Губительница душ.
XLIX. Последняя карта

XLIX. Последняя карта

Едва Казимир Ядевский вернулся домой, как к нему вошел патер Глинский. Как изменился за это короткое время элегантный, любезный, светский иезуит! Он постарел лет на десять. Бледное, изможденное лицо его осунулось, волосы были растрепаны, в глазах застыли безнадежное отчаяние и глубокая, сердечная скорбь. Ряса его была измята, заметно было, что он уже несколько суток не снимал ее. Он остановился посреди комнаты и устремил на молодого офицера взор, полный самой безысходной тоски.

-- Мне доставляет честь... -- начал Казимир.

-- Разве вы не знаете, что случилось? -- перебил его Глинский.

-- За последнее время случилось столько неожиданных происшествий... В чем же дело?

-- Я давно подозревал эту проклятую сектантку, но в решительный момент я был ослеплен, обманут самым ужасным образом... Никогда не прощу я себе этой слабости... О, мой бедный, несчастный граф!

-- Скажите, что с ним случилось?

-- Все это произошло с такой неимоверной быстротой, что я был положительно ошеломлен, проще сказать, одурачен. Малютина - член той кровавой секты, которая приносит людей в жертву Богу. Эта губительница душ заманивает в свои сети мужчин и женщин и предает их в руки палачей. Она очаровала графа Солтыка, возбудила в нем безумную страсть и тайно обвенчалась с ним в его имении. Теперь они оба в Москве и на днях уезжают за границу. Так сообщил мне граф.

-- Эмма написала мне то же самое, -- заметил Ядевский. -- И вы этому верите?

Патер Глинский покачал головой.

-- Нас обманули, -- сказал он, -- я боюсь, что сектантка завлекла графа в один из тайных притонов этой шайки разбойников!.. Быть может, в эту самую минуту его пытают!.. -- и старик громко зарыдал.

-- Не отчаивайтесь, -- утешал его Казимир.

-- Сердце мое чует его погибель, и я не могу спасти его!

-- Признаюсь вам, что мне хотелось бы спасти Эмму, потому что она подруга моего детства и я любил ее... Дайте мне слово, что вы пощадите ее, и я, быть может, наведу вас на след.

-- Клянусь вам! -- воскликнул иезуит. -- Я ничего не предприму без вашего согласия. Скажите же мне, что вы знаете?

-- Я провожал однажды Эмму в село Мешково, где она имела свидание со священником. Не увезла ли она графа туда?

-- Очень может быть... В Мешкове был убит Тараевич, а неподалеку погиб Пиктурно.

-- Кроме того, я не без оснований подозреваю, что члены этой секты гнездятся в Боярах и в древнем замке Окоцине.

-- Есть ли возможность накрыть и предать эту секту в руки правосудия, не погубив Малютиной?

-- Нет, -- сказал он наконец, подавая руку патеру Глинскому, -- я не смею более колебаться, раз речь идет о спасении человеческой жизни. Я предостерегал Эмму, советовал ей бежать за границу. Если она не последовала моему совету и осталась в России, -- тем хуже для нее. Жалея ее, я отчасти становлюсь ее сообщником... Поедемте сию же минуту к полицмейстеру и приложим все силы для того, чтобы вырвать графа из рук злодеев.

-- Благодарю вас, -- ответил иезуит, -- наконец блеснул и для меня луч надежды!.. Едемте же.

Полицмейстер принял их немедленно. Внимательно выслушав показания Ядевского, он, не теряя ни минуты, сделал все необходимые распоряжения.

Не прошло и получаса, как были готовы три экспедиции: первая - в Мешково, вторая - в Бояры и третья - в Окоцин. И туда же поскакали гонцы от Сергича, чтобы предупредить преступников.

Приехав в усадьбу около полудня, они долго стучались в ворота, пока наконец не появилась старая баба и ворча не отворила калитку.

-- Кто тут живет? -- спросил один из агентов.

 Кроме меня, здесь нет ни души, сударь, -- отвечала крестьянка, -- этот дом принадлежит благочестивому братству.

-- Знаем мы этих разбойников.

-- Что вы, что вы, батюшка, -- возразила она, -- эти святые люди помогают бедным, питают голодных, лечат больных, дай Бог им здоровья!

-- Отопри дом, -- приказал полицейский.

Команда ворвалась в комнаты, но не нашла там ничего подозрительного.

-- В доме, вероятно, есть подвалы, -- заметил иезуит.

 Знать не знаю, ведать не ведаю! -- завопила старуха. -- Есть погреб, это правда... Пойдемте, я вам покажу.

Ядевский с одним из агентов спустился вслед за бабой в погреб, а патер Глинский с помощью остальных начал осматривать полы, приподнимая ковры и звериные шкуры. В одной из комнат он обнаружил пол, обтянутый клеенкой. Это его насторожило. Клеенку содрали - под ней оказалась подъемная дверь, но без ручки, так что пришлось поднимать ее ломом.

Обыск погреба не дал никаких результатов, и Ядевский вернулся как раз в ту минуту, когда сыщики с фонарями в руках спускались в подземелье. Железная дверь была взломана. В первой комнате подвала были разбросаны по полу различные орудия пытки, затем шел целый ряд темных конур. В первой из них нашли свежую могилу, во второй - мужчину с выколотыми глазами и вырванным языком, далее - сумасшедшую женщину, почти нагую, все тело которой было покрыто рубцами и ранами. Она пела веселую песню и громко захохотала при появлении неожиданных гостей. В одной из последних конур лежал привязанный к скамье, истекающий кровью молодой человек. Несчастный рассказал, что его заманила в эту западню девушка, в которую он был влюблен, но судя по описаниям, это была не Эмма, -- его возлюбленная была брюнеткой маленького роста.

Спасенных страдальцев перенесли в комнаты, затем вскрыли могилу. Патер Глинский боялся увидеть в ней своего воспитанника, но там лежал изуродованный труп женщины. Старший агент арестовал отворявшую ворота крестьянку и забрал ее с собой в Киев, оставив для охраны дома нескольких полицейских, а Глинский и Ядевский в сопровождении остальных агентов отправились в Бояры. Там, в господском доме, не нашли ничего подозрительного. Прислуга и крестьяне единогласно показали при допросе, что господа их уехали в Москву. Обыск, произведенный в Окоцине, также ничего не дал.

-- Вероятно, они бежали за границу, -- сказал Казимир, обращаясь к патеру.

 И я того же мнения, -- отвечал иезуит, -- мы сделали все, что могли... Нам остается только ожидать чего-нибудь необыкновенного, неожиданного, что озарило бы лучом света окружающий нас непроницаемый мрак.

Возвратясь в Киев, Глинский поехал к полицмейстеру и упросил его откомандировать в Москву самого опытного из своих агентов, а Казимир вернулся домой и, к величайшему удивлению, обнаружил там Генриетту Монкони. Она сидела на диване бледная, утомленная и, увидев Ядевского, с горькой усмешкой подала ему руку.

-- Что привело вас сюда? -- спросил он.

-- Ужасные происшествия этих последних дней, желание предостеречь вас и Анюту Огинскую, -- отвечала Генриетта. -- Не знаете ли вы, куда делась эта несчастная девочка? Не попала ли она в руки Эммы?

-- Нет, будьте покойны... Я знаю, где она находится.

 Ну, слава Богу! Не имеете ли вы известий об Эмме?

-- Она уехала в Москву и собирается бежать за границу.

-- Все ложь и обман! -- воскликнула Генриетта. -- Я была в Комчине, когда она обвенчалась с Солтыком, и тогда же они решили, вместе ехать в Молдавию.

-- Так она его еще не убила?

-- За это я не ручаюсь... Эмма - просто хищный, кровожадный зверь! О, как я ее любила и как я в ней ошиблась! -- Генриетта закрыла лицо руками и горько заплакала. -- Я верила ей, не подозревая ничего дурного. Я была ее служанкой, ее рабой, а она беспощадно топтала меня ногами, била, истязала, и я переносила все это с примерной покорностью до тех пор, пока не узнала, что она жрица ужасной секты губителей.

 Нет ли какого-нибудь средства спасти графа?

-- Я считаю его безвозвратно погибшим... Нам надо позаботиться о спасении Анюты. Я знаю наверняка, что она обречена на смерть. У Эммы везде свои люди, она найдет ее, и бедная девочка погибнет!

-- Вы меня пугаете... Надо сейчас же принять все меры предосторожности.

-- Увезите ее куда-нибудь подальше от Киева, лучше всего - за границу.

Не теряйте ни минуты, умоляю вас!

-- Куда ты сейчас отвез поручика Ядевского?

-- Не смею сказать.

-- Даже за двадцать рублей?

 Ну, так и быть! Только ради Бога не выдайте меня, милая барышня! Я отвез моего барина в Малую Казинку.