Лунный камень.
Период первый. Потеря алмаза.
Глава XII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Период первый. Потеря алмаза. Глава XII. (старая орфография)

XII.

Вечер четверга прошел без всяких приключений. Но в пятницу утром мы узнали две новости. Первая из них шла от булочника, который объявил, что в четверг после полудня он встретил Розанну Сперман, пробиравшуюся под густым вуалем чрез болота в направлении к Фризингаллу. Повидимому, странно было бы обознаться в Розанне, плечо которой делало ее, бедняжку, черезчур заметною, но что булочник ошибся, это не подлежало ни малейшему сомнению, потому что Розанна, как вам известно, пролежала весь этот день больная у себя на верху с самого полудня. Второе известие принес почталион. Уезжая от нас под проливным дождем в день рождения мисс Рахили и заметив мне тогда, что докторская кожа непромокаема, достойный мистер Канди сказал одну из своих самых неудачных острот, потому что, несмотря на плотность своей кожи, он все-таки промок до костей, простудился и схватил сильную горячку. В письме, которое доставил вам почталион, нас извещали, что бедняга лежит в бреду и продолжает врать всякий вздор так же бегло и безостановочно, как врал его в здравом виде. Мы все сожалели о бедном маленьком докторе; но мистер Франклин, казалось, сожалел о его болезни преимущественно из опасения за мисс Рахиль. Из разговора его с миледи во время завтрака можно было заключить, что если мисс Рахиль не будет в самом скором времена успокоена насчет Лунного камня, то здоровье её потребует сериозной и немедленной помощи со стороны лучших медиков в околотке.

Немного спустя после завтрака пришла телеграмма от мистера Блека старшого в ответ на депешу сына. Он извещал нас, что чрез своего приятеля, шефа лондонской полиции, он напал, наконец, на настоящого полицейского сыщика, по имени пристав Кофф, который должен был на другой же день прибыть к нам из Лондона с утренним поездом.

Имя нового полицейского сыщика, казалось, поразило мистера Франклина: в бытность свою в Лондоне он слыхал от отцовского адвоката много любопытных разказов о приставе.

- Я начинаю надеяться, что скоро наступит конец нашим тревогам, сказал он, прочитав депешу. - Если половина того, что мне разказывали об этом человеке, справедливо, то в целой Англии не найдти такого мистера, как пристав Кофф, для дознания тайны!

По мере того как приближалось время, назначенное для приезда этого знаменитого сыщика, мы с каждою минутой становились все нетерпеливее, и тревожнее. В урочный час явился надзиратель Сигрев, но узнав, что мы ждем пристава, немедленно заперся в отдельную комнату, а запасшись необходимыми письменными принадлежностями, принялся составлять черновой отчет, которого, по всей вероятности, от него должны были потребовать. Я охотно отправился бы и сам на станцию железной дороги, чтобы привести пристава. Но на карету и лошадей миледи не мог разчитывать даже и знаменитый Кофф, а кабриолет потребовался вечером для мистера Годфрея. Мистер Годфрей глубоко сожалел о необходимости оставить свою тетушку в таких неприятных для нея обстоятельствах, и разделяя её безпокойство, благосклонно откладывал свой отъезд до последняго поезда железной дороги, чтоб узнать мнение знаменитого лондонского сыщика о похищении алмаза.

Но в пятницу вечером ему необходимо было вернуться в город, чтобы в субботу утром присутствовать на заседании женского благотворительного комитета, нуждавшагося в его советах по поводу какого-то сериозного затруднения.

Когда наступило время для приезда пристава, я пошел дожидаться его у ворот.

В ту минуту как я подходил к квартире привратника, к воротам подъехал извощичий кабриолет, из которого вышед пожилой седоватый человек, до такой степени худой и изможденный, что на всем теле его, казалось, не было на одного унца мяса. Это были кости, обтянутые кожей и одетые в приличное черное платье с белым галстухом. Лицо его было остро как топор, а кожа суха и желта как поблекший осенний лист. Его светло-серые стального цвета глаза производили странное, а вместе с тем неприятное впечатление. Вы как будто читали в них, что он предполагал найдти в вас гораздо более нежели нашел. Походка его была медленная; голос меланхолический, а длинные сухощавые пальцы была загнуты крючком на подобие когтей. Его можно было принять за пастора или подрядчика погребальных процессий, словом, за кого хотите, только не за полицейского чиновника. Лица, более противоположного надзирателю Сигреву и менее утешительного для людей огорченных, трудно было бы отыскать, за это я мог поручиться.

- Не здесь ли живет леди Вериндер? спросил он.

- Точно так, сэр.

- Я пристав Кофф.

- Не угодно ли вам за мной пожаловать, сэр?

Провожая его к дому, я сообщил ему о своем имени и положении в семействе, чтобы развязать ему язык насчет дела, по которому вызывала его моя госпожа. Однако о деле-то он и не заикнулся. Он похвалил местность, заметил, что морской воздух отличался весьма приятною свежестью. А я в это время ломал голову, спрашивая себя, чем мог знаменитый Кофф заслужить такую громкую репутацию. Таким образом мы дошли до дому в настроении двух незнакомых особ, в первый раз в жизни посаженных на одну цепь. Спросив о миледи и узнав, что она прогуливается по оранжереям, мы отправилась в нижний сад и послали слугу предупредить ее о приезде пристава.

Покамест мы ждали возвращения слуги, пристав Кофф бросал взгляд налево, за зеленую арку, обвитую вечнозелеными растениями, увидал сквозь нее нашу розовую плантацию и прямо направил к ней свои шаги, между тем как на лице его впервые отразилось нечто похожее на интерес. К удивлению садовника и к моему полному отвращению, этот знаменитый полисмен оказался настоящим мудрецом в безполезном искусстве разведения роз.

- Славное выбрали вы для них местечко, на юг и на юго-запад, сказал пристав, качая своею седоватою годовой, и меланхолический голос его зазвучал удовольствием. - Вот настоящая планировка для розовых кустов - клумбы, расположенные кругами, обнесенные квадратами. Так, так, а между вами дорожки. Но для чего оне из гравеля? Засейте их лучше газовом, господин садовник, гравель не годится для ваших роз. О, какая очаровательная группа белых и красных роз! Неправда ли, какое милое сочетание цветов? А вот белая мускатная роза, мистер Бетередж, наша старинная английская роза, которою можно любоваться на-ряду с лучшими и новейшими сортами. Ох, ты моя миленькая! сказал пристав, нежно лаская мускатную розу своими изсохшими пальцами и разговаривая с нею как с ребенком.

Более деликатного человека для разыскания алмаза мисс Рахили и для открытия вора поистине нельзя было придумать!

- Вы, кажется, очень любите розы, пристав? спросил я.

- У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на какие бы то ни было забавы, отвечал пристав Кофф. - Но когда случается, и у меня свободная минутка, мистер Бетередж, то я почти всегда посвящаю ее моим любимицам. Я взрос между ними в питомнике отца моего, и если удастся, то с ними же проведу и остаток дней моих. Да, коли угодно будет Богу, я думаю не нынче - завтра совсем отказаться от поимки воров и начать ухаживать за розами. Но дорожки в моем садике будут непременно зеленые, господин садовник, сказал пристав, на которого наш гравель, очевидно, произвел самое невыгодное впечатление.

- А ведь, смею сказать, для человека вашей профессии это довольно странные вкусы, сэр, решился я заметить.

- Если вы оглянетесь кругом себя (чего однако многие не делают), сказал пристав Кофф, - то вы заметите, что в большинстве случаев врожденные наклонности человека бывают диаметрально противоположны его официальным занятиям. Найдите мне две вещи более неподходящия друг к другу чем роза и вор, и я постараюсь изменить свои вкусы, если только не ушло время. Я вижу, что вы употребляете дамасскую розу, господин садовник, как красивую подставку для более нежных и мелких сортов. Я и сам того же мнения. А кто эта леди, которая идет сюда? Вероятно, леди Вериндер.

нежели это казалось с первого взгляда.

Появление нового сыщика или дело, по которому он был вызван, а быть-может, и то и другое вместе, повидимому, сильно смутили мою госпожу. В первый раз в жизни пришлось мне видеть, что она не знала как начать разговор с посторонним человеком. Но мистер Кофф сейчас же вывел ее из затруднения. Он спросил, не призывали ли до него другого сыщика; и узнав, что надзиратель Сигрев уже вед следствие и находился теперь у нас, выразил желание прежде всего переговорить с ним. Миледи направилась к дому. Пред тем чтобы последовать за ней, пристав обратился к садовнику и облегчил свою душу последним прощальным замечанием насчет гравельных дорожек.

- Уговорите-ка миледи засеять их лучше газоном, оказал он, бросая кислый взгляд на дорожки. - Только не гравель, господин садовник, отнюдь не гравель!

Отчего надзиратель Сигрев, будучи представлен приставу Коффу, показался мне несравненно ниже своего действительного роста, этого я никак не берусь объяснить; мое дело только заявить факт, который бросился мне в глаза. Оба сослуживца удалились в отдельную комнату и долго оставались там наедине, не впуская к себе ни единого нового существа. Когда они вышли, г. надзиратель казался взволнованным, а г. пристав зевал.

- Пристав желает осмотреть будуар мисс Вериндер, сказал мистер Сигрев, обращаясь ко мне с величайшею торжественностью и большим воодушевлением. - Приставу могут понадобиться некоторые указания. Не угодно ли вам проводить пристава.

Слушая все это, я смотрел на знаменитого Коффа, а знаменитый Кофф в свою очередь смотрел на надзирателя Сигрева своим спокойным испытующим взглядом, который давно уже был мною подмечен. Конечно, я не мог утверждать, чтоб он выжидал той минуты, когда его сотоварищ явится пред ним в роли осла; но скажу, что я сильно подозревал это.

Я шел впереди, показывая дорогу на верх. Пристав осторожно обшарил индейский шкафик, осторожно осмотрел будуар, и обращаясь частию к надзирателю, а большею частию ко мне, предлагал нам вопросы, тайная цель которых казалась непонятною для нас обоих. Продолжая осмотр комнаты, он дошел наконец до двери спальни и остановившись пред известною вам декорацией, вопросительно ткнул своим сухощавым пальцем в небольшое пятно под самою замочною скважиной, которое уже замечено было надзирателем Сигревом, в то время как он выгонял из будуара женщин, столпившихся туда для показаний.

- Какая жалость! сказал пристав Кофф. - Кто сделал это пятно? прибавил он, обращаясь ко мне.

Я отвечал, что, вероятно, в этом виноваты были юпки женщин, которые приходили сюда накануне для допроса. - Но надзиратель Сигрев тотчас же выпроводил их вон, сэр, чтоб оне не наделали еще большого вреда, поспешил я прибавить.

- Действительно так, подтвердил надзиратель своим воинственным голосом. - Я тотчас же скомандовал им вниз. Всему виной их юпки, пристав, непременно их юпки.

- А не заметили ли вы какая именно юпка наделала это? спросил пристав Кофф, продолжая разспрашивать меня, а не своего сослуживца.

- Не заметил, сэр.

- Ну, так, вероятно, вы заметили? сказал он, обращаясь на этот раз к надзирателю.

Г. надзиратель был видимо застигнут врасплох, но постарался вывернуться.

- Таким вздором не стоило обременять свою память, пристав, сказал он, - пустяки, сущие пустяки.

Пристав Кофф посмотрел на мистера Сигрева тем же самым взглядом, каком он смотрел на гравельные дорожка в нашем цветнике, и не покидая своего меланхолического тона, дал нам впервые почувствовать свои способности.

- На прошедшей неделе, господин надзиратель, я производил одно тайное следствие, сказал он. - С одной стороны было убийство, с другой - чернильное пятно на скатерти, появление которого никто не мог объяснить. Скажу вам, что с тех пор как я странствую по грязнейшим закоулкам этого грязного маленького мира, я еще на разу не нападал на то, что называют пустяками; а потому прежде чем приступить к каким-либо дальнейшим мерам, нам следует отыскать ту юпку, которая сделала это пятно, и удостовериться, когда именно могла высохнуть эта краска.

С неудовольствием проглотив эту первую пилюлю, г. надзиратель надулся и спросил пристава, не прикажет ли он созвать женщин. Пристав Кофф подумал немного, вздохнул и покачал годовой.

- Нет, сказал он, - мы сначала займемся краской. вопрос о краске можно решить в двух словах; между тем как вопрос о женской юпке потребует гораздо более времени. В котором часу приходили сюда вчера утром женщины? В одиннадцать часов, не так ли? Нет ли в доме человека, который мог бы решить вам, суха была в это время краска или нет?

- Никто не может решить этого, кроме мистера Франклина Блек, племянника миледи, сказал я.

Мистер Франклин сидел в соседней комнате, выжидая случая быть представленным великому Коффу. Чрез минуту он явился в будуаре и сделал следующее показание:

- Эта дверь, пристав, сказал он, - была разрисована самою мисс Вериндер, под моим личным наблюдением и руководством и с помощью изобретенного мною состава, который совершенно высыхает чрез двенадцать часов времени, с какими бы красками его на смешивали.

- Не помните ли вы, сэр, когда окончен был этот попорченный кусочек? спросил пристав.

- Конечно помню, отвечал мистер Франклин. - Это было последнее недорисованное место. Нам нужно было кончить его в прошедшую середу и я собственноручно дорисовал его в тот же день около трех часов пополудни.

- Сегодня пятница, сказал пристав Кофф, обращаясь к надзирателю Сигреву. - Вернемтесь назад и будем считать с самого начала, сэр. В три часа поподудни, в среду, это место было дорисовано. Состав должен был высохнуть чрез двенадцать часов, следовательно к трем часам утра в четверг краска была совершенно суха. В одиннадцать часов вы призвала сюда женщин для снятия показаний. Вычтите из одиннадцати три, останется восемь. Следовательно, господин надзиратель, краска высохла за восемь часов до того времена, когда вы обвинила женския юпки в причинении этого пятна.

Это был второй жестокий удар для мистера Сигрева! Не заподозри он бедную Пенелопу, мне кажется, я пожалел бы его.

Когда вопрос о краске был порешен, пристав Кофф потерял последнее уважение к своему сотоварищу и стал преимущественно обращаться к мистеру Франклину, как к более дельному и смышленому из своих помощников.

- Вы превосходно подыскали нам ключ к разгадке этой тайны, сэр, оказал пристав.

Но в ту самую минуту как он произносил эти слова, дверь спальни отворилась, и мисс Рахиль внезапно вошла в будуар.

Она прямо обратилась к приставу, как будто не считая его за незнакомого человека.

- Не вы ли сказали сейчас, спросила она, указывая на мистера Франклина, - что он подыскал вам ключ к разгадке тайны?

- Это мисс Вериндер, прошептал я на ухо приставу.

- Очень может быть, мисс, отвечал пристав, пытливо устремляя свои стальные глаза на лицо моей молодой госпожи, - очень может быть, что этот джентльмен действительно навел нас на "настоящий след".

Она повернула голову и попыталась взглянут на мистера Франклина. Я говорю: попыталась, потому что прежде чем глаза их встретились, она уже смотрела в другую сторону. В уме её, казалось, происходила какая-то странная борьба. Она сначала покраснела, потом побледнела, и вместе с бледностию на лице её появилось выражение, которое заставало меня вздрогнуть.

- Ответив на ваш вопрос, мисс, оказал пристав Кофф, - я беру на себя смелость, в свою очередь, просить у вас некоторых объяснений. На этой разрисованной двери есть пятно. Не можете ли вы сказать мне, когда или кем оно было сделано?

Не обратив ниы малейшого внимания на его слова, как будто бы он и не говорил их, мисс Рахиль возобновила свои вопросы.

- Вы новый сыщик? спросила она.

- Примете ли вы совет молодой девушка?

- Очень рад буду его выслушать, мисс.

- Итак, исполняйте вашу обязанность сами и не позволяйте мистеру Франклину Блеку помогать вам.

Она сказала это с таким диким озлоблением, с таким необъяснимым взрывом негодования против мистера Франклина, что мне в первый раз в жизни сделалось стыдно за мисс Рахиль, несмотря на то что я любил и уважал ее не менее самой миледи.

Пристав Кофф не опускал с вся своих неподвижных серых глаз.

- Благодарю вас, мисс, отвечал он. - Но не знаете ли вы чего-нибудь о пятне? Быть-может, вы сами сделали его как-нибудь случайно?

- О пятне мне ровно ничего не известно, отвечала мисс Рахиль, а с этими словами опять ушла в свою спальню и заперлась на ключ. На этот раз и я услыхал, подобно Певелопе, как она начала плакать, оставшись одна. Не смея взглянуть на пристава, я взглянул на мистера Франклина, который стоял ко мне поближе. Он казался еще более огорченным нежели я.

- Теперь вы видите, оказал он мне, - что я имел причину о ней безпокоиться.

- Мисс Вериндер немножко взволнована вследствие потери своего алмаза, заметил пристав, - да и весьма естественно, весьма естественно! Лишиться такой драгоценности!

Те же самые слова, в которых я старался накануне извинить ее пред надзирателем Сигревом, повторял теперь совершенно посторонний нам человек, который не мог принимать в мисс Рахили такое живое участие, какое принимал в ней я! Холодная дрожь пробежала по моему телу, хотя я и не мог дать себе отчета в этом чувстве. Но теперь я сознаю совершенно ясно, что в уме моем впервые промелькнуло тогда подозрение о том новом и ужасном свете, в каком должно было представиться это дело приставу Кофф, единственно вследствие слов и поведения мисс Рахили во время их первого свидания.

- Язык молодой девушки пользуется самыми обширными привилегиями, сэр, заметил пристав мистеру Франклину. - Забудем это и перейдем прямо к делу. Благодаря вам, мы узнали теперь, когда высохла краска. Затем нам остается еще узнать, кто и когда видел в последний раз эту дверь без пятна. У вас, по крайней мере, есть голова на плечах, сэр, и вы, конечно, меня понимаете.

Мистер Франклин с усилием отвлек свои мысли от мисс Рахили, чтобы сосредоточить их на предлагаемом ему вопросе.

- Мне кажется, я понимаю вас, сказал он приставу. - Ограничивая время, мы ограничиваем рамку для наших исследований и тем облегчаем их.

- Именно так, сэр, отвечал пристав. - Теперь позвольте вас спросить, обратили ли вы внимание на вашу работу в среду вечером, когда дверь была уже дорисована?

Мистер Франклин отрицательно покачал головой.

- Наверное не упомню, сказал он.

- А вы? обратился ко мне пристав.

- Кто же последний входил в эту комнату в среду вечером?

- Вероятно, мисс Рахиль, сэр.

- А может-быть и ваша дочь, Бетередж, перебил меня мистер Франклин, и обратившись к приставу, он объяснил ему, что дочь моя была горничною мисс Вериндер.

- Попросите сюда вашу дочь, мистер Бетередж. Впрочем, нет, постойте! сказал пристав, отводя меня к окну, чтобы нас не могли слышать. - Вот этот господин, продолжил он шепотом, указывая на надзирателя, - представал мне сейчас довольно подробный отчет о произведенном им в вашем доме следствии. Между прочим он сам сознался, что возстановил против себя всю прислугу; ну, а я считаю необходимым помириться с ней. Кланяйтесь им от меня, и скажите вашей дочери, равно как и остальным женщинам, что, вопервых, я не имею еще на малейшого повода думать, чтоб алмаз был кем-либо похищен; мне известно только, что он исчез; а вовторых, что если я желаю говорить с ними, то это единственно в надежде получать некоторые советы и указания для достижения вполне успешных результатов в наших поисках.

Зная, какое ужасное впечатление произвел на наших женщин секвестр, наложенный надзирателем Сигревом на их комнаты и имущества, я ловко подслужился приставу, подав ему следующую мысль:

когда бы им ни вздумалось.

- Разрешаю и позволяю, отвечал пристав.

- Это непременно смягчит их, сэр, заметил я, - начиная с кухарки и до судомойки.

- Так ступайте же, мистер Бетередж, и делайте ваше дело.

Поручение пристава было исполнено в пять минут. Но когда я объявил женщинам о снятии секвестра с их имущества и спален, то мне пришлось употребить весь свой начальнический авторитет, чтоб удержать эту ватагу от попытки взлететь на верх вслед за Пенелопой и явиться пред приставом Коффом в роли добровольных свидетельниц.

дочери на допрос сержанта. Мне кажется, что она отвечала весьма разумно и мило, ведь недаром же она мое детище! В меня, вся в меня, - материнского, благодаря Бога, ничего нет!

По словам Пенелопы, она с большом интересом сделала за разрисовкой двери, помогая своей госпоже и мистеру Франклину мешать краски. Место под замочною скважиной как нельзя лучше врезалось у нея в памяти, потому что оно было дорисовано последнее; несколько часов спустя она видела его не запачканным и в полночь также оставила его без малейшей порчи. Уходя из спальни своей молодой госпожи, и желая ей спокойной ночи, она слышала как часы в будуаре пробили двенадцать; в это время рука её опиралась на ручку двери; но зная, что краска была еще не совсем суха, так как сама же она помогала составлять ее, Пенелопа приняла всевозможные предосторожности, чтобы не задеть платьем двери; она готова была побожиться, что подобрала вокруг себя юпку, и что в то время никакого пятна на двери не было; однако не ручалась, что выходя, не задела ее как-нибудь случайно; она хорошо помнила какое платье было на ней в этот день, потому что это был подарок мисс Рахили; да и отец её, вероятно, помнит его и может подтвердить её слова. Отец действительно помнил, и подтвердил, и принес платье; платье было им признано, и юпка изследована со всех сторон, что доставило не мало хлопот следователям по обширности её размеров; но пятна от краски не оказалось нигде. Конец допросу Пенелопы - показания её найдены разумными и убедительными. Подписал Габриель Бетередж. Затем сержант обратился ко мне с вопросом, нет ли у вас в доме больших собак, которые могли как-нибудь пробраться в будуар и размазать краску концом хвоста. Услыхав от меня, что ничего подобного не могло случиться, он потребовал увеличительное стекло и завел его на испорченное место. Но краска не сохранила вы малейшого отпечатка человеческой кожи, как это обыкновенно бывает от прикосновения руки. Напротив, все доказывало, что пятно произошло от легкого и случайного прикосновения чьей-либо одежды. Судя по показаниям Пенелопы и мистера Франклина, в комнату, вероятно, входила какая-нибудь таинственная личность, которая, и учинила вышеупомянутое повреждение в четверг между двенадцатью часами ночи и тремя часами утра. Дошед до такого результата, пристав Кофф вспомнил наконец о существовании надзирателя Сигрева, а в назидание своему сослуживцу сделал следующий краткий вывод из наведенного им следствия:

- Эта пустяки, господин надзиратель, сказал пристав, указывая на запачканное место, - приобрели весьма большое значение с тех пор, как вы обошли их вашим вниманием. При настоящей постановке дела, это пятно возбуждает три вопроса, требующие немедленного разрешения. Вопервых, нет ли в доме одежды, носящей следы краски; вовторых, если таковая окажется, то кому принадлежат они. Втретьих, как объяснит это лицо свое появление в будуаре и причиненное им на двери пятно между двенадцатью часами ночи и тремя часами утра. Если лицо это не даст удовлетворительного ответа, то похититель алмаза почти найден. дальнейшия розыскания по этому делу я, с вашего позволения, принимаю на себя, а вас не стану долее отвлекать от ваших городских занятии. Но вы привезли, как я вижу, одного из ваших помощников. Оставьте его мне на всякий случай и затем позвольте пожелать вам доброго утра.

ударом.

- До сей минуты я не высказывал никакого мнения, начал господин надзиратель своим воинственным голосом, не обличавшим ни смущения, ни колебания. - Но теперь, передавая это дело в ваши руки, я решаюсь заметить вам, пристав, что из мухи весьма легко сделать слона. Прощайте.

- А я окажу вам на это, отвечал Кофф, - что есть люди, которые и вовсе не заметят мухи, потому что слишком высоко задирают голову.

Отплатив своему сотоварищу этим комплиментом, пристав повернулся на каблуках и отошел к окну.

Мы стояли с мистером Франклином и ждали, что будет дальше. Пристав смотрел в окно, засунув руки в карманы, и тихо насвистывая мотив "последняя летняя роза". В последствии, при более коротком знакомстве, я заметил, что всякий раз как мозг его удвоивал свою деятельность, отыскивая путь к какой-нибудь тайной цели, пристав изменял себе только этим легким свистом, при чем "последняя летняя роза" всегда оказывала на него самое ободрительное и возбуждающее действие. Вероятно, мотив этот гармонировал с его душой, напоминая ему о любимых цветах; но так как он его насвистывал, трудно было вообразить себе что-нибудь печальнее и заунывнее.

себе: "этого будет достаточно!" Потом обратился ко мне с просьбой передать миледя, что он был бы весьма признателен миледи, еслиб она уделила ему десять минут времени для переговоров.

В ту минуту как я выходил из комнаты с этим поручением, мистер Франклин предложил приставу один вопрос, и любопытство заставило меня приостановиться немного на пороге, чтоб услышать ответ последняго.

- Не догадываетесь ли вы наконец, кто похитил алмаз? спросил мистер Франклин.

- Алмаза никто не похитил, отвечал пристав Кофф.

- Погодите немного, сказал пристав, - еще не все кусочки этой путаницы подобраны.