| Автор: | Захер-Мазох Л., год: 1870 |
| Категория: | Роман |
XXX. В лабиринте любви
Следующий бал давал отец Генриетты Монкони. Приглашенные должны были ехать в санях до имения его, села Ромшино, лежавшего верстах в тридцати от Киева.
Часов около двенадцати целая вереница саней остановилась перед домом Монкони. Гостям был предложен роскошный завтрак, состоящий преимущественно из польских национальных блюд. В числе приглашенных был и Казимир Ядевский. Поднимаясь по ступенькам лестницы, он вдруг почувствовал, что маленькая женская ручка опустилась ему на плечо. Оглянувшись, он увидел даму с напудренными волосами, в щегольской бархатной шубке. Она приветливо улыбалась ему, но он не сразу узнал в ней юную подругу своего детства.
-- Что это значит? Ты не узнаешь меня? -- спросила Эмма.
-- Неудивительно, -- отвечал Казимир, -- ты так изменилась... Про тебя рассказывают просто чудеса!
-- Что именно?
-- Ты сделалась светской девушкой, кокеткой, граф Солтык от тебя без ума...
-- Тут нет ничего необыкновенного.
-- Не разлюбила ли ты меня, Эмма? Скажи, за что ты меня так терзаешь?
-- Глупенький! -- с неподражаемой иронией проговорила красавица. -- Пойми, я умышленно преследую Солтыка, а о любви между ним и мной нет и речи.
-- Докажи мне это, позволь сегодня быть твоим кавалером.
-- С удовольствием, только это зависит не от меня, а от патера Глинского.
Войдя в залу, Ядевский отозвал в сторону иезуита и заявил ему о своем желании ехать в санях вместе с Эммой Малютиной.
-- Как распорядится судьба, -- с лукавой усмешкой отвечал патер Глинский.
-- Моя судьба в ваших руках.
Иезуит снова улыбнулся и тихонько пожал Казимиру руку. Принесли две вазы с билетиками. Анюта и Эмма вынимали билетики и подавали патеру Глинскому. Тот громко произносил имена дам и кавалеров, а затем бросал билетики в третью вазу. Вышло так, что Солтык поехал с Анютой, а Ядевский - с Эммой. Впереди ехал герольд в польском костюме с гербом Монкони, за ним - полдюжины трубачей, два барабанщика, человек двадцать казаков, сани с музыкантами в турецких костюмах, еще одни - с людьми, переодетыми в монахов, медведей, гигантских петухов и тому подобное. Затем санки с дамами и кавалерами и, в заключение поезда, -- целая толпа молодых людей в польских костюмах верхом на лошадях.
За городом лошади помчались во весь дух и часа через гости благополучно добрались до Ромшино, где их встретили крестьяне в праздничных платьях. На крыльце господского дома стоял маршал с жезлом, окруженный слугами в древнепольских ливреях, и тотчас по приезде гостей за усадьбой раздались пушечные выстрелы.
Дамы и кавалеры попарно вошли в столовую, где стол буквально ломился под тяжестью старинной серебряной посуды и множества ваз с цветами и фруктами. Пока гости обедали, на дворе поднялась страшная вьюга, Ветер бушевал с такой силой, что двери и рамы дрожали. Присутствующие обменивалась испуганными взглядами - в этой местности бывали случаи, когда снегом заваливало целые деревни и сообщение с городом прекращалось на несколько дней. Старик Монкони поспешил успокоить взволнованное общество.
-- Это неожиданное приключение заставит вас погостить у меня несколько дней! -- воскликнул он, обращаясь к гостям. -- Я этому очень рад! С голоду мы не умрем, музыка у нас есть, только господам кавалерам придется спать на соломе в зале, но эта беда еще невелика!
старики сели играть в карты, а молодежь по инициативе патера Глинского затеяла постановку живых картин. В одной из комнат устроили небольшую сцену и рядами поставили стулья для зрителей.
и поднятым мечом в руке.
-- Поняли ли вы этот намек? -- обратилась Эмма к графу, когда занавес опустился. -- Вас предостерегают. Берегите свою голову.
-- Напрасное предостережение!
-- Боже, каким трагическим тоном вы это произнесли!
Право, я не знаю, что со мной происходит! -- воскликнул Солтык. -- Я чувствую себя точно в плену на галере у турецкого корсара. Вы для меня загадка, а между тем меня влечет к вам какая-то сверхъестественная сила.
-- Что значат эти косвенные упреки?
-- Мне иногда мерещится, что между вами и мной существует тайный союз, что мы составляем исключение из общей массы людей, а между тем я видел сегодня, как вы приветливо улыбались и пожимали руки какому-то поручику.
-- А! Вы ревнуете! Это меня забавляет!
Раздался звонок. Вторая картина представляла времена года: Анюта - весну, Катенька - лето, Генриетта - осень и Ливия - зиму.
-- Оставьте меня в покое.
-- Помилуйте! Разве вы не замечаете, что ваши причуды не нравятся обществу?
-- Вы устроите опять какую-нибудь глупую аллегорию!
-- Очень рад, что вы поняли мое предостережение. Вам нужен ангел-хранитель... им буду я. Эта таинственная девушка погубит вас, я это предчувствую!
Погубит?! -- с неподражаемо задорной усмешкой повторил граф. -- Приятно умереть в когтях такой красивой пантеры!
В третьей картине Ливия изображала героиню одной из поэм Мицкевича, а граф - ее возлюбленного. В четвертой - участвовали Катенька с Беляровым: она была вожаком, а он отлично исполнил роль медведя. Публика ликовала. Вслед за тем музыканты начали настраивать свои инструменты и вскоре в танцевальной зале, раздались громкие звуки полонеза. В первой паре шел хозяин дома с мадам Огинской, за ними Анюта с графом Солтыком... и пестрая вереница гостей попарно потянулась через длинную анфиладу комнат в танцевальную залу.
Как только окончился полонез, граф подошел к Эмме Малютиной, которая сидела в углу за колонной.
-- Как вы любите уединение, -- улыбнулся он.
-- Я ждала вас, -- отвечала девушка.
Эмма, скажите мне, кто вы: ангел, демон, тигрица или кокетка?
-- Быть может, все вместе.
Чего вы от меня добиваетесь?
-- Вы еще не догадались? Так слушайте же: я никогда не полюблю вас, но желаю, чтобы вы меня любили.
-- Я уже люблю вас... Что же дальше?
Дальше?.. Со временем вы это узнаете...
Бал длился до самого утра. Дамам были отведены комнаты для отдыха, а мужчины расположились в столовой на соломе. Между тем, метель утихла, солнце озарило необозримую белоснежную равнину, и сотни крестьян усердно принялись работать лопатами, расчищая дорогу для проезда господ.