Заложник.
Книга вторая. Михаил "Кудрявчик".
Глава ХХXV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга вторая. Михаил "Кудрявчик". Глава ХХXV. (старая орфография)

ХХXV.

За те два года, которые Михаил провел на острове Гримсэе, Адам Фэрбрезер не переставал хлопотал о его освобождении; но нигде - ни в Копенгагене, ни в Лондоне - не мог он добиться справедливого вмешательства в дело его любимца и друга. Наконец, ему помогло совершенно неожиданное стечение обстоятельств, а именно: стремление Наполеона возбудить против Англии все остальные европейския державы. Наполеон уже считал свое дело сделанным, как вдруг английский адмирал Нельсон настиг совершенно врасплох датский флот и разбил его наголову, забрав с собой в Англию датския суда и их команду.

Старик Адам поспешил явиться в Нельсону и изложить ему несправедливые поступки датского наместника относительно Михаила, как английского подданного. Заслыша, что и теперь еще послано в Гримсэй судно датской военной команды, адмирал тотчас же распорядился послать туда свой военный корабль для поимки этого безпокойного соседа, а вместе с тем и для того, чтобы освободить английского подданного от его незаконного самоуправства.

Слух об этом, в свою очередь, дошел до Иоргенсона, который, из боязни вовлечь свое правительство в войну, отправил в Гримсэй целый отряд, с офицером во главе, который был снабжен полномочием немедленно казнить заключенного, чтобы таким образом устранить возможный повод в войне с могучей морской державой. Но молодые датчане не знали дороги в Гримсэй, и им понадобился проводник - коренной исландец, который указал бы им скорейший и удобнейший путь на остров. Случилось так, что датчане, посланные на поиски за проводником, зашли в таверну, где они разговорились с хозяином и рассказом о своем поручении обратили на себя особое внимание одного из завсегдатаев, - рослого рыжеволосого малого, который и предложил им свои услуги в качестве проводника. Нечего и говорить, что это был не кто иной, как Язон, который с горя вел за последнее время жизнь самую ленивую и безпорядочную.

- Наконец-то!.. - мелькнуло у него в голове, и от радости хмель его, как рукой сняло. Через день - он уж был на дороге в Гримсэй.

Но едва успел военный отряд выйти из пределов рейкиавикского округа, как до Иоргенсона дошла грозная весть, что английский военный бриг несется в берегам острова, где жил изгнанник, и, окончательно растерявшись, сам отправился за своими посланными вдогонку, чтобы остановить казнь заключенного.

Язон, однако, подоспел раньше него.

* * *

Его богатырский рост казался меньше, согбеннее; лицо, - изможденное и постаревшее - было бледно и разстроено; одеть он был небрежно и почти бедно; на плечах свободно висела оленья куртка, на ногах болтались обшмыганные кожаные сапоги, сквозь которые сочилась кровь. Весь его растерянный и растерзанный вид живо напомнил Грибе тот ужасный миг, когда она позвала на помощь и его впервые взяли под стражу; вспомнились ей разом и мгновенной вереницей промелькнули в её воображении картины всех ужасов, пережитых с тех пор... Она зашаталась и упала бы непременно, еслиб Язон не поддержал ее, тихо шепча на ухо, чтобы она не шумела, не выдала бы его.

Гриба постаралась быстро оправиться и так же тихо спросила:

- Ты знал, что я здесь?

- Да.

- И пришел один?.. Откуда?..

- Из Рейкиавика, пешком. Шел день и ночь, целых пять дней!

- Но что случилось? Ты что-то скрываешь... Говори все, говори скорее!

- Надо спасти его... Тише!.. Молчи!..

И прерывистым голосом он рассказал ей, что сюда спешит на казнь датский отряд, что не надо терять ни минуты.

Отчаянно, безпомощно рыдая, слушала его Гриба, а он, сильный и смелый, стоял рядом с нею, не спуская с нея жалостливого взгляда, каким такой человек может только смотреть на женския слезы.

"Как она любит его! Как любит!.." думал он с болью в сердце, и в нем еще сильнее крепла решимость спасти брата.

Стараясь, насколько мог, ободрить ее улыбкой, он наш тихо уговаривать Грибу не падать духом и помочь ему найти средства в спасению мужа.

- Да разве есть средства? - сомневалась она.

- Есть... Послушай!.. - и Язон рассказал ей, что в маленькой бухте, под прикрытием берегового выступа, спрятана небольшая шотландская лодка, на которой он сам приехал, под предлогом закупки трески. За два часа до разсвета, пока еще темно, надо бежать.

- Да, да, хорошо! - соглашалась Гриба. - Но, Язон, скажи мне чистосердечно: ты меня не выдашь?

- Выдать тебя?! Вот еще! - усмехнулся он.

- Хоть я и живу здесь давно, - два года, - но Михаил не знает, кто я, - и я боюсь: как он это примет? - говорила Гриба тревожно.

Язон вспомнил свой разговор с Михаилом на копях и понял его тайну.

- Хорошо, - печально проговорил он. - Я, кажется, понимаю.

- А ты, Язон, где был и что делал за все это время?

- Где был? В Акюйери, Хусавике, Рейкиавике, в пустыне... везде и - нигде! Что делал? Пил, играл, кутил, безобразничал... ну, словом, все вообще и ничего в особенности, - и он горько разсмеялся, позабыв, что сам же предупреждал не шуметь.

- Язон, прости: я была несправедлива к тебе! - в чистосердечном порыве воскликнула Гриба: - и я очень, очень об этом жалею! Но я любила мужа, он был для меня все на свете; другая могла бы полюбить тебя лучше и сильнее, чем я. Может быть, она и теперь где-нибудь поджидает тебя?

- Да, да, может быть... - как-то разсеянно проговорил он и усмехнулся. - А ты бросила родных и родину свою для того, чтобы не разставаться с ним, чтобы коротать свой вех в этой глуши, под одною с ним кровлей?

- Его дом - мой дом; его семья - моя семья. Где ба он ни был, там мое место!

- И у тебя хватило духу так долго жить рядом с ним и ожидать, когда можно будет открыть ему свою тайну?

- Да еслибы мне пришлось вдвое дольше ждать его, чем ждал Иаков Рахиль, - и то я твердо перенесла бы это испытание! - горячо возразила она.

Язон промолчал, но едва затворилась за нею дверь, как он в отчаянии заломил руки и глубоким вздохом вырвалось у него:

- О, Боже мой, Боже мой! Как она его любит!..

* * *

Полчаса спустя, Гриба доложила пастору, что какой-то чужеземец желает его видеть, и он приказал ввести его.

- Отец Зигфус, - начал Язон, я часто поминаю вас добром; моя мать много лет под-ряд говорила мне о вас с благодарностью и со слезами: вы благословляли ее под венцом.

- Вашу мать? Как её имя?

- Рахиль Орри, дочь Иоргенсона.

- Дитя мое! - обрадовался старик: - так ты - Язон, её сын? Дай мне тебя обнять! Дня не проходит, чтобы мы не вспоминали о тебе. Твой брат живет здесь со мною; пойдем к нему... скорее!

- Нет, нет, постойте! Я к вам пришел по поручению... от его жены.

- Как? Вы готовы осудить больную, кающуюся... умирающую женщину?

- А! Так она умирает?

- Да, и прислала просить мужа проститься с нею. Она уверена, что он не откажет ей в этом утешении.

- О, конечно! Бог ей судия... Где же она?

- В Хусавике, и умоляет вас отпустить к ней мужа... на один день... на один только день! - умоляющим голосом заключил Язон, видя замешательство старика.

- Но, право, дитя мое, я не знаю, как быть: еще на прошлой неделе я получит предписание строго за ним смотреть и даже... даже подготовить его, на всякий случай, к смерти. Он это знает сам, и мы все это знаем.

- Но ведь он вернется; он непременно вернется, я вам готов поклясться. Я сам буду ему порукой! Оставьте меня здесь вместо него, пока он не вернется... прошу вас, умоляю!

- Дитя мое, подумай, что ты говоришь!

- Я уж подумал и нарочно для того пришел сюда!

- Но датский отряд...

- Будьте покойны: никто из них не знает в лицо Михаила и... в случае чего... я вас не выдам: никто не узнает!

- Дитя мое, дитя! Ты пристыдил меня!.. Хорошо, согласен. Пойдем к нему...

- Постойте! Лучше всего, чтобы вы не знали ничего, и не видали тогда никого из нас. Вы доверяете мне? От души?.. Прекрасно. Дайте мне этот ключ и не выходите из своей комнаты, пока не услышите утренний сигнал на военном бриге: я буду ждать вас здесь, на этом самом месте. И знайте: что бы ни было, что бы ни случилось, я сдержу свое слово... и да благословит нас Бог!

* * *

В очаге красноватым огнем догорала охапка сухого мху. В углу, поближе к нему, сидел Михаил, и видны были в полутьме тихой комнаты только его бледное, грустное лицо и нежные худые руки, вытянутые на коленях. Низко склонилась его светлорусая голова и длинные пряди все еще густых волос лежали по плечам. Вдруг он встрепенулся.

- Это вы, отец Зигфус?

- Нет, это я... ваш друг!

- Чей это голос? Кто говорит со мною? - волновала Михаил.

- Твой брать.

- Язон?! - крикнул в неудержимой радости слепой и бросился к нему, хватаясь за воздух руками.

- Михаил, я в тебе с порученьем. Она, то-есть он, старик Адам, зовет тебя к себе: - "Михаил, дитя мое! умоляет он перед смертью: приди, не дай мне умереть, не взглянув на тебя!" - Бедный старик! Он шел в тебе, но занемог в дороге и теперь лежит в Хусавике, ожидая тебя...

- О, отец, отец! Господь сохрани его!.. - и Михаил заплакал. - А я-то? Я слаб, я слеп... меня не выпустят отсюда... Бедный, бедный отец!

- Будь покоен: я все устроил!.. - успокоивал его Язон.

- Но как же пастор? Что с ним будет?

- О, он добрый человек: он на все согласен.

- Неужели?! - и горячая радость звучала в возгласе Михаила. - Пойдем же, скажем ему спасибо!

- Нет, нет: не надо! Да его и нет теперь дома... Лучше послушай, я дам тебе совет...

- Хоть десять! - пошутил счастливец.

- Возьми с собой ту женщину, которая вам служит. Она - человек надежный, и осторожно проведет тебя к лодке.

- Да, она добрая женщина, и голос у нея такой нежный и мягкий, и поступь легкая, живая, и так похожа... Мне иногда начинает казаться, что подле меня...

- Что ж тут такого? Может быть, твоя мечта и ближе, чем ты предполагаешь?

- Нет, нет! Это немыслимо!.. Но где она теперь, что с нею?

- Имей терпенье, и ты скоро... скоро все узнаешь! Тебя к ней отведут... если ты пожелаешь.

- Как это: отведут? А ты...

- Я здесь останусь, за тебя.

- Заложником перед лицом закона? Язон! Что ты? Опомнись!

- Да, это решено!

- Постой: ведь ты еще не знаешь, что может случиться! Я могу опоздать вернуться, а датские солдаты могут явиться сюда каждый час, каждую минуту! Допустим, что меня нет, а они пришли... разстрелять меня...

- Я буду здесь, - спокойно произнес Язон.

него счастья!

- Но ты успеешь вернуться, непременно успеешь!.. И, наконец, я ведь буду здесь, я скажу, что ты вернешься...

- А если меня затрет льдами, как это часто бывает в это время года?

- Те же льды могут затереть и датский отряд, - возразил Язон. - Говорю тебе: я остаюсь, иначе ты не можешь выбраться отсюда; таковы уж условия отца Зигфуса.

- Хорошо, я согласен! - проговорил Михаил и, пожав руку брату, крепко его обнял.