Автор: | Киплинг Д. Р., год: 1892 |
Категория: | Роман |
XIX
Вечер и долгая ночь дали Кэт много времени для самоанализа после того, как она спрятала под замок предательские плоды и утешила магараджа Кунвара после таинственной смерти Моти, поплакав с ним вместе. Одно только было ясно для нее, когда она встала на следующее утро с покрасневшими глазами и не освеженная сном: она должна работать среди этих женщин, пока жива, и единственное ее спасение составляет та часть этого труда, которая всего ближе ей. А между тем человек, который любит ее, останется в Гокраль-Ситаруне, в смертельной опасности, ради того, чтобы быть вблизи, когда она позовет его. Она же не может сделать этого, потому что позвать его значило уступить, а она не смела уступить.
Она отправилась в больницу. Страх за него, овладевший ею вчера, перешел в ужас, мешавший ей распоряжаться спокойно.
Женщина из пустыни ожидала ее как обычно у лестницы; она сидела, укутанная покрывалом, обхватив колени руками. За ней стоял Дунпат, который должен был быть где-нибудь в палате. Кэт увидела, что двор был набит людьми, чужими и посетителями, которым, по введенным ею новым правилам, вход был разрешен только раз в неделю. Сегодня день был не приемный, и Кэт, усталая и измученная всем перенесенным ею накануне, почувствовала прилив гнева и решимость бороться с этими людьми. Поэтому она заговорила сердито, сходя с лошади.
- Что это значит, Дунпат Рай?
- Тут волнение, вызванное народным ханжеством, - сказал Дунпат Рай. - Это ничего. Я видел это и раньше. Только не входите.
Она отстранила его, не произнеся ни слова, и только хотела войти в дом, как увидела одного из своих пациентов в последней стадии тифозной горячки. С полдюжины шумливых приятелей выносили его, осыпая Кэт громкими проклятьями. В одно мгновение женщина из пустыни очутилась рядом с ней и подняла руку, в ее темной ладони был зажат длинный нож с широким лезвием.
- Замолчите, собаки! - громко крикнула она на их родном языке. - Не смейте накладывать рук на эту пери, все сделавшую для вас!
- Она убивает наш народ! - крикнул один из сельских жителей.
- Может быть, - ответила женщина с ослепительной улыбкой, - но я знаю, кто будет лежать здесь мертвым, если вы не пропустите ее. Кто вы, раджпуты или рыболовы, выкапывающие червяков, если бежите, словно скот, потому что неизвестно откуда появившийся лгун-жрец мутит ваши глиняные головы? Разве она убивает ваших близких? Сколько времени можете вы вашими чарами и заклинаниями удержать в живых этого человека? - спросила она, указывая на больного на носилках. - Прочь, ступайте прочь! Разве эта больница - ваша деревня, что вы оскверняете ее? Заплатили вы хоть один пенни за кровлю над вами или за снадобья в ваших желудках? Ступайте прочь, прежде чем я наплюю на вас.
Она отбросила их царственным жестом.
- Лучше не входить, - шепнул на ухо Кэт Дунпат Рай. - Во дворе местный жрец, и он волнует их умы. К тому же я и сам чувствую себя взволнованным.
- Но что это все значит? - переспросила Кэт.
Больница была в руках суетливой толпы. Люди растаскивали постельное белье и кухонную утварь, лампы и носильное белье, перекликались сдержанными голосами на лестницах, выносили больных из верхних палат, как муравьи тащат яйца из разрушенного муравейника, по шесть - восемь человек на больного. Одни держали в руках пучки златоцвета и останавливались на каждой ступеньке, бормоча молитвы, другие боязливо заглядывали в аптеку, а третьи таскали воду из колодца и лили ее вокруг кроватей.
В центре двора голый, как помещавшийся тут некогда сумасшедший, перепачканный золой, длинноволосый, с орлиными когтями на пальцах, сидел полубезумный бродячий местный жрец и, размахивая над головой палкой, заостренной на конце, как пика, распевал громким, монотонным голосом какую-то песню, заставлявшую мужчин и женщин работать быстрее.
Песня перешла в крик свирепой ненависти при виде Кэт, бледной от гнева, со сверкающими глазами.
Она быстро бросилась в толпу женщин - ее женщин, которые, как она думала, полюбили ее. Но они были окружены своими родственниками, и один житель селения, находившегося в пустыне, с громким голосом, с голыми ногами, оттолкнул Кэт.
Он не хотел сделать ей что-либо дурное, но женщина из пустыни ударила его ножом по лицу, и он удалился с громким воем.
- Дайте мне поговорить с ними, - сказала Кэт, и стоявшая рядом с ней женщина, подняв руки, усмирила шумевшую толпу.
Только жрец продолжал свою песню. Кэт быстро подошла к нему. Ее маленькая прямая фигурка дрожала.
- Замолчи, - крикнула она на местном наречии, - или я сумею заткнуть тебе рот!
Жрец замолчал, а Кэт, стоя среди женщин, заговорила страстно:
- О мои женщины, что сделала вам я? - крикнула она на местном наречии. - Если есть какая-либо ошибка, кто исправит ее, как не ваш друг? Ведь вы же можете сказать мне все и днем и ночью. - Она протянула руки. - Слушайте, сестры мои! С ума вы сошли, что хотите уйти, наполовину вылеченные, больные или умирающие? Вы можете уйти, когда угодно. Только ради вас самих и ради ваших детей не уходите раньше, чем я вылечу вас, если будет угодно Богу. Теперь в пустыне лето, а многие из вас пришли издалека.
- Она говорит правду! Она говорит правду! - раздался чей-то голос в толпе.
- Конечно, я говорю правду. И я хорошо относилась к вам. Вы должны сказать мне причину вашего бегства, а не убегать, словно мыши. Сестры мои, вы слабы и больны, а ваши друзья не знают, что лучше для вас. Но я знаю.
Снова поднялся шум.
- На пластырях написаны заклинания...
- Зачем нам становиться против воли христианами? Это спрашивает мудрая женщина, которую отослали отсюда.
- Зачем на тела ставят странные дьявольские знаки? И они горят, как огни в аду...
- Вчера пришел жрец - святой человек, что сидит вон там, и он сказал, что ему было открыто, когда он сидел среди гор, что у дьявола готов план, как заставить нас потерять нашу веру...
- И отправить нас из больницы со знаками на теле - да, а у детей, которых мы родим в больнице, будут хвосты, как у верблюдов, и уши, как у мулов. Так говорит мудрая женщина, так говорит жрец.
- Тсс! Тсс! - кричала Кэт в ответ. - Какие пластыри? Что за ребяческий разговор о пластырях и дьяволах? Не один ребенок, а много детей родилось здесь и все были пригожи. Вы это знаете! Это слова недостойной женщины, которую я отослала, потому что она мучила вас.
- Нет, но жрец сказал...
- Что мне за дело до жреца? Ухаживал он за вами? Наблюдал за вами по ночам? Сидел у вашей постели, поправлял ваши подушки и держал вас за руки, когда вы страдали? Брал он у вас детей и укачивал их, когда сам нуждался в отдыхе?
Одна женщина, посмелее других, крикнула: "Взгляните!" - и поднесла Кэт горчичник, недавно выписанный из Калькутты, на оборотной стороне которого красными чернилами были отпечатаны фамилия аптекаря и клеймо фирмы.
- Что такое эта дьявольская штука? - свирепо крикнула она.
Женщина из пустыни схватила ее за плечо и заставила встать на колени.
- Молчи, безносая женщина! - кричала она дрожащим от страсти голосом. - Она сотворена не из той глины, что ты, и твое прикосновение осквернит ее. Помни твою навозную кучу и говори тихо.
- А кто говорит, что это дело дьявола? - спросила она.
- Святой человек, жрец. Конечно, он должен знать.
- Нет, вы должны знать, - терпеливо проговорила Кэт. Теперь она поняла, и ей стало жаль несчастных. - Вы прикладывали эту штуку. Была она вредна тебе, Питиха? - продолжала она, указывая на женщину, стоявшую прямо перед ней. - Не один, а много раз ты благодарила меня за облегчение, которое дал тебе этот талисман. Если это было дело дьявола, то почему оно не сожгло тебя?
- Право, очень жгло, - ответила женщина с нервным смехом.
- Это правда. Я не могу сделать мои лекарства приятными. Но вы знаете, что они приносят пользу. Что знают эти люди, ваши друзья - крестьяне, погонщики верблюдов, пастухи коз - об английских лекарствах? Разве они там, в горах, так умны, или жрец так умен, что могут судить о твоей болезни за пятьдесят миль отсюда? Не слушай их! Не слушай! Скажи им, что ты останешься, и я вылечу тебя. Большего я не могу сделать. Для этого я приехала сюда. Я слышала о ваших несчастьях за десять тысяч миль, и они жгли мне сердце. Ложитесь на свои постели, сестры мои, и велите уйти этим глупым людям.
Среди женщин раздался шепот. Они как бы соглашались и колебались. На одно мгновение решение склонялось то в одну, то в другую сторону.
Потом человек, который был ранен в лицо, крикнул:
- Какая польза от разговоров! Возьмем наших жен и сестер! Мы не желаем иметь сыновей, похожих на дьяволов. Подай голос, о отец! - обратился он к жрецу.
Кэт называла женщин по именам, умоляя их остаться, доказывала, убеждала, попрекала. Все было напрасно. Многие из них были в слезах; но ответ был один. Им жаль, но они только бедные женщины и боятся гнева своих мужей.
С каждой минутой палаты пустели. Жрец снова запел и начал бешеную пляску на дворе. Разноцветный поток спустился с лестницы на улицу, и Кэт увидела, как последнюю из тщательно оберегаемых ею женщин вынесли на безжалостный солнцепек. Только женщина из пустыни осталась рядом с ней.
Кэт смотрела окаменелым взглядом. Ее больница была пуста.