняла платье и бросила его на кресло. Она подошла к камину, и отблеск пылавшего огня озарил прелестные формы ее груди, на которые Леон смотрел против своей воли. Плохая действительность может заставить иногда забыть самую лучшую мечту.

-- Увы! - проговорил он, не сводя глаз с ее прелестной груди.

"Как видно, - подумала Юлия, заметив смущение и трепет Леона, - каждым из мужчин можно овладеть одним и тем же..." Потом она подошла к кровати и улеглась.

-- Ну, - проговорила она, - сядьте около меня и потолкуем.

-- О чем могу я толковать в эти минуты? - возразил Леон.

-- О том же, о чем говорили.

Леон молчал.

-- Который час? - спросила Ловели.

-- Одиннадцать.

-- Уже! - воскликнула она.

-- Приятно слышать...

-- Что же, разве я когда-нибудь скучала с вами?

-- Да, в этот вечер я глуп до бесконечности.

-- Иначе и быть не может, вы влюблены, это пройдет; знаете ли, - продолжала она, - если вы теряете очаровательную супругу, то и девица д'Ерми теряет самого милого мужа.

-- А я вам скажу, - возразил Леон, взяв руку Юлии, - что если де Брион приобретает очаровательную женщину, женясь на Мари, то теряет восхитительнейшую любовницу, отказываясь бывать у вас.

-- Вы прекраснее ее...

-- Нет, начать с того, что мне уже не 16 лет. Разве я была кем-нибудь так любима, как Эмануил любит этого ребенка? Я имела любовников, но не знала любви. А между тем, я еще молода и хороша собою и так же, как другие, имею душу и сердце. Я чувствую в себе еще способность полюбить человека, который бы приблизился ко мне без посторонней мысли и который в моей любви видел бы не одну чувственность и негу; человека, который бы любил меня для себя, а не для меня, который бы не считал себя обязанным платить за мои ласки и которому я могла бы сказать то, чего до сих пор я не смела никому поверить, - мои мечты, мои сладкие и отрадные воспоминания детства, они умрут под пеплом моей истлевшей жизни. Да, - продолжала она, сжимая руку Леона, - я чувствую, что могла бы сильно любить человека, который бы меня понял...

-- Еще есть время...

-- Увы, нет! А между тем, три месяца тому назад я думала, что это возможно. Признаюсь вам, я думала, что Эмануил будет любить меня. Никогда я не встречала более пылкого человека и более способного встревожить чувство и ум женщины; а он не любил меня... Что же было бы, когда бы в нем действительно кипело это чувство? О, девица д'Ерми будет счастлива! Немного времени я провела с человеком, который будет ее мужем, и вот каждый день одно воспоминание об этом жжет и волнует мне душу...

Юлия говорила это с намерением; расчет ее был безошибочен. Леон почувствовал внезапно, как ненависть к де Бриону проникла в его сердце, и картина любви Мари и Эмануила представилась его воображению. Юлия посмотрела на него пристально; казалось, она хотела прочесть все, происходившее в его душе.

-- Теперь, - сказала она, - я не удерживаю вас более.

-- Это значит, вы гоните меня.

-- Нисколько; но, быть может, вас кто-нибудь ожидает?

-- Меня некому ждать; не вы ли сами ждете кого-нибудь?

-- Вы забыли, что я приказала всем отказывать.

-- Так, значит, вы совершенно свободны?

-- И давно; после Эмануила я никому не принадлежала; я не могла встретить человека, который бы стоил его!

Леон молчал.

-- Однако, - начал он, - вы не в состоянии же будете так жить долго. Не будь я так ничтожен в ваших глазах, я бы предложил вам себя...

-- Вы последний из всех, кому бы я предалась.

-- Что породило в вас такое сильное отвращение ко мне? - спросил он, оскорбляясь, против воли, этим ответом.

-- Это происходит вовсе не вследствие отвращения, а от боязни.

-- Я вселяю в вас чувство страха? Объясните мне это.

-- Очень просто. Я легко могу глубоко и страстно полюбить вас, и этот страх был единственной причиной моего отказа.

-- Вы просто смеетесь надо мной.

к тому же вы говорите о любви своей ко мне, когда не прошло еще и часа, как говорили о ваших страданиях по другой. Верить вам было бы с моей стороны глупо.

-- Юлия, понимайте, как хотите, но клянусь вам, что в вас я вижу единственную женщину, которую я мог бы еще любить.

-- Хотите ли знать, что заставляет вас так думать?

-- Говорите.

-- Желание отомстить де Бриону, полагая, быть может, что он думает еще обо мне.

-- Отнюдь нет! Я даже убежден в противном.

При этих словах Юлия побледнела.

-- Послушайте, - проговорила она, - поклянитесь мне, что у вас нет никаких связей. Признайтесь, что, кроме девицы д'Ерми, вы никого не любили.

-- Клянусь - это правда!

Юлия молчала.

-- Ну? - спросил Леон, приближаясь к ней.

-- Нет, нет, решительно я не хочу, уйдите отсюда.

-- Кто же будет знать? - прошептал Леон.

-- О, не это останавливает меня; напротив, принадлежа вам, я не хотела бы скрывать этого, я бы гордилась вами; но этого не может и не должно быть!

И говоря так, Юлия жала руку Леона, желая дать понять ему, что она как бы с усилием противилась увлечению.

-- Итак... - проговорил Леон, опускаясь на колени и кладя свою голову на плечо Юлии.

-- Три месяца, - возразила она, - в продолжение которых, клянусь вам, никто не прикасался даже к моей руке - хотя, - прибавила она, - это стоило мне величайших усилий... я молода еще, и в жилах моих кипит итальянская кровь.

-- Так пусть я буду первым, - сказал Леон, - и если завтра вы почувствуете, что не можете любить меня, вы мне скажете это откровенно.

-- На это-то вы, быть может, и рассчитываете всего более.

-- Не грешно ли вам так думать, - сказал он тоном упрека и будучи сжигаем огнем желаний.

Он сам обманывал себя, когда думал, что чувствовал себя способным любить эту женщину.

-- Я не отойду от вас. - "Да и то, - подумал он, - ведь глупо, если я уеду". - Ну, милая Юлия, - прибавил он твердо, обвивая ее руками, - полюбите меня.

-- О, как трудно оттолкнуть вас! - возразила Юлия. Глаза ее горели страстью, и притворная дрожь пробегала по ее членам.

-- Оставьте меня, оставьте, говорю вам - я позову людей.

И, соскочив с кровати, она бросилась к сонетке; но в эту минуту Леон схватил ее на руки.

полдень.

В этот же почти час Мари писала Клементине:

"Эмануил только что ушел от нас. Наконец он просил моей руки. Через две недели я буду его женою; я слишком счастлива - молись за меня".