| Автор: | Казот Ж. |
| Категории: | Сказка, Детская литература |
РАССКАЗ О ЛЮБВИ МОГРАБИНА И ДОЧЕРИ ЕГИПЕТСКОГО ЦАРЯ АУХЕТЫ-ИЛЬ-КАХАКИБ
Окончание
- Тут Кардаш прервался на мгновенье, а потом в мельчайших подробностях объяснил, как одолеть колдовские чары Мограбина, если мне посчастливится найти помощников.
Он просил поскорее отпустить его, но я хотела, чтобы он разъяснил мне еще одну непонятную вещь: почему, будучи столь осведомленным, он строил из себя дурачка и отчего назвался чужим именем.
«Царевна, - отвечал джинн, - я был в ужасе, когда понял, что попал под заклятие ученицы Никии, твоей наставницы, что в прошлом была дочерью царя Азербайджана, а теперь стала рабыней Мограбина. Если бы она узнала меня и сообщила своему хозяину, что благодаря случаю я вырвался из заточения, тот сделал бы всё, дабы опять завладеть мною и подвергнуть новому, еще более ужасному наказанию, лишь бы я никогда не выдал секреты его матери и его собственные тайны. Ты читала колдовские книги, и по воле случая твой взгляд остановился на моем знаке. Ты вписала его в круг и произнесла заклинание, потребовав, чтобы дух, связанный с этим знаком, явился перед тобой. Мне пришлось подчиниться, но, дабы избежать грозившей мне опасности, я назвался именем самого глупого на свете джинна, именем Катхети, который ползает по земле и стряпает сны для тех, кому собственная память и воображение их не посылают. Я так хорошо изображал дурака, что Никия, которой ты обо мне рассказала, поверила в мою глупость. В то время вы составляли букеты, и твоя наставница сочла, что мне можно доверить сбор цветов для тебя при условии, что я не стану ничего рвать по своему усмотрению… Эта несчастная причинила тебе много зла. Вспомни венок, который ты отдала Мограбину, и гирлянду, что он повязал тебе на шею, а потом отобрал. Эти заколдованные предметы роковым образом связывают тебя с ним, ты несомненно еще увидишь их и тогда узнаешь, для чего он их использует».
«Но, Кардаш, - попросила я, - не мог бы ты избавить меня от этих грозных чар?»
«Нет, царевна, потому что мне не дано предвидеть, как поступит наш жестокий враг. Что до заклятий, охраняющих это место, а также владения Мограбина и его матери близ Хареная, то я научу тебя, как их снять. Проси меня дважды повторять тебе всё, что покажется трудным для запоминания, бойся забыть или исказить хотя бы слово, иначе не миновать беды».
И Кардаш поведал мне обо всех секретах этого дворца и окружающей его долины, а также о тайнах заколдованных земель близ Хареная. Каждая подробность заставляла меня содрогаться, ибо чары, о которых говорил Кардаш, были достойны наместника князя тьмы. Наконец я набралась смелости и задала последний вопрос: о сновидении, которое меня так потрясло и оскорбило.
«Ты не спала, - отвечал Кардаш. - Мограбин перенес тебя в подводные пещеры Дом-Даниэля. Ты видела Асмодея, одного из могущественных приспешников Кокопелисоба, и собрание чародеев, которое именно так и происходит, когда луна на ущербе. Он пытался приобщить тебя к их гнусным нравам и очень надеялся, что они придутся тебе по душе».
Кардаш говорил долго, и всё это время я слушала его стоя, так что ноги мои начали уже подкашиваться.
«Ты устала, царевна, - заметил джинн, - но наберись мужества. За нами следят сто тысяч соглядатаев, которые всё видят, но ничего не слышат, ибо круг, начерченный тобою, не пропускает ни звука. Рабы и сообщники Мограбина донесут на тебя, и я бы погиб, если бы мое спасение не было в твоих руках. Тебе нужно только громко произнести одно заклинание. Скажи: „Духи, рабы великого Мухаммада! Те, что заставили Кардаша прийти сюда, перенесите этого раба к ногам всесильных слуг великого Сулеймана". Когда я буду уже далеко, сотри этот круг и сломай свою волшебную палочку, потому что ее всё равно у тебя отнимут».
Не колеблясь, я сделала всё так, как посоветовал Кардаш. То же облако, что бросило джинна к моим ногам, унесло его, а я начала стирать нарисованные мною круги, сломала свою палочку и вернулась в спальню, снова и снова повторяя первую строку Корана, которая придавала мне сил и уверенности.
Возможно, мое воображение слишком разыгралось, но, пока я шла, мне всё время слышался шепот, будто кто-то проклинал меня и богохульствовал. Не раздеваясь, ибо мне противно было звать кого-то на помощь, я бросилась на кровать. Я пыталась воззвать к Богу и Его Пророку от всего моего наполненного болью и горечью сердца, но мучительная мысль о моем отступничестве давила на меня и словно низвергала в пропасть. Я лежала неподвижно, не смея ни взглянуть на небо, ни воздеть к нему руки. Вскоре ночной мрак объял меня, и никогда в жизни он не казался мне столь жутким. Тишина, царившая вокруг, лишь усиливала мой ужас. Казалось, сама природа оставила меня наедине с моими страхами, сожалениями и угрызениями. С той жуткой ночи мне пришлось много страдать, но никогда больше мне не было так страшно. Наконец рассвело, мне стало чуть легче, душа моя немного воспряла при виде освещенных солнцем предметов. Однако потом я с ужасом поняла, что вся эта роскошь и богатство способствовали совращению многих несчастных. Мне захотелось прикоснуться ко всему, что я видела, своей волшебной палочкой и превратить спальню в спрятанную от дневного света гробницу, а кровать - в гроб и тем самым бросить вызов моему мучителю, не дав ему насладиться местью.
Я приподнялась и тут же вспомнила, что сломала свою палочку. Отчаяние охватило меня, но тут я поняла, что когда-нибудь тайны, доверенные мне Кардашем, помогут небу и земле в том, чтобы отомстить и уничтожить чудовище.
«Не бойся страданий, - сказала я сама себе. - Пусть твой злейший враг делает с тобой всё что хочет, ты должна жить, чтобы стать орудием его гибели. Повтори наизусть всё, что просил запомнить джинн, пусть каждое слово врежется в твою память, как клеймо».
Я начала прилежно повторять наставления Кардаша и трудилась до тех пор, пока все заклинания не превратились в звенья одной неразрывной цепочки. День клонился к вечеру, а я всё еще твердила свой урок, как вдруг земля дрогнула, и я поняла: Мограбин вернулся.
Я ожидала, что он тут же набросится на меня, но я ошибалась: его задержали доносы осведомителей.
Наконец он предстал передо мной. Никто и никогда не видывал более ужасающего и дикого несоответствия между сиянием и блеском, которые он силился придать своему лицу, и гневом и смятением, искажавшим его черты.
«Изменница! - кричал он. - Ты связалась с моими врагами! Ты рисуешь круги, чтобы провести сюда нечестивых духов Мухаммада! Так получай по заслугам!»
Он накинул мне на шею венок, который я отдала ему в день нашей роковой свадьбы, а на ногу - цветочную гирлянду. Я не сопротивлялась, он лишь дунул на меня и, как видите, превратил в птицу. Зеленые, красные и желтые перья на моей шее - это и был мой венок, а гирлянда сделалась цепью на моей лапке.
Мучитель перетащил меня в свой кабинет и ударил по щеке статую. Дверь в вольер распахнулась, и он приковал меня к жердочке.
Благодаря моим познаниям мне известно, что я смогу обрести человеческий облик и свободу только после смерти Мограбина. Таковы последствия моей ошибки, того, что я по своей собственной воле отдалась во власть чародея.
Мограбин был влюблен в меня и любит до сих пор - об этом я расскажу вам чуть позже - и потому он не лишил меня разума, как всех остальных животных, среди которых я находилась. Ему хотелось, чтобы мое ужасное, тоскливое положение сломило меня, чтобы я попросила пощады и снова стала его женой хотя бы по ночам. Именно поэтому сирийский царевич смог вернуть мне дар речи.
Когда Мограбин оставил меня в вольере вместе с другими птицами, я попыталась возблагодарить Аллаха и Мухаммада за то, что они избавили меня от присутствия моего мучителя, но из горла моего вырвался лишь крик попугая. Я отчетливо произнесла только слово «Ара», и все птицы в вольере повторили его за мной.
способность бездумно повторять отдельные слова.
Сидя на жердочке, я думала о своем положении. За исключением цепочки, оно ничем не отличалось от положения бедных тварей, окружавших меня, но было лучше прежнего, когда я испытывала только страх. Я даже радовалась тому, что теперь мне не придется терпеть ласки своего жестокого и нечестивого похитителя! Но, увы, я заблуждалась.
Прошло два дня, да, только два дня я была избавлена от его невыносимого присутствия, а на третий вечер Мограбин вошел в вольер, стараясь по возможности придать своему лицу то выражение, которое когда-то покорило меня.
«Аухета, - сказал он, - ты провинилась, ты изменила Баалу, сердце мое разрывается из-за суровости наказания, которому я вынужден тебя подвергнуть. Я возвращу тебе человеческий облик, ты разделишь со мною ложе, но будешь вести себя как покорная жена. И когда ты осознаешь свои ошибки, когда пообещаешь отказаться от всего, чему научила тебя твоя старая нянька, я попытаюсь уговорить божество, оскорбленное тобой, смягчить твою участь».
С этими словами он бросил несколько крупинок благовоний на угли курильницы и отцепил цепочку от жердочки. Я предстала перед ним совершенно обнаженной.
«Жестокий Мограбин! - воскликнула я. - Слышать не хочу ни о тебе, ни о твоей страсти, ни о Баале, который отдал меня в твои руки. Верни меня отцу и сделай так, чтобы я смогла тебя забыть».
Мое хладнокровие и сухость привели изверга в бешенство.
«И ты еще говоришь о жестокости! Следуй за мной, женщина», - приказал он и потащил меня за цепь, которая по-прежнему болталась на моей ноге.
Я попыталась воспротивиться, но он затянул другой конец цепи у меня на шее, так что я едва не задохнулась, и отнес в спальню.
варвара, в чьей полной власти я находилась из-за своего полуобморока.
Эта ужасная сцена, которую я вам описала, вот уже пять лет повторяется каждую ночь, и жестокость Мограбина только возрастает. Мне удается передохнуть лишь тогда, когда он покидает дворец ради своих гнусных дел или для того, чтобы погрузиться на дно морское и принять участие в омерзительных оргиях Асмодея.
Каждый раз, когда земля содрогается и тем самым сообщает о возвращении моего мучителя, мне хочется, чтобы мой клюв обратился в меч и я смогла бы вонзить его в свое сердце. Однако теперь я благодарю Провидение за то, что оно лишило меня всякой возможности покончить с жизнью и позволяет вложить непобедимое оружие в руки своего посланца и моего освободителя. Я говорю о любимце Мухаммада, о царевиче Хабеде-иль-Румане.