Губительница душ.
XXXII. Завеса поднимается

XXXII. Завеса поднимается

Было уже далеко за полдень, когда патер Глинский вошел в кабинет своего бывшего воспитанника. Граф только что встал с постели и, закутавшись в роскошный халат, подбитый собольим мехом, читал записку. Судя по почерку, она была прислана женщиной, а изящество бумаги доказывало, что женщина эта принадлежит к аристократическому обществу.

-- Новая любовная интрига? -- пошутил иезуит.

-- Вы ошибаетесь, -- возразил Солтык, -- это холодная, как февральское утро, записка от Эммы Малютиной. Она пишет мне, что здоровье ее поправилось.

 Вы посылали узнать о ее здоровье?

-- Да, посылал.

-- Тем лучше!

-- И это говорите вы, святой отец?.. Удивляюсь!..

-- Тут нет ничего удивительного. Она не должна подозревать, что мы следим за ней и вскоре развеем тот мрак, которым окутаны ее таинственные похождения.

 Что значат ваши слова?

-- Я убедился в том, что Эмма действует по хорошо обдуманному плану. Она преследует какую-то свою цели. Остерегитесь, граф. У нее на уме не любовная интрига.

-- Это для меня не новость.

-- Знакомство с этой девушкой опасно для вас.

-- Все те же нелепые фантазии! -- засмеялся Солтык.

 Напрасно вы думаете, что это игра моего воображения. Прежде я только подозревал кое-что, теперь же я удостоверился...

-- Это чрезвычайно интересно! Расскажите мне все, что вы узнали.

-- Эмма Малютина не кокетка и вовсе не намерена сделаться вашей женой. Теперь для меня очевидно, что она исполняет какое-то тайное поручение, -- политического или какого-нибудь иного свойства, мне пока неизвестно. Она имеет тайные свидания с подозрительными личностями - по всей вероятности, подчиненными ей - и сама часто отлучается из Киева, чтобы докладывать о ходе возложенного на нее дела. Деятельность полиции нашего ордена всем известна, от нее ничто не укроется! Лично Эмма Малютина не заинтересована в этом деле, но она член тайного общества, и будучи красавицей, в полном смысле этого слова, без особенного труда завлекает в свои сети не только мужчин, но и женщин. Между прочими ее жертвами я могу назвать вам поручика Ядевского и Генриетту Монкони. Эта последняя сделалась ее рабой и слепо повинуется ее приказаниям.

-- Великолепная, но абсолютно фантастическая картина!

-- Поверьте в истинность моих слов, граф. Впрочем, если вам угодно, я могу доказать вам это и наглядно. Дело в том, что кроме знакомой вам Эммы Малютиной, светской девушки, есть в Киеве ее двойник, нечто вроде ночного демона...

 Подождите, -- прервал его Солтык, вспоминая свою первую встречу с Эммой, -- здесь вы, быть может, и не ошибаетесь. Впервые я столкнулся с Эммой при более чем странных обстоятельствах.

-- Расскажите же мне...

-- Нет, милый мой! Сперва докажите мне основательность ваших убеждений.

-- Извольте! Хоть сегодня, если у вас найдется свободный часок.

-- Ночью?

 Да, ночью. Но я не могу пока назначить вам часа.

-- Я останусь дома и буду ждать вас...

Патер Глинский утвердительно кивнул головою и вышел из кабинета.

Часов около одиннадцати вечера граф Солтык вышел из дома вместе со своим бывшим наставником. Оба были одеты в овчинные полушубки, барашковые шапки и тяжелые сапоги. Кто бы мог узнать в этом наряде богатого барина, любимца женщин, и хитроумного члена ордена иезуитов? Патер повел графа по темным переулкам. Они вошли в грязный кабачок против дома купца Сергича и сели на деревянную скамейку среди полупьяных кучеров и работников. Несколько минут спустя туда же вошел еврей и шепнул что-то на ухо патеру Глинскому.

-- Пойдемте, -- сказал иезуит своему спутнику. Они вышли на улицу и притаились в тени.

Лицо ее было закрыто густой вуалью. Несмотря на эти предосторожности граф тотчас же узнал Эмму Малютину по одной ей свойственной грациозной величественной походке и своеобразной привычке надменно вскидывать голову.

-- Это она, -- шепнул Солтык. -- Тем не менее, я желаю в этом удостовериться... Подойдем поближе.

Не прошло и минуты, как из дома Сергича вышла Эмма в мужском костюме. Увидя у ворот двух крестьян, она на секунду остановилась и затем быстро пошла вдоль по улице.

-- Что значит этот маскарад? -- проворчал граф. -- Уж не любовная ли интрига?

 О, нет! -- возразил иезуит. -- Она на это не способна... Тут кроется что-нибудь другое.

-- Я пойду за ней.

-- Не делайте этого! Вы все испортите! Все труды мои пропадут даром.

-- Я буду осторожен, но мне надо непременно убедиться.

Несмотря на значительное расстояние, граф вскоре догнал Эмму. Поравнявшись с ней, он притворился пьяным и, шатаясь из стороны в сторону, затянул заунывную малороссийскую песню. Девушка вошла в Красный кабачок, и он за ней туда же, сел на скамейку, ударил кулаком по столу и потребовал полуштоф водки.

Появление красивого атлета произвело на Солтыка очень неприятное впечатление. В сердце его шевельнулось чувство ревности, но он овладел собой и, опорожнив стакан водки, опустил голову на стол и притворился спящим.

-- За вами следят, -- начал Каров, садясь возле Эммы, -- я пришел предостеречь вас.

-- Кто же?! Уж не полиция ли?

-- Нет, еврей, известный агент ордена иезуитов, беспрестанно снует вокруг дома Сергича.

 Его подослал патер Глинский.

-- Вероятно... Я советую вам не приходить больше в Красный кабачок и не принимать у себя Рахиль.

-- Пожалуй, вы правы. Очень вам благодарна.

Не успела Эмма сделать нескольких шагов по направлению к дому Сергича, как ее догнал мнимый крестьянин и положил руку ей на плечо.

-- Эмма, -- послышался знакомый ей голос.

-- Это вы, граф? -- проговорила она, мгновенно овладев собой. -- Скажите, с какой целью вы меня преследуете?

-- К чему эти вопросы, вы ведь знаете, как я вас люблю?

-- Следовательно, причиной является чувство ревности? -- и красавица захохотала.

-- Кто этот молодой человек, которому вы назначали свидание в Красном кабачке? Я слышал, что вы влюблены в Ядевского, но я вижу, что у вас масса обожателей!.. Назовите мне имя этого красивого незнакомца. Я вызову его на дуэль... Один из нас двоих должен умереть.

 Даю вам честное слово, что я совершенно равнодушно отношусь к этому молодому человеку - он мне не друг и не поклонник.

-- Если это правда, то друзья мои не напрасно предостерегали меня. У вас какие-то загадочные знакомые... Какую тайну скрываете вы от меня и от всего света?

-- Это похоже на допрос, -- заметила Эмма, -- но я вовсе не обязана отвечать вам. Вас предостерегают... Разве я искала вашего доверия или старалась завлекать вас?.. Нисколько!.. Вы совершенно свободны... Идите своей дорогой, я не удерживаю вас.

-- Эмма, чем заслужил я эти упреки, этот суровый тон? Вы знаете... вы должны знать, что ничто на свете не разлучит нас. Я не салонный шаркун и не мимолетный поклонник. Я человек серьезный, который не перестанет любить вас даже тогда, когда узнает, что вы участвуете в политическом заговоре.

-- Я не заговорщица.

 Кто же вы, Эмма? Снимите же наконец маску... Доверьтесь мне... Примите меня в число ваших сообщников... Я сделаюсь слепым орудием в ваших руках... Буду повиноваться вашей воле... Пойду вслед за вами, куда бы вы ни потребовали... Меня не страшит никакая опасность... Я готов умереть за вас!

Девушка устремила на графа долгий, испытующий взгляд и потом подала ему руку.

-- Благодарю вас, -- сказала она, -- я верю вам и знаю, что вы меня не предадите, но в настоящую минуту не могу открыть вам своей тайны. Подождите еще три дня, и вы узнаете все. Довольны ли вы моим ответом?

Солтык молча поклонился и проводил Эмму до угла улицы, где они расстались.