Город Анатоль.
Часть первая.
Глава I

Бернгард Келлерман 

Город Анатоль 

Перевод З. А. Вершининой 

Часть первая 

I

Когда молодой инженер Жак Грегор, о котором теперь говорит весь Анатоль, вернулся несколько месяцев назад из-за границы, его прибытие в город никем не было замечено. Он приехал в запыленной коляске со станции Комбез в жаркое послеобеденное время, и жители Анатоля спали еще, как обыкновенно, за закрытыми ставнями. Спал даже кучер на козлах, но лошади сами подвезли экипаж прямехонько к "Траяну". Они могли бы завезти ездока и на другую сторону площади, к подъезду "Рюсси" - третьеразрядной гостиницы, кишевшей клопами, но они узнавали пассажиров по запаху и не сомневались ни секунды, что этот элегантный приезжий может остановиться только в "Траяне".

Позже рассказывали, что Корошек, хозяин "Траяна", вообще не хотел принимать Жака, потому что в прошлый раз молодой господин Грегор позабыл уплатить по счету. Так вот, Корошек будто бы рассвирепел (всем известно, что с ним это случается) и закричал: "Не надо мне его денег!" Да мало ли чего теперь наговорят в городе! Во всяком случае, вся эта история насчет Корошека - злостное преувеличение. Жаку просто пришлось подождать несколько минут в вестибюле, вот и всё. Он слышал за матовым стеклом конторки пыхтенье и шепот. Пыхтел Корошек, а Ксавер, лакей, шептал. Но когда Жак нетерпеливо откашлялся, Ксавер немедленно появился в вестибюле, готовый к услугам:

-- Господин Корошек сейчас выйдет.

-- А вот и мы, Ксавер! - воскликнул Жак со смехом, и его звонкий властный голос прозвучал для Ксавера как труба, так что он даже вздрогнул от испуга. Этот голос перебудит весь сонный "Траян". Он разбудит весь город.

-- Ca va, mon vieux? Still going strong, old boy? [*]

Ксавер покраснел. Дыханием большого света повеяло на него от бодрого, задорного голоса Жака. Он бросил восхищенный взгляд на элегантный костюм инженера - голубовато-серый, словно подернутый сизой дымкой. С какой непринужденностью, как самоуверенно развалился этот Грегор на облезлом кожаном диване в вестибюле, - ну не так ли вот сидят путешественники в больших отелях Вены и Будапешта? Кто же осмелится усомниться в их платежеспособности?

-- Дай мне четвертый номер, как в последний раз, Ксавер! - крикнул Жак, вытирая пот с лица.

-- Занят, к сожалению. Дама из Бухареста.

-- Дама? Старая, молодая, безобразная, красивая?..

-- Довольно молодая, не красивая, но и не безобразная.

На лестнице Жак вдруг весело рассмеялся.

-- Что это такое с нашим милейшим Корошеком, Ксавер? - спросил он, остановясь и взглянув на Ксавера. - Он, кажется, в дурном настроении, а?

-- Это всё из-за тогдашней истории, - шепнул Ксавер. - Вы ведь знаете, это мужичьё... они бросились тогда прямо в полицию.

Жак снова рассмеялся. Да, то была веселая прощальная вечеринка. Двадцать одну бутылку вина выпили!

-- Кстати, послушай, Ксавер, барон Янко Стирбей в городе?

-- Да, в городе. Он оставил вам письмо. Я сейчас принесу. Пожалуйте вот сюда, в третий номер. Надеюсь, вы будете довольны, господин Грегор. Багаж я сейчас пришлю.

Ксавер поклонился, по старой привычке быстро скосил глаза на лакированные башмаки Жака. И такого-то гостя хозяин чуть не выпроводил! Прямой способ погубить всё дело, такие гости приезжают не каждый день...

ушел, снова раздался резкий звонок. Коридорный еще раз просунул голову в дверь третьего номера. Горничная должна немедленно принести два ведра воды. Да, теперь "Траян" действительно начал просыпаться.

Жак с наслаждением плескался в тазу с холодной водой. Всё сошло гладко, черт возьми! Но что это, однако, стряслось с Корошеком? Вот чудак! Что это он забрал себе в голову? В "Рюсси"? Нет, совершенно невозможно. Это было бы плохое начало. Если бы он остановился в "Рюсси", никто бы ему не дал ни одной кроны взаймы. Он эту дыру хорошо знает. Жак вылил себе на голову туалетную воду из зеленого флакона и стал усердно тереть каштановые кудри.

-- Войдите!

За дверью кто-то запыхтел, в комнату, прижимаясь к стенке, протиснулся Корошек и раскланялся несколько смущенно:

-- С приездом, господин Грегор!

Жак повернул к нему улыбающееся лицо.

-- Очень любезно вы приняли меня, господин Корошек! - воскликнул он, весело улыбаясь и великодушно прощая. - Черт возьми, когда я в Берлине появляюсь в "Бристоле", то швейцар - ростом в два метра - распахивает двери: "Честь имею, господин Грегор!"

"Берлин, - бормотал сконфуженный Корошек. - Берлин, да, да..." - Он шептал всё это в вырез своего жилета и астматически пыхтел от смущения. Он не смел отойти от двери и положил на край стола два письма, полученные на имя Жака. Корошек был приземист и толст, носил всегда очень широкую одежду; голова у него была необыкновенно длинная, яйцеобразная, волосы - белесоватые. Человек с плохим зрением мог бы подумать, что Корошек носит на плечах спелую, пожелтевшую дыню. "Да, да", - Корошек раскаивался, вид у него был озабоченный. От раскаяния он держал свою дыню несколько набок. Запах крепких духов, наполнявший комнату, внушал ему почтение к гостю. Будем надеяться, что молодой господин Грегор не слышал того, что Корошек в конторе сказал Ксаверу. Тогда дело было бы совсем плохо. Во всем виновато его сердце. Только оно. Это от сердца кровь застаивается... А господин Грегор стал еще красивее. Вот таким и должен быть молодой человек: свежий, здоровый, может, несколько дерзкий и легкомысленный... То-то порадовался бы старый господин Грегор, Христиан-Александр. - И у Корошека - он был чувствителен - появились слезы на глазах.

-- Пожалуйста, простите, господин Грегор, - заблеял он. - У нас были тогда недоразумения с полицией из-за вашего прощального праздника. Молодые люди выбрасывали бутылки прямо на площадь, и осколки стекла врезались коровам в копыта. Вот наши крестьяне и побежали за полицией... - Тут Корошек закашлялся и сплюнул в синий носовой платок.

Жак громко рассмеялся.

-- Что за жалкая дыра! - презрительно воскликнул он, бегло просматривая письма, которые Корошек положил на стол. А, Берлин, "Альвенслебен и К®"! Альвенслебены, должно быть, удивляются, почему они так долго ничего не слышат о нем... Да, загадки жизни, милейшие господа, они непостижимы! А вот это от Янко!..

-- Но послушайте, господин Корошек! Откуда же на площади коровы? Коровы в городе! Ну посудите сами: разве им тут место?

Альвенслебены конечно удивлены, как он и предполагал. "Мы уже три недели не получаем от вас известий... надеемся, что..." Да как могли знать Альвенслебены, что он отправился домой через Париж и приехал только сегодня! А в Париже была Ивонна! И ваш аванс на расходы, милейшие господа Альвенслебены, растаял до последней кроны. Вам нужен отчет?.. Обратитесь в небесную канцелярию... "Мы просим немедленно известить нас, нам необходимы точные сведения".

-- А знаете ли вы, уважаемый господин Корошек, что сделали бы с этими крестьянами в Берлине или Париже, если бы они явились в город со своими коровами? Знаете? Ну?

Корошек не знал. Он беспомощно уставился на Жака выпученными фиалковыми глазами.

-- Их просто-напросто арестовали бы!

Корошек удивился. Он попросил разрешения присесть, - ох уж эта лестница! - и спросил:

-- А разве там нет коров? Разве там не пьют молока?

Жак энергично взбивал мыльную пену в чашечке для бритья.

-- Ну разумеется, там пьют молоко, - ответил он рассеянно, - но коров там не видно. Я думаю, многие в больших городах совсем забыли, что молоко получается из вымени коровы. Пожалуй, они перестали бы пить молоко, если бы вспомнили, что это продукт животноводства. Скотина - она всегда скотина, всякие там выделения, да и у скотниц и доярок руки тоже отнюдь не стерильные. Впрочем, теперь уже приготовляют молоко из бобовых растений, из бобов сои. Так-то, уважаемый господин Корошек.

В дверь постучали, вошла горничная с ведром воды. Молоденькая, лет шестнадцати, крестьянская девушка с блестящими ласковыми глазами теленка. Она задрожала от страха, когда Жак взглянул на нее.

-- Господину Грегору нужно два ведра, понятно? - повторил Корошек приказание Жака. - А всё-таки это была неприятная история, господин Грегор, с этими коровами. Крестьяне выставили невозможные требования, - у них ведь нет ни стыда, ни совести. Они грозили судебным процессом. Вы должны понять, господин Грегор, ведь все мы только люди. А затем, - Корошек сказал это с каким-то подобострастием, - за вами еще остался маленький должок в сто восемьдесят крон...

-- Я вас просил связаться с моими братьями. Разве они вам не заплатили? - Жак изобразил на своем лице крайнее удивление.

Корошек замотал головой:

-- Нет, господин Рауль очень рассердился. Он сказал, что платит вам ежемесячную ренту и больше ни в какие деловые отношения с вами не входит. А господин Феликс, как он сам сказал, все свои деньги истратил на постройку. У него тоже долги.

Жак нахмурился.

-- Как досадно, - сказал он, быстро пробегая письмо Янко. Янко ждет его сегодня вечером в гостинице - вот и всё, что он написал. Да, жизнь прекрасна. Прощанье, приезд, свидание с друзьями, волнения, острые моменты! Там, под закопченной стеклянной крышей парижского вокзала, стояла Ивонна. Слезы блестели у нее на глазах, несмотря на то, что она смеялась. А в спальном вагоне "Вена - Будапешт" - эта рыжая толстушка. Жаль, что не было денег, он бы остановился в Будапеште. Как чудесно, что Янко тут! Первый вечер в этой дыре всегда бывал смертельно скучен. Даже первая ночь в тюрьме была бы, пожалуй, не хуже. Вставляя новое лезвие, Жак взглянул в зеркало на Корошека.

-- Право же, это очень досадно, - повторил он, делая вид, что искренне жалеет Корошека. - Но как я мог это предвидеть? Да, мои братцы... Ну, я им скажу, что я о них думаю... Но мы можем сейчас же уладить все эти пустячные недоразумения, - прибавил Жак и опустил пальцы в жилетный карман.

Но теперь очередь удивляться была за Корошеком. Он откинулся на спинку кресла и заклинающим жестом воздел руки к небу. Глаза его еще более выкатились.

-- Нет, нет, вы меня не так поняли, убедительно прошу вас. Вы, пожалуйста, простите меня, что я не подошел к вам, чтобы нас приветствовать, когда вы приехали. Но ведь не всегда бываешь в хорошем настроении. Времена плохие. Торговля вином с каждым годом всё падает. С изюмом дела еще хуже. Мы не можем конкурировать с Турцией и с Грецией. Единственно, что еще идет хорошо, так это розовое масло. Но накладные расходы... вы себе представить не можете... В результате остаешься почти ни с чем. Вы к нам прямо из Берлина, господин Грегор?

Жак брился, разговаривая с Корошеком.

-- На этот раз я из Парижа, - ответил он, рассматривая себя в зеркале.

спросил он, почтительно понижая голос. Глядя на отражение в зеркале, он благоговейно ловил каждое слово Жака.

-- В Париже? - Жак тихо засмеялся. - Ну, это невозможно рассказать, господин Корошек. Там нет ночи. День и ночь одинаковы. Деньги текут по улицам. Роскошь, женщины и музыка. Торговый оборот в одну секунду... слушайте, что я вам скажу, Корошек, - в одну секунду больше, чем в Анатоле за весь год.

-- Праведный боже, - вздохнул Корошек.

Жак брил теперь верхнюю губу, оставляя только маленькие, едва заметные усики, и не мог уже вразумительно отвечать на расспросы любознательного Корошека о Париже и Берлине.

Хозяин встал.

Жак набрал на ладонь крепких духов из флакона и вытер лицо.

-- Окажите Ксаверу, чтобы принес мне телеграфный бланк! - крикнул он Корошеку сквозь волну благоухания.

-- Будет исполнено, господин Грегор.

Ксавер принес бланк, и Жак немедленно написал телеграмму: "Альвенслебен Берлин занят переговорами работой подробности письмом". Не сворачивая бланка, он отдал телеграмму Ксаверу.

В коридоре раздались торопливые шаги Ксавера. Да, теперь "Траян" действительно проснулся.

Вот полное и правдивое описание того, как Жак Грегор приехал в Анатоль. Пусть люди рассказывают теперь всё, что им угодно.

Сноски

Как дела, старина? - французское и английское приветствия.