| Автор: | Капандю Э., год: 1865 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
XVI. ПИСЬМО
Король бросил письмо на стол.
-- Этот негодяй остроумно дерзок, - сказал он, - можно подумать, что он был пажом. Мсье д'Аржансон, нам остается только одно: арестовать этого Рыцаря и послать его нашему знаменитому кузену и союзнику, прусскому королю: Фридрих любит философов и умных людей, а этот человек дал доказательство своей склонности к философии и своего ума. Что вы сделали после получения этого письма? - спросил король, сменив тон.
-- Я велел доставить почтовый экипаж, государь, - отвечал министр, - сам его осмотрел и удостоверился, что сведения, сообщенные мне, были совершенно точны.
-- А графиня Потоцкая?
Начальник полиции подошел с пачкой бумаг в руках.
-- Государь, - сказал он, - вот донесения десяти агентов; ни одно из этих донесении не противоречит другим.
-- Что же говорится в этих донесениях?
-- Графиня Потоцкая выехала из Парижа вчера в десять часов утра. Она села в карету, запряженную парой лошадей с кучером и лакеем без ливреи на козлах; карета выехала из Парижа через Тампльские ворота. В полдень экипаж был в Ноази, а в час въехал в лес Бонди. С этого момента, государь, следы теряются.
-- Как?!
-- Видели, как карета въехала в лес, но никто не видел, как она выехала оттуда. Куда она девалась - неизвестно, однако экипаж, лошади, кучер, лакей и графиня бесследно исчезли.
-- И вы не надеетесь ничего узнать?
-- Я делаю все, государь, но не знаю, должен ли я надеяться. Сейчас, когда я имею честь разговаривать с вашим величеством, шестьдесят верных и преданных агентов осматривают окрестности леса Бонди на протяжении трех миль. Сегодня вечером я получу первые донесения.
Людовик XV одобрительно кивнул головой.
-- Государь, - сказал д'Аржансон, - теперь вашему величеству следует перенестись опять к 31 января, когда случились те странные происшествия. Нужно предоставить слово начальнику полиции.
-- Я слушаю, - сказал Людовик XV.
-- Чтобы исполнить приказание, отданное мне королем, - арестовать Рыцаря в десять дней, - начал Фейдо де Морвиль, - я обещал большие награды моим агентам. Один из них, по имени Жакобер, попросил у меня особой аудиенции и обязался выдать мне Рыцаря Курятника на следующий день. Он рассказал мне, что случай свел его с двумя сообщниками Рыцаря. Жакобер был прежде вором. До поступления на службу в полицию он состоял в шайке Флорана в Руане. Сообщники Рыцаря подумали, что Жакобер хочет присоединиться к ним, и решили завербовать его. Жакобер вошел в дом на площади Мобер на углу улицы Галанд. Он присутствовал на оргиях разбойников и был принят членом их общества. Он должен был прийти на другой день в восемь часов, чтобы быть представленным Рыцарю Курятника.
Я предоставил Жакоберу возможность действовать и согласился на все, что он требовал для успешного завершения дела; потом я организовал за ним наблюдение таким образом, чтобы у него не возникло подозрений. Я спрятал двадцать пять человек в домах на площади Мобер и еще двадцать пять около монастыря св. Иоанна Латранского. Кроме того, я дал знать начальнику дозорных. Оставалось ждать.
Следующая ночь не принесла никаких известий. Все пятьдесят агентов возвратились утром. Они не видели ничего. Я ждал Жакобера - он не являлся. Что с ним случилось? Был ли он жертвой или изменником - вот что мне хотелось узнать - и не удавалось.
Вчера утром я получил письмо, адресованное не начальнику полиции, а лично мне. Я распечатал его. В нем лежало другое письмо, с официальным адресом и надписью внизу, гласящей: "Именем короля и правосудия, пусть тот, кто поднимет это письмо, препроводит его к начальнику полиции". Без сомнения, письмо было найдено на улице лежащим в грязи, потому что оно все было запачкано грязью. Я узнал почерк Жакобера. Я не мог ошибиться, потому что много раз получал от него донесения. К тому же, чтобы избежать подделки, я дал каждому из моих агентов особый знак - половину печати, вторая половина которой - у меня. У каждого агента своя печать.
Я поспешно распечатал письмо и узнал примету. Вот это письмо.
Фейдо де Морвиль вынул из своего портфеля сложенное письмо и подал его королю. Письмо было измято, запачкано, покрыто желтыми пятнами. Фейдо развернул его и показал Людовику XV странный темно-красный знак в верхней его части.
-- Он, очевидно, поставил его своей кровью, - продолжал начальник полиции.
Вынув из портфеля небольшой плоский ящичек, он достал из него печатку, прорезанную насквозь.
-- Я не мог сомневаться, - продолжал Фейдо, - потому что один Жакобер имеет такую печать, и поставлен знак на бумаге точно в условленном месте.
-- Таким образом, - продолжал Фейдо де Морвиль, - я не мог ошибиться, потому что, допустим даже, могли подделать почерк агента, даже похитили его печать, но надо было еще знать именно то место на бумаге, где следовало поставить знак по нашему договору.
-- Это вы придумали, мсье де Морвиль?
-- От души поздравляю вас: очень ловко и весьма искусно.
Фейдо поклонился с выражением крайнего удовольствия.
-- Теперь, когда мы знаем, что это письмо от Жакобера, - продолжал Людовик XV, - прочтите его, мсье де Морвиль.
Фейдо начал читать:
"Монсеньор, меня захватили; я скоро умру, но счастливый случай позволил мне написать вам.
Если меня убьют разбойники, захватившие меня, по крайней мере, моя смерть может дать вам драгоценные сведения, и я до последнего моего вздоха постараюсь быть полезным полиции государства.
Если я не ошибаюсь в моих расчетах, хотя я лишен солнца, неба и свежего воздуха, я в заточении уже две недели. Где я? В подземелье, но что это за подземелье - я не знаю. В Париже я или в деревне; огромны ли эти подземелья, или меня водили взад и вперед в продолжение десяти часов только для того, чтобы заставить меня думать, будто эти подземелья так велики - я не могу ответить. Я могу сказать только, что не вижу света и не увижу его никогда. Но жизнь моя уже принесена в жертву, и я буду терпеть тягости моего положения, держа себя в руках до последней минуты.
Вот, монсеньор, что случилось. Вы помните, что 31 января я дал слово выдать Рыцаря Курятника в тот же вечер. У меня было назначено свидание в кабачке на площади Мобер с Исааком и Зеленой Головой, моими прежними приятелями из шайки Флорана, которых я видел накануне, и которые должны были представить меня Рыцарю Курятника для вступления в его шайку. В восемь часов мы должны были встретиться в назначенном месте. Действительно, в восемь часов мы вышли из кабачка, перешли площадь и подошли к дому на углу улицы Галанд. Дверь затворилась за нами; но едва я сделал три шага, как меня сбили с ног, связали и заткнули рот, прежде чем я успел сделать хоть малейшее движение или вскрикнуть. Мне завязали глаза, и четыре сильные руки потащили меня в неизвестном направлении. В первую минуту, когда прошло удивление, я подумал, что мне расставили засаду, зная, кто я. Если так, я погиб, погиб безвозвратно, и должен был вытерпеть всякого рода муки. Потом вдруг в голове промелькнула другая мысль: что, если это испытание - одно из тех испытаний, которые употребляются обычно в сектах. Это было вероятно, и эта мысль возвратила мне спокойствие, так необходимое мне, чтобы выжить в той борьбе, которую, очевидно, мне предстояло вести. Я был не в состоянии сделать ни малейшего движения, не мог ни видеть, ни слышать - я чувствовал только, что меня быстро несут. Это продолжалось довольно долго. Вдруг я услышал пение петуха вдали, потом в ответ - еще, уже ближе. Те, что несли меня, вдруг остановились. Со всех сторон раздавалось беспрестанное кудахтанье. Вдруг меня бросили наземь, и ноги мои погрузились в вязкую грязь. Я сделал усилие, чтобы не упасть и остаться на ногах. Сильный запах птичьего помета ударил мне в нос. Кудахтанье, к которому примешивалось петушиное пение, не прекращалось. Повязку, закрывавшую мне глаза, развязали и вытащили кляп изо рта. Сильный свет ослепил меня. С минуту я ничего не мог рассмотреть, потом огляделся вокруг и изумился. Я думал, что меня принесли в какое-нибудь подземелье или катакомбы, и ожидал увидеть перед собой скелеты и грозные призраки...
Вместо этого я оказался среди огромного птичьего двора. Высокий трельяж окружал огромное пространство. Пол птичьего двора был устлан толстым слоем соломы. Направо был большой колодец. Трельяж составлял только три стороны птичьего двора, а напротив меня был огромный курятник с насестами и гнездами, поддерживаемый толстыми столбами и опиравшийся на высокую стену. В этот курятник вела лестница. Я был один и слышал только кудахтанье. Вдруг в стене курятника отворилась дверь, которую я до этого не приметил, и я увидел очень странную, прямо-таки фантастическую группу из семи существ, которым я не могу и названия подыскать. У этих странных существ были петушиные головы, крылья на спине, тело, покрытое перьями, а руки и ноги - в узких свивальниках. Перья на теле каждого были разного цвета.
с совершенно черными перьями и с красным хохолком, пятый - Петух Коротышка, с перьями простого петуха; шестой - Петух Яго, с зелеными и красными перьями; седьмой - Хохлатый Петух, с белыми перьями и двойным хохолком.
Все прыгнули на насест и запели, потом на птичьем дворе воцарилась глубокая тишина. В открытую, дверь вошел человек, который..."
Фейдо де Морвиль остановился.
-- Ну, что ж? - спросил король. - Почему вы не продолжаете?
-- Тут, видимо, письмо было прервано, - отвечал Фейдо, - посмотрите, государь, дальнейшее написано очень торопливо. Очевидно, между тем, что написано было прежде, и тем, что следует далее, случилось что-то ужасное.
-- Потом, - сказал д'Аржансон, - бумага была смята и, должно быть, очень поспешно спрятана.
В самом деле, это казалось бесспорным: все остальное в письме, вероятно, было написано наспех - слова с трудом можно было разобрать. Вот что было в конце письма:
"Я разбит совершенно... я выдержал пытку за пыткой, но говорить не хотел... Меня хотели принудить открыть все тайны полиции... Я хранил решительное, полное, глубокое молчание... Смерть висит над моей головою... Сколько минут осталось мне жить - не знаю... Где я теперь - не знаю... Несколько минут тому назад я лежал на спине, на сырой соломе. Было темно... Свет сюда не попадает, но глаза мои освоились с этой постоянной темнотой... Я, наконец, могу писать впотьмах.
Итак, я лежал на спине. Тело мое было измучено пытками. Я устремил глаза на свод подземелья. Этот свод невысок - я легко могу достать до него рукой, если встану на камень. Вдруг я услыхал глухой стук, потом все заколебалось вокруг меня; свет блеснул над моей головой, и на меня посыпалась земля, потом стук стал медленно удаляться и постепенно затих. Я вскочил, сердце мое сильно билось. Свет, видневшийся в глубине свода, был дневной. Я понял, что то, что я слышал, было стуком колес кареты, и что, следовательно, я находился под улицей. Как молния, промелькнула в моей голове мысль: воспользоваться этой трещиной, вызванной, вероятно, тяжестью экипажа, чтобы восстановить связь с внешним миром. Эта мысль возвратила мне надежду. В несколько секунд я перебрал в уме все способы осуществления моей задумки, но все было неприемлемо.
и привязав их к бумаге, я мог воткнуть эту бумагу в щель и..."
-- Больше ничего, - сказал Фейдо де Морвиль, - письмо на этом обрывается...
-- Больше ничего? - спросил король.
-- Ничего, государь.
Довольно продолжительное молчание последовало за этим.
Людовик XV сидел озабоченный, задумчивый и, по-видимому, совершенно забыл об удовольствиях Шуази, занимаясь этим странным происшествием, принявшим неожиданный размах. Епископ де Мирпоа все это время оставался неподвижным и бесстрастным, слушал, вникал во все подробности этого дела, не произнося ни одного слова. Молчаливость старика еще более подчеркивала таинственность и трудность этого дела. Один д'Аржансон вел себя, как человек, следующий по пути, заранее намеченному для достижения цели. Лицо его было бесстрастным, но живые, умные глаза устремлялись то на короля, то на начальника полиции, то на епископа с глубиной и ясностью взгляда, демонстрирующими работу ума.