Приключение маленького антиквария
(Старая орфография)

ПРИКЛЮЧЕНІЕ МАЛЕНЬКАГО АНТИКВАРІЯ.

У меня былъ прiятель Докторъ, запыленный, запачканный человечекъ, вечно ощупывавшiй развалины, Антикварiй въ полномъ смысле этого слова. Онъ обнюхивалъ строенiя, какъ Англичанинъ обнюхиваетъ сыръ, и чемъ более оне покрыты были плесенью и мхомъ, темъ более ему правились. Обломки неизвестнаго храма, или стены развалившагося амфитеатра, приводили его въ восхищенiе, и, какъ памятники древности, казались ему превосходнее самыхъ лучшихъ чертоговъ новейшаго вкуса.

на томъ самомъ месте, где воины те стояли въ лагеряхъ между Аппенинскими горами. Сверхъ того въ обладанiи его состояла Самнитская монета, вычеканенная после гражданской войны, и еще одна съ портретомъ Царицы Филистисъ, никогда не существовавшей; но всего более ценилъ онъ люнету, изображавшую съ одной стороны крестъ, а съ другой Пегаса, которую въ состоянiи были описать только посвященные въ таинства Нумизматики, и которая, по логическимъ доводамъ нашего Антикварiя, могла служить историческимъ объясненiемъ древнихъ событiй.

Все сiи драгоценныя монеты хранились въ коженомъ кошельке, погруженномъ въ глубочайшiй карманъ его короткаго исподняго платья чернаго цвета.

Въ добавокъ ко всему этому онъ забралъ себе въ голову химеру объ изысканiи древнихъ городовъ Пелазгическихъ, тогда какъ достоверныя сведенiя на счетъ ихъ покрыты неизвестностiю, хотя по словамъ некоторыхъ, они будто бы до сихъ поръ находятся между какими-то горами. Онъ входилъ въ большiя соображенiя по этому предмету и накопилъ столько важныхъ замечанiй и выписокъ, что изъ нихъ составилась преогромная книга. Антикварiй всегда держалъ ее при себе, съ одной стороны по необходимости иметь это чудное творенiе подъ рукою, а съ другой изъ опасенiя, чтобъ оно не попалось кому нибудь изъ его собратiй. Для этого устроенъ былъ въ его кафтане поместительный карманъ, куда обыкновенно укладывался безценный фолiантъ, колотившiй нашего чудака по ногамъ, когда онъ рззхаживалъ.

Нагруженный такимъ образомъ добычею Древности, онъ во время пребыванiя своего въ Террачине, вздумалъ осмотреть остатки Феодорикова замка, и однажды, для удовлетворенiя своего любопытства, вскарабкался на скалу, нависшую надъ городомъ. Предъ солнечнымъ закатомъ добравшись до развалинъ и углубившись въ размышленiя, вероятно о Готтахъ и Римлянахъ, онъ услышалъ за собою чью-то походку; оглядывается и видитъ пять или шесть вооруженныхъ молодыхъ людей. Странная одежда ихъ - смесь крестьянской и охотничьей, грубый видъ и вообще все прiемы, показывали ясно, въ какое онъ попалъ сообщество.

Докторъ былъ дряхлъ, беднякъ по пару ясности, а еще более по карману. Отъ него можно было поживиться немногимъ серебромъ и золотомъ, но за то въ кармане его чернаго исподняго платья покоилась дивная монета. При немъ были еще дорогiя вещи, именно: серебряныя часы съ большую репу, съ такими притомъ цифрами, которыя по величине своей годились бы даже для стенныхъ часовъ, и связка печатей на конце стальной цепи, разкачивавшейся до самаго колена (эте диковинки были ценны, какъ наследство прародителей). Кроме того полъ-сгиба ладони его закрывалъ антикъ, перстень съ изображенiемъ Венеры, которую Антикварiй почти боготворилъ съ жаромъ сластолюбца. Въ особенности дорожилъ онъ неоцененнымъ наборомъ мыслей о Пелазгахъ, и за него охотно готовь былъ пожертвовать своими монетами.

"buon giorno;" и въ ответъ на это приветствiе получилъ отъ нихъ такой дружелюбный толчокъ въ спину, что сердце его вспрыгнуло до горла. Затемъ начался разговоръ, и все вместе ходили несколько времени по высотамъ, при искреннемъ желанiи Антикварiя, чтобъ его спутники провалились въ жерло Везувiя. Наконецъ они дошли до небольшой гостиницы, и Антикварiю предложено было войти въ нее и чего нибудь выпить. Онъ согласился на это, по съ такимъ чувствомъ, какъ будто его просили полакомиться цикутой.

Одинъ изъ удалой шайки остался часовымъ у дверей, другiе же, разхаживая въ комнате, поставили ружья по угламъ, а пистолеты и кинжалы, отвязавъ отъ перевязей, положили на столъ; потомъ придвинувъ къ нему скамейки, громогласно потребовали вина и принялись тащить къ себе своего гостя, какъ бы стариннаго сподвижника, прося его сесть и быть безъ церемонiй.

Почтенный любитель древности принялъ это предложенiе съ уродливой улыбкой, чувствуя въ самомъ деле страхъ и трепетъ. Неловко усевшись на конце скамейки, онъ печально поглядывалъ на заряженные пистолеты и обнаженные кинжалы, и каждая капля прихлебываемаго имъ напитка жгла его внутренность. Между темъ новые его товарищи быстро передавали бутылки изъ рукъ въ руки, пели, хохотали, разсказывали о своихъ грабежахъ и стычкахъ, мешая въ речи непозволительныя шутки. Крохотный Антикварiй на все ихъ плоскости долженъ быть смеяться, тогда какъ сердце его замирало.

По собственному признанiю разбойниковъ, они жили прежде въ разныхъ селенiяхъ и по странной прихоти молодыхъ летъ, принялись недавно за ремесло свое. Они говорили о разбое съ такимъ удовольствiемъ, съ какимъ охотники толкуютъ о своей любимой забаве. Застрелить человека или кролика они считали почти за одно и то же; обращаясь же къ разгульной жизни, вспоминали съ восторгомъ, что они свободны какъ птицы, сегодня здесь, завтра тамъ; захотели - пробегаютъ леса, взбираются на утесы, спускаются въ долины; все, что ни попалось имъ на свете, ихъ добыча; а кошельки полны золота, товарищи веселы, красотки не наглядны. Антикварiя стала забирать одурь отъ пламенныхъ разсказовъ и отъ вина, потому что собеседники его, разговаривая, не переставали наливать стаканы. Обольщенный яркою картиной свободы, онъ позабывалъ страхъ; позабывалъ перстень, прародительскiе часы, и самое разсужденiе о Пелазгахъ, спокойно подъ нимъ нагревавшееся. Онъ объявилъ даже, что после всего слышаннаго, судя по настоящимъ его чувствамъ, ему нимало не кажется удивительною господствующая въ горахъ страсть къ разбою, и что если бъ онъ былъ молодъ, силенъ и не боялся виселицы, то самъ бы попробовалъ сделаться разбойникомъ.

Наконецъ настало время разставанья. Антикварiй вдругъ опомнился и оробелъ снова, когда разбойники взялись за оружiе. Онъ трусилъ за свои редкости и всего более за разсужденiе о Пелазгахъ. Впрочемъ усиливаясь казаться хладнокровнымъ, вытащилъ изъ бездоннаго почти своего кармана длинный и если позволено такъ выразиться, тощiй кошелекъ, въ которомъ отъ трепетанiя державшей его руки звенели монеты.

"Послушай, Signor Doltore, мы вместе пировали какъ друзья и товарищи, такъ позволь же намъ такими точно и разстаться. Мы тебя понимаемъ: все, что ни делается въ Террачине, известно намъ, какъ пять пальцевъ. Ты человекъ богатый, но твое богатство у тебя въ голове; его взять нельзя, да если бъ было и можно, то мы не знали бъ, куда съ нимъ деваться. Я вижу однако, что ты дрожишь за свой перстень, но напрасно: этою дрянью не стоитъ и рукъ марать; ты считаешь его антикомъ, тогда какъ онъ поддельный."

Тутъ гневъ овладелъ нашимъ Антикварiемъ: онъ вышелъ изъ себя и возпламенился мщенiемъ за достоинство своего перстня. "Громъ и молнiя!" возкликнулъ онъ: "моя Венера поддельная!" Его нельзя было бы раздражить более, сказавъ, что у него на лбу разцвели рога, по милости не совсемъ целомудренной его сожительницы.

-- "Намъ некогда спорить о твоемъ перстне," продолжалъ Атаманъ: "цени его, какъ хочешь; впрочемъ ты милой старичишка. Выпьемъ же еще по стакану, а разплачиваться не твоя забота. Мне угодно, чтобъ ты былъ гость нашъ; после добрымъ путемъ убирайся пожалуй въ свою кануру. - Однако, становится; уже слишкомъ поздно, прощай. Buon viaggio! Да берегись бродить между этими горами: ведь не всегда попадешь на такихъ, какъ мы, честныхъ."

что Атаманъ осмелился назвать его антикъ поддельнымъ.