| Автор: | Захер-Мазох Л., год: 1888 |
| Примечание: | Переводчик неизвестен |
| Категория: | Рассказ |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Федосья
Леопольд фон Захер-Мазох
Федосья.
Летомъ, въ деревне, я пользовался полной свободой. Нашъ домъ расположенъ былъ среди большаго, полузапущеннаго сада, бывшаго любимымъ местомъ моихъ прогулокъ. Но часто бродилъ я и по дикимъ, пустыннымъ окрестностямъ, съ ружьемъ за плечами, обыкновенно, впрочемъ, и не заряженнымъ, мечтая, фантазируя, мысленно представляя себя героемъ тысячи самыхъ разнообразныхъ приключенiй.
Въ одно воскресенье, мне вздумалось дойти до соседней корчмы, - посмотреть, какъ танцуютъ крестьяне. На дороге корчмы стояла дочь жида-шинкаря въ пестромъ костюме стариннаго покроя, съ жемчужнымъ ожерельемъ и браслетами. Она была красива, и я невольно засмотрелся на нее, хоть ж былъ почти еще ребенокъ.
- Что вы такъ смотрите на меня, молодой баринъ? спросила она, улыбаясь.
Я покраснелъ и отвернулся.
- Лучше подите, полюбуйтесь на Федосью Барбарову, - вотъ это такъ красавица!
Я вошелъ въ корчму. Четыре жида-музыканта наигрывали плясовой мотивъ на своихъ визгливыхъ инструментахъ, и деревенская молодежь плясала съ увлеченiемъ. Танцоры такъ сильно стучали по полу тяжелыми сапогами, что пыль стояла въ широкой, низкой комнате, какъ густой туманъ. Но и среди этой толкотни и пыли я сразу же заметилъ поразительно красивое лицо молодой крестьянки, голубые глаза которой светили, казалось, особымъ блескомъ, а роскошная фигура и гордая поступь принадлежали скорее какой-то царице.
- Вотъ она! указала мне корчмарка, вошедшая вместе со иною въ комнату.
Федосья танцевала съ высокимъ парнемъ, лицо котораго носило отпечатокъ доброты, но, вместе съ темъ, и решительности. Это былъ Федоръ Король, ея любовникъ.
Вследъ за мною, къ корчме подъехалъ, верхомъ на лошади, молодой соседнiй помещикъ Бардiу. Заметивъ Федосью между другими танцующими, онъ соскочилъ съ коня и сталъ съ ней любезничать.
Федоръ оставался, повидимому, спокоенъ, но ясно было видно, что онъ сердился; а когда красавица стала отвечать веселымъ смехомъ на любезности молодаго помещика, Федоръ почти выбежалъ изъ корчмы, схватившись за ножъ, висевшiй на его поясе.
Бардiу протанцовалъ даже съ Федосьей и подарилъ ей красивый платокъ, который тутъ же купилъ у корчмарки, содравшей съ него истинно жидовскую цену. Затемъ онъ вскочилъ на лошадь и уехалъ, а Федосья подошла къ окну и долго провожала его глазами.
Въ эту минуту подошелъ къ ней незаметно возвратившiйся Федоръ и съ силой схватилъ ее за руку.
- Что съ тобой? оставь, мне больно! вскричала та съ испугомъ.
- Я убью тебя, если замечу еще разъ, что ты съ нимъ разговариваешь!
- А тебя повесятъ, возразила Федосья, уже опомнившись отъ испуга и гордо поднявъ голову.
- О, не доводи меня до отчаянiя! умоляющимъ тономъ прошепталъ Федоръ.
- Что же я сделала? съ раздраженiемъ произнесла девушка. Мне ужь нельзя ни съ кемъ говорить?..... Запретить ты мне не можешь - такъ и знай это.
Федоръ опустилъ глаза и не отвечалъ ни слова, а она весело разсмеялась, обняла его и звучно поцеловала.
Месяца два спустя, я бродилъ съ неразлучнымъ ружьемъ и незаметно дошелъ до Обельницкаго замка. Садъ замка выходилъ на дорогу и въ немъ гуляла молодая женщина, красоту которой еще более увеличивалъ роскошный костюмъ зеленаго бархата. Лицо этой красавицы, ея изящная фигура, роскошныя белокурыя косы показались мне знакомы, но кто она - припомнить я не могъ.
- Кто эта дама? спросилъ я у крестьянскаго мальчика, пасшаго корову на лугу у дороги.
Прошло еще несколько времени, и я снова встретилъ Федосью. Я смотрелъ на работавшихъ въ поле обельницкихъ крестьянъ, когда она подъехала на лошади, гордая, прекрасная, имевшая видъ вовсе не крестьянки, но богатой владетельной помещицы. Она какъ будто хотела сделать какое-то распоряженiе, отдать приказанiе, но изъ толпы крестьянъ вышелъ Федоръ и, взявъ лошадь подъ у отцы, повернулъ ее къ дороге.
- Тебе нечего здесь делать, глухо произнесъ онъ. Ужь не хочешь ли ты намъ приказывать? Поезжай лучше домой, скрой свой позоръ, если можешь.
Федосья побледнела и поникла головой, но въ ту же минуту подняла хлыстъ и, стиснувъ зубы, ударила имъ Федора по лицу. Лошадь рванулась въ сторону и поскакала по дороги.
Въ следующее же воскресенье была сделана въ церкви окличка Бардiу и Федосьи, а еще черезъ две недели она повелевала всею Обельницею, какъ законная жена и хозяйка.
- Да поможетъ намъ Богъ! сказалъ Федоръ, когда это событiе стало известнымъ. - Всемъ будетъ худо, а какую она казнь придумаетъ мне - ужь я и не знаю.....
Не прошло и несколькихъ дней, какъ Федоръ получилъ приказанiе явиться въ замокъ. Бардiу объявилъ ему, что молодая помещица назначила его въ дворню, быть въ личномъ ея услуженiи.
- Служи усердно, сурово произнесъ помещикъ, видимо противъ него предубежденный. - При первомъ же замечанiи барыни, я разделаюсь съ тобой, какъ следуетъ.
И Федоръ сталъ слугою Федосьи. Она обращалась съ нимъ, какъ съ рабомъ, била его хлыстомъ и не разъ жаловалась на него мужу, которые расправлялся съ нимъ жестоко, какъ обещалъ.
Беднякъ безропотно и, повидимому, спокойно переносилъ преследованiе, и только взгляды, которые онъ иногда бросалъ исподлобья на новую свою барыню, говорили, что есть конецъ всякому терпенью и что чемъ долее сдерживается душевная гроза, темъ она вспыхиваетъ ужаснее и неудержимее. Поняла ли Федосья смыслъ этихъ взглядовъ, или просто насытила свой гневъ и злопамятство, но вскоре же она взяла вместо Федора другаго слугу, а его велела сдать въ солдаты.
Въ январе 1846 года, незадолго до того времени, какъ въ Галицiи вспыхнуло возстанiе, Федоръ окончилъ срокъ службы и вернулся въ свою деревню. Человекъ неглупый, решительный, къ тому же побывавшiй въ военной службе, онъ сталъ пользоваться среди крестьянъ известнымъ влiянiемъ. Помещикъ съ женой перестали его преследовать и, повидимому, вовсе о немъ забыли; но Федоръ помнилъ прежнее и избегалъ проходить мимо обельницкаго замка.
Между темъ, въ народе все усиливалось какое-то глухое броженiе - предвестникъ скоро разразившагося возстанiя. Появились неизвестные люди, подпаивавшiе крестьянъ и громко толковавшiе о свободе, общности имуществъ и о готовящихся важныхъ событiяхъ; всюду разсыпались и разбрасывались прокламацiи, то "Правда польскому народу", то "Всемъ грамотнымъ полякамъ"; было известно о несколькихъ случаяхъ грубаго неповиновенiя властямъ. Крестьяне, однако, туго поддавались новому движенiю: они, не отказываясь, пили водку на-счетъ таинственныхъ ораторовъ, охотно разбирали прокламацiи, изъ которыхъ тутъ же свертывали самодельныя трубочки для своего тютюна, но далее этого сочувствiе ихъ къ возстанiю и руководившимъ имъ панамъ почти и не шло.
Въ замке тоже происходило какое-то странное, плохо скрываемое движенiе, за которымъ Федоръ следилъ съ большимъ вниманiемъ. Кончилось темъ, что онъ явился въ Лембере, къ начальнику округа, и передалъ ему, что въ Обеленицу то и дело прiезжаютъ какiе-то подозрительные люди, что въ замокъ по ночамъ провозится оружiе и что дворовыми женщинами приготовлено уже большое количество патроновъ.
Начальникъ внимательно выслушалъ Федора, поблагодарилъ его за преданность правительству, и обещалъ принять меры къ предупрежденiю готовящагося бунта. Однако, прежде чемъ онъ успелъ что либо сделать, возстанiе уже вспыхнуло. 18 февраля, уже въ вечеру, въ замокъ прискакалъ какой-то всадникъ и вследъ за темъ Бардiу, вооруживъ всю дворню, вывелъ ее на село, къ корчме. Здесь онъ произнесъ собравшимся крестъянамъ горячую речь, приглашая ихъ присоединиться къ возстанiю и обещая за то освобожденiе отъ барщины, удешевленiе соли и табаку и прирезку земли на каждое тягло. Крестьяне недоумело переглядывались: речь эта ихъ соблазняла, но они не совсемъ-то ей доверяли.
- Не слушайте его, братцы! раздался изъ толпы мужественный голосъ Федора. Мы не поляки, чтобы изменять императору. Кто жъ и угнеталъ насъ, какъ не наши паны? Они насъ и за людей не считали, обращались хуже, чемъ съ собаками.
- Молчи! крикнулъ ему съ угрозой помещикъ, наведя на него пистолетъ.
- Довольно вамъ молчать, - на такое дело вы насъ не подобьете!.....
Эта жестокость окончательно возмутила крестьянъ: они единодушною толпой набросились на бунтовщиковъ, и те погибли подъ ихъ ударами вместе съ помещикомъ, кроме немногихъ, умолившихъ о пощаде и тутъ же обезоруженныхъ и перевязанныхъ.
Убiйство не только ее утолило озлобленiя крестьянъ, но еще болеф расшевелило долго таившуюся въ нихъ ненависть ко всему, что называлось паномъ, называлось полякомъ. Раненый Федоръ былъ бережно перенесенъ подъ навесъ и перевязанъ неумелыми, но заботливыми руками, а крестьяне бросились въ обельницкому замку - кто утолить свою мстительность, а кто просто пограбить, пользуясь обстоятельствами, подъ личиной преданности правительству.
Не буду описывать сценъ, происходившихъ въ замке: народное возбужденiе всегда одинаково злобно и жестоко. Жену Бардiу, красавицу Федосью, съ побоями дотащили до корчмы, чтобы здесь добить окончательно на глазахъ Федора. Этимъ думали доставить последнему удовольствiе, зная, какъ преследовала его помещица.
- Спаси, прости меня! воскликнула Федосья въ мучительномъ страхе, бросившись къ ногамъ Федора, который полулежалъ на подосланной кошме, съ предсмертною бледностью на лице.
знака Федора, чтобы докончить съ своею жертвой.
меня Богъ, если я ошибался!... Злобы къ тебе я больше не питаю, - если тебе нужно мое прощенiе, я тебе его дарую..... Друзья мои! уже прошепталъ онъ обращаясь къ окружавшимъ - оставьте ее, не мучьте; она не пани, она ведь ваша и ни въ чемъ предъ вами не виновата...
Онъ замолкъ и уже мутнымъ взглядомъ все еще смотрелъ на Федосью. Крестьяне сняли шапки, некоторые утирали слезы, клянясь, что оставятъ Федосью живою. Но Федоръ ихъ не слышалъ: честная, кроткая душа его уже оставила свое тело.
А красавицу посадили на лошадь со связанными руками и вместе съ другими захваченными бунтовщиками погнали въ Лембергъ, чтобъ сдать начальству. И Федосья ехала среди проклятiй и оскорбленiй, въ разорванномъ богатомъ платье, но гордая и красивая, какъ развенчанная царица.