Автор: | Келлерман Б., год: 1935 |
Категория: | Роман |
15
Венцеля, по-видимому, несказанно обрадовала неожиданная встреча с братом. По пути он еще крепче обнимал Михаэля. Его замкнутое лицо смягчилось, глаза блестели.
- Мы как следует отпразднуем свидание, братишка! - воскликнул он, когда они заняли места в углу небольшого, роскошного ресторана. - Какая это для меня приятная неожиданность! На красивейшую женщину Берлина не променял бы я тебя. Эй, кельнер, где вы там пропадаете? Разве не видите, какого я высокого гостя привел?
Кельнер отвесил Михаэлю поклон. Потом замер с блокнотом в руке в услужливой позе, выражавшей почтение к крупным чаевым. За искусно разубранной буфетной стойкой красовался главный повар в высоком белом колпаке.
- Получены свежие одерские раки, господин капитан.
Пожалуйста, Венцель, что-нибудь поскромнее, я привык к очень простой еде, - заметил Михаэль.
- Ты будешь есть то, чем я тебя угощу, и не пожалеешь об этом. Раки, говорите вы? - Венцель сбросил монокль, который вставил в глаз для изучения меню, и взглянул на Михаэля. - Ты слышал? Веришь ты в приметы? Только что с теми двумя дураками, с которыми я познакомил тебя в кафе, я говорил об Одере по совершенно особому поводу. Ну, ладно, друг мой, дайте нам одерских раков.
- Полдюжины?
Венцель так рассмеялся, что его крупные зубы блеснули.
- За кого вы нас принимаете? Разумеется, дюжину! Сваренных в соусе! И к ним бутылку старого хереса, того, что только для завсегдатаев. Надо тебе знать, Михаэль, что это заведение скупило винный погреб одного обанкротившегося бывшего министра. Роскошь! Эти люди были все-таки знатоками, надо им отдать справедливость. Итак, начнем с раков - согласен?
Согласен. Я, впрочем, много лет уже не ел раков.
- Тем вкуснее они тебе будут. Но теперь дальше. Вы можете пока заказать раков, - обратился он к кельнеру, и тот, поклонившись, исчез. - Теперь слушай дальше, - продолжал Венцель. - У них тут готовят консоме с головками спаржи. Объедение! Ладно, принято! А затем, посмотри-ка, Михаэль, тут форели, ручьевые форели, как ты к ним относишься?
- Много ли ты еще собираешься заказывать? - спросил Михаэль.
- Еще? - Венцель рассмеялся. - Да ведь это только начало. Теперь пойдут тяжелые калибры. Все предыдущее было только беглым ружейным огнем, чтобы раздразнить неприятеля. Запишите, кельнер! Пулярка с разными салатами, телячье квисо с шампиньонами. Михаэль, не возражать! Затем персики Мельба и потом сыр. Далее пустите вскачь эскадрон ликеров. В заключение - кофе. Но вы ведь знаете мой вкус: такое крепкое, чтобы мертвого поднять на ноги! Шампанское поставили на лед? Ну, вот и ладно.
Венцель непринужденно откинулся на спинку кресла.
Ты, вероятно, ведешь очень простой образ жизни в Шперлингсгофе, Михаэль?
- Я живу, как крестьянин.
- Превосходный у тебя вид! Загорел ты, как хлеб, только что вынутый из печи! Прекрасная это вещь - жить по-крестьянски, - продолжал Венцель с легким вздохом. - Впрочем, неподолгу. Иначе это становится скучно, ах, как скучно! Для меня, во всяком случае, это уже не жизнь - по крайней мере в настоящее время. Мне нужны суета, шум, разнообразие... А вот и раки! И xepec! Полюбуйся-ка: реликвия, а не вино! А теперь, Михаэль, давай-ка примемся безмятежно ублажать утробу. Расскажи, как тебе живется. Расскажи мне о Шперлингсгофе и своих планах! Ты, наверное, все еще носишься с своими старыми идеями, я ведь знаю тебя.
Венцель улыбнулся своею прежней, добродушно-иронической улыбкой и прищурил один глаз.
- Разумеется! Разрешение проблемы вырисовывается теперь предо мною с полной ясностью! - с увлечением ответил Михаэль. - В эти дни как раз я занят созданием исполнительного комитета. Много разочарований, но и много восторженных сторонников...
- Ты неисправим! - сказал он и с треском надломил рака.
- Неисправим? Что ты хочешь сказать?
- Ну, ну, не сердись, Михаэль. У тебя - свои взгляды, у меня - свои. Я теперь смотрю несколько скептически на все такие вещи. Я на людей смотрю другими глазами... Но довольно об этом! Потом мы обо всем поговорим. Слышишь - обо всем! Рассказывай, говори. Я сегодня десять часов говорил и немного устал. Рассказывай покамест только о себе. Я слушаю.
Михаэль принялся рассказывать за едой о своей работе, об опытах, о "большом плане". Глаза у него сияли, и краска заливала щеки. Он не мог говорить о своей работе и о своем "большом плане", сразу же не приходя в возбуждение.
- А кстати, как ты меня, в сущности, разыскал?
- Случайно! Мне сказали, что ты бываешь в кафе, в окрестностях Жандармского рынка.
- Сказали? - Венцель наморщил лоб и усердно высасывал клешню рака. Некоторое время он молчал. - И с такими данными ты отправился меня искать? - насмешливо спросил он потом.
- Как это ни странно, найти тебя было совсем нe трудно.
- Только ты можешь справиться с такой задачей. Но рассказывай дальше. Все эти опыты меня интересуют, хотя я мало в них понимаю, вернее - ничего. Я был офицером и выдрессирован только на механическую работу. Как обстоит дело с этой знаменитой земляной шарошкой?
- Это очень интересно.
Михаэль продолжал. Заговорил о способах, могущих повысить сельскохозяйственную производительность втрое, в пять раз.
Я, например, устроил искусственное орошение луга, площадью только в пять гектаров. Этот луг дает больше корма, чем при нормальном уходе - двадцать моргенов лугов.
- Ты повелеваешь дождями? - сказал он. - Пшеницу на ладони выращиваешь? А во сколько обходится тебе трава?
- Покамест этот способ еще дорог, сознаюсь.
Венцель расхохотался.
Ты, видно, превосходный хозяин! - воскликнул он.
- Это опыт, пойми меня.
- Прости, что я рассмеялся, Михаэль. Ты ведь знаешь, я в этом решительно ничего не понимаю.
- Отчего ты не приехал ко мне в Шперлингсгоф, Венцель? Ты ведь обещал.
Обещал, да, - сказал он. - О боже, чего только не обещал я весною и летом! Да не было, видишь ли, времени. Ни на час не уезжал я из Берлина, разве что по делам.
- Я очень жалел, что ты не мог сдержать слово. Тебя многое заинтересовало бы: мои опытные поля, мои холодильники и теплицы. Это огромная работа, но она вознаграждается. Я добился поразительных успехов, почти тропической растительности.
При этих словах Венцель опять громко засмеялся.
Тропической? В этой ужасной, богом проклятой песчаной пустыне? Подумать только!
- Ну, не придирайся к словам, - уступил Михаэль, - "тропическая растительность" - это, конечно, некоторое преувеличение. Слушай дальше.
масштабе для всего государства. Продуктивная кооперация всех национальных сил... Систематическое продуктивное применение освобождающейся или праздной рабочей силы...
Кельнер подал пулярку и телятину.
- Я очень боюсь, - прервал он Михаэля, возбуждение которого все росло, - что ты предаешься обманчивым надеждам. Что это имеет научный интерес, я допускаю, но позволь дать тебе один совет, Михаэль, и он тебе ничего не будет стоить. Если это твои окончательные убеждения, то постарайся как можно скорее перебраться в Америку. Здесь, знаешь ли, в нашей Германии, да и в нашей Европе вообще, нет почвы для реформ и такого рода вещей, не окупающихся сразу.
Михаэль покачал головою.
В Америку? Разве там лучше?
Может быть. Мне иногда случается читать в газетах, что тот или другой миллионер, всю жизнь грабивший народ, вдруг жертвует огромные суммы на, какое-нибудь учреждение. Разве это здесь бывает? А почему, скажи на милость? При тех огромных состояниях, какие есть у нас в стране? С тех пор как нет уже блестящих орденов и громких титулов, они еще трусливее держатся за свой карман. Нет, поверь мне, Михаэль, тебе не место в современной Германии, в современной Европе!
Лицо у Венцеля потемнело от гнева.
- У тебя, по-видимому, мало доверия к Европе? - улыбнулся Михаэль.
- Мало! Поистине мало! Не говори мне больше об этом! - крикнул Венцель, и кровь опять прилила у него к лицу. - Ложь, лицемерие, эгоизм, националистическое безумие, мания величия - вот, вот современная Европа. Груда материальных и моральных обломков! Перестанем об этом говорить.
Послушай, "Венцель, - возразил Михаэль, повысив голос, - если Европа такова, какою ты ее рисуешь, разве не следовало бы с тем большею энергией постараться убрать эту груду обломков и воссоздать Европу?
Венцель с наслаждением запустил зубы в персик Мельба, поданный в бокале тусклого серебра. Он покачал головою и сказал спокойно, с не совсем естественным равнодушием:
- Не будем горячиться, Михаэль. Исповедуй какие хочешь убеждения и оставь меня при моих. Я боюсь только, Михаэль, - ты дождешься больших сюрпризов. Боюсь я этого, боюсь! Разве ты знаешь этих людей? Нет, говорю тебе, ты их не знаешь. Я тоже два года бился с ними и теперь знаю, кто они такие. - Мало-помалу, против воли, Венцель опять пришел в ярость. Он скрежетал зубами, надкусывая персик. - Для этих людей, для так называемых европейцев, существует одна только цель: Деньги! Деньги! Собственность! И при этом они не перестают кричать, что американцы день и ночь мечутся в погоне за долларами. Да ведь сами они таковы, черт бы их побрал, сами они! Деньги! Хотя бы все государство из-за этого лопнуло по швам!
Венцель разразился гневным смехом и ударил рукой по столу.
Вот они каковы в действительности, братишка, поверь мне, все эти великолепные господа в безукоризненных жакетах, гетрах и цилиндрах, все до одного. Для них нет ни возврата, ни спасения.
- Ты знаешь только небольшую часть общества, Венцель, - возразил он. - Я знаю совсем другую. Я знаю сотни людей, бескорыстно работающих с утра до ночи в лабораториях и библиотеках.
- Да, где-нибудь по углам, может быть, и ютятся такие чудаки. За исключением тебя, мне еще ни один из них не встречался.
Рассуди сам, Венцель, - продолжал Михаэль, - если Даже, как ты полагаешь, общество неспособно образумиться. то все же нужно было бы попытаться спасти его от хаоса, создав условия социального равенства и новой национальной солидарности.
Венцель гневно рассмеялся.
Да ведь они совсем не хотят, чтобы их спасали! - крикнул он. - Они даже не чувствуют, что под ними колеблется почва. И не желают они никакого равенства. Что ты за слова пускаешь в ход, черт побери? Каждый хочет все иметь для себя одного и ничего не уступать другому. В этом все их миросозерцание! Ну, вот и ликеры появились!
Но Михаэль не привык скоро сдаваться.
Я тебе сейчас объясню, вокруг каких стержней вращаются эти вопросы, и ты сразу поймешь...
Венцель уже не возражал брату. Он тщательно составил себе напиток из трех различных ликеров. Потом взглянул на Михаэля с добродушной, снисходительной улыбкой.
- Ладно, ладно, - прервал он его наконец. - Думай, что угодно, я со своей стороны не верю, что эти проблемы можно разрешить. Слишком они тяжелые, большие, сложные.
Они будут решены, Венцель! Несмотря ни на что! - ответил Михаэль убежденно и страстно.
- Не ты ли собираешься решить эти вопросы? - спросил он, прищурившись.
- Да, я! - крикнул Михаэль, в свою очередь чувствуя прилив гнева. - Я, Михаэль Шелленберг, твой брат!
Венцель откинулся в кресле, словно опять собираясь разразиться своим громким, саркастическим смехом, задевавшим Михаэля. Но он этого не сделал. Помолчав немного, он поднял рюмку и сказал:
Ну, ладно, Михаэль, за твое здоровье! Как знать, может быть, это и не так безнадежно: пожалуй, ты и в самом деле решишь эти проблемы. Потому что в тебе есть нечто... нужное для таких вещей! У тебя еще есть способность верить. У меня этой способности нет давно.
Рука его дрожала, когда он подносил рюмку ко рту.
В этот миг к столу с поклоном подошел директор ресторана узнать, довольны ли господа сервировкой и едой.
Михаэль воспользовался перерывом, чтобы исполнить данное Лизе обещание.
Я обещал позвонить в одно место, - сказал он, поднявшись, - прости меня, я сейчас...