| Автор: | Келлерман Б., год: 1932 |
| Категория: | Рассказ |
XVI
Жак приносил дамам Ипсиланти маленькие подарки - варенье, засахаренные фрукты, шоколад. Соне он дарил книги и журналы, которые выписывал из-за границы через Михеля. Ах, как чудесно! Сияние ее глаз говорило о том, как она ему благодарна. Жак приходил теперь почти каждые два-три дня.
Как только он входил в дом, баронесса, сгорая от любопытства, бросалась к нему:
-- Ну что, Жак, мой дорогой компаньон, как обстоит дело с Г.?
Она теперь не говорила "Гершун", а только Г. ведь кто-нибудь может подслушать. Ну и упрям этот Гершун, просто какой-то твердокаменный!
-- Мирбах предлагает ему теперь двадцать пять тысяч, но он уперся и ни с места.
В черных глазах баронессы вспыхивало злорадство, она громко смеялась.
-- Этот немец думает, что ему достаточно только приехать сюда и он сразу всех обведет вокруг пальца. Какое самомнение, какая глупость! Предлагает двадцать пять и не подозревает, что мы уже дошли до шестидесяти!
Она торжествовала.
-- Мы должны быть очень осторожны, -- говорил Жак. -- Если я буду слишком напирать, Гершун почует неладное. Терпение - это теперь всё!
-- Будьте очень осторожны с Г., -- шептала баронесса. -- Я знаю здешних крестьян. Но этот немец!.. Я не могу удержаться от смеха, как только подумаю о нем!
Жак, однако, не говорил ей, что и ему до сих пор не удалось ничего добиться от Гершуна. Гершун чешет голову и вдруг заявляет, что его жена не хочет продавать усадьбу. Эта женщина невзлюбила Жака, он чувствует это очень ясно. Он боится, что Гершун проболтается. Каждый день Яскульский разъезжает на санях Гершуна по горам, закупает дрова. Ну если только в это дело вмешается Яскульский...
Соня, разумеется, заметила, что Жак относится к ней не так, как прежде. Все эти знаки внимания, старание понравиться, занять ее, рассказать ей что-нибудь интересное - всё это было необычно. Она чувствовала, что Жак ухаживает за ней, но делала вид, что не замечает этого, и по-прежнему обращалась с ним по-товарищески. Вот это простое товарищеское обращение и мешало Жаку подступиться к ней. "Насколько всё проще, когда имеешь дело с кокеткой!" - часто думал он.
Соня хорошо играет в шашки. В пансионе она достигла мастерства в этой игре. Жак находит, что с Соней интересно играть и в эту игру, хотя, в общем, шашки наводят на него скуку. Ему нравится смотреть на нее, когда она думает: на ее лице появляется тогда такая милая серьезность! И как чудесна беглая улыбка на ее губах. В эти мгновения Жак любит ее по-настоящему. Еще немного - и он не на шутку влюбится!
Иногда Соня садится за рояль, играет свои любимые народные песни, -- немецкие, шведские, французские. Она совсем не виртуоз и выбирает только легкие вещи, которые хорошо разучила. Иногда она тихонько напевает при этом. У нее красивый высокий голос. Жак подходит сзади и часто, набравшись храбрости, наклоняет голову так, что ее волосы касаются его лица. Как красива линия ее шеи! Вероятно, у нее чудесная грудь и спина... Вдруг Соня поворачивается и смотрит ему прямо в глаза. Не проникла ли она в его мысли? Да, с ней нужно быть очень осторожным. Нет, он предпочел бы, чтобы она была кокеткой, рисовалась бы перед ним, вела бы с ним сложную игру, -- тогда ему было бы гораздо легче.
и прекрасно! Ей есть над чем поразмыслить, не надо считать ее за человека, который ни о чем не думает. Жак - славный мальчик, это она твердо установила. Он зарабатывает хорошие деньги. Рано или поздно он, конечно, будет богат, может быть, даже станет миллионером. Уже и теперь его считают состоятельным человеком. Чем не партия для Сони? Конечно, почему же нет? Раньше у нее были большие планы относительно Сони, но к чему в конце концов знатное имя и родовитость, если за этим не стоит богатство? Во всяком случае, пусть Жак и Соня узнают друг друга получше. Если оставлять молодых людей одних, они скорее сблизятся, так уж устроил господь бог.
Иногда Жак бывал с Соней в театре.
-- Ну, Жак, поведи же ее куда-нибудь! -- говорила баронесса. -- Пусть она побудет в обществе. Отправляйтесь в театр, только без меня, я там в последний раз простудилась.
Соня наряжалась, и они уходили одни. Жаку это было только приятно, болтовня баронессы порой действовала ему на нервы. Ему нравились эти вечера, хотя театр в Анатоле сильно отдавал глухой провинцией. У Жака был абонемент А ложа номер три на весь сезон. Все обратили внимание, что он часто приходит с Соней, и его самолюбию льстило, когда он замечал, что при их появлении в креслах начинают шушукаться, а его знакомые и друзья при встрече подмигивают ему. Дамы Анатоля посматривали на Соню насмешливо и недоброжелательно: "Эта гордячка, наконец-то!" Жак сидел рядом с Соней с самодовольным выражением на лице. Пусть люди думают, что хотят. К сожалению - да, к сожалению! -- они представляли себе дело совсем не так, как оно обстояло в действительности.
Жак понюхал воздух. Боже мой, даже здесь сильно пахло керосином, даже здесь! На галерее и на "стоячих местах" толпились рабочие из нефтяного города, без воротничков, в куртках, пропитанных нефтью. Как только в зале станет жарко, под потолком начнут собираться испарения их пропахшей керосином одежды.
завита и накрашена, как дама из "салона Колоссер". На ней красовалась белоснежная, очень короткая меховая накидка, купленная в Вене, и она целый вечер занималась тем, что снимала и надевала ее. Ее кавалер, Ники Цукор, каждый раз при этом вставал, и весь театр смотрел на эту пару. Что за вкус надо иметь, чтобы открыто появляться в обществе в сопровождении этого типа с более чем сомнительной репутацией! Но как-никак, а Франциску теперь оценивали уже в миллион. Курчавая голова Ники пахла духами, он был в смокинге. Он стал элегантен после своего путешествия в Вену, черт возьми!
Когда в зале стало темно, в ложе номер восемь вдруг блеснули две крахмальные сорочки. Одна - Бориса, в глубине ложи, вторая - того англичанина с багровым лицом, который приходил в театр поспать. Между двумя сорочками мерцает что-то вроде шлема: это прическа леди Кеннворти. Незадолго перед этим она по крайней мере с минуту вызывающе глядела на Жака, не отрывая глаз от его лица. Чего она хотела? Он подумал: "Ну, посмотрим, почтеннейшая, кто выдержит дольше! Это что же, у вас в Лондоне так принято?" И он тоже стал пристально глядеть на нее, стараясь не моргать. Какое ребячество! Наконец Борис забеспокоился и встал. Тогда Жак отвел глаза: ладно, ладно, леди Кеннворти выиграла!
Из ложи номер пять на него блеснули два глаза. Он всегда чувствовал на себе этот взгляд и, глядя в том направлении, всегда встречал его. Накрашенный ротик растягивался улыбкой.
Это Антония Роткель, которая всегда начинала играть на рояле, как только он показывался в окне "Траяна".
Соня почти не смотрела на публику. Она - "эта гордячка" - едва кланялась знакомым и друзьям. Зато всё, что происходило на сцене, вызывало в ней величайший интерес. Она почти всё время улыбалась, но никогда не смеялась громко. С чисто детской непосредственностью переживала все события пьесы, часто аплодировала. Однако, как только занавес падал, она обыкновенно говорила Жаку:
Как глупо, как нелепо, как неправдоподобно! Как смешны люди! Неужели это та самая пьеса, которая прошла в Париже четыреста раз? Я разочарована в человечестве!
Она чувствовала, как много взглядов устремлено на нее. Неужели и Соня тщеславна? Жены инженеров и служащих, приехавших из-за границы, рассматривали Соню с особенным любопытством. Такая красота, такая осанка, такая походка - всё это может породить только жизнь в провинции, с ее тишиной, умеренностью, чистым воздухом! В больших городах не найдешь ничего подобного.
После спектакля Жак отвозил Соню домой в своем маленьком автомобиле. Он каждый раз с радостью предвкушал эти минуты. Соня садилась в автомобиль и, если на улице было холодно, доверчиво прижималась к Жаку.
-- Садитесь ближе, -- говорил он и клал ей руку на талию. -- Согрейтесь!
А затем, подъехав к ее дому, он открывал дверцу, помогал ей выйти, и на одно коротенькое мгновение она оказывалась в его объятиях. Эти секунды стоили целого вечера! Собаки начинали лаять, но, как только узнавали голос Сони, мгновенно замолкали. Прежде чем закрыть калитку, Соня еще раз прощалась с Жаком. Сияние ее глаз, блеск ее зубов... "Я люблю ее, люблю по-настоящему, -- с ужасом говорил себе Жак. -- Я влюбился в нее. О боже мой! Только этого мне недоставало". Он решил несколько дней, по крайней мере неделю, не показываться у Сони, но уже на второй день снова был у нее.