Губительница душ.
XXXI. Чистилище

XXXI. Чистилище

Усталые гости проснулись на следующий день только к полудню, весело позавтракали и тем же порядком, как накануне, поехали обратно в Киев. Эмма Малютина под предлогом головной боли не вышла к завтраку и осталась в Ромшино вместе с Генриеттой. Об этом они договорились накануне.

-- Поверили? -- спросила красавица, когда ее подруга, проводив гостей, вошла в спальню.

-- Еще бы! -- ответила молодая хозяйка, -- Солтык побледнел как смерть и спрашивал, не опасно ли ты захворала.

-- Пора мне вставать... Подойди, моя раба, и служи мне.

-- Не угодно ли тебе позавтракать?

-- Да, но только поскорее... А ты должна поститься... Понимаешь?

Генриетта принесла на подносе кофе и держала его, стоя на коленях перед своей повелительницей.

-- Теперь приготовь мне ванну.

Девушка выбежала из комнаты и четверть часа спустя пришла доложить, что ванна уже готова.

-- Надень на меня туфли и подай шубу.

Невольница повела свою султаншу в ванну, и прислуживала ей с примерным старанием. Стоя на коленях, она вытерла ей ноги и затем проводила ее обратно в спальню.

-- Причеши мне волосы, -- приказала ей Эмма.

Руки бедной девушки дрожали, так что она никак не могла справиться с затейливой прической. Суровый взгляд и полновесная пощечина были единственной наградой за все ее старания. Генриетта не выдержала, и крупные слезы покатились по ее покрасневшим щекам. Последовал еще один удар, гораздо сильнее первого.

-- Я заслужила это наказание, -- простонала Генриетта, бросаясь к ногам своей строгой госпожи и осыпая их поцелуями.

-- Ты не хочешь ни служить, ни повиноваться мне.

-- Хочу, хочу! -- стонала несчастная, ломая руки.

-- Ты слишком горда! Тебя надо смирить, растоптать... и я это сделаю!.. Накрывай на стол и подавай мне завтрак.

И это приказание было немедленно исполнено. После завтрака девушки уехали в Мешково. Солнце уже село, когда они остановились у ворот старинного помещичьего дома. На дворе не было ни души.

-- Эй! Есть тут кто? -- окликнул кучер.

Из дома выползла старая баба и, ворча, отворила ворота. Генриетта приказала своему кучеру ехать в Киев, а сама вошла вслед за Эммой в маленькую комнатку с голыми стенами и закрытыми ставнями; девушка невольно вздрогнула, заметив в полу подъемную дверь.

 Чего ты испугалась? -- спросила Эмма. -- Если боишься, можешь уйти, пока еще есть время. Я не принуждаю тебя вступать в наше общество.

-- Нет, я готова следовать за тобой, куда ты прикажешь.

-- Сними свое платье и надень вот это, -- приказала Малютина, указывая на балахон из грубого серого холста. -- Ступай вперед, -- прибавила она, подняв тяжелую дверь.

кандалы на руки и ноги Генриетты и привязала ее веревкой к кольцу.

-- Молись и кайся, -- произнесла она тоном неумолимого палача и, выйдя из подземелья, с шумом захлопнула подъемную дверь.

Эмма позвонила, и несколько минут спустя в комнату вошел апостол.

-- Ты привезла послушницу? -- спросил он.

-- Да, она молится в подземелье. Она тщеславна и самолюбива... ее надо смирять.

 Ты можешь это сделать, она в твоих руках. Не щади ее. Людей надо дрессировать как собак для их же блага, потому что в сердце каждого из них гнездится сатана. Твоя задача изгнать его из этой девушки. Топчи ее ногами без всякого сострадания, и вскоре с помощью Божьей она из ядовитой змеи превратится в кроткого ангела. Господь укрепит тебя, дочь моя, и поможет совершить угодное ему дело.

Прошло несколько часов. Генриетта усердно молилась, обливаясь слезами. Наконец Эмма снова спустилась в подземелье и, сняв цепи со своей жертвы, привела ее в комнату и спросила:

-- Приготовилась ли ты ко второй степени испытания?

-- Я готова на все, -- отвечала добровольная страдалица, опускаясь на колени. Но когда Эмма сорвала с нее балахон и взяла в руки плеть, дрожь пробежала по ее телу и в глазах блеснули слезы.

-- Трусиха, -- презрительно сказала сектантка, -- я покажу тебе пример смирения! Возьми эту плеть и бей меня, -- приказала она, поспешно обнажая плечи и становясь на колени, -- бей же! Чего ты ждешь? Опять струсила? Я такая же грешница, как ты.

-- Не могу!.. Не могу!.. Дай мне другую жертву, а тебя я бить не смею... Рука моя не поднимается!..

-- Глупое, негодное создание! Бездушная кукла, не умеющая карать ни себя, ни других!.. Подожди, вот я свяжу тебе руки за спиной.

-- Изволь, -- отвечала жертва.

В одно мгновение руки ее были связаны, и удары плети градом посыпались на ее обнаженную спину.

 Молись... Кайся... Читай вслух покаянный псалом... -- приговаривала Эмма, не обращая внимания на стоны несчастной послушницы; плеть так и свистела в ее руке.

-- Пощади!.. Сжалься!.. Ради Бога!.. -- вопила юная жертва, извиваясь в пыли на полу и задыхаясь от боли.

Жестокая неумолимая сектантка в исступлении топтала ее ногами, воображая, в пагубном ослеплении, что поступок ее угоден Богу.

-- Неблагодарная, я оказываю тебе благодеяние! -- беспрестанно повторяла она. -- Я помогаю тебе искупить твои грехи! Я призываю на тебя милосердие Творца небесного, а ты, недостойная, молись о пощаде!..

 Встань, -- сказала ей Эмма, -- поцелуй бившую тебя руку и топтавшие тебя ноги.

Генриетта повиновалась беспрекословно.

-- Оденься, -- и та прикрыла свои израненные плечи.

-- Третья степень испытания докажет нам, способна ли ты распять свое сердце, побороть в себе чувство сострадания и с непоколебимой верой исполнять заповеди Божии... Надень шубу и иди за мной.

Девушки снова сошли в подземелье и, пройдя несколько шагов по узкому темному коридору, очутились в просторной комнате со сводчатым потолком, освещенной тусклым мерцанием красного фонаря. Там в углу на соломе лежал прикованный цепью к стене пожилой мужчина с всклокоченными волосами и бородой. Рядом с ним в кресле сидел апостол, а немного поодаль стояли два крестьянина.

 Вот она, -- сказала Эмма. Генриетта подошла к апостолу и встала перед ним на колени.

-- Вооружилась ли ты мужеством, дитя мое? -- спросил он, пристально глядя на новую послушницу.

-- Да, -- прошептала девушка.

Апостол приказал ей встать и обратился к пленнику:

-- Спрашиваю тебя в последний раз: хочешь ли ты каяться в грехах своих?

 Нет, нет! -- неистово закричал несчастный, потрясая цепями. -- Вы обманом затащили меня сюда, подлецы, разбойники!.. Убейте меня, но не требуйте, чтобы я перед вами смирился!

-- Не перед нами, а перед Господом.

-- Ваш бог - сатана!.. Какие вы последователи Христа! Он проповедовал мир и любовь на земле, а вы палачи, мучители!..

-- Ты одержим бесом, -- сказал апостол, вставая с места. -- Спасите его душу, -- прибавил он, обращаясь к девушкам.

В один миг оба крестьянина бросилась к пленнику, сняли с него цепи и крепко привязали к ввинченным в стену кольцам. В углу стояла жаровня, в которой лежали раскаленные железные прутья.

 Этими прутьями мы будем изгонять из него беса, -- сказала Эмма своей подруге.

В голубых глазах Генриетты вспыхнул дикий кровожадный огонь.

-- Не щади его! Смело вонзай раскаленное железо в его грудь! Помни, что это богоугодное дело. Ты спасаешь от вечной муки душу закоренелого грешника.

Генриетта схватила один из прутьев и решительно подошла к беззащитной жертве.

-- Покайся! -- строгим тоном проговорил апостол.

 Ни за что!

-- Хорошо, дочь моя, хорошо! -- ободрял апостол неопытную послушницу, а та, в порыве дикой ярости продолжала беспощадно терзать нераскаявшегося грешника.

Наконец несчастный изнемог, почти без чувств повалился на землю и умирающим голосом начал молять о пощаде, обещая исполнить все, что от него потребуют.

-- Довольно, -- сказал апостол, благословил девушек и обоих крестьян и приказал им выйти из комнаты.