Губительница душ.
XI. Ангел или демон?

XI. Ангел или демон?

Поручение, возложенное на Эмму, не подвигалось ни на шаг!

Бездействие надоело ей, она скучала. Однажды вечером сидела она в гостиной у камина и мечтала, как вдруг кто-то позвонил у подъезда.

-- Молодой человек просит позволения переговорить с вами, барышня, -- доложила ей Елена.

-- Кто он такой?

-- Не знаю, но это один из наших, его прислал к вам апостол.

-- Попроси его войти.

Мужчина высокого роста остановился на пороге и устремил на Эмму долгий, проницательный взгляд, в немом восторге любуясь ее красотою. Девушка указала ему кресло по другую сторону камина, но он не сел, а вежливо поклонившись, подал ей письмо.

"Посылаю к тебе Карова, -- писал апостол, -- он оказал нашему обществу значительные услуги и вполне оправдывает мое доверие. Ты можешь распоряжаться им по своему усмотрению".

светилось что-то демоническое, не произвели на нашу героиню особого впечатления. Другая на ее месте, наверно, затрепетала бы, чувствуя на себе этот пронизывающий взгляд, а она только подумала: "Наконец-то я дождалась подходящего сообщника!".

-- Вы живете в Киеве? -- спросила она.

-- Да, сударыня, и вполне отдаю себя в ваше распоряжение.

-- Благодарю вас... Вы?..

-- Я укротитель диких зверей, в зверинце у Грокова.

 Каких же зверей вы укрощаете?

-- Я сумею справиться с самым лютым из них! -- самоуверенно усмехнулся молодой человек. -- Здесь у меня лев, две львицы, тигр, леопард, две пантеры и медведь.

-- Можно ли мне будет посмотреть на этих зверей?

-- Разумеется, когда вам угодно.

-- Я желала бы побывать в зверинце, когда там не будет посторонней публики.

 В таком случае, лучше всего вечером, после представления.

-- Я извещу вас заранее, когда соберусь приехать.

Каров молча поклонился и вышел.

Между тем Сесавин уже познакомился с Эммой и зашел к ней именно в тот вечер, когда она запланировала ехать в зверинец.

-- Извините, я отлучусь на несколько минут, -- сказала она своему гостю, -- мне нужно написать записку к укротителю зверей, Карову... он ждет меня... мне хотелось взглянуть на его питомцев.

 Я вовсе не лишаю вас этого удовольствия и буду очень рад, если вы возьмете меня с собой, -- сказал вежливый кавалер.

-- С удовольствием, но прежде мы напьемся чаю.

Борис подал самовар. Елена стала разливать чай: в черном шелковом платье, бархатной кофточке и кружевном чепчике она выглядела очень приличной старушкой.

Рассказывая молодой хозяйке городские новости, Сесавин выразил сожаление, что она не посещает киевского общества.

-- Ваш большой свет не интересует меня, -- сказала она. -- Я придерживаюсь о нем другого мнения, чем девушки моего возраста.

 Я уже слышал об этом от Ядевского, он называет вас философкой.

Эмма улыбнулась.

-- Он ошибается, я, в простоте сердца, стараюсь исполнять заповеди Божии и избегать греха.

-- Какие мрачные воззрения в ваши годы! Вы созданы для того, чтобы наслаждаться жизнью и делать счастливыми других!

-- Мы по-разному смотрим на жизнь... Меня, например, ничто в ней не радует.

 Именно потому вы и должны почаще выезжать в свет и развлекаться.

-- Я ничего против этого не имею, но мне не с кем выезжать; тетушка моя слаба здоровьем и ведет уединенный образ жизни.

-- Позвольте мне намекнуть об этом мадемуазель Огинской, и она с радостью предложит вам свои услуги.

-- Знакомство с ней я сочту за особенную честь.

-- Мы постараемся, чтобы вы не соскучились у нас в Киеве. Вы познакомитесь с графом Солтыком. Это чрезвычайно интересный субъект, хотя и очень опасный... для женских сердец.

 Мне о нем уже говорили.

-- Много дурного?

-- И дурного, и хорошего.

-- Я заранее уверен, что вы с ним поладите. Он также горд, как и вы, и с таким же презрением относится к жизни.

-- Разве я горда?

 Еще бы!

-- О, вы и не подозреваете, до какой степени я смиряюсь!

-- Перед Богом?

-- И перед людьми, если они этого заслуживают.

-- Вы полагаете, что без жертв самоотречения и богоугодных дел нет счастья на земле?

 Мы должны всеми силами стараться заслужить отпущение наших грехов и жизнь вечную, за пределами гроба, а во всем остальном положиться на волю Божию.

-- Да вы фаталистка, как я вижу!

-- Нет, но я твердо убеждена, что над нами есть промысел Божий, который управляет всеми нашими мыслями и поступками.

-- Следовательно, и кровь проливается на земле по воле Божией?

-- Да.

 И вы в этом серьезно убеждены?

-- Я докажу вам это на деле сегодня же вечером. Я войду в клетку ко льву, и он меня не растерзает, если это не суждено Богом.

-- Извините меня, но такую отвагу можно назвать безумием.

Эмма встала из-за стола, заметив, что пора идти, и, надев шубу, вышла вместе с Сесавиным из дома. Представление уже окончилось. Одетый в красное негр отвел их в зверинец. Каров вышел им навстречу и предложил свои услуги в качестве чичероне.

-- Гордые животные, -- заметила девушка, останавливаясь у львиной клетки, -- чем вы укрощаете этих зверей, господин Каров?

 Взглядом и голосом, -- отвечал тот. -- Если вам угодно, я могу продемонстрировать это в вашем присутствии.

-- Нет, благодарю вас... Мне бы хотелось самой войти в клетку.

-- Помилуйте! Вы не умеете с ними обращаться! Да они вас растерзают!

-- Я хочу только попробовать.

-- Вы шутите? -- спросил Сесавин.

 Нет, я говорю серьезно. Если Господу не угодно, чтобы я умерла сегодня, -- лев меня не тронет. Меня так и тянет в эту клетку; я и сама не знаю, что со мной происходит. Если я останусь жива каким-нибудь чудом, это будет значить, что существование мое на земле не бесцельно; если же мне суждено умереть в когтях хищных зверей, то я и на это готова... Позвольте же мне войти в клетку.

-- Я не смею этого делать, -- отвечал Каров.

-- Не смеете? -- повторила Эмма. -- Ну, так я вам приказываю отворить мне клетку! Понимаете?!

-- Я готов повиноваться, но вы войдете туда вместе со мной.

-- Нет, я войду одна.

 Ради Бога, не продолжайте этой шутки, не терзайте меня! -- взмолился Сесавин.

-- Я войду в эту клетку одна, -- повторила Эмма и прибавила, обращаясь к Карову: - Подайте мне ваш хлыст и отоприте дверь.

-- Не смейте этого делать! -- воскликнул Сесавин, Но слова его не произвели на Карова никакого впечатления. Им овладело какое-то нравственное оцепенение, под влиянием которого он беспрекословно исполнил приказание Эммы: подал ей хлыст и отворил дверь львиной клетки; но, стоя за ее спиной, он вынул из кармана револьвер и держал его наготове, не спуская глаз с хищника.

Сесавин, бледный, как полотно, стоял перед клеткой, любуясь неустрашимой красавицей, которая так хладнокровно подвергала свою жизнь опасности.

-- Вставай! -- воскликнула она, толкнув льва ногой в бок. -- Растерзай меня, если осмелишься! -- и удары хлыста так и посыпались на хищника и его сожительниц.

А она, отбросив в сторону хлыст и сложив руки на груди, стояла перед разъяренным зверем, словно христианская мученица посреди арены.

-- Да будет воля Божия, -- проговорила она твердым голосом.

Лев встал на ноги, поднял голову, пристально посмотрел на Эмму и затем преспокойно растянулся у ее ног.

В эту минуту Каров с быстротой молнии подхватил девушку на руки и захлопнул дверь клетки.

-- Редкая, невероятная отвага, -- проговорил он, едва переведя дух.

-- Не суждено мне было умереть сегодня, -- обратилась она к Карову, -- очень вам благодарна за то, что вы исполнили мою просьбу, и прошу вас на меня не сердиться.

-- Я пережил ужасные минуты и никогда их не забуду, -- отвечал Каров.

-- Верите ли вы теперь в предопределение судьбы? -- спросила Эмма, беря Сесавина под руку.

-- Если вам хотелось сделать из меня прозелита, вы в этом вполне преуспели, -- ответил влюбленный поклонник.