Наследник имения Редклиф. Том третий.
Глава I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наследник имения Редклиф. Том третий. Глава I. (старая орфография)

Мисс Юнг 

Наследник имения Редклиф 

(The heir of Redclyffe) 

Перевод Е. Сысоевой 

Том третий 

Издание поставщиков Его Императорского Величества
Товарищестива М. О. Вольф
С.-Петербург, Гостиный Дв., 18 - Москва, Кузнецкий Мость, 12  

ГЛАВА I.

Первое известие о болезни Филиппа пришло в Гольуэль утром, во время завтрака. Чарльз распечатал письмо и, пробежав его, заметил:

- Так и есть! Он настоял на своем, пошел в горы, и занемог!

- Кто? кто болен? неужели Гэй? закричали со всех сторон.

- Нет, не он, а Филипп, - возразил Чарльз. - У нашего капитана прилипчивая горячка; он заразился ею в какой-то трущобе и лежит теперь в бреду, а брат с сестрою переселились в Рекоару и ухаживают за ним. Преприятное занятие для молодой четы! Нечего сказать!

Лора не могла выговорить ни слова. Весть о болезни Филиппа поразила ее как громом; она машинально двигала руками, разливая чай, между тем как вся кровь прилила к её сердцу, а руки дрожали как в лихорадке. По окончании завтрака, она убежала к себе в комнату и заперлась там. В эту минуту Лора с горечью подумала, что с отъездом Эмми она потеряла последняго друга. С сестрой она могла бы говорить откровенно обо всем, а теперь ей приходилось страдать молча. Её радость, её сокровище Филипп болен, а семья толкует об его болезни как о вещи обыкновенной, его же осуждают за упорство, бранят, зачем он пошел в горы... как тут с ума не сойдти! Лоре живо представилось, как сильно должен страдать Филипп, под надзором такого неопытного юноши как Гэй. - У них там верно и доктора нет, и лекарств негде достать, - думала она, заливаясь слезами. - Он умирает, а им всем до меня и дела нет!...

Сознавая себя преступной в глазах Божиих, Лора не могла молиться, губы её шептали несвязные слова, а голова и сердце заняты были другим. Как она ни старалась скрывать свое горе от семьи, но мать, брат и сестра, зная её давнишнюю привязанность к Филиппу, вполне сочувствовали ей, хотя иногда и удивлялись излишней её впечатлительности. Мистрисс Эдмонстон более других жалела Лору; она ласкала ее, окружала всевозможным вниманием, но Лора как будто не замечала этого и вся отдалась своему горю. Она по целым дням бродила по саду или сидела молча у себя в комнате. Когда пришло известие, что положение Филиппа безнадежно, она всю ночь не раздевалась и вплоть до утра не прилегла ни на минуту.

Только-что все в доме проснулись, Лора опомнилась, поправила туалет свой и пошла вниз. К завтраку она явилась вся бледная, с глазами распухшими от слез; она в рот ничего не взяла, и ушла в сад, при первой возможности. Мать немедленно отправилась вслед за нею, но на дороге ее остановила старушка няня. - Сударыня, - сказала она встревоженным голосом: - мисс Эдмонстон верно нездорова. Представьте себе, у нея постель даже не измята. Она верно не почивала всю ночь.

- Неужели, няня? спросила мистрисс Эдмоистон.

- Да-с, мэм, мне об этом Джэн сказала, а я потом пошла сама посмотреть. Бедное дитя, она все по мистере Филиппе убивается! Немудрено, ведь они росли вместе. Извольте сами сходить к мисс Лоре, не то, право, она сляжет, уверяю вас.

- Иду, иду, няня! ласково возразила мистрисс Эдмонстон, и действительно, войдя в сад, она нашла Лору в одной из отдаленных крытых аллей. Молодая девушка, с отчаянием на лице, ходила в волнении, взад и вперед, все по одному месту.

- Лора, душа моя, - кротко заметила мать, взяв ее за талью. - Я не могу видеть твоего горя. Скажи, что с тобой? - Лора ничего не отвечала. Присутствие каждого посторонняго лица было ей невыносимо тяжко.

- Ах, как бы я желала этого: я бы желала умереть, - хриплым голосом произнесла Лора.

- Лора! Лора! Опомнись, что ты говоришь? остановила ее мать. - Где-ж твоя сила характера? Такое неумеренное отчаяние просто неприлично для молодой девушки.

Лора не выдержала. Забыв всегдашнее свое уважение к матери, она вся вспыхнула и резко возразила:

- Неприлично? вы так находите? А, позвольте спросить, кому-ж горевать об нем, как не мне? Я избранная его сердца, я одна люблю его, одна понимаю его! - И она глухо зарыдала. Мать не поняла в чем дело и, приписывая такой взрыв болезненной раздражительности Лоры, холодно начала ее успокоивать, напоминая ей, что подобные выходки несогласны с достоинством женниины.

- Берегись, Лора, - сказала она дочери. - Женщине нельзя выражаться так смело, говоря о мужчине, который не дал ей повода думать, что он ее предпочитает другим.

- Что мне в его предпочтений, когда я давно знаю, что он меня любит! Его сердце принадлежит мне, и дороже этого сокровища у меня ничего нет на белом свете. Неужели вы до сих пор не заметили, как мы друг друга любим? -

- Это что такое? возразила мистрисс Эдмонстон, пораженная изумлением. - Повтори, что ты сказала.

- Я проговорилась! я изменила ему, - воскликнула Лора, закрыв лицо руками. Я изменила ему в ту минуту, когда он, может быть, умирает! Эти слова очень разсердили мистрисс Эдмонстон, которая, переменив обычный свой кроткий тон на строгий, с укоризной возразила дочери:

- Лора, - сказала она ей: - я требую объяснения. Говори, что произошло между тобой и Филиппом?

Вместо ответа, молодая девушка залилась слезами. Безсонные ночи и истощение сил от недостатка пищи обнаружили свое действие. Чувство материнской любви взяло верх над гневом мистрисс Эдмонстон; она ласково обняла дочь и, бережно поддерживая ее, увела в комнаты и уложила на диван, у себя в уборной. Началась сильная реакция. Лора дала волю слезам и на все разспросы матери отвечала одним рыданием; ей невыносима была мысль, что она по слабости характера выдала тайну Филиппа. Бедная мистрисс Эдмонстон окончательно растерялась; ей представилось, что Лора уже тайно обвенчана и что она только из страха её гнева не решается высказаться яснее. Видя, что её присутствие в тягость дочери, мистрисс Эдмонстон решилась уйдти.

- Я тебя оставляю на полчаса, - сказала она, - ты отдохнешь, успокоишься и тогда вероятно дашь ясный, точный ответ на все мои вопросы. Я требую этого. - Мистрисс Эдмонстон удалилась к себе в спальню и, положив перед собою часы, начала в волнении считать минуты. Мысли, одна другой мучительнее, догадки, сомнения, перебегали у нея в уме, и бедная мать терзалась впродолжение условленного получаса, следя за часововой стрелкой. Ровно через 30 минут она быстро растворила дверь уборной и остановилась на пороге её. Лора сидела неподвижно, в прежнем положении, в углу дивана. Услыхав шум, она подняла голову; на лице её не было заметно ни малейшого смущения; она грустным, умоляющим взглядом посмотрела на мистрисс Эдмомстон.

- Ну, Лора, что скажешь? спросила мать, но видя, что Лора ничего не отвечает, она поцеловала ее в голову и тихо прибавила: - Друг мой, не бойся, разскажи все откровенно. ,

- Разве я что нибудь сказала вам? испуганно произнесла Лора.

- Ничего особенного, - возразила мать: - ты только дала мне понять, что Филипп, повидимому, привязан к тебе. Надеюсь, ты не отречешься от своих слов. Прошу тебя об одном, скажи, в каких ты отношениях с ним?

- Мама, прошу вас, не заставляйте меня теперь говорить, - умоляла со слезами Лора.

- Душа моя, тебе легче будет, когда ты выскажешься, - заметила мать. - Если ты действовала тайно до сих пор, ты успокоишься, признавшись мне во всем. Тебе только сначала будет трудно, ты увидишь, как за то впоследствии тебя это облегчит.

- Мне не в чем признаваться, - сказала Лора. Между нами ничего особенного не происходило.

- Вы не помолвлены?

- Чегож ты испугалась, когда ты заговорила о Филиппе?

- Он никогда не решился бы на помолвку со мной, - возразила Лора: - не просив на то разрешения у отца. Мы связаны только любовью.

- Чтож? вы тайно пореписываетесь с ним, что ли?

- Никогда. - Филипп ненавидит все тайное. Он ждал только получения чина, чтобы сделать предложение папа.

- Когда он тебе объяснился в любви?

- В первое лето, по приезде Гэя к нам в дом, - отвечала Лора.

- Как, три года тому назад? И ты скрывала все это от меня, впродолжение 3-х лет! Лора! Лора!

- К чему же бы мне послужило говорить об этом? тихо произнесла Лора. Слова эти сильно кольнули бедную мистрисс Эдмонстон.

- Как, по-твоему, не стоило говорить отцу и матери, что ты и Филипп полюбили друг друга? холодно спросила она.

- Конечно, мама. Я была убеждена, что вы без моих слов знаете, что это за человек.

- Хорош человек! учил тебя скрытничать! Отца это сильно огорчит.

- Koro? папа? Неужели вы ему все передадите? Боже мой! я изменила своему слову, я выдала его! воскликнула Лора и снова заплакала.

- Лора, - отрого заметила мать. - Мне кажется, что ты только о Филиппе и думаешь. Ты забываешь, что у тебя есть отец и мать; что ты виновата перед нами в скрытности и непослушании. Думала ли я, чтобы моя дочь могла быть такою! Лора, Лора! ты употребила во зло наше доверие!... - заключила она, тяжело вздохнув. Голос матери тронул молодую девушку до глубины души. Она обвилась руками вокруг её шеи и рыдая проговорила: - Я знаю, что вы меня скоро простите, но теперь простите его!

Мистрмсс Эдмонстон не могла равнодушно видеть страданий дочери. - Бедное дитя мое! Ты видно много вынесла, - сказала она, целуя ее со слезами на глазах.

- Неужели вы папа

- Посуди сама, - возразила мать: - могу ли я знать такую важную тайну и скрыть ее от отца?

Лора молча закрыла глаза. Мистрисс Эдмонстон уложмла ее на диван и опустила её голову на мягкия подушки. В эту минуту кто-то позвал ее вниз, но Лора схватила мать за платье и произнесла едва слышным голосом:

- Мама, если вы любите меня, простите его. Скажите, дороша, что вы его простили.

- Душа моя! мертвым все прощается! отвечала мистрисс Эдмонстон, но сказав это, она опомнилась, чувствуя, что слишком резко выразилась, и потому прибавила:

- Он так болен, хотела я сказать, что нам об этом толковать нечего. Мне только жаль тебя.

Она поправила подушки, еще раз поцеловала дочь и ушла.

Мистрисс Эдмонстон нуждалась постоянно в поверенных; дождавшись отъезда мужа, она немедленно отправилась к Чарльзу. Лицо её дотого было разстроено, что сын сейчас же спросил, нет ли дурных вестей из Италии.

- Нет, нет, я пришла поговорить с тобой о бедной Лоре, - возразила мать.

- А что? сказал Чарльз, и так выразительно подмигнул, что она невольно встревожилась.

- Неужели ты что-нибудь подозревал? - сказала она.

Шарлота, сидевшая у окна с книгой, юркнула в другую комнату, боясь быть высланной вон.

- Я подозревал давно. что у Лоры сердце задето, - продолжал Чарльз. - Но чтоже такое случилось?

- Вообрази.... но прежде вспомни, как он болен и потому не сердись, Чарли, - сказала мать. - Вообрази, что Лора и Филипп влюблены друг в друга с тех самых пор, как мы с тобой это подметили.

Она ожидала взрыва со стороны сына, но тот прехладнокровно произнес: - О-о! так это наконец открылось?

- Как? разве ты это давно знал? воскликнула мать.

- Я ровно ничего не знал. Меня-то уж они бы никогда не выбрали в поверенные, - отвечал Чарльз.

- Еще бы! продолжала мать, нервно засмеявшись, - но, право, Чарли, у меня в голове все так перепуталось, что я не знаю что подумать.

- Разве это для вас новенькое, что Лора раба Филиппа, что она автомат его, - возразил сын. - Он в её глазах такое совершенство, что наложенный им на Лору обет молчания, вероятно, казался ей каким-то геройским поступком.

- Она три года тому назад действовала как ребенок, - продолжала мистрисс Эдмонстон: - странно, право! а ведь ей уж был тогда 18-й год. Эмми 17-ти лет вышла уже замуж. Какая огромная разница между сестрами! Лора должна была хорошо понимать, что она делает.

- Да, конечно, - заметил Чарльз: - еслибы Филипп не убил её воли: - любопытно знать, каким это образом он разрешил ей теперь проговориться? Электрическим током, что ли?

- Он не умрет, - положительным тоном отвечал Чарльз.

- Каково то будет отцу перенести известие о Лоре, - затетила мать.

- Нам нужно примириться со случившимся с фактом, - сказал Чарльз. - Вообразим, что они были женаты все эти три года; ведь, по правде сказать, они только и жили, что друг для друга, отцу, следовательно, остается......

- Чарли, друг мой, что ты тут толкуешь? возразила мать: - ведь им невозможно жениться.

- Рано или поздно, они все-таки женятся, я поручусь, что мы тот, ни другая, от своего слова не отопрутся. А Гэй, в свою очередь, будет их адвокатом, и вы увидите, что он же, в награду за сплетни Филиппа, устроит его денежные дела.

- Милый Гэй, - заметила мать: - хорошо, что мы в нем, по крайней мере, не обманулись.

- Однако было время, вы словам-то Филиппа очень верили, maman, - возразил Чарльз.

- Какая разница между обеими сестрами, - продолжала задумчиво мистрисс Эдмонстон, как будто не слушая сына. Воспитывали мы их одинаково, а разница вышла большая.

- Ну, воспитание-то сестры получили не совсем одинаковое, - возразил Чарльз. - Лора ученица Филиппа, а Эмми - моя. Маленькая баронеса, как видно, лучше удалась.

- Эмми будет поражена этим известием, - заметила мать. - Будь она здесь, дело пошло бы лучше; Лора всегда больше доверяла ей, чем мне. Чарли! вот в чем моя ошибка, - заключила она, со слезами на глазах. - Я сделала страшное преступление, я лишила себя доверия дочери.

- Не говорите мне об этом, maman, - сказал Чарльз, и все лицо его дрогнуло от внутренняго волнения. - Мой эгоизм, мои капризы были причиною, что вы мало обращали внимания на сестер; я один виноват в том, что лишил их дружбы матери. Хорошо, что на Эмми покрайней мере это не отозвалось дурно; впрочем, на мое счастие, кажется, и Шарлотта не пострадает от этого.

Шарлотта едва удержалась, чтобы не выскочиг из другой комнаты и не разцеловать брата.

- В отношении же Лоры, - продолжал Чарльз с обычной своей резкостью, - вы немного погрешили. Вы были всегда слишком юны сердцем, а она слишком погружена в учение, чтобы сойдтись близко.

- Да, я была слабой, безполезной матерью, - вздохнув отвечала мистрисс Эдмонстон.

Тут уж Шарлотта не выдержала. Она прибежала из соседней комшаты, кинулась к матери, обняла ее обеими руками и со слезами закричала: - Мама! Мама! Замолчите пожалуста! Вы всех умнее, всех добрее! я уверена, что и Гэй тоже думает.

В эгу мишуту Буян, заметив общее волнение, вспрыгнув с пола, стал на задния лапы, положил передни.ч на колени мистрисс Эдмонстон, и, виляя хвостом, наровился как бы лизнуть ее в лицо. Нельзя было удержаться от смеха при виде этой картины, и все, начиная с матери, громко расхохотались. Это дало другой оборот разговору.

Шарлотта начала извиняться, что она подслушала беседу матери с братом.

- Мама, простите меня, - говорила шалунья: - мне некуда было уйдти, притом я думала, что вы видели меня при входе сюда, и знаете что я близко.

- Мне от тебя нечего скрывать, дитя мое, - отвечала мать, с жаром целуя ее. - Ведь ты у меня теперь одна что Лора наделала, по милости своей скрытности. Эмми уехала, теперь остаешься ты одна, для нашего утешения: смотри же, оправдай мои надежды на тебя!...

Никогда девочка 14-ти лет не чувствовала себя такой гордой, как Шарлотта в эту минуту. В былые времена она не преминула бы начать вмешиваться в разговор и выражать свое мнение некстати, но теперь у нея был уже своего рода такт и она с улыбкой уселась на ковре, подле матери, скромно опустив глаза.

Мать и брат заговорили об Эмми и Гэе и пустились разсуждать о том, есть ли в Рекоаре камфора и хлористая известь, лучшия предохранительные средства от тифа.

Лора впродолжение целого дня не сходила сверху и, далеко не подозревая, что Шарлотта посвящена в её тайну, позволяла ей ухаживать за собой, как за больной.

Вечером, мать и Чарльз, со всевозможными предосторожностями, передали мистеру Эдмонстон неприятное. известие.

Началось с того, что он, как этого и ожидали, раскричался до нельзя, клялся, что верить этому не хочет, а через минуту стал утверждать, что он это давно предвидел.

- Это все виновата мама, - говорил он, бегая по комнате: - она допустила Филиппа до интимных отношений с нашими барышнями; мудреное ли дело, если он влюбился? Меня бесит вот что, как он смел употребить во зло мое доверие. как смел клеветать на Гэя. Чего захотел!..... дай ему Лору в жены, как же! дожидайся! Я ему дам знать Лору!

Жена напомнила, что Филипп в настоящую минуту при смерти и что ему нужно многое простить.

- А! да ну ее эту горячку! закричал опять мистер Эдмонстон, весь красный от волнения. - Вздумал же Гэй записаться в сиделки, вот сантиментальнаи голова!

На Лору отец не очень сердился, он уверял, что все молодые девушки влюбляются в тех, кто за ними ухаживает, и искренно горевал, что она не спала всю ночь. Ему всегда нравились увлечения молодости и он охотно простил бы Лору, еслибы она в эту минуту была здесь, на лицо.

- Я бы уговорил ее отказаться от Филиппа, - заключил мистер Эдмонстон, несколько успокоившись: - мне стоило бы только представить ей все препятствия к этому браку, я убежден, что она согласилась бы со мной немедленно.

Чарльз и мать насилу упросили отца, чтобы он не напоминал Лоре о Филиппе, пока жизнь его в опасности.

Мистер Эдмонстон долго спорил, что Филипп умереть не может, что он железного сложения, но наконец все-таки уступил, внутренно довольный тем, что день объяснения с дочерью отсрочен на неопределенное время.

Когда Лора решилась выйдти из своего заключения, она, к удивлению своему, нашла, что вся семья обходится с ней чрезвычайно ласково и ни одним намеком не дает ей чувствовать, что она виновата. Письма от Эмми приносили все более и более утешительные известия о здоровье Филиппа, и Лора оживала с каждой почтой. Но вдруг, как-то раз перед самым обедом, принесли из Броадстона письмо, адресованное на имя мистрисс Эдмонстон. Адрес был сделан рукою лэди Морвиль. Быстро распечатав конверт, мистрисс Эдмонстон пробежала письмо и вскрикнула. Эмми писала следующее: 

"Дорогая мама! Не пугайтесь, если я вам скажу, что Гэй заразился горячкой. Он перемогался с прошедшого воскресенья, а вчера слег в постель. Есть надежда, что он не будет так опасно болен как Филипп. Большую часть дня он спит; ни на что не жалуется, и когда просыпается, то всегда в полной памяти. Арно очень нам полезен, равно как и Анна. Ночью Гэй спит спокойно и требует только, чтобы Арно был подле него, мне же он не позволяет сидеть по ночам. Филиппу лучше.

Мертвое молчание водворилось в комнате. Мистер Эдмонстон не преминул объявить, что он давно предвидел, что этим должно кончиться. Жена его ничего не возразила: так сильно ее поразило горе. Положение Эмми казалось ей безвыходным. Послать к ней отца было бы безполезно; мистер Эдмонстон совсем не умел обращаться с больными, туда отправиться и оставить Чарльза было немыслимо. К великому её удивлению, Чарльз сам начал уговаривать мать, чтобы она ехала к молодым.

- А разве ты можешь без меня обойтись? спросила мать.

- Почему ж нет? теперь мы должны думать только об Эмми. Чем скорее вы поедете к ней, тем лучше, - сказал Чарльз.

- В самом деле, Чарли! Доктор Майерн будет тебя навещать, а Лора станет ходить за тобою

- Не безпокойтесь обо мне, я устроюсь. Мне трудно было бы помириться с мыслью, что я вас отнимаю от сестры.

- Кому нибудь из нас следует ехать. Не будь этой несчастной истории с Филиппом, я бы отправила туда Лору, но теперь об этом и говорить нечего, - продолжала мать.

Положено было так, что еслибы письмо Эмми принесло еще худшее известие, то отец и мать отправились бы в Рекоару вместе. Лора страшно этого боялась. Ее пугала мысль о встрече отца с Филиппом, еще не совсем оправившимся. Она готова была упасть к ногам матери, умоляя ее быть снисходительной к больному. Мистрисс Эдмонстон, заметив её отчаяние, дала слово, что покуда Филипп совершенно не выздоровеет, она не допустит мужа , до объяснения с ним.

Через два дня получено было новое письмо от Эмми, и мистер Эдмонстон с женою выехали в Италию.

Лора думала, что ей будет трудно ходить за братом, но он, напротив, так был с ней ласков и деликатен, а Шарлотта так нежно заботилась об ней, что она скоро успокоилась.

Мэри Росс навещала их почти ежедневно. Однажды она нашла Чарльза одного, прогуливающагося с помощью костылей, по террасе, около дома. Сейчас можно было догадаться, что в доме случилось что-нибудь особенное, потому что его никогда не оставляли одного.

- Мэри! это вы, как я рад! - закричал он, увидев гостью. - Вас-то мне и нужно было.

- Каковы известия? спросила Мэри, отнимая у него один костыль и взяв его под руку.

- Отличные! Жар и забытье у Гэя прошли. - По всему видно, что горячка у него была легкая и maman приедет уже тогда, когда её услуги не будут ему нужны. Слава Богу, мы теперь о нем уж не так тревожимся.

- Ну, а Эмми что?

- Эмми пишет такое длинное, веселое письмо, что сейчас видно, что она хорошо себя чувствует. Я с вами не о них обоих, а об Лоре хочу поговорить. Вам верно известна вся её история. Капитан, как заметно из писем от наших, повидимому опомнился, признался во всем Гэю и просит теперь передать все дело, как оно было папа.

- Неужели? Это прекрасно!

- Я это узнал из письма Эмми. Она пишет к папа, что Филипп убит горем и что, отправив свое письмо к нему, он упал в обморок, в её глазах. Представьте себе нашу малютку, с 6-ти футовым великаном, без чувств, на руках.

- А я воображала, что Филипп уже совсем здоров, - сказала Мэри.

- Письмо к папа он писал собственноручно, - заметил Чарльз: - горько оно ему досталось, я полагаю. Впрочем, ему нелегко было объясняться и с Гэем, я заочно торжествовал, представляя себе картину их объяснения. Наш Гэй, конечно, взял его сторону и пишет также целое послание, желая доказать нам, что он здоров, но помоему его письмо - просто горячечный бред. Мои оба зятя

- Как, оба зятя? разве ваш отец согласился на брак Лоры с Филиппом? спросила Мэри.

- Если не согласился, то современем согласится и вернется домой, напевая:

Быть тестем, право, очень лестно

Красавца, трехбунчужного паши.

Отцу не выдержать, если Гэй и Эмми начнут к нему приставать с просьбами, а Филипп пустит в ход новый патентованный револьвер, и уверит отца, что он лишит себя жизни, в случае е.го отказа.

- Где Лора? с улыбкой спросила Мэри.

- Я прогнал ее гулять с Шарлоттой, а вас все ждал для совещания, потому что мама находит, будто я ничего не понимаю по части любви.

- А я разве опытна по этой часга?

- Вы женскую натуру лучше меня знаете. Научите, чем бы мне полечить Лору? я ее, бедняжку, видеть не могу, она измучилась ухаживая за мной. Шарлотте уж я сам даю уроки вместо нея, а Лору посылаю отдыхать к себе в комнату. Научите меня как с ней обращаться?

- Пусть она продолжает ходить за вами, - сказала Мэри.

- Это прекрасно! возразил Чарльз. - Сестры и то плясали по моей дудки до сих пор, пора наконец мне подумать и об них. Как вы полагаете, не показать ли ей письма от наших, чтобы ее немного успокоить? Ведь мы до сегодняшняго дня, слова с ней не сказали обо всем происшедшим.

- Конечно, - отвечала Мэри. - Покажите ей письма. Я думаю даже, что самый разговор ваш с нею очень ее утешит.

- В самом деле? А как же мне вывернуться? Скрыть своих чувств к Филиппу я не в состоянии, а оскорбить ее я бы не желал.

- Она, бедная, так давно не слыхала слова участия, что ваше внимание будет ей очень отрадно, - заметила Мэри.

- Хорошо, я постараюсь ее утешить. Боюсь только, что не выдержу. Я слышать не могу, когда Филиппа расхваливают Его сторону я беру тогда только, когда папа и Шарлотта очень ужь на него нападут. Впрочем, терять времени нечего, стану говорить, покуда есть возможность. Когда он явится в роли жениха, - поздно будет.

- Я уверена, что вы после болезни найдете такую огромную перемену в характере Филиппа, - сказала Мэри: - что у вас духу не достанет над ним трунить. Сознание в своей вине есть уже важное дело. Однако, я с вами заговорилась, а мне давно пора идти в церковь. Кстати о ней: бедная Лора! как она трудится, рисуя её перспективу для Гэя.

- Да, - заметил Чарльз. - Она спешила кончить кортину, узнав о болезни Гэя; ей все казалось, что он скоро вернется. Прощайте, Мэри! Пожелайте мне успеха в переговорах с сестрою. Дорого бы я дал, чтобы утешить ее!...

- Я не сомневаюсь в этом, - произнесла мысленно Мэри, уходя и оглядываясь на Чарльза, который снова зашагал по террасе. Сколько чувства, сколько деликатности под этими сухими, оригинальными манерами! Подумаешь, что человек только и живет что насмешкой, а как он умеет любить!

- Пожалуй, - отвечала робко Лора и принялась читать письмо, между тем как брат отвернулся, чтобы не следить за выражением её лица. В конверте лежало письмо Филиппа.

испытания. Она тихо заплакала.

- Еслибы ты знал, что он вынес! сказала она Чарльзу. - Посмотри, ведь он только обо мне и горюет): боится, что вы все разсердитесь на меня; его только это и мучит. Ах! если бы это письмо пришло до отъезда папа.

- Гэй и Эмми скажут папа, что Филипп писал к нему, - заметил Чарльз.

- Милые они мои! Филипп с чувством говорит о их внимании во время его болезни. Я гораздо спокойнее с тех пор как Гэй и он в хороших отношениях.

- Филипп и я обязаны Гэю и Эмми многим, - продолжала Лора. - Как я рада, что сестра была при Филиппе, когда ему сделалось дурно. Эмми прислала мне также очень ласковое письмо. На, прочитай; как это похоже на нее!

Чарльз прочитал следующее:

"Дорогая моя! До сих пор я не имела еще права выразить тебе как мы с мужем были огорчены, узнав все то, что до тебя касается. Я раскаяваюсь, что писала иногда слишком подробно о страданиях Филиппа, а Гэй искренно просит прощения, если он когда нибудь огорчил тебя резкими выражениями на ечет его. Я понимаю, каково тебе было переносить все это, душа моя, но теперь, когда все открылось, и уверена, что тебе будет легче. Не остерегайся Чарли, прошу тебя; если он заметит, что ты в горе, он побережет тебя. Сейчас видела Филиппа и нашла, что ему гораздо лучше, он очень поправился и окреп. Он тревожится за тебя, но я его успокоила, сказав, что ты очень довольна, что все, наконец, открылось.

- Лора, - сказал Чарльз, окончив письмо: - Эмми дала тебе добрый совет насчет меня. Я готов быть для тебя полезным везде, где только могу, - то есть я готов доказать тебе свою любовь.

- Знаю, знаю, - прервала Лора, заглушая свои рыдания. - Ты всегда был ко мне добр - но....

- Эге! подумал Чарльз: - ей видно мало, что я ее люблю. Нужно же потешить бедную. Слушай, сестра, - продолжал он громко. - Ты не думай, чтобы я одобрял поступок Филиппа. Он действовал как влюбленный, совершенно необдуманно, но его великодушная исповедь примирила меня с ним. Будучи больным, слабым до такой степени, что каждое волнение могло убить его, он все-таки решился признаться отцу во всем: - это большое геройство.

- Ты еще более оценишь Фижнпа, - отвечала она: - когда прочтешь записку, которую он вложил ко мне в письмо, с тем, чтобы я передала ее папа, высказав прежде откровенно все дело. Ах! как он бережет меня!

Лора подала брату клочек бумажки с надписью: "Ч. Эдмонстон, Сквайр". вероятно от усталости и волнения, едва имел силу держать перо. Поэтому записка к её отцу состояла из отрывистых, коротких фраз, далеко не напоминавших слог Филиппа.

"Милый дядя! писал он. Я поступил дурно. Чувствую это. Не осуждайте Лоры: я один виновагь. Прошу прощения у вас, у тетушки и предоставляю вам судить меня. После напишу побольше. Будьте к ней ласковы.

- Как мне его жаль! заметил Чарльз тронутым голосом.

всю душу; он по-старому очень ласкал сестру, успокоивал ее; но, не смотря на это, позволял себе читать ей наставления и делать довольно колкия замечания на счет влюбленных.