| Автор: | Захер-Мазох Л. |
| Категория: | Роман |
Том третий
41. Каждому по заслугам
Между тем три наших дамы развлекались в городе за счет Зиновии, кошелек которой точно по волшебству снова наполнился деньгами. Она выбирала особенно лакомые пирожки, которые можно запивать шерри, или устраивала званый обед с шампанским, чтобы угостить своих родственниц. Хотя еще тем же утром Менев видел ее кошелек совершенно пустым. В этом заключалась одна из уловок Зиновии.
После того как они позавтракали в кондитерской, прогулялись по променаду под пристальными взглядами мужчин и затем откушали в гостинице, Зиновия послала за Феофаном.
Тот явился, с завитыми волосами и в новых перчатках.
- У тебя сейчас есть время? - спросила Зиновия.
- Я полностью в твоем распоряжении, тетя, - сдержанно ответил Феофан и остался стоять у двери, напряженный, как шахматный король.
- Что с тобой? - поинтересовалась Лидия. - Ты вдруг стал таким потешным.
- А я, напротив, считаю, что ты сильно изменился в лучшую сторону, - сказала Зиновия.
- Вероятно, я оказался более понятлив, чем ты думала.
- Меня бы это порадовало, уж больно долго ты докучал мне своей любовью.
- Если я чем-то неприятен тебе, - обиженно возразил Феофан, - то я лучше…
- Я сама позвала тебя, - оборвала его Зиновия. - Следовательно, можешь не кипятиться. Впрочем, такой, как сейчас, ты всегда будешь мне приятен. Я просто не переношу никаких вспышек страсти и никакого витания в облаках. Все, чего я хочу от молодого человека вроде тебя, это чтобы он был почтителен и услужлив. Твое дело - помочь мне надеть меха и помочь снять их, усадить меня в сани, носить за мной свертки, когда я хожу за покупками. Для этого я в любое время охотно воспользуюсь твоими услугами - например, сейчас. Ты должен проводить нас в город.
Феофан молча поклонился.
Дамы вышли с ним из гостиницы, чтобы сделать кое-какие покупки. Зиновия обходилась с юношей как со слугой: она набивала ему карманы сюртука купленными безделушками, а более крупные вещи давала в руки. В итоге Феофан тащился под грудой приобретений, как вьючный осел. Он чувствовал, что маска философа, которую он избрал, мало ему помогает. Доставив покупки в номер гостиницы, он протянул руку красивой тетушке. Та с лукавой улыбкой ее приняла.
- Ты все еще злишься? - едва слышно проговорил он.
Феофан при этих словах почувствовал себя мотыльком, которого накалывают на булавку.
Когда они отправились в кафе, приближалось время театра. Давали «Даму с камелиями», и весь свет стекался туда, чтобы посмотреть спектакль. В кафе не было никого, кроме Гольдмана, игравшего в бильярд с каким-то евреем в красном бархатном жилете, двух читателей газет в длиннополых кафтанах и хозяйки заведения, которая, увешанная украшениями, сидела за буфетной стойкой. Дамы кушали мороженое, Феофан пил чай. Вскоре подошли Данила с Василием и подсели к их столику.
Мужчина в красном жилете некоторое время поглядывал на Зиновию, а затем обратился к Гольдману с вопросом, который расслышал только тот, зато гольдмановский громкий и наглый ответ услышал каждый в зале.
- Вероятно, прежде она была цирковой наездницей, потому что заправски держится на лошади и правит упряжкой, а еще любит разгуливать в мужском костюме.
- Это в мой адрес, - хладнокровно заметила Зиновия. - И ты способен спокойно пропускать мимо ушей подобные дерзости?
Ее слова подействовали на Феофана, как удар хлыста на горячего жеребца. Он тут же вскочил на ноги и ринулся к бильярдному столу.
- Что вы сказали? - спросил он Гольдмана.
- Вам я не говорил ничего, - ответил тот, - я вообще не разговаривал с вами.
- Зато я теперь с вами разговариваю.
- Боюсь, что вы напрасно стараетесь, - ответил Гольдман, продолжая игру.
- Вон отсюда! - рявкнул Феофан.
- Кто?
- Вы! - Феофан, побледневший от ярости, схватил Гольдмана за воротник. Тот ударил его бильярдным кием, и тогда Феофан тоже воспользовался палкой. Евреи кинулись на помощь Гольдману, а два студента - на помощь Феофану. Возникла всеобщая суматоха. После непродолжительной схватки евреи были оттеснены в угол. Гольдман закричал, призывая стражей порядка. На него со всех сторон посыпались удары. Зиновия забралась на стул и хлопала в ладоши. Она еще успела увидеть, как Гольдман получил от Феофана удар по голове и свалился на пол, потом спрыгнула на землю и вместе с двоюродной бабушкой и Лидией поспешила на улицу.
Ссорящиеся на мгновение замерли в растерянности, затем мужчина в красном жилете наклонился над Гольдманом, который прикинулся мертвым, и начал крепко трясти его, но тот не подавал признаков жизни.
- Он мертв, - пробормотал Данила.
- Вы убили его! - заорали евреи и всем скопом обратились в бегство. Еврейка, до сих пор испуганно наблюдавшая за происходящим, теперь вспомнила о неоплаченных счетах. Она встала, сама принялась трясти Гольдмана и прыскать ему в лицо водой.
- Господин Гольдман, поднимайтесь! - призывала она. - Вы действительно мертвый?
Гольдман не реагировал.
- Ах, горе-то, горе какое… - жалобно причитала она. - Все сбежали, ни один не заплатил… Вы должны заплатить за бильярд, господин Гольдман, за четыре чашки кофе, за мороженое и за чай.
Тем временем в зал вошел высокий, поджарый, спившийся, судя по его виду, полицейский: казалось, он светил перед собой собственным красным носом, как фонариком. Феофан попался ему прямо в руки.
- Это убийца! - завопила еврейка, поспешно преграждая путь к выходу.
- И кого здесь убили? - спросил полицейский, крепко ухватившись за сюртук Феофана.
- Меня! - закричал Гольдман, вошедший в этот момент в помещение.
- Вы же не станете утверждать, что мертвы? - обескураженно проговорил полицейский, отпустив Феофана.
- Но я мог бы быть мертвым, - возразил Гольдман. - Он забил меня, как вола.
- Насколько я понимаю, - проговорил полицейский и взял понюшку табаку из берестяной коробочки, - здесь произошла всеобщая потасовка.
- Так и есть.
- В таком случае все вы должны пройти со мной, все.
Ни мольбы, ни возражения не помогли, и всей компании пришлось проследовать в полицейский участок. Здесь был составлен протокол, в результате чего Феофан и Гольдман подверглись аресту, а остальных отпустили на свободу.
Когда дамы воротились в Михайловку, было довольно поздно. Аспазия уже легла спать, зато Менев в тихой тоске сидел перед бутылкой «Эрлауэра», а две другие, опорожненные, стояли поодаль. По его остекленевшим глазам Зиновия мигом сообразила, в каком он состоянии.
- Мы очень утомились, - предупредила она, - поэтому собираемся сразу лечь спать. Тебе бы лучше тоже отправиться на боковую.
- А у меня как раз сейчас, знаете ли, прекрасное настроение! - ответил Менев. - Лидия, сыграй-ка нам вальс, мы потанцуем.
- Что это тебе взбрело в голову?
- По крайней мере, я хочу получить поцелуй.
Он встал и, пошатываясь, начал со смехом преследовать Зиновию, которая убегала от него вокруг стола.
В этот момент снаружи донесся ужасный шум. Дребезжали оконные стекла, слышались крики о помощи и яростный лай собак.
Все тотчас устремились на улицу. Шум доносился из пекарни, где слуги напились в стельку, и Тарас с Мотушем, играя в карты, затеяли ссору. Когда Менев вырос на пороге, а дамы выглядывали у него из-за плеча, взору их предстала редкая сцена сражения амазонок. Чтобы разнять ссорящихся, девушки бросились между ними, а поскольку уговоры и просьбы остались неуслышанными, они перешли к более радикальным средствам убеждения. Квита сбросила с ноги туфлю и почем зря молотила ею Тараса и Адаминко, которых всякими стратегическими уловками загнала в угол. Мотуш сидел в ушате с водой, куда его окунула кряжистая Дамьянка, и беспомощно болтал руками и ногами, в то время как она, хохоча, стояла перед ним и угощала его звонкими оплеухами. Ендрух лежал на полу, а Софья, крепко ухватив его за волосы, неутомимо обрабатывала кулаком.
При появлении хозяев все успокоились. Квита надела туфлю, Дамьянка помогла кучеру выбраться из ушата, а Ендруху удалось снова встать на ноги.
Слуги замерли в оцепенении, Софья начала плакать.
- Я только хотела… - запинаясь, пролепетала Квита, - потому что они так шумели… восстановить мир.
- Хорошенький мир вы устроили! Разве вы христиане? Да вы монголы, татарва, турки!
Тарас, до сих пор с разинутым от удивления ртом взиравший на Менева, теперь, нетвердо держась на ногах, подошел к нему.
- Не надо читать нам проповедь, это дело священника, - пробормотал он заплетающимся языком. - Почему мы не можем повеселиться? Мы ведь тоже люди. И потом, все ведь поделено, все.
- О чем этот дурак говорит?
- Дай мне руку, Менев, - растроганно продолжал Тарас, - мы ведь братья! К чему ссориться, давайте любить друг друга.
С этими словами он обнял своего барина и облобызал.
- Да ты в своем уме? - в негодовании закричал Менев и оттолкнул от себя Тараса, однако при этом сам потерял равновесие и упал в объятия Софьи.
- О, гляди-ка, ты и сам того… - захихикал Тарас, - ты и сам… под хмельком.
Менев схватил его за ворот и поднял было кулак, но тут вовремя подоспела Наталья, вызволила Тараса и увела отца в дом. Когда она, с большим трудом доставив родителя в спальню, начала его раздевать, старые часы, словно в насмешку, заиграли мелодию из оперы «Альпийский король и мизантроп»: «Всех благ тебе, о тихий дом!»
Уложив Менева в постель и дождавшись, пока он захрапит, Наталья вернулась в пекарню, где теперь царила мертвая тишина.
- Кто зачинщик? - начала она вершить суд и расправу.
- Тарас, безбожник этакий, янычар! - закричали со всех сторон.
- Все мужики, - ответила Квита, - мы же только хотели угомонить их.
- А кто принес из погреба вино?
- Тарас.
- И тебе не стыдно? Ты-то его как раз и стащила.
- Тарас и Мотуш уходят со двора немедленно, - огласила приговор Наталья. - Адаминко и Ендрух - по истечении месяца, если до того времени не исправятся.
Все четверо тотчас один за другим бухнулись перед ней на колени.
- Помилосердствуйте, барышня, пощадите, это было в последний раз.
Тарас заплакал, Ендрух целовал ей ноги, Мотуш божился, что пусть его черт поберет, если он еще хоть каплю вина выпьет. В конце концов Наталья простила их, однако потребовала, чтобы Квита и Тарас незамедлительно сдали ключи.