Заложник.
Книга вторая. Михаил "Кудрявчик".
Глава XXXVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга вторая. Михаил "Кудрявчик". Глава XXXVI. (старая орфография)

XXXVI.

Только в полночь заснул Язон в ногах у кровати брата, и в четвертом часу уже был на ногах.

Тихая ночь обливала лунным сияньем небольшой островов, погруженный в глубокий сон под зимним пушистым покровом. Было еще слишком рано, и Язон не будил никого, прислушиваясь к ровному дыханию брата. Но, вот, небо заволокло, пошел снег... Стемнело.

"Пора!" подумал Язон и разбудил брата и Грибу.

Молодая женщина и плавала, и ликовала при мысли, что скоро её невинный обман, вся её любовь и преданность станут известны мужу.

- Нет, нет, он не может оттолкнуть меня, - не правда ли, Язон? - Не может он не оценить моей горячей любви, моих безмолвных страданий?!..

Язон утешал, успокоивал ее, как умел; но в то же время не мог удержаться от неотступной мысли:

"Боже мой, Боже мой! Ни разу, ни словом не вспомнила она обо мне!.." и сердце его разрывалось на части.

- Только подумай, родной, как неисповедимы пути Господни! - говорил растроганный Михаил, обнимая брата. - Ты, которого я считал своим злейшим врагом, - ты, который преследовал меня, чтобы убить, - ты готов жизнь свою положить за меня!

- Да, да: жизнь - та же лотерея; не так ли? - смеялся Язон.

- Перед Богом, как пусты, как мелочны наши страсти! - задумчиво продолжал Михаил. - Но Он все знает и все приводит в благодатному, Ему одному известному концу!

- Как темно! - перебил его Язон и, взяв руку Грибы, вложил ее в руку Михаила. Возьми за руку эту добрую женщину и положись на нее: она будет тебе верной опорой и другом - всегда и во всем!

- Разве она знает, куда лежит мой путь?

- Да, она знает и твою, и свою дорогу, - сказал Язон и голос его дрогнул. - Пора, ступайте! На берегу вас встретят два шотландца, которые вас ожидают... Постойте, есть у вас деньги?

- Да, - отвечала Гриба.

- Хорошо. Так заплатите им за провоз. Прощайте!.. Да смотрите, прикажите им грести потише... Прощайте!

- Прощай!

- Прощай! - дрожащим голосом проговорил Михаил: - Ну, поцелуй меня!.. - и братья поцеловались.

Еще минута, другая... Гриба и Михаил, рука с рукой, исчезли в ночном тумане.

Добрый час простоял Язон у порога, прислушиваясь к тихому всплеску весел, не теряя ни на минуту из вида огоньки датского судна, которое стояло в противоположной стороне на страже; вокруг него все было спокойно. Датчане мирно спали, стража не подавала признаков тревоги... Но вот пробежал свежий ветерок. Туман стал редеть.

"Светает! - подумал Язон. - Слава Богу, - они спасены!"

С облегченным сердцем он вернулся в дом и принялся искать бумаги и пера; но это удалось ему лишь после долгих поисков. Тогда неумелыми, грубыми взмахами, с большим трудом, он принялся писать:

"Какие бы слухи обо мне ни дошли до вас, не бойтесь за меня: мне удалось бежать, и я теперь в верном месте. Но увидеться с вами мне невозможно: я могу попасться. Вы подъезжаете теперь к своему прекрасному острову, но мне место только здесь, в моей милой Исландии. Прощайте! Михаил, помни: Гриба всегда любила и никогда не переставала любить тебя! Прощайте, дорогие: мне хорошо, я совершенно счастлив... Бог благослови вас обоих!.."

Покончив с письмом, Язон запечатал его и вместо адреса поставил простой крест; благоговейно приложился к нему и тихо задумался.

"Они уж далеко, - разсуждал он сам про себя. - Его верно уговорили лечь уснуть... Он спит тихо, спокойно. Но, проснувшись, он узнает, догадается, что его обманули; будет сердиться, требовать, чтобы его везли назад... но его не послушают, Гриба уже предупредила... Она уговорит его, - он ей покорится. А там, с неделю спустя, высадившись в Шотландии, он, может быть, уж узнает, кто такая его добрая сиделка и... да, пожалуй, от радостного потрясения вдруг прозреет и... увидит ее! Он закричит, заплачет от восторга и прижмет ее в своей груди... Подует попутный ветер и они оба понесутся домой, - в зеленым берегам своей счастливой родины... О, как же там светло, тепло... отрадно!.."

Он мысленно залюбовался картиной, которую рисовало ему воображение, и вслух проговорил:

Между тем совсем разсвело. Пора было будить старика Зигфуса и возвратить ему ключ от комнаты Михаила. Чтобы набраться сил для предстоящого испытания, Язон подошел к столу и залпом выпил всю водку, которая оставалась в бутылке; затем бодро подошел к дверям пастора.

- Где вы там? Поднимайтесь! - прокричал он, постучавшись.

- Господи помилуй! Что тут за шум? - удивился заспанный старик.

- Это я, разве вы позабыли? Или думали, чего доброго, что я обману вас, сбегу? - смеялся Язон. - Нет, нет, шутки в сторону, - я не таков!

- А он где? Уехал?

- Еще бы! Конечно, уехал, и не один, - вместе с нею.

- Как это: с нею?..

- А так: будто уж вам не вдомек было, что она...

- Ну, ну, что она? Говори же!

- Его жена, - вот что! - и Язон снова покатился со смеху.

- Вот так штука! - развел руками старик. - А когда вернутся?

- Вернутся?! Ха-ха-ха!.. Никогда.

- Господи Боже! Да что ж это такое?

- А то, что датский военный отряд уж вышел из Рейкиавика и сегодня прибудет сюда с приказом.

- Сегодня?! Значит, ты... да, да: ты хочешь умереть... за него?

- А хоть бы и так? Вам что за дело! Еслиб смерть за мной не пришла, я сам бы пошел в ней на встречу!

- Упаси Боже! Я не хочу этого видеть!

- Нет, извините: вы захотите и увидите... А затем, вот вам для них письмо. Адресуйте его просто на судно "Тора" в Шотландию, на имя Грибы... Прощайте! Еще глоток вина, - вот так! Я лягу заснуть подольше, покрепче; как давно не спал!

- Бог подкрепи тебя!..

прощай!

И грубый смех Язона еще громко раздавался в опустелом доме, за дверью соседней комнаты. Вдруг он резко оборвался... Сердце его разбилось...

На другой день, на разсвете, после обычной по закону отсрочки в двадцать-четыре часа, датчане сошли на берег и выстроились в линию на белом, чистом снегу.

Немногочисленное население острова Гримсэя еще мирно спало; никто из тех, кто знал изгнанника в лицо, не пришел его спасти. Один только Зигфус знал тайну Язона, но малодушие, боязнь жестокой кары, разстреляния... удержали его.

Раздался дружный залп... и он упал, сраженный прямо в сердце, - в горячее, самоотверженное сердце, которое еще недавно было полно такого безграничного стремления к худу и... к добру!