Роман женщины.
Часть четвертая.
Глава III

III

Увольнение де Бриона наделало много шума и удивляло Париж. Каждый ломал себе голову, отыскивая причины такого внезапного события, как вдруг "Монитер" напечатал следующее:

"Г-н де Брион, пэр Франции, выехал из Парижа, послав прежде королю просьбу об увольнении. Он положительно оставляет политическое поприще, чтоб иметь возможность сопровождать в Италию свою супругу, здоровье которой очень расстроено".

Это известие было сообщено министром, главным агентом которого была Юлия. Однако, несмотря на то, что любовь Эмануила к жене была всем известна, никто не верил такой внезапной перемене в состоянии здоровья г-жи де Брион, и поэтому-то начали появляться различные комментарии на это событие.

Одна Юлия знала истину. Прежде всего ее удивило уже то, что Мари не отвечала ей на письмо, которое должно было спасти бедную женщину.

"Вот, все они таковы, - подумала она с досадой, почти даже с раскаянием. - Она не боится меня более и потому не находит нужным быть мне благодарной за мое великодушие".

На другой день она отправилась к г-же де Брион, но ей сказали, что Мари еще вчера уехала за город. Так по крайней мере говорил граф д'Ерми. Но когда дошла до нее весть об отъезде де Бриона и когда, отправившись к нему еще раз, она узнала, что пакет, посланный ею на имя Мари, был отдан Эмануилу, - то Юлия уже не сомневалась более в истине.

"Она погибла, - хотя я и не хотела этого, - подумала Юлия, - и если я не могу спасти ее, то надо воспользоваться ее падением".

Я уже говорил вам, что Юлия была умная женщина.

-- Впрочем, тем лучше! - сказала она, пораздумав немного.

Потом, взяв некоторые бумаги, она отправилась к министру.

-- Довольны ли вы мной теперь, г-н министр? - спросила она.

-- Доволен, милая Юлия, очень доволен.

-- Знаете ли, кому вы обязаны этим событием?

-- Вам, без сомнения.

-- И точно, мне.

-- Вы необыкновенная женщина, Юлия.

-- Я сама это знаю.

-- Но как это было устроено?

-- Очень просто: я знала, что де Гриж, которого вы считали совершенно ничтожным, влюблен в г-жу де Брион, и вот я сделалась любовницей маркиза именно в том убеждении, что со временем та, которую он любит, уступит его желаниям.

-- О, Боже мой, да! Вот и она уступила ему, потом стала писать письма; я же, подождав, чтоб их скопилось побольше, отправилась к Леону, взяла их и отослала Эмануилу. Что ж? Обыкновенное мщение женщины, которое оправдают все, если я объясню и мою страсть к Леону, и мою ревность к нему, - продолжала она, заливаясь смехом. - Булавкой я разрушила колосса и удержала маленьким колесиком быстрый бег колесницы; но вы не думали, что я избавлю вас так легко и скоро от де Бриона? Теперь будьте покойны; он не опасен больше.

О, если бы знали, от каких причин зависят иногда великие изменения в мире, не надивились бы! И между тем, никто из современных историков не знает этого! А все это было весьма интересно, хотя и показалось бы неправдоподобным читателю.

-- Юлия, - сказал серьезно министр, - вы нам оказали важную, весьма важную услугу.

-- Кому это вы говорите?

-- Хотите вы, я окончательно устрою ваше состояние?

-- Об этом нечего и спрашивать.

-- Вас ничего особенно не привязывает к Парижу?

-- Ничего.

-- Следовательно, вы согласны уехать?

-- Хоть сейчас же, если хотите; особенно если еще с политической целью.

-- Вы угадали.

-- И вы рады, что избавляетесь от меня? - спросила Юлия.

-- Как это можно...

-- Не шутя, вы прекрасно делаете, удаляя меня; со временем я могу сделаться опасным союзником, особенно если те, которым я служу, будут долго держать меня возле себя. Подумайте - я все-таки женщина, и следовательно, в минуту увлечения, так свойственную нам, я могу выдать государственные тайны и сделать этим более зла правительству, нежели принесла ему пользы. Какой позор был бы для него, если б знали все то, что я знаю!

Министр, слушая Юлию, понимал, что ее слова были сказаны вовсе не без цели, а чтоб дать ему почувствовать всю необходимость приберечь ее, или если уж он собирался удалить ее, то чтоб он предоставил ей все выгоды исключительного положения.

-- Не беспокойтесь, - сказал он, - вам не на что будет жаловаться, приняв мое предложение.

-- Вы поняли меня, г-н министр, - продолжала она. - Когда же я уезжаю?

-- Когда вам угодно.

-- Я буду готова через неделю.

-- Завтра я приеду за последними наставлениями.

-- Хорошо. Итак, до завтра, Юлия.

-- До завтра, г-н министр.

"Итак, я уезжаю, - подумала Ловели, садясь в свою карету. - Право, я довольна этим отъездом - ведь не знаешь, что может случиться".

Она приказала ехать на Елисейские поля и ехала туда с намерением, во-первых, объявить о своем отъезде друзьям, которых надеялась встретить там; а во-вторых, ей хотелось первою возвестить Парижу настоящую причину отставки Эмануила.

На круглой площадке она встретила старого графа Камюля, которого мы видели один раз в ее ложе в опере.

-- Здравствуйте, милая, - сказал престарелый волокита, - как я рад вас видеть.

-- Я тоже в восторге от этой встречи, - отвечала она. - Куда вы торопитесь, любезный граф?

-- Я иду к де Бриону, хочу узнать, уехал ли он.

-- Напрасный труд: его давно уж нет в Париже.

-- Что бы значил этот внезапный отъезд, особенно после его поездки в К***, которая имела бы непременно последствием государственную реформу?

-- Право? - спросила Юлия с видом удивления.

-- Да, да; в провинциях разделяли его идеи; это был сильный человек. Но что значит его отставка? Не подкупили ли уж и его? Начинают что-то поговаривать об этом.

-- В этом нет ни на волос правды, - отвечала Юлия.

-- А вы знаете что-нибудь более вероятное?

-- Я все знаю.

-- Так поделитесь со мною вашими сведениями.

-- Приходите ко мне сегодня вечером.

-- В котором часу?

-- Можно прийти с бароном?

-- С кем вам угодно.

-- А Леон будет у вас?

-- Он уехал.

-- Вот что! Кажется, все разъезжаются!

-- Похоже на то. Впрочем, тут целая история.

-- Вы подстрекаете мое любопытство, ведь Леон так любил вас.

-- До вечера, граф; я вижу кое-кого, с кем бы мне хотелось поговорить.

-- До свиданья, милая Юлия! Предупреждаю, барон все еще влюблен в вас, и, если я возьму его с собою, он будет с вами любезничать по-прежнему.

-- Он потеряет только время; ибо через три дня я уезжаю.

-- Ну это уж слишком! И вы точно оставляете нас?

-- Говорю вам, что да. До свиданья.

После этого она знаком подозвала к себе проходившего мимо молодого человека.

Это была одна из очень обыкновенных личностей, немного похожая на де Грижа, только более его промотавшаяся; к тому же это был самый рьяный разносчик новостей. Юлия, не занимая еще политической роли, которая дала ей состояние, весьма часто нуждалась в деньгах и не выбирала средств, чтобы достать их. Следовательно, нечего удивляться, если она сохранила короткость отношений со всеми разорившимися из-за нее молодыми людьми, хотя им и нет места в нашей истории, где они не играют никакой роли.

-- Скажи, пожалуйста, Гастон, - сказала она подъехавшему на ее зов молодому человеку, - куда ты едешь?

-- По поручению матушки.

-- То есть?

-- То есть узнать, точно ли де Брион уехал.

-- Я уже встретила графа Камюля, который идет к нему с тою же целью.

-- Так я скажу тебе, как и графу, что де Брион давно уехал.

-- Ты знаешь наверно?

-- Знаю и даже могу рассказать тебе кой-какие подробности, не лишенные интереса, если ты вздумаешь прийти ко мне сегодня вечером.

-- С удовольствием. Ну, что Леон?

-- Леон уехал тоже.

-- А, вот что! - произнес Гастон значительно.

-- Что поделывает твой друг Эрнест?

-- Сегодня утром он получил смертельный удар шпагою в грудь, я был его секундантом.

-- С кем и за что он дрался?

-- С Карлом Д***, с тем маленьким Карлом, который заступился за любимую женщину и убил моего друга.

-- Жалею его! Так до свиданья!

-- До свиданья.

На обратном пути Юлия встретила еще одну личность, с розовыми щеками, и черными бакенбардами, с голубоватым подбородком; это был настоящий биржевой тип, откормленный трюфелями и вспоенный бургонским, физиономию которого всегда озаряла улыбка, как человека неизменно счастливого в делах.

Юлия остановилась и закричала: "Жирар!"

-- А, это вы, моя прекрасная Юлия! Как поживаете?

-- Какой язык, милый Жирар; так говорят только водевильные львенки.

Жирар засмеялся: он смеялся всегда, когда не мог найти слов для ответа.

-- Приходите ко мне сегодня вечером, - сказала Юлия.

-- У вас будет игра? - спросил он.

-- Я и сам играю только на бирже, - отвечал он, самодовольно улыбаясь и выпуская струю дыма.

Наконец, Ловели приехала домой; вечером она была в опере.

Барон де Бэ не изменил своей привычке, но только теперь была другая женщина, в ложе которой он расточал свои любезности.

В 11 часов Юлия была уже дома.

"Я расскажу эту историю, - думала она, - хотя, может быть, было бы лучше, если бы я молчала. Гм! Я сделала только то, что должна была сделать! Зачем г-жа де Брион обманула своего мужа? Это не моя вина".

Вскоре Флорентин, поступивший теперь к ней в услужение, доложил ей о приезде графа Камюля и барона **. Послушаем, с какой точностью Ловели рассказала им об отставке Эмануила.

-- Милая Юлия, - сказал граф Камюль, поправляя перед зеркалом свои выкрашенные волосы, - вы видите, я сдержал слово и привез с собою барона.

-- Надеюсь, - подхватила Юлия, обращаясь к последнему, - что вы все еще влюблены в меня?

-- Как и прежде.

-- В добрый час! Я дозволяю вам это, но только с условием, чтобы вы никогда мне не говорили о своих чувствах.

-- Ах, ах, бедный барон, - заметил граф, - а он именно затем и хотел вас видеть.

-- В таком случае он напрасно приехал. Впрочем, это часто случается.

-- Это случилось сегодня со мною, - сказал граф, поправляя жилетку. - Несмотря на ваши слова, я отправился к де Бриону - и мне сказали, что он уехал в Поату. В "Монитер" было напечатано, что он уехал в Италию, а секретарь министра сказал мне, что он, придя за паспортом, сам не знал, куда взять его.

-- Как кажется, я одна знаю тайную причину его отъезда.

-- И вы нам сообщите ее?

-- Всеконечно, да!

-- А также и причину отъезда маркиза де Грижа?

-- Разумеется.

-- Знаете ли, я думал, что Леон помешался; потому что, когда я видел его недавно в клубе...

-- Дня три-четыре тому назад он пришел туда совершенно расстроенным, сел играть в вист со мною и еще двумя лицами, вдруг в середине игры встал, взял шпагу и ушел, не сказав нам ни слова. Да и во время игры казался взволнованным, беспокойным. С тех пор мы о нем не слыхали.

-- Вероятно, он торопился на свидание, - заметила Юлия.

-- К вам? - спросил барон.

-- Нет.

-- И действительно, быть может, торопился, - прибавил рассеянно граф и, вынув гребенку, принялся расчесывать баки.

-- Все это может быть, - сказал барон, - но знаете ли вы, что у него была сестра?

-- Сестра? - спросил с удивлением граф.

-- Да, сестра, с которой он и уехал.

-- Я наверное знаю, что у де Грижа не было сестры, - возразил граф.

В эту минуту вошли Гастон и Жирар.

-- Добро пожаловать, господа, - сказала им Юлия, - мы вас только и ждали.

-- Тем лучше, - возразил Жирар, - но в чем же дело?

-- А вот надо объяснить графу, каким образом Леон уехал с сестрою, когда таковой у него не было.

-- Что ж, это нетрудно, - сказал Гастон, - он просто увез женщину, имя которой не хотел открыть, а потому и назвал ее своей сестрой.

-- А знаете ли вы, кто эта женщина? - спросила Юлия.

-- Нет.

-- Так я вам скажу, кто она такая, - проговорила Ловели. - Вы знаете, - продолжала она, - мы часто виделись с Леоном; но с некоторого времени я заметила, что де Гриж является ко мне все реже и реже и остается весьма недолго; наконец, совсем почти перестал навещать меня. Умные люди не покидают друг друга, потому что любовь их оставляет после себя дружбу; к тому же кое-кто вскружил мне голову, да и в сердце Леона запало более серьезное чувство. Как бы то ни было, но мы скоро высказали друг другу наше взаимное положение. Леон открыл мне, что он должен обмануть меня завтра, я призналась, что обманула его вчера. После этого мы стали друзьями, в полном смысле слова, т. е. он говорил мне о своем счастье, разумеется, не называя лица; я тоже не скрывала от него своих успехов. С этой минуты мы обожали один другого, и, когда бывали вместе, нашей веселости не было пределов. Я знала, что женщина, любимая Леоном, принадлежала высшему кругу; но этого мне было недостаточно, я хотела знать, кто именно.

-- Так вы любите его еще?

-- Нет, я скучала.

-- Он очень богат, и только.

-- Следовательно...

-- Я хотела обмануть его для...

-- Того, который только хорош собою?

-- Вы правы.

-- И так хорош, что вы сожалели...

-- Нет, так что я желала... но не мешайте же мне рассказывать. Итак, мне хотелось знать, где бывает Леон. Я знала, что он посещает свою таинственную волшебницу от двух до трех часов, потому что по вечерам он бывал в театре, а ночи, как вам известно, проводил в клубе.

-- Ну, не все, - заметил, улыбаясь и поглядывая на Юлию, банкир.

-- Вы опять прерываете меня. Однажды, чтоб убить время до минуты свидания со своей возлюбленной, Леон зашел ко мне; он беспрестанно поглядывал на часы, едва дождался двух часов и отправился, это убедило меня в моем предположении. На другой день я велела моей горничной спросить кучера Леона, который не отказывал ей ни в чем, куда он отвез своего господина. Кучер сказал ей куда, - и она тотчас же передала мне это сведение.

-- Погодите еще, мы не так близки к развязке. На другой день, в шесть часов вечера, я приказала отвезти себя по этому адресу. Дом, к которому я приехала, стоял отдельно от других; я позвонила, вошла и спросила привратника, точно ли этот дом продается. Он отвечал мне отрицательно. Тогда я спросила имя владельца, уверяя, что, не желая беспокоить его во время обеда, я предпочитаю написать ему. Нечего и говорить, что привратник удовлетворил мое любопытство.

-- И это имя?..

-- Наутро, - продолжала Юлия, - я несколько раз проехала по этой улице в те часы, когда, по моим соображениям, Леон должен был появиться на ней. И действительно, около 3 часов его карета остановилась перед этим домом. Я думала, что Леон влюблен до безумия, но вы знали, что на него более всего имела влияние привычка... А уже с давних пор он приобрел ее во мне, и потому, как только прошел первый пыл страсти, он возымел желание обратиться к прежней жизни; к несчастью, на это я не согласилась. Я слишком любила его, чтобы могла решиться возобновить наши отношения. Мое сердце не так гостеприимно, и он, поняв это, не требовал от меня невозможного. Но то, в чем я отказала ему, дала другая. Она-то и сообщила мне все подробности, которые вы сейчас узнаете, а между тем, не зная его связи с нашей незнакомкой, она имела глупость влюбиться не на шутку в этого человека. Отправившись однажды к Леону, она нашла у него письма, адресованные ему этой дамой; узнала ее имя и то, что муж ее находится в отсутствии, взяла эти письма, запечатала их в пакет и отправила обманутому супругу. Теперь не хотите ли отгадать последствия?

-- Продолжай, продолжай, - заговорил Гастон, как будто он имел еще какое-то право над Юлией, - твой рассказ меня занимает.

-- Как это великодушно!

-- Моя подруга очень добрая женщина.

-- Это и видно.

-- Но здесь-то начинается необыкновенное. Вечером как-то я была одна дома, вдруг мне докладывают о приезде... угадайте кого?

-- Вы узнаете имя этой дамы только в конце повествования.

-- Да будет ли он когда-нибудь? - спросил Гастон.

-- Любезный Гастон, вы, кажется, лучше других должны знать, что есть конец всему; нотариус сказал вам это еще прежде меня.

-- Недурно сказано, сознаюсь в этом; продолжай, однако.

Леоном, но, воображая, что связь наша еще продолжается и что это я послала ей записку, она и приехала удостовериться, точно ли я решилась на такую подлость, в которой, к счастью, я положительно невинна. Мне не случалось видеть, чтобы когда-нибудь женщина страдала так, как страдала моя посетительница, которую можно было принять за ребенка по ее свежести и молодости. Я, разумеется, разуверила ее относительно себя, хотя и не открыла ей настоящую виновницу ее бедствий, и потом посоветовала ей бежать с Леоном.

-- Хорош совет, нечего сказать!

-- Что же оставалось ей делать?

-- Конечно, остаться.

-- А муж?

-- Другой, может быть, и точно простил бы ее, - возразила Юлия, - но этот, казалось, слишком любил ее, чтобы можно было рассчитывать на его снисхождение; а главное, был любим ею так, что она более всего боялась его упреков.

-- Зачем же она обманула своего мужа, если обожала его? - спросил Гастон.

-- Вы знаете, что слово "зачем" всегда применимо к женщине, зато "оттого" - не имеет в отношении них ни малейшего смысла.

-- Ну что же, наконец?

-- Хорошо! Но какое же отношение имеет это похождение Леона к отставке де Бриона? - спросил Жирар.

-- Как вы думаете?

Жирар поглядел на остальных слушателей, как будто искал у них подтверждения своему замечанию.

-- И то правда, - сказали остальные.

-- О чем?

-- Кто были действующие лица этой мелодрамы?

Общество смотрело друг на друга с удивлением.

-- Эта женщина... - сказал граф Камюль. - О, Боже мой!.. Г-жа де Брион!

-- Ну теперь понятно вам, отчего де Брион вышел в отставку и отчего он уехал?

-- И вы убеждены в истине этого происшествия, Юлия? - спросил барон.

-- Вполне; но только прошу вас, господа, сохранить в тайне все эти подробности ради самого Эмануила, которого вы все знаете и который заслуживает уважение.

-- Будьте уверены в нас, - возразил граф.

-- Кто бы мог это подумать! - сказал банкир.

-- Счастливец Леон! - проговорил Гастон.

-- Вы думаете? - спросила Юлия.

-- Кто же из нас отказался бы быть на его месте?

-- Он должен был уехать, чтоб избежать огласки, потому что рано или поздно, а история эта сделается известна всем.

-- Держу пари, что он отправится в погоню за женою и Леоном. И если в частной жизни он владеет тем же характером, с каким действовал на политическом поприще, то я жалею маркиза.

-- Что же? Мы услышим драматическую развязку, - прибавил Гастон, потирая руки.

-- Ужин подан, сударыня, - сказал слуга Юлии, отворив двери столовой.

-- Я не на шутку голоден, - проговорил граф, оглядывая себя с самодовольным видом.

Барон взял под руку Юлию - и все отправились в столовую. За ужином толковали об этом происшествии; назавтра оно было рассказано в клубе, из клуба рассказ пошел по гостиным, перешел в будуары, оттуда в прихожие, а оттуда в журнальные статейки. Так что не прошло и недели, как рассказ этот можно было встретить во всех почти ежедневных изданиях, которые хватаются с жадностью за всякое безнравственное приключение и, развивая подробности, бросают грязь на все, что должно быть благородно и священно.

Вследствие этого, Эмануил не успел еще переехать границы, как его позор, который он хотел скрыть ради своей дочери, был уже известен всему Парижу.

Вскоре после этого и Юлия отправилась со своим дипломатическим поручением.