Автор: | Захер-Мазох Л. |
Категория: | Роман |
Том второй
24. Пение сирен
За шумным праздником последовала череда спокойных дней, позволивших обитателям Михайловки собраться с мыслями и отдохнуть. Первой, кто снова появился в поместье Меневых, была супруга священника. С этой пышнотелой, сильной и умной женщиной произошли решительные изменения, которые тотчас же обнаружила Зиновия. В хитрых глазах Февадии читалось явное беспокойство, и она, обычно изрекавшая свои суждения, точно депутат парламента, теперь довольствовалась тем, что слушала и, как говорится, держала ушки на макушке.
Все пили кофе, когда пожаловал Карол и привез с собой долговязого, услужливо улыбающегося итальянца, который сразу же принялся извлекать на свет Божий бюсты, гипсовые статуэтки и яркие многокрасочные оттиски.
- Я его постоянный покупатель, - сообщил Карол Меневу, - ты тоже можешь приобрести что-нибудь, у тебя таких вещей не хватает.
Итальянец продемонстрировал Венеру Медицейскую. Менев осведомился о цене.
- Это точные копии знаменитых полотен и скульптурных изображений, - вмешался Карол, - сплошь классика, настоящее украшение для дома.
В конце концов Менев купил-таки богиню любви и Ариадну верхом на леопарде, а также три картины: «Покоящуюся Венеру» Тициана, «Елену Форман» Рубенса из галереи венского Бельведера[57] и «Форнарину» Рафаэля.
Пока остальные советовались, где лучше всего поместить новые вещи, Февадия передвинулась ближе к Зиновии, как обычно сидевшей спиной к окну.
- Не знаю, - заговорила она тихим голосом, - но мне в последнее время кажется, что существуют два разных мира. Один, в котором мы жили до сих пор, с крестьянами, курами и свиньями, и другой - откуда происходят эти картины и вы, госпожа Федорович.
- Ваше счастье, что вы так мало знаете об этом другом мире, - сказала Зиновия.
- Я с вами согласна, - со вздохом ответствовала Февадия. - И все-таки: как прекрасно то, о чем читаешь в романах или что видишь в театре! Не обижайтесь, но вы тоже представляетесь мне героиней одной из тех книг, которые Наталья дала почитать моей Алене.
Зиновия промолчала в ответ, только улыбнулась.
Зиновия пожала плечами:
- Жизнь коротка, зачем же влачить ее в печали и скуке? Глупец, кто так поступает. Без любви мир - пустыня. Вы, добропорядочные женщины, знаете только обязанности. Мерзнешь, зябнешь от этого счастья, которое столь вам дорого, а под конец делаешь открытие, что обязанности нельзя ни надеть на себя, как теплую шубу, ни растопить ими печь…
Февадия вздохнула.
- Вам легко говорить, вы молоды. Вы красивы, а что я?
- Вы? - откликнулась Зиновия. - Да вы еще вполне привлекательная женщина. Прежде всего, у вас роскошная, поистине царственная фигура, но вы неправильно одеваетесь. Эти простые ткани, эти темные краски, наверное, подошли бы молоденькой, свежей девчушке, а женщине зрелой нужны блеск и цвет.
- Не согласились бы вы что-нибудь порекомендовать мне?
- О, с удовольствием!
- Может быть, вы позволите мне при случае рассмотреть ваши платья поближе?
- Разумеется, как только вы пожелаете.
Февадия быстро встала и с хитрой улыбкой взяла руку Зиновии.
- Мой муж ни бельмеса не смыслит в таких вопросах, ему придется просто выдать необходимую сумму, и баста!
- Я вижу, вы начинаете наверстывать упущенное.
- Если б я только могла - но, боюсь, слишком поздно!
Священник удивленно вытаращил глаза, когда его супруга завела разговор о приобретении платьев и прочих вещей, однако перечить ей не осмелился. Февадия поехала в город с Зиновией, страстью которой было делать покупки, пусть даже для других, сняла деньги в сберегательной кассе, выбрала и заказала все, что сочла нужным, и потом с лихорадочным нетерпением стала дожидаться портного с готовыми туалетами. Когда же тот в назначенный срок не приехал, у нее случилась мигрень, а вместе с нею, похоже, - и у всей приходской усадьбы. То были худые часы для бедного священника. Оконные и дверные стекла жалобно дребезжали, половицы тяжело охали под ногами попадьи, старая мебель мучительно кряхтела, дымовая труба и щеколды кривились гримасами, книги регистрации браков и рождений корчили болезненные мины, даже кошка под печкой и краснопузый снегирь в деревянной клетке, казалось, тоже страдали мигренью.
Потом вновь выглянуло солнце, снег заискрился веселыми блестками, кошка старательно чистила шкурку, долгожданный еврей приехал и разложил свои сокровища.
Зиновия с трудом подавила улыбку, когда пожаловала жена священника. Февадия определенно вознамерилась показать весь свой гардероб разом. Вокруг нее стоял такой шелест, точно хлестал проливной дождь. Она разукрасилась, как санная лошадь, и была нарумянена так, словно над ней потрудился хороший маляр. Ее щеки напоминали кровоточащие раны Спасителя на деревенском распятии. Сергей и Карол тоже были в Михайловке. Позднее подъехали Винтерлих с майором. Затеяли играть в домино.
Винтерлих сидел между Февадией и Лидией. Первая уронила костяшку и наклонилась, чтобы поднять ее. Руки Февадии и Винтерлиха случайно соприкоснулись, и эти двое, встретившись глазами, улыбнулись друг другу.
«Все-таки удивительно, как много значат наряды, - подумала Февадия. - Экий он стал галантный. Раньше он меня совершенно не замечал». Когда она клала на стол костяшку, из просторного рукава с кружевами выглядывало полное, симпатичное запястье, а браслеты позванивали с особой, прелестной мелодичностью. Винтерлих невольно поглядывал на эту руку - потом, наконец, посмотрел и на ее обладательницу. Февадия нервно заморгала ресницами, потом внезапно обратилась к нему.
- Почему, господин Винтерлих, вы никогда не оказываете нам честь своим посещением? - очень тихо спросила она.
…
- Я буду рада видеть вас во всякое время.
«Что это она суетится, - подумала Лидия, - может, собралась подцепить его? Вот дела!» И внезапно неопределенное томление, которое уже давно снедало ее, обрело конкретную форму. Ведь тут, у нее под боком, давно обретался мужчина, сердце которого свободно, который никому еще не отдал своей руки, образованный и приличный мужчина, чиновник, - а она его напрочь проглядела. Такой ли уж он некрасивый? Разумеется, нет. В нем есть даже что-то приятное. Нет, она не станет спокойно наблюдать за странным заигрыванием. Что, собственно, делает старая кокетка? Показывает ему кисть руки. Она, Лидия, тоже может использовать это средство обольщения - и, вероятно, не хуже. Лидия подперла лицо ладонью, и Винтерлих с изумлением заглянул в рукав ее кацавейки, прежде скрывавший такую очаровательную деталь! В этот вечер он вообще сделал для себя несколько интересных открытий. Он, например, впервые заметил, что у Лидии очень красивые голубые глаза, - надо думать, заметил потому, что она то и дело поглядывала на него из-под полуопущенных век. Он вдруг постиг, почему поэты сравнивают женщин с розами, - когда Лидия наклонилась над столом, и на него дохнуло ароматом ее пепельных волос. И он сказал себе, что время иероглифов не прошло, что есть еще тайные письмена на женских лицах - и что прочитать их труднее, чем загадочные знаки пирамид и храмов. Он, например, тщетно пытался понять, почему всякий раз, когда Лидия поворачивчает к нему голову, уголки губ Февадии пренебрежительно искривляются и улыбка исчезает с ее лица.
За обедом собственные руки вдруг показались Винтерлиху лишними, ибо два добрых гения, Лидия и Февадия, наперегонки подкладывали ему на тарелку лучшие куски.
В тот вечер победа осталась за Февадией. Лидия задумала отменную военную хитрость: после ужина завлечь Винтерлиха в какой-нибудь укромный уголок и там, так сказать, распахнуть себя перед ним - широко, точно ворота тюрьмы. Однако Февадия обладала тем преимуществом, что ей предстояло идти домой. В нужную минуту она попросила принести ей шубу, и как только Винтерлих накинул мех на плечи Февадии, он оказался в ее власти.
- Почту за честь, - ответил Винтерлих с низким поклоном. И он действительно проводил Февадию, хотя, надо признать, любезности было больше с ее, а не с его стороны.
Лидия понурила голову. Она вдруг вообразила, что любит Винтерлиха, и в эту минуту тяжелого испытания призналась в своих чувствах Зиновии. Та постаралась, как всегда ненавязчиво, утешить ее.
- Все это не более чем птичьи трели, а исход дела зависит от птицелова, - молвила она. - Если ты всерьез хочешь завладеть Винтерлихом, быть по сему - ты его получишь!
В тот же день Зиновия встретилась с Винтерлихом в окружном городе. Он с воодушевлением принялся за ней ухаживать, а она, выждав некоторое время, начала свою игру на приманочной свирели:
- Я, почему?
- Потому что превращаете свое сердце в почтовую карету.
- Как это, сударыня?
- Пассажиры меняются, а почтовая карета стареет - и в один прекрасный день оказывается на свалке, где постепенно покрывается плесенью.
…
- Итак, господин Винтерлих, кончайте ухаживать за замужними женщинами или за такими, которые не собираются вступать в новый брак! Февадия связана семейными узами, а я за вас ни при каких условиях не выйду…
Винтерлих вздохнул.
- Однако есть еще Лидия, женщина весьма импозантная, которой вы очень нравитесь…
- Вы, верно, шутите?
Когда Винтерлих, получив благоухающее уведомление от Зиновии, прибыл в Михайловку в следующий раз, дом походил на замок Спящей Красавицы. Никого не видно, никого не слышно. Он осторожно шел по комнатам, постучал в одну дверь, потом в другую и в третью. И наконец, услышал тихое «Войдите!». В комнате лежала красавица, но глаза у нее были открыты, и она улыбалась.
Винтерлих ужасно сконфузился, однако с помощью Лидии преодолел-таки разделявшую их двоих пропасть. Позднее, входя с ним под руку в трапезную, Лидия была как никогда весела и подмигнула Зиновии, а старинные часы в этот миг заиграли мелодию: «Тебе мы девичий венец сплетем, украсив лентой шелка».
Примечания
56
Готлиб Конрад Пфеффель (1736-1809) - немецкий поэт, баснописец.
57