Наследник имения Редклиф. Том первый.
Глава VII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наследник имения Редклиф. Том первый. Глава VII (старая орфография)

ГЛАВА VII

Был великолепный июньский вечер; яркое солнце окрасило синее небо каким-то тонким, розовым оттенком и тихо закатывалось за сосновым и ореховым лесом, бросая длинные тени от старых деревьев на большой луг перед домом в Гольуэле. В воздухе пахло сеном. Пестрая вереница косцов - мужчин и женщин, с граблями на плечах, возвращалась с работы; их белые рубашки, соломенные шляпы и загорелые, здоровые лица, составляли живописную картину, освещенную лучами заходящого солнца. Недалеко от дома, на лужайке, стояли густыми рядами копны сена. Там же лежал Чарльз, прислонившись спиною к высокой копне; подле него сидели: мать, с книгою в руках, и Лора, с портфелем на коленях. Она снимала вид с прелестного деревенского пейзажа, а лучи солнца, пробиваясь сквозь зелень, придавали её кудрявой голове какой то золотистый отлив; по соседству от нея, растянувшись на сене, лежал Филипп, без шляпы и без галстука; он отдыхал после путешествия пешком из Броадстон, рядом с ними Эмми и Шарлотта, воображая, что оне дело делают, прыгали по копнам, зарывали друг друга в сено и громко смеялись. Старшие мало говорили, им было жарко, даже спать хотелось. Ветерок изредка проносился по лугу и обдавал их всех благоуханием от сена. Вдруг, холодный, черный нос Буяна коснулся лица дремавшого Чарльза и красный язык его стал нежня лизать руку больного. Шарлотта радостно вскрикнула: "А! а! вот наконец и он!" и бросилась бежать по лугу, перескакивая через пни и пробираясь мимо копен на встречу Гэю, только что показавшемуся на лошади, у опушки леса. Увидав девочку, он кинул поводья одному из косцов, соскочил с Делорена и прыжками понесся прямо к ней. К счастию, он подоспел во время, потому что в эту самую минуту Шарлотта споткнулась и полетела навзничь. Гэй подхватил ее и поставил на ноги. Лора, Эмми и Филипм, с радостными криками, окружили Гэя, как маленького школьника, в первый раз возвращающагося домой на вакацию. Впрочем, он и сам прыгал и радовался, как дитя; все лицо его сияло счастьем, а Буян, вырвавшись из объятий Чарльза, лаял и носился по лугу, как безумный, задрав хвост кверху, точно сочувствуя радости своего барина. Гэй бросился потом к Чарльзу и, целуя его, поздравил с выходом на воздух. Затем, молодежь разместилась кто на сене, кто просто стоя около копны, где лежал больной, и все заговорили разом, так что нельзя было разобрать ни одного слова. Смех, вопросы, ответы, радостные восклицания слились в один гул.

- Буян! голубчик, ты еще похорошел! кричала Шарлотта, покрывая поцелуями милого пуделя.

- Ах! что за день! что за чудный день! говорил Гэй, сбрасывая, по примеру Филиппа, галстук и шляпу.

- Это такая погода, что упиться воздухом досыта нельзя, - вторил ему Филипп, повалившись навзничь и втягивая всей грудью. ароматический букет травы. Гэй начал громко напевать песню:

"Счастливый день мой будет завтра"...

- А-а! теперь видно нам придется у вас учиться, Гэй, сказала Лора. Ведь вы недаром брали уроки пения.

- Гэй! Гэй! слышали вы, какой вам сюрприз готовится, вмешалась Эмми. Ведь лэди Килькоран дает скоро бал.

- Вам непременно нужно ехать, - сказала Шарлотта. Как я рада, что останусь дома. Немавижу танцы.

- А я танцую хуже Буяна, возразил Гэй, схватив пуделя за передния лапы и заставляя его выделывать какой-то невозможный танец.

- Не беда, мои барышни вас сейчас выучат, заметила мистрисс Эдмонстон.

- Неужели я обязан непременно ехать? спросил Гэй.

- Ага! вы уж, кажется, серьезно начинаете подумывать о бале, с улыбкой ввернул Чарльз.

- А Филипп поедет? спросил Гэй.

- Да, он едет, чтобы произнести речь о том, что танцы суть приятное и здоровое развлечение для молодых людей, продолжал Чарльз.

- Ты ошибаешься, отвечал Филипп. Теперь слишком жарко, чтоб говорить речи.

- Господа! Аполлон опускает свой лук по случаю жары, воскликнул неугомонный Чарльз. Капитан уступает поле сражения.

- А! а! уж капитан Морвиль! Имею честь поздравить с повышением, радостно сказал Гэй. Пойду непременно когда нибудь пораньше в Броадстон, чтобы успеть полюбоваться вами на параде.

- Если он сам от меня не откажется, отвечал Гэй. Я так отстал от товарищей по классу, что мне никак нельзя лениться во время каникул.

- Вот это так, Гэй! одобрительно воскликнул Филипп, подымаясь с земли. При такой настойчивости, вы далеко пойдете. Ну, как идут у вас сочинения?

- Порядочно! благодарю вас.

- Пора, пора привыкать к делу, продолжал Филипп. Что вы теперь читаете?

- Фукитида.

- Дошли ли вы до речи Перикла? Если да, то я вам покажу некоторые мои замечания на счет этой речи. Понимаете ли вы теперь дух языка?

- Стараюсь, по крайней мере, отвечал Гэй, вытаскивая репейник из кудрявых ушей Буяна.

- Что вы больше любите, греческий язык или бал? спросил Чарльз.

- Лучше всего люблю луг с сеном, сказал Гэй, повалив Буяна и бросая ему сено в глаза.

- Еще бы! воскликнула Шарлотта: - кому ж может понравиться глупый бал более, чем луг с сеном.

- Ах, ты моя милая девочка! с улыбкой заметила мать: - и хочется ехать, да не возьмут.

- Мама! вы знаете, что я вовсе не люблю балов, возразила шалунья.

- Точно также как и я, сказал Чарльз. Мы с тобой, Шарлотта, презираем светскую суету.

- Ну, уж вам то, Гэй, нужно ехать, прервала брата Лора. Филипп, и тот сказал, что примет приглашение.

- Что ж делать? Мне не переучить лорда Килькорана, возразил Филипп. Я очень уговаривал Морица отказаться от этой затеи, но если этого желает его отец, мне вмешиваться нечего.

- Вы должны знать, Гэй, сказал Чарльз, что этот бал дается Морицом, в честь нашей Лоры.

- Верьте ему, Гэй! смеясь возразила старшая сестра. Надо вам сказать, что лорд Килькоран человек предобрый; дочь его Эвелина очень удивилась, услыхав, что Эмми от роду не была ни на одном бале, а что я только один раз танцовала; вот они и решились дать бал.

- Когда назначен бал?

- Чрез неделю, в четверг, сказала Эмми. Я бы желала, знать, понравится ли вам Эвелина, она прехорошенькая!

- Она, кажется, большой друг с Лорой? не так ли?

При этих словах Лора выразительно взглянула на Филиппа.

- Живет теперь кто нибудь из детей, кроме Эвелины, с родителями? спросил Гэй.

- Да, младшия две дочери - Эмми и Эллен; меньшие сыновья там же. Лорд де Курси (старший сын) в Ирландии, а прочих детей нет дома.

- Лорд де Курси самая умная голова во всей семье, заметил Филипп. Человек он необщительный и потому его никогда на этих балах не видно.

- Гэй, надеюсь, вы не окажете презрения к их радушию, сказала серьезно Эмми. Это будет так весело, так смешно учить вас танцовать!

Гэй потянулся и проворчал себе что-то под нос.

- Не робейте, Гэй, сказал Филипп. Тут нет особенной мудрости. Вы ведь будете танцовать среди толпы. Я, например, с роду не учился ни одному па, а танцую.

- Притом у вас слух есть, заметила Лора.

- Уж если Мэри Росс едет, то никому из нас нельзя дома оставаться, воскликнула Эмми. Эвелина так ее любит, что заранее взяла с нея слово быть, сказав, что мама привезет ее вместе с нами.

- Гэй, вы еще не видали замка их, Аллонбэй? спросила Лора. Какие там картины Ван-Дика! что за портрет Короля Карла! чудо!

- Не тот ли это, прервал ее Чарльз, перед которым нашли Эмми, утопающую в слезах?

Эмми сильно покраснела и отвернулась.

- Вся судьба несчастного короля выражена в его чертах, заметил Филипп: - серьезное, грустное, красивое лицо! Смотреть на него нельзя равнодушно. Эмми, вы вовсе не должны стыдиться своих слез.

Молодая девушка еще сильнее сконфузилась.

- Надеюсь, что этот портрет висит не в танцовальной зале? спросил Гэй.

- О нет, отвечала Лора: - он висит в библиотеке.

В эту минуту прибежала Шарлотта, куда то вдруг скрывшаяся, с двумя конвертами в руках, которые она подала Гэю. В одном заключалось печатное приглашение на бал лэди Килькоран, на имя сэр Гэя Морвиль, а в другом лежало такое же приглашение на имя мистера Буяна, нацарапанное карандашем проказницей Шарлоттой. Гэй захохотал во все горло и с громким криком кинулся ловить девочку, которая, смеясь, побежала от него по лугу; оба они вернулись, запыхавшись от усталости.

- Вот уж сенокос! такого никогда не было, заметила весело Шарлотта.

- Да, я думаю, и косцы то же скажут, отвечала мать, вставая, чтобы идти в комнаты. Вы все копны им перепортили.

- Тише, тише, берегитесь! воскликнул Чарльз: я вовсе не желаю попасть в скирд. Этак, пожалуй, мое неутешное семейство вообразить, что я утонул, и будет искать мое тело в прудах, и вдруг окажется, что Делорена кормят сеном с мясом.

- О! после такого трагического описания, я не дерзну ворошить сено! отвечал ему Гэй, взяв больного под руки и осторожно усаживая его в кресло на колесах. Вся компания последовала за ними в дом; но спустя несколько времени, Лора, посмотрев в окно, увидала, что Гэй, сбросив с куртку, греб сено, как настоящий работник, и складывал ровные, аккуратные копны, насвистывая громко какую то песню!... Лора видела, как скотник пришел и приподнял шляпу перед ним с ласковой улыбкой. Гэй приветливо ему поклонился, и они начали толковать. Вдали показался мистер Эдмонстон, верхом на лошади, и Гэй, забыв сено и земляка скотника, бросился к нему на встречу. Главной причиной общей радости при встрече Гэя в этот приезд его в Гольуэль было то, что он привез самый благоприятный отчет о своих успехах в университете. Опекун и Филипп подробно разопросили его обо всем; и последний вывел такого рода заключение, что первый годичный термин Гэя выдержан им безукоризненно. Лора была в восторге, что она не ошиблась в молодом Морвиле; ей всегда казалось, что способности его современем быстро разовьются.

Что касается до мистрисс Эдмонстон, то ей пришлось выслушать целую исповедь от Гэя, и то не вдруг, а урывками, или во время прогулок в сумерки по саду или сидя по утрам в уборной, глаз на глаз. Гэй не охотно раскрывал свою душу, но в минуты порывов откровенности, он уж удержаться не мог и высказывал чистосердечно все, что чувствовал.

Так, например, он признался мистрисс Эдмонстон, что ему было очень трудно заниматься на первом курсе. "Я тут только убедился, что я за лентяй, говорил он: - ни разу не садился я за книги с удовольствием. Мне непременно нужно было употребить усилие, чтобы заставить себя работать. Ну можно ли разсчитывать после этого, чтобы из меня вышел толковый человек? В первое время своего пребывания в Оксфорде, Гэй занялся было греблей, но заметив, что это развлечение слишком отвлекает его от занятий, он, вдруг, не предупредив товарищей, отказался быть участником в ней и конечно раздражил этим поступком многих против себя. - "Я таким образом, рассказывал Гэй, мало по малу лишил себя всех удовольствий, оставив себе только музыку и прогулку, как развлечение. Первая, пожалуй, также может разсеять меня, в ущерб учению, прибавил он, но я надеюсь, что вы меня научите, как пользоваться ею без вреда для себя и других. За легкое чтение я снова, принялся в Оксфорде, нужно же было чем нибудь освежать свой мозг, особенно когда у меня перед глазами не было моря, не было скал, а Лора и Эмми жили от меня далеко. Друг у Гэя был всего один, по фамилии Уэльвуд. Это то имя и привлекло его. Ему хотелось непременно убедиться, не сын ли он того капитана Уэльвуда, смерть которого лежала на совести покойного его деда; но в первые дни знакомства ему трудно было начать щекотливые разспросы. Сблизившись покороче, Гэй узнал, что это племянник кэпитана Уэльвуда, убитого 28 лет тому назад. Он передал Гэю следующия подробности о семье покойного своего дяди. Убитый оставил после себя двух незамужних дочерей, замечательных по своей благочестивой жизни, и вот им то молодой Уэльвуд обещал передать, что старик сэр Гэй Морвиль до самой смерти мучился угрызениями совести за смерть их отца. Сестры жили в С. Мильдреде. Друг Гэя готовился в священники; он был робок и необщителен по природе, трудно сходился с товарищами, но Гэй привязался к нему искренно.

Не будучи воспитан в школе и привыкнув жить дома в уединении, Гэй в Оксфорде имел мало знакомых. Он жаловался на это мистрисс Эдмонстон, говоря, что он верно такой уж бирюк, что его все избегают. Она очень смеялась этому предположению и успокоила его, сказав, что люди не самонадеянные и не навязчивые всегда ценятся дороже как друзья, и потому она советовала ему не отчаяваться, говоря, что современем он поладит со всеми товарищами. Если бы Гэй не сомневался в своих силах и по временам глубоко не задумывался о своей судьбе, можно было бы предположить, что это самое безпечное, веселое существо. Он бегал по всему дому, пел, острил, дурачился и дотого оживлял всех и каждого, что заставил даже забыть Морица де Курси, который не уступал ему в веселости, но был в то же время большой сумасброд. Весело жилось в Гольуэле в это лето. Молодежь читала, гуляла, занималась музыкой и цветами. Все они трудились над беседкой из лавров, под тенью которой Чарльз мог бы спокойно лежать и любоваться издали на шпицы башен Броадстона. Уж как же они работали! Гэй пилил не хуже поденщика, Эмми вколачивала гвозди, Лора плела ивовые ветви, а Шарлотта служила на побегужках. Однажды их всех удивило восклицание Чарльза: - А! а! Падди, это вы? Из-за зелени вдруг показалась стройная, молодая девушка в амазонке, которую она поддерживала одной рукой, а другой помахивала хлыстиком с коралловой ручкой. Шла она быстро, несколько припрыгивая. Фигура и вся её наружность были необыкновенно изящны. Хотя Лора и могла назваться красавицей рядом с нею, но свежее личико молодой девушки, её смеющиеся темносиние глаза, совершенно сизые волосы, прикрытые шляпой с широкими полями и с небольшим пером, все вместе - придавало ей много привлекательного. Она легко ударила хлыстиком Чарльза и проговорила:

- Тетя Эдмонстон сказала, что я найду здесь всех вас. Это что вы тут затеваете?

- Беседку! сказал Чарльз: - а вот наш главный плотник! - он указал на Гэя.

- Это сэр Гэй? прошептала гостья Лоре, взлянув вверх на крышу, куда взгромоздился Гэй, выстилая ее тростником. Солнце ярко освещало его румяное лицо и белую рубашку; он был без сюртука.

- Долой! сюда! крикнул Чарльз, и Гэй мигом соскочил на землю, но при виде незнакомой лэди покраснел до ушей. "Вот вам еще дикий ирландец", отрекомендовал больной сконфуженного Гэя.

- Сэр Гэй Морвиль, - лэди Эвелина де Курси! чопорно произнесла Лора. Но гостья прервала её утонченную церемонию, смело протянув руку Гэю и сказав: "Очень рада познакомиться. Мы почти кузены. Останьтесь, не уходите. Дайте мне поработать с вами. Эмми - давай молоток; Лора, разве ты забыла свою страсть вколачивать гвозди?

- С кем ты приехала Эва? спросила Лора.

- С папа - он хочет сделать визит сэр Гэй Морвилю. Пожалуйста не безпокойтесь, сказала она, заметив, что Гэй начал искать свой сюртук. - Он будет у вас на обратном пути из Броадстона, куда он также отправился, а меня, между тем, забросил сюда. Чтож вы мне не даете никакого дела? Можно мне взлезть на лестницу? - Там должно быть так хорошо!

- Эва, как это можно! шепнула Лора, с укоризной, но молодая лэди махнула головой и, увидав где то гвоздь, торчавший очень некрасиво, взобралась на лестницу, схватила молоток и начала дотого им барабанить, что Чарльз зажал уши, уверяя, что молоток несноснее даже её языка.

- Поговорите-ка с нами лучше о вашем бале, сказал он.

- А что? можно надеяться, что капитан Морвиль приидет к нам на бал? спросила она.

- Конечно, отвечала Лора.

- Очень рада! Папа за этим то и поехал в Броадстон. Мориц жалуется, что капитан ему голову намылил, и потому он боится даже и заикнуться о бале. Папа сам едет с приглашением.

- Успокойтесь! заметил Чарльз. Капитан очень милостив, он глядит на балы как на средство развития для ирландской молодежи. Он при мне доказывал Гэю, что в танцах нет никакой мудрости.

- А разве вы не умеете танцовать? - с видом сострадания спросила Эвелина у Гэя.

- Увы! я по этой части невежда! отвечал Гэй.

- Собираетесь? Чего тут думать! крикнула бойкая лэди, соскакивая на землю. Начнем сейчас же. Пойдем же на луг. Чарльз, хотите я вас повезу туда? - и говоря это, покатила его кресло. Гэй бросился было ей помогать. - Не нужно, не нужно, я сама! кричала она весело. Чарльз! вы будете скрипка, играйте: тра-ла-ла, тра-ла-ла! Эмми, Лора, становитесь вместо дам, я и Гэй - будем кавалерами. Она надела шляпу на бекрень, ударив ее слегка рукою. Кадриль образовалась в одно мгновение, и веселая компания без музыки, отплясала, не хуже, чем где нибудь на вечере. Вскоре прибыл и сам лорд Килькоран. Пока отец сидел в гостиной, дочь прохаживалась по саду под руку с Лорой. "Мне он очень нравится." говорила она про Гэя. С ним можно сладить. Мне столько наговорили про его серьезное направление, что я обрадовалась от души, увидав, что он далеко не похож на своего кузена.

- Эвелина! сказала с укором Лора: не стыдно ли тебе?

- Я не злословлю капитана Морвиля, но, право, боюсь его до смерти. Я убеждена, что он меня дурой считает. Скажи, правду я говорю, Лора?

- Заставь его переменить это мнение, Эва, докажи ему, что ты умна.

- То то, что я робею перед ним. А мне не хочется показывать этого, вот я и стараюсь побольше дурачиться, чтобы он не догадался, что я его переуму. Смотри же, Лора, выучите вы сэр Гэя танцовать. Он такой гибкий, настоящий ирландец.

Для практики, каждый вечер затевались танцы. Чарльза усаживали в амбразуру окна, чтобы как нибудь его не толкнуть; мать садилась за фортепиано и кадриль составлялась из двух дам и одного кавалера - Гэя. Шарлотта с презрением отказывалась принять участие в танцах и вместо того, возилась с отцом, который, по её желанию, корчил танцовального учителя и выделывал такия уморительные па и фигуры, что все его дети катались со смеху.

Мистер Эдмонстон был происхождения ирландского, со стороны матери. Лэди Амабель Эдмонстон никогда не могла прижиться в Англии, и когда сын её женился, старушка с дочерью уехала на родину. Настоящий граф Килькоран, отец Эвелины, был её племянник, и потому обе семьи были связаны тесной дружбой. Молодые Килькораны звали мистера и мистрисс Эдмонстон в детстве тётей и дядей, и название это осталось за ними на всю жизнь. В день бала, в замке Аллонбэй, царствовал такой resime ménade, что сами хозяева не знали наверно, в каком часу и где им дадут обедать. Поэтому, Эдмонстоны сочли за лучшее пообедать дома, вместе с Филиппом и Мэри Росс, которые съехались у них. По общему требованию, Филипп был в мундире; пока сестры одевались, Шарлотта осматривала все украшения его воинского наряда, по поводу которого у Филиппа с Мэри завязался разговор о рыцарских древних доспехах. Вдруг, чьи-то маленькая ручки ущипнули мисс Росс за талью и какое то существо, в воздушном, белом платье, прыгнуло в сторону, когда та оглянулась.

- Эмми! что вам нужно? спросила она.

- Идите на верх и принарядитесь! отвечала Эмми.

- Да ведь вы сказали, что мне не нужно хлопотать о туалете. Я уж одета! сказала Мэри, осматривая свое пышное, белое, кисейное платье.

- Платья не меняйте, но только повинуйтесь, шепнула Эмми, и оне обе исчезли.

- Эмми похожа сегодня на какого-то сильфа, - заметил Филипп.

- Или на ангельскую головку с крыльями, в роде тех, что Гэй рисует у себя в портфеле, ввернул Чарльз.

- Я просто - так, марал - проворчал Гэй, весь покраснев. Я думал, что эта бумага давно разорвана. Где она?

- В моей комнате, на столе; я должен вам сказать, Гэй, что портфель этот принадлежит мне. Мама, ожидая вас, собрала со всего дома всевозможные украшения для вашего кабинета. Портфель попал туда же. Когда мне его принесли назад, я нашел на бумаге целую коллекцию ангельских головок, испещренных вокруг чернильными полосами и пятнами.

- Я возьму назад свое произведение! вскричал Гэй, убегая из комнаты.

Шарлотта бросилась вслед за ним, умоляя его показать головки, а Филипп спросил у Чарльза, с кем оне имеют сходство.

- Это целая история, - отвечал Чарльз: - целиком годится в роман. Петрарка забывает свои поэмы в портфеле!...

Чарльз назвал Петрарка как поэта, вовсе забыв о Лауре, и потому его не мало удивил строгий тон Филиппа, когда тот спросил:

- Ты с умыслом это сказал, или нет?

- А-а, кажется, это нежная твоя струнка? спросил он.

Филипп встал и, выпрямившись во весь рост, произнес тихим, но выразительным голосом:

- Я не знаю, шутишь ты, или нет, но ты не мальчик, пора тебе понимать, что такими вещами не играют. Если ты скрываешь что-нибудь тебе известное, ты сильно за это ответишь. Я не могу себе вообразить большого несчастия, как если Гэй полюбит которую нибудь из твоих сестер.

- Et pourquoi? холодно спросил Чарльз.

- Ну, теперь я вижу, - сказал Филипп, опускаясь снова в кресло и стараясь говорить хладнокровно: - что я напрасно принимал с тобою этот серьезный тон.

В эту минуту, в комнату вошел его дядя; он заговорил с ним о вещах посторонних так спокойно, как будто между ним и Чарльзом ничего особенного не произошло.

Чарльз, между тем, торжествовал, что ему удалось выдержать характер перед таким сильным и высоким воином в красном мундире, но вместе с тем, его очень заинтриговал последний разговор. Будь он уверен, что Филипп действительно влюблен в его старшую сестру, он бы никогда не позволил себе потрунить над ним. А теперь, он был в восторге, что взволновал невозмутимого кузена. Ему и в голову не приходила мысль, что под этой спокойной, приличной наружностью бушует море страсти.

Человек доложил, что экипажи поданы. Мистер Эдмонстон начал созывать дам, вследствие чего, в уборных произошло сильное смятение. Старшая горничная еще доканчивала туалет мисс Лоры; Эмми возилась над прической Мэри; мистрисс Эдмонстон собирала шали девиц, а Шарлотта, как всегда, суетилась и бегала. Как Мэри ни отговаривалась, а она должна была все-таки надеть венок из герани, сплетенный руками самой Эмми. Бедная жертва сидела смирно на стуле, точно кукла, между тем как Эмми прикалывала шпильками роскошные цветы к её косе. К этому времени и Лора оделась, все дамы разом соединили свое искуство и окружили Мэри, а Шарлотта, перевесившись через перила лестницы, кричала во все горло: все готовы, кроме Мэри! Гэй наигрывал: Кузнеца Музыканта, а капитан Морвиль расхаживал своей поступью по комнате. Когда бедной Мэри надели длинную золотую цепочку на шею - она пришла в ужас, вскочила со стула и сказала: - Нет, уж это слишком. Я потеряла всякое терпение! схватила свою шаль и начала собираться в путь, но молодые девушки с громким смехом объявили ей, что оне не поедут ранее, пока все не покажутся Чарльзу. Шумной толпой ринулись оне вниз по лестнице, и Эмми первая разлетелась прямо к брату, отвесила ему великолепный реверанс и начала вальсировать по комнате:

- Разрядились напропалую! вскричал Чарльз. Ну, покажитесь хорошенько!

Дамы выступили перед ним в различных позах, точно модные картинки. Обе сестры его были в белом, с венками из крупного жасмина на голове. Лора особенно была интересна в этом туалете. Её правильные черты лица, густые коричневые локоны и нежная, прозрачная кожа бронались каждому в глаза.

- Лора напоминает мне сегодня Аполлона, играющого на лире, что на нотах у мама, - сказал брат её.

- Каковы наши венки? спросила Лора. - Ведь это работа Эмми; она резала ветки, Гэй держал ей лестницу, потому что лучшие цветы росли на верху стены.

- Видите вы, как выдается эта миртовая ветка, Гэй? сказала Эмми, указывая на венок Лоры: а вы меня все хотели уверить, что она сойдет за жасминную.

- Ах! по моему мнению, в этом венке должны бы были быть одне мирты! заметил Гэй.

Филипп стоял все время молча, прислонившись у дверей. Лора мельком взглянула на него, в полной уверенности, что вся их болтовые кажется ему вздором; она и не подозревала, какое важное значение он придает каждому их слову и даже взгляду.

- Ну, Мэри! продолжал Чарльз: - и вас мои сестрицы постарались, кажется, отлично принарядить,

Мэри сделала гримасу, говоря, что если она увидит себя в огромных зеркалах замка Аллонбэй, то никогда не поверит, чтобы такая нарядная лэди могла быть скромная Мэри Росс.

В эту минуту мистер Эдмонстон напомнил им, что давно пора ехать, и оне отправились.

сборе, гости еще не начали съезжаться. Эдмонстоны были радостно встречены веселым лордом Килькоран, его женой, тихой, болезненной англичанкой, с ужасом помышлявшей о предстоящем вечере; старшим сыном, Морицом, и его меньшими братьями; Эвелиной и двумя её сестрами, Мабель и Эллен.

- Бедная Шарлотта, зачем ее оставили дома? подумала Эмми, когда девочки повели ее смотреть на лампы в галлерее; как будто угадав её мысль, все напали на мистрисс Эдмонстон, упрекая ее за то, что она не привезла свою меньшую дочь на бал. Лэди Эвелина в особенности много говорила, а так как тут находился Филипп Морвиль, перед которым она робела, то, выражая свои чувства, она, как всегда, вдалась в крайность. К сожалению, тот не обращал на нее ни малейшого внимания.

Все его мысли были поглощены Лорой; ему хотелось проникнуть, какой именно смысл имели намеки Чарльза на нее и на Гэя. При первой возможности, он пригласил ее танцовать; она с улыбкой согласилась. Вслед за ним подошел Гэй и бойко пригласил ее также.

- Я ангажирована, - отвечала Лора, с гордостью взглянув на Филиппа, и Гэй прошел в галлерею, где сидела Эмми; с ней ему не было неудачи. Мистер Эдмонстон самым галантерейным образом расшаркался перед Мэри Росс, спрашивая ее, согласится ли она пойдти с таким старым кавалером. Мэри смеясь протянула ему руку, и он полетел с нею, выделывая глиссады и па, прославившие его, во времена оны, как лучшого танцора в околодке.

Мистрисс Эдмонстон с тайным удовольствием следила за своими детьми, радуясь, что они все так веселы и счастливы. В этот вечер она была поражена красотою Лоры и Филиппа, которые оба положительно выдавались из толпы своим видным ростом; правильность их лиц, цвет темносиних глаз, грация и нежность кожи были одинаковы у обоих.

- Странное дело, подумала она: - Филипп настоящий красавец, а я никогда не замечала этого, да и самый рост его тогда только бросается в глаза, когда он стоит рядом с другими. Видно сейчас, что он дорожит своими нравственными качествами более, чем красотой, которая другого, на его месте, сделала бы фатом. Какой он скромный, приличный! И Лора моя, сегодня, что то лучше обыкновенного. Здесь право никого нет красивее и грациознее их. А другая моя парочка что поделывает? с улыбкой продолжала она разсуждать, оглядывая залу. Счастливые! Веселы то как, прелесть! Малютка Эмми право не хуже сестры, да и танцует как мило! Она точно так же грациозна, как Лора, только оживленнее её. А у кавалера её как горят глаза! Вот кто счастлив то! Да, у Гэя особенная способность наслаждаться радостями жизни!

Мистрисс Эдмонстон не ошиблась. По окончании кадрили Гэй подбежал к ней, говоря, что ему во всю жизнь не было так весело, как сегодня; он пригласил Мэри Росс на следующую кадриль и продолжал шутить и смеяться по прежнему.

- Лора, - шепнула ей Эвелина. - У меня есть страстное желание. Ты верно отгадаешь, какое? Не говори ему только, пожалуйста. Но еслибы он меня пригласил танцовать хоть один раз, я бы видела, что он не дурного обо мне мнения. Я так боюсь, чтобы он меня не злословил, и не очернил в глазах мистера Торндаль; я с тем право не кокетничала и вздору не говорила.

Напрасно надеялась лэди Эвелина, чтобы капитан Морвиль вспомнил об ней. Он танцовал с её сестрою Эллен, девочкой 11-ти лет, которая была в восторге, что у нея высокий кавалер; затем, постояв немного, подошел к кузине своей Эмми и ангажировал ее.

- С вами отлично танцовать на бале, - сказал он, водя ее под руку: - вы не требуете любезностей от кавалера.

- Зачем же вы не пригласили Мэри? Посмотрите, как она долго сидит.

- А разве она любит танцы? спросил Филипп. Эмми ничего не отвечала.

- Вам, кажется, сегодня очень весело. Вы сейчас с Торндалем танцовали? продолжал Филипп.

- Да, на бале так приятно иметь знакомого кавалера. Как ему нравится Эвелина! Знаете ли что, Филипп, мистер Вернон, который танцует теперь с Лорой, сказал Морицу, что красивее и наряднее сестры здесь никого нет.

- Лора стоит большей похвалы, заметил Филипп. Она хороша своим умением держать себя более даже, чем лицом; посмотрите на прочих дам, какое у них выражение глаз, какой разговор, все другое, что за двуличность, что за нестественная веселость......

- Филипп! вы забываете, что вы говорите также с дамой, смеясь сказала Эмми. - По моему, на бале нет злых людей; когда мне весело, другим скучно не может быть!

- Оставайтесь ребенком душою, как можно дольше, Эмми, - задумчиво продолжал Филипп: - это великое счастие в жизни. Он вздохнул и пристально посмотрел на Лору.

Эмми пришло в голову, уж не повздорил ли Филипп с её сестрою; но вступать с ним по этому поводу в разсуждение ей не хотелось. Дотого ли ей было на бале, среди танцев и веселой музыки?

Гэй, в свою очередь, наслаждался балом от души; он встретил оксфордского товарища, который представил его своим сестрам, хорошеньким молодым девушкам. Отец их был знаком с мистером Эдмонстоном, но, живя далеко от Гольуэля, никогда не ездил туда.

Мисс Альстоны разговорились очень скоро с Гэем. Которая из этих дам красавица, мисс Эдмонстон? спросила старшая барышня у Гэя. Тот стал втупик; любуясь обеими кузинами, ему никогда не приходило в голову сравнивать их красоту.

- Если вы сами еще не решили эгого вопроса, отвечал он смеясь: - в то время когда оне обе перед вашими глазами, то как же я могу определить. которая из двух - красавица? Я могу сказать вам, которая из них старшая и которая меньшая, а остальное решайте уже сами.

- Вот это Лора - старшая мисс Эдмонстон, сказал Гэй. - Видите ту высокую, молодую лэди с великолепными волосами в венке из жасминов? Это она.

В его словах звучало что-то самодовольное, точно Лора принадлежала ему.

Филипп в эту минуту стоял недалеко, держа Эмми под руку. Он не пропустил ни одного слова Гэя. Зная немного Альстонов, он поклонился им и представил дамам свою кузину, мисс Эмми Эдмонстон. Гэй сейчас же увел младшую миссь Альстон пить чай в столовую.

- Разве вы уже познакомились с моим кузеном в Оксфорде? спросил Филипп у студента Альстон.

- Да, не много. Какой он веселый малый! - отвечал молодой человек.

- Он как то оригинально весел, не так как другие, прибавила его сестра.

- Как он себя держит в университете? любят ли его товарищи? спросил снова Филипп.

- В каком отношении?

- Право, не умею объяснить. Он славный малый, но сейчас видно, что дома воспитывался. Взбалмошный немного.

- А хорошо учится?

- Отлично; он всем жертвует для учения. Это великолепный товарищ в случае нужды, не вообще он очень сосредоточен. Друзей у него мало; я с ним очень редко вижусь.

- Гм! проворчал Филипп. Эмми взглянула на него вопросительно, но он дотого углубился в свои соображения, что не заметил её взгляда.

- Немудрено, если посторонние люди называют Гэя взбалмошным, - подумала молодая девушка: - он такой странный, что его трудно понять. Не позвать ли мне его теперь полюбоваться портретом короля Карла; впрочем нет, подожду лучше, нам теперь слишком весело обоим, чтобы смотреть на грустное лицо бедного короля.

Она съела свою порцию мороженого и ушла к матери, не обращая более внимания на своего кавалера. Тот постоял несколько времени молча, подле нея, поговорил с какими-то почтенными джентльменами и затем, отвернувшись от всех, сел подле тетки и отдался весь разговору с ней.

К Эмми подошли Лора и лэди Эвелина.

- Царица бала недовольна, - с улыбкой сказала Лора.

- Неправда, царица не я, а ты; на мою долю не дается твое счастие, - с горечью возразила Эвелина.

- В том то и дело. Мне нужно, чтобы он переменил свое мнение обо мне. Ведь это чудо, что за красавец! Право, я решусь сама к нему подойти.

- Не бойся! сказала Эвелина, qui ne risque rien...ты знаешь! - и кивнув ей головой с насмешливой улыбкой, она понюхала свой букет, повернулась, и через минуту обе сестры услышали, что она очень развязно и весело говорит: "Капитан Морвиль, вас стоит побранить, право! Какой дурной пример вы даете другим кавалерам! Тетя Эдмонстон, зачем вы поощряете его лень? Древняя пословица говорит не даром, что лень есть мать всех пороков."

Филипп улыбнулся и ответил: - Извините, я забыл свою обязанность. Сейчас исправлюсь. - С этим словом он подошел к маленькой, робкой барышне, всегда сидевшей без кавалера, и ангажировал ее на следующий танец. Эвелина вернулась к Лоре, делая жест отчаяния: Оскорбление за оскорблением! - сказала она, вздыхая. Это ужасно!

- Как же он мог догадаться, что тебе хочется именно с ним танцовать? заметила Эмми. Не могло же ему придти в голову, что ты с тем подошла к нему, чтобы он тебя ангажировал.

- Эва, но ведь ты уж танцуешь? - сказала Лора.

- Да, танцую с Торндалем. Но что мне псарь, если не жалует царь.

и после нея, они долго ходили вдвоем позале. От глаз Филиппа не ушло ни то, ни другое. Вскоре его приятель подошел к нему и начал восторгаться Эвелиной. - Она сущая ирландка! - ответил Филипп с холодной улыбкой. Бедный Торндаль опешил сразу; как сильно его ни очаровали прелести лэди Эвелины, но он не мог вырваться из под влияния своего ментора и тут же начал раздумывать: - действительно ли молодая девушка стоит его внимания, или он просто увлекся минутою.

- Отчего ты не танцуеш с ней? спросил он Филиппа.

- Куда мне с ней танцовать; за ней толпа

Слово: толпа была ведром холодной воды для тщеславного Торндаля; ему стало как будто совестно, что он ухаживал за девушкой, у которой

Между тем сам он сильно страдал. Подозрения, возбужденные в его голове Чарльзом, не давали ему покоя. Он пристально следил за Гэем и Лорой. Гэй три раза ангажировал ее на кадриль и все тщетно. Наконец пробил тот час, когда велено было приехать карете. Гэй прибежал откуда то и довольно настойчиво заметил Лоре: - Послушайте, Лора, уж одну то кадриль вы должны мне дать, если не устали.

- Пожалуй, я вовсе не устала. Я могу танцовать хоть до завтра, - с улыбкой отвечала Лора.

- Однако нам пора ехать, заметила мистрисс Эдмонстон

- Мистрисс Эдмонстон! одну только кадриль, умоляю вас! - воскликнул Гэй. - Лора должна мне мне ее подарить.

- Да,

Танцы кончились, карета стояла у крыльца, а Гэя с Лорой не могли дождаться; наконец, минут десять спустя, они оба вышли очень покойно, под руку, из библиотеки, где висел портрет короля Карла.

Впродолжении всей дороги домой, дамы не переставали смеяться и разговаривать. Джентльмены держали себя иначе. Мистер Эдмонстон дремал, Филипп не вымолвил ни слова, а Гэй напевал то один танец, то другой, и двигал ногами, как бы продолжая носиться по паркету. Семья разсталась на разсвете. Филипп прямо из Гольуэля уехал в Броадстон, а Гэй объявил, что он днем спать не в состоянии, свиснул Буяна и отправился купаться в реке. Остальная компания едва добрела до спален, как погрузилась в крепкий сон. Вот как кончился бал лорда Килькоран.