Роман женщины.
Часть третья.
Глава X

X

В это время обществом овладело желание государственных преобразований, и де Брион стоял во главе партии реформистов. Идеи великодушия нашли в нем твердую опору, и он поддерживал их не вследствие одного только честолюбия, но искренно желая добра своему отечеству, ради самого добра, не думая вовсе о том высоком положении, которое мог ему дать его успех. Мы видели, что его хотели остановить в этом стремлении, предлагая ему министерский портфель; но Эмануил отказался от этой чести, потому что, став министром, он должен был смириться с тем, что находил несправедливым для народа.

Если бы мы захотели сделать отступление от нити нашего рассказа и распространиться о проектах, предложенных Эмануилом, то как много государственных людей показались бы ничтожными в сравнении с нашим героем! Но мы повествуем историю сердца, вовсе не имея в виду анализа общественных преобразований, и только изредка указываем на политические события, чтобы показать то роковое влияние, какое они имели на частную жизнь де Бриона.

Так, его известность была поводом сближения с ним Юлии Ловели, та же известность заставила его полюбить Мари д'Ерми, и та же известность, которой он принес в жертву свое счастье, была единственною причиною тех событий, которые составляют предмет нашего романа. Собрание реформистов под председательством Эмануила было назначено в Поатье. Его уведомили об этом, и он, сказав Мари, что должен оставить ее на несколько дней, уехал из Парижа.

Мари была почти рада его отъезду, отсутствие мужа давало ей возможность оглядеться и привести свои мысли в надлежащий порядок. Через два часа, как Эмануил уехал, Леон был уже у г-жи де Брион.

Юлия, казалось, только и ждала этого: она знала, что Эмануил уехал, знала, что Леон у его жены, и потому отправилась немедленно в квартиру маркиза и взяла оригиналы тех писем, с которых до сих пор она получала только копии. Овладев ими, она приехала к г-же де Брион и потребовала свидания. Ей отвечали, что г-жа де Брион не принимает.

Юлия оставила свою карточку и приехала на другой день.

На этот раз Мари не было дома.

-- Скажите вашей госпоже, - говорила Ловели, - что она дурно делает, не желая принять меня.

В этой фразе слышалась угроза, на которую люди не знали что и отвечать. Когда Мари приехала домой, ей отдали другую карточку и повторили слова Юлии.

Мари, имея причины бояться всего, показала эти карточки Леону и спросила, что это значит. Леон, прочтя на них фамилию Юлии, побледнел, но не хотел ни говорить, ни предполагать, не повидавшись с нею.

Он отвечал, однако, Мари, что не знает этой женщины, но говорил это с мрачным предчувствием. В 6 часов вечера он отправился на улицу Табу. Юлия была дома. Леон знал ее характер и потому не хотел прямо приступать к делу: он думал перехитрить ее.

-- А, это вы? - сказала Юлия с обворожительной улыбкой. - Где вы пропадаете, Леон? Вот два дня, как я даже не слышу о вас.

И говоря это, она пожимала дрожащую руку Леона. "Он все знает", - подумала она. И она посмотрела на де Грижа, как бы желая уверить, что он не мог быть для нее страшным противником.

Молчание на несколько минут воцарилось между ними. Леон первый прервал его.

-- Ну, Юлия, скажите откровенно, вы на меня сердитесь за что-нибудь?

-- Мне? Сердиться на вас, друг мой, за что же? За то, разве, что вы перестали любить меня?

Леон сделал движение.

-- Что же, вы станете еще уверять, что я ошибаюсь? - продолжала Юлия. - И солжете! Сделайте же мне удовольствие, будьте по крайней мере откровенны со мною. Давно уже мы вместе; я, к несчастью, слишком искренно любила вас, чтобы ваша любовь могла продолжаться.

Она говорила таким спокойным тоном, что Леон готов был усомниться в действительности посещений ею г-жи де Брион, воображая, что причиною их была ревность.

-- Да ведь и вы сами не любите уже меня, как любили прежде, - сказал он.

-- Да, было бы достаточно глупо любить человека, который не отвечает на чувства.

-- В таком случае, если в вас нет любви ко мне, надеюсь, что не должно быть и ненависти, и думаю, вы не захотите сделать ничего, что бы могло быть мне неприятным?

-- Мне или тому лицу, в котором я принимаю участие.

-- Объяснитесь, друг мой, я вас что-то не понимаю.

-- Извольте, - сказал де Гриж, думая, что лучше идти к цели добрым путем, чем посредством гнева, и, взяв ее руки, продолжал: - Вы знаете лучше других, я думаю, что сердцу нельзя приказывать; вы сами, против воли, заставляли страдать тех, кто любил вас, потому только, что ваше сердце влеклось к другим. Я, быть может, так же доставил вам такое страдание.

"Фат!" - прошептала Юлия.

-- Но вы знаете, что взамен любви я сохраню к вам дружбу, самую чистую и самую преданную.

-- Потом? - перебила Юлия тоном беспощадной иронии.

-- Потом, - возразил Леон, слегка побледнев, - я никогда не сказал бы вам об этом, ибо есть чувства, которые я привык уважать и не решусь никогда оскорбить их щекотливость; но, может быть, другие сообщили вам о моей настоящей связи, и, если они сказали, что я горячо люблю эту женщину, то сказали правду, и я считаю лишним скрывать это от вас, особенно когда вижу ваше равнодушие. Но, может быть, они умолчали о том, что я уважаю ее, как она заслуживает этого уважения, и до какой степени я дорожу ее спокойствием.

-- Напротив, все это я знаю, как знаю и то, что вы не разрываете своих отношений со мною только для того, чтоб отвести от нее все подозрения. Видите, как много я знаю.

При этом она бросила на него взгляд, не обещающий ничего хорошего, взгляд, который поставил его в затруднительное положение.

-- Приступим же к делу, - начал он, не показывая, однако, виду, что ему известна истина. - Я только что оставил ту, о которой мы с вами говорили: она сказала мне, что неизвестная ей женщина приезжала к ней два раза, она не хотела объявить мне имени, но по тем приметам, которые мне сообщили, я подозревал вас в этой незнакомке и пришел именно за тем, чтоб объясниться с вами по этому предмету и спросить вас: "Если это точно были вы, что особенно важное вы имели сообщить ей?"

-- И только? - спросила Юлия самым надменным тоном.

-- Чего же вам больше, - отвечал Леон, поддаваясь влиянию гнева.

-- В таком случае, все это правда, - сказала Юлия равнодушно, - если г-жа де Брион сказала вам, что я не объявила своего имени, то она обманула вас, как обманывает своего мужа, я оба раза оставила ей свои визитные карточки. Теперь, - продолжала Юлия, не давая времени Леону одуматься, - вам угодно знать, что я имела сообщить г-же де Брион? Э, Боже мой! Самое обыкновенное; я хотела сказать ей, - продолжала она, делая особенное ударение на своих словах, - что меня зовут Юлией Ловели, что вот уже два года, как я имею честь принадлежать вам, что все еще люблю вас, что знаю, как вы обманываете меня для нее, и что хочу открыть глаза ее мужу. Вот, милый Леон, что я имела сообщить ей!

Де Гриж в недоумении смотрел на Юлию; а она улыбалась, как будто дело шло о самой обыкновенной вещи.

-- И вы точно хотели сказать ей все это? - спросил Леон.

-- Да, - отвечала Юлия, утвердительно кивая головою, и взор ее, устремленный на Леона, выражал всю ненависть, кипящую в душе ее.

-- Теперь я скажу все де Бриону, не предупредив даже его супругу, потому что она не хочет принять меня. Де Брион скверно поступил со мною; вас я ужасно любила, - говорила Юлия, смеясь в глаза над маркизом, - а вы обманываете меня с его женою, и теперь я отомщу и вам, и ему. Не правда ли, что комедия разыграна хорошо, как вы находите?

-- И вы думаете, что я позволю вам все это сделать? - сказал он, вставая.

-- Поневоле, - отвечала Юлия, тоже вставая.

-- Если хоть одно слово из сказанного вы приведете в исполнение, то берегитесь, Юлия.

-- Вы должны будете убить меня? Разве женщин убивают?.. Да, Леон, я сделаю все, что хочу, и так как я откровенна, то скажу вам даже, каким образом. Прежде всего я должна сказать вам, хотя это разочарование, быть может, будет мучить вас, - что я вас никогда не любила.

-- Тем лучше!

-- Очень рада, зато я обожала де Бриона. В день его свадьбы я отдалась вам, но не будь вы воплощенное тщеславие, вы бы заметили во мне эту внезапную перемену в отношении к вам; как же вы не обратили внимания, что я, считая вас всегда ничтожнейшим из людей, могла вдруг влюбиться в вас до безумия? Ну правдоподобно ли это? Напрасно вы не поискали причину, побудившую меня к такого рода притворству, а она была: хотите ли вы знать, какая именно причина заставила меня отдаться вам?

-- О, не выводите меня из терпения, - сказала Юлия, - вы увидите сами, как вы останетесь довольны, узнав план моих действий, потому что Бог и мы двое только будем знать его. Знайте же: я отдалась вам потому только, что знала вашу любовь к Мари д'Ерми, и, не веруя в женскую добродетель, я предчувствовала, что она уступит вашим желаниям, тем более что дала себе слово разжигать в вас это чувство всеми зависящими от меня средствами. Надо отдать справедливость г-же де Брион, она долго боролась и заставила меня два года терпеть вас - вас, которого я ненавидела до отвращения. Наконец, она не устояла, бедное дитя! И наказание не замедлит ее постигнуть. Вы спросите меня, быть может, какая мне выгода губить эту женщину? Отвечу вам - только не из ревности к вам. Если бы могло быть только это чувство, я бы уступила ей вас без спора; но есть важнейшая причина, причина государственная: я жертвую вами для счастья моего отечества!

И, сказав это, она разразилась хохотом.

-- Неужели думаете вы, - сказал с презрением Леон, - что де Брион поверит такой женщине, как вы?

-- Глупец! Он поверит письмам жены, когда я покажу ему те, которые она к вам писала.

-- У вас эти письма? - вскричал он.

-- У меня!

-- Вы украли их.

-- Ну, да!.. Не выходите из себя - это вам не поможет.

-- Здесь, - отвечала Юлия, указывая рукою на корсаж.

-- Вы отдадите мне их! - кричал Леон с пеною ярости на губах и подступая к Юлии.

-- Еще шаг, - сказала она хладнокровно, но это спокойствие было ужаснее гнева, - еще шаг, и я отворю окно, позову на помощь, велю задержать вас и отдам копии этих писем королевскому прокурору.

-- О, подлость! - проговорил Леон, и сознание своего бессилия вызвало на глаза его слезы.

поступит тотчас же ко мне, ни даже мне, которую вы считаете ниже него; но в наше время подобные мне женщины так сильны своей красотой, как в былые времена были могущественны именитые и славные аристократки. Многие из подобных мне умирают в госпиталях, следовательно, не грешно, чтобы были и такие, которые приобретут себе состояние.

Эти слова как молния озарили рассудок Леона. "Есть средство добыть эти письма", - подумал он.

-- Послушайте, Юлия, - прибавил он с покорностью, - в ваших руках две жизни, честь женщины, спокойствие целого семейства, которое не сделало вам ни малейшего зла.

-- Это не новость.

-- У меня всего один - возьмите его.

-- Потому-то я и прошу два, я не продам вам этих писем. И если я упускаю случай разбогатеть за ваш счет, то надеюсь вознаградить себя за счет других.

-- Юлия! - произнес Леон умоляющим голосом.

-- Сознайтесь, вы решились бы на преступление, чтобы получить эти письма? Да, вот от чего зависит честь людей. Пожелай я сделаться маркизой де Гриж - я была бы ею, лишь бы только принесла вам в приданое этот пакет.

-- Да, вам нечего и отвечать, - продолжала она, - я наперед уверена в вашем согласии. Так вы глубоко любите г-жу де Брион? Но не настолько, насколько я презираю вас. Да и нет ничего презреннее мужчины, уничтоженного женщиною и не могущего ничего ей сделать.

Сказав это, Юлия позвонила.

-- Что вы делаете? - спросил Леон, рассудок которого начинал мрачнеть от гнева.

-- Хочу отослать на почту письма, они уже в пакете. Вот удивится Эмануил, получив их.

-- Посмотрим.

В эту минуту вошла горничная, и Юлия, вынув из-под корсажа пакет писем, сказала:

-- Генриетта, - отнеси этот пакет на почту; но смотри, чтоб он был отдан непременно.

-- Что вы так бледны, сударыня? - заметила Генриетта, и, обратив глаза на Леона, она увидела, что он был бледнее ее госпожи, она тихо прибавила: - Жан остается.

Леон взял шляпу, как бы с намерением следовать за Генриеттой.

-- Напрасный труд, - сказала ему Ловели, - вы не получите от нее этих писем, даже за ту сумму, которую вы мне предлагали. Генриетта убила своего ребенка, милый Леон, доказательства этого преступления в моих руках, и она гораздо более боится эшафота, нежели желает денег. Видите, Леон, что в людях, которые служат мне, я могу быть уверена. Так не мешайте же ей исполнить мою волю; тем более что там не все письма г-жи де Брион, половина их осталась у меня, на всякий случай. О, я не так проста! И не отчаивайтесь за себя - я упрочиваю ваше же счастье! После этой огласки Мари будет принадлежать вам безраздельно; а другие женщины не насмотрятся на вас, когда узнают о вашей победе над добродетельнейшей из них; вы сделаетесь знаменитейшим человеком.

-- Хорошо!

Вот все, что мог сказать Леон: гнев душил его. И, как безумный, он выбежал на улицу.

"Вот несчастнейший из людей, - подумала Юлия, видя из окна, как он садился в карету. - Что делать? Каждому свое!"

И, взяв лист бумаги, она написала г-же де Брион следующее:

"Милостивая государыня. Я два раза приезжала к вам, не удостоившись чести быть принятой. Я прощаю иногда причиненные мне страдания, но никогда - оскорбление. Я отсылаю вашему мужу, которому некогда и сама принадлежала, ваши письма де Грижу, моему, или лучше, нашему любовнику.

В это время вошла Генриетта.

-- Отдала, - отвечала не без замешательства Генриетта.

-- Хорошо! Прикажи Жану отнести эту записку по адресу.