| Автор: | Жаколио Л., год: 1893 |
| Категория: | Роман |
XXIV
Урок вежливости. - "Похоронная процессия". - Кусок хлеба и кружка воды. - Беседа с капитаном. - "Начинается!" - Следственный пристав в своей роли.
То, что казалось страшным бедняге-сыщику, наоборот - крайне смешило загадочных незнакомцев с дубинами, и вслед за хмыканьем третьего из них, названного Камчаткой, все они разразились оглушительным
Тогда Ланжале, молчавший до сих пор, решился дать приличный отпор наглецам:
- Идите домой, негодные пьяницы! - воскликнул он в негодовании. - Зачем вы мешаете мирной беседе порядочных людей, которые удалились сюда от городского шума и гама?
Услышав такую энергичную реплику своего собеседника, Гроляр окончательно струсил и жалобно сказал ему:
-- Ради Бога, Ланжале, не ссорьтесь с этими господами, которые так вежливы с нами!
-- Что? Вежливы, эти ночные шатуны, трущобные бродяги?! - воскликнул опять с тем же негодованием профессор бокса.
-- А-а, так вы оскорбляете нас! - заметил один из незнакомцев. - Хорошо же, если так! Мы вас научим настоящей вежливости, о которой, кажется, вы не имеете никакого понятия! Ну ребята, возьмемся-ка за дело!
С этими словами четверо пришельцев бросились на Ланжале а другие на Гроляра, которому мгновенно скрутили руки и ноги веревками и завязали глаза.
Несчастный полицейский потерял от страха сознание, и в таком виде четверо дюжих молодцов взвалили его на носилки устроенные из их дубин, и понесли... Куда? Об этом надо было спросить Ланжале, который, покатываясь со смеху, последовал под руку с Порником за "похоронной процессией", как он окрестил свою проделку с "полицейской мухой".
Дорогой Порник принялся напевать вполголоса нечто вроде "вечной памяти", а Пюжоль спросил:
-- Готова ли могила?
-- Как же, я уже позаботился об этом! - отвечал Мариус Данео. - Ровно шесть футов и шесть дюймов! Последние - для носа его высокородия, который имеет почтенные размеры.
-- А мы еще к тому же надставили его! - сострил Ланжале. - Ха-ха-ха!..
Вернувшись на судно, наши знакомцы внесли Гроляра в небольшую каюту и, видя, что он без чувств, освободили его от веревок и повязки, обыскали карманы и положили на матрац, который составлял единственную мебель каюты. Затем, оставив в углу кусок хлеба и кружку воды, как это делалось в старину в подобных случаях, они ушли, заперев дверь на замок.
-- К чему трусам оружие?! - произнес Ланжале, показывая револьвер и стилет, найденные им в карманах Гроляра.
-- Ба-а, чтобы было что класть в карманы! - ответил смеясь Порник.
После этого оба молодца отправились в адмиральскую каюту с донесением, что предприятие их удалось как нельзя лучше и что никто не попался им навстречу и ничего не видел.
-- Отлично! - одобрил командир "Иена". - Вы будете награждены должным образом за ваше усердие!
На следующее утро начальник американского экипажа, служившего на борту "Иена", явился к Бартесу уведомить его, что американцы, срок службы которых подходил к концу, освобождают Бартеса от обязательства доставить их в Орегон, предпочитая отправиться на родину сушей - по железной дороге. Заявив об этом, он как бы мимоходом прибавил:
-- Мы знаем кое-что о неприятностях, которые готовят вам некоторые люди. Но будьте уверены, что от нас они ничего не разведают: ни о том, кто вы, ни о вашем бегстве из Новой Каледонии; мы честные люди и дали себе клятву молчать, и вы смело можете надеяться, что мы сдержим свое слово...
Тронутый таким вниманием к себе, Бартес немедленно выдал жалованье всему экипажу за три месяца вперед, причем офицерам двойное, а их капитану - за целый год, хотя ничего подобного не обязан был делать по договору с их компанией.
донеси хоть один из них о том, что он знает, - Бартес и все бежавшие с ним из места ссылки, согласно договору между Францией и Америкой, были бы немедленно арестованы как беглые преступники и отправлены куда следует.
Молодой командир "Иена", спеша в Сан-Франциско единственно из желания помочь своему больному другу Фо, никогда, разумеется, и не думал ни о чем подобном, совершенно полагаясь на скромность своих моряков-американцев. Теперь эта скромность подтвердилась блестящим образом, так что распорядители Орегонской компании сказали сущую правду, уверив, при найме моряков, Ли Юнга и Ли Ванга, что они дают им самых отборных людей.
Когда американский капитан готов был уже уйти из каюты Бартеса, последний остановил его, сказав:
-- Мне предстоит теперь пополнить мой экипаж, и я прошу вас сообщить вашим людям, что те из них, кто согласится вернуться на "Иен", будут весьма охотно приняты мной. Я повысил бы их в чинах и положил им двойное жалованье.
-- Видите ли, сэр, - отвечал Уолтер Дигби, - у нас в Америке не в обычае наниматься более чем на один рейс в течение года. Но мы люди свободные, а ваши условия так заманчивы, что, я готов держать пари, таким путем вы вернете себе три четверти экипажа.
-- Тем лучше! - воскликнул, радуясь, Бартес. - У меня для всех будет место!
-- И для меня тоже?
-- Для вас в особенности, добрейший мой капитан!
-- А на каких условиях, смею спросить?
-- Тройное жалованье и звание капитана этого броненосца и моего заместителя. Кроме того, имейте в виду еще следующее: представители могущественного общества, в руках которого все Китайское морское дело, Ли Юнг и Ли Ванг заказали, как вы знаете, вашей Орегонской компании построить еще такое же суднo, как "Иен", но немного больше его, до восьмидесяти метров в длину; оно будет готово в следующем году. Хотите наблюдать за его постройкой и потом привести его к нам в Китай, с экипажем, составленным по вашему выбору?. Этот новый броненосец будет называться "Фо", в честь моего покойного старого друга, и мы намерены предложить его в подарок императору, причем я ручаюсь, что вы станете во главе этого судна, с званием контр-адмирала китайского флота.
-- Ваши предложения превосходят все мои ожидания, и я с благодарностью принимаю их! - воскликнул Уолтер Дигби.
-- Весьма рад! Зайдите ко мне сегодня вечером - я вам подготовлю инструкции по этому делу и необходимые деньги.
-- Постараюсь быть аккуратным! Теперь позвольте дать вам, со своей стороны, один добрый совет, сэр: не оставайтесь здесь долго" Я слышал, что болтают о некоем Васптонге, следственном приставе, а ведь это известная птица здесь: кто его не знает в Сан-Франциско, хотя репутации его нельзя позавидовать! Я не знаю, что собственно затевается против вас, но только он хвалился, этот крючок, что выпустит вас отсюда только после того, как "Иен" будет продан с молотка.
-- Спасибо вам за предостережение, - сказал командир "Иена", - но все дело, в сущности, сводится к одному носу, который имел неосторожность попасть под кулак Порника, придавшего ему такую форму, которая неудобна в повседневной жизни...
-- Я слышал еще об аресте, который собираются наложить на "Иен", - для задержания вас здесь вследствие денежной претензии, предъявляемой вам; исполнителями этого ареста будут разные господа, называемые судьями, приставами и адвокатами, не считая их клерков; все они будут выуживать у вас сотни и тысячи долларов и успокоятся только тогда, когда все карманы ваши окажутся чистыми". Вообще у нас в Америке суд в этом случае беспощаден, и чем дальше от него, тем, право, лучше! Если у вас во Франции, по словам вашего бессмертного баснописца, судьи, съев устрицу, оставляют все-таки ее владельцу раковину, то наши, американские, не оставляют ему и этого в утешение!
-- Итак, вы мне советуете?
-- Заплатить все, что с вас потребуют эти люди, чтобы не иметь никакого дела с судом.
В эту минуту пришли доложить, что некто мистер Васптонг требует свидания с командиром "Иена".
-- Начинается! - воскликнул Уолтер Дигби. Следственный пристав вошел к Бартесу в сопровождений своего юного клерка, который уже известен нам, и четырех других субъектов с такими физиономиями, которые, как говорят во Франции, так и просятся на "оскорбление действием", чтобы сорвать потом с вас приличный куш в свою пользу.
Юный клерк успел уже опохмелиться после вчерашнего, что же касается его достойного патрона, то он был всегда в норме, так как никакая порция выпитого им любого напитка не могла никогда одолеть его.
-- Господин командир "Иена"? - спросил мистер Васптонг, выступая вперед с такой грацией, словно он собирался танцевать.
-- Я, сударь, - ответил просто Бартес, вставая с места. - Что вам угодно?
-- Нельзя сказать, чтобы вы были слишком любезны, сэр, - отвечал мистер Васптонг, - но таковы уж все моряки; зато я, сэр, я совсем...
-- Оставьте, сударь, все ваши банальности, - перебил его командир "Иена", - и приступим прямо к делу. Я готов заплатить сумму, требуемую вашим клиентом, равно как и возместить все издержки, но при условии, что я больше никогда не услышу о вас.
-- Очень, очень рад! - воскликнул жрец Фемиды. - Вы делаете мне честь вашей обязательностью! Но есть еще нечто, для чего я опять должен просить вашего внимания- - Еще нечто? Новая кляуза?
"Иен" в обеспечение иска в двести тысяч долларов, которые прежний командир вашего судна, ныне умерший господин Фо, должен моему клиенту, маркизу де Сен-Фюрси.