Лунный камень.
Период первый. Потеря алмаза.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Период первый. Потеря алмаза. Глава XI. (старая орфография)

XI.

Проводив нашего последняго гостя, я возвратился в столовую, где застал Самуила, хлопотавшого за буфетом около водка и сельтерской воды. Вскоре вошла к вам из гостиной миледи и мисс Рахиль в сопровождении двух джентльменов. Мистер Годфрей спросил себе водка и сельтерской воды, а мистер Франклин отказался от того и другого. Он сел на стул с видом полного изнеможения; думаю, что эта праздничная суетня была ему не под силу.

Повернувшись к своим гостям, чтобы пожелать им доброй ночи, миледи сурово взглянула на подарок нечестивого полковника, блестевший на платье её дочери.

- Рахиль, спросила она, - куда намерена ты положить свой алмаз на нынешнюю ночь?

Возбужденная впечатлениями ими, мисс Рахиль находилась в том лихорадочно-веселом настроении, когда молодые девушки охотно болтают всякий вздор, упорно отстаивая его как нечто разумное. Вероятно, вам самим приходилось замечать это, читатель.

Объявив сначала, что она сама не знает куда ей спрятать свой алмаз, мисс Рахиль прибавила вслед за тем, что положит его на свой туалетный стол, вместе с прочими вещами. Потом ей вдруг пришло в голову, что алмаз может заблестеть своим страшным лунным светом и испугать ее до смерти посреди ночной темноты. Наконец, внезапно вспомнив об индейском шкапчике, стоявшем в её будуаре, она тотчас же решила спрятать свой алмаз туда, чтобы дат этим двум прекрасным произведениям Индии возможность вдоволь налюбоваться друг на друга. Миледи долго и терпеливо слушала эту пустую болтовню, но наконец решилась остановить ее.

- Ты забываешь, моя милая, сказала она, - что твой индейский шкап не запирается.

- Боже праведный, мамаша! воскликнула мисс Рахиль: - да разве мы в гостинице? Разве в доме есть воры?

Не обратив внимания на эти вздорные слова, миледи пожелала джентльменам доброй ночи и потом поцеловала мисс Рахиль.

- Поручи лучше свой алмаз мне, сказала она дочери.

Мисс Рахиль встретила это предложение так, как десять лет тому назад встретила бы она предложение разстаться с новою куклой. Миледи поняла, что убеждения будут безполезны.

- Завтра поутру, как только ты встанешь, Рахиль, приди в мою комнату, сказала она. - Мне нужно поговорить с тобой.

С этими словами она медленно удалилась, погруженная в глубокое раздумье и, повидимому, не совсем довольная оборотом, который принимали её мысли.

После нее стала прощаться и мисс Рахиль. Сначала она пожала руку мистеру Годфрею, который разсматривал какую-то картину на противоположном конце залы; а затем вернулась к мистеру Франклину, который продолжал сидеть в углу, усталый и молчаливый. Что они говорили между собой, этого я не слыхал, только стоя около вашего большого зеркала, оправленного в старинную дубовую раму, я хорошо различал отражавшуюся в нем фигуру мисс Рахили. Я видел, как она достала украдкой из-за корсажа своего платья медальйон, подаренный ей мистером Франклином, и блестнув им на мгновение пред его глазами, многозначительно улыбнулась и вышла.

Это обстоятельство поколебало мое прежнее доверие к собственной догадливости. Я начинал убеждаться, что мнение Пенелопы относительно чувств её молодой госпожи было гораздо безошибочнее.

Как только мисс Рахиль перестала поглощать внимание своего кузена, мистер Франклин увидал меня. Непостоянство его характера, проявлявшееся всегда и во всем, уже успело изменить его мнение и насчет Индейцев.

- Бетередж, сказал он, - я почти готов думать, что мы преувеличили значение нашего разговора с мистером Мортветом в кустах. Право, он хотел только попугать нас своими разказками. А вы не шутя, намеревы спустить собак?

- Я намерен освободить их от ошейников, сэр, отвечал я, - дабы они могли в случае надобности побродить на свободе и нанюхать чужой след.

- Прекрасно, отвечал мистер Франклин. - А завтра мы подумаем что вам делать. Мне не хотелось бы тревожить тетушку во-пустому. Доброй ночи, Бетередж.

Он был так измучен и бледен, кивая мне на прощанье годовой и отправляясь на верх со свечей в руках, что я осмелился предложить ему на сон грядущий вина с водой. В этом поддержал меня, и мистер Годфрей, подошедший к нам с другого конца комнаты.

Я упоминаю об этих мелочных обстоятельствах единственно потому, что после всего виденного и слышанного мною в этот день, мне приятно было заметить возстановление прежних добрых отношений между обоими джентльменами. Их крупный разговор в гостиной (подслушанный Пенелопой) и соперничество за благосклонность мисс Рахили, казалось, не произвели между ними сериозной размолвки. Впрочем, что же тут было удивительного? оба были благовоспитанные светские джентльмены. А известно, что люди с высоким положением в обществе никогда не бывают так сварливы и вздорны, как люди ничего не значущие.

Еще раз отказавшись от вина, мистер Франклин отправился на верх в сопровождении мистера Годфрея, так как комнаты их была смежные. Но взойдя на площадку, он или склонился на убеждения своего двоюродного брата, или, по свойственной ему ветренности характера, сам переменил свое намерение относительно вина.

- Бетередж, крикнул он мне сверху: - пожалуй, пришлите мне вина с водой; быть-может, оно и понадобится мне ночью.

Я послал водку с Самуилом, а сам вышел на двор и разстегнул ошейники собак. Почувствовав себя на свободе в такую необычную для них пору, оне потеряли голову а бросились на меня как щенки! Однако дождь скоро умерил их восторги. Полокав немного струившуюся с них воду, оне снова вползли в свои конуры. Я возвратился домой и по некоторым признакам на небе заключил, что погода скоро должна перемениться к лучшему. Однако дождь все еще не переставал лить с ужасною силой, и земля была как мокрая губка.

Мы с Самуилом обошли кругом всего дома и по обыкновению заперли все двери и окна. Я сам обшарил каждый уголок, не доверяя на этот раз своему помощнику, и убедившись, что все заперто и безопасно, я наконец и сам отправился на покой уже в первом часу ночи.

Но, должно-быт, хлопоты этого дня были выше сил моих. Дело в том, что я, и сам заразился болезнию мистера Франклина и заснул уже после восхода солнца. Зато лежа в продолжение всей ночи с открытыми глазами, я мог удостовериться, что в доме царствовала могильная тишина и что не слышно было другого звука, кроме плеска дождя да поднявшагося перед утром ветра, который с легким шумом пробегал по деревьям.

Около половины восьмого я проснулся, и раскрыв окно, увидал, что на дворе прелестный солнечный день. Ровно в восемь я собрался было идти привязывать собак, как вдруг слышу позади себя на лестнице шелест женских юпок. Я обернулся и увидал Пенелопу, летевшую ко мне сломя голову.

- Батюшка, кричала она, - Бога ради, идите скорее на верх! Алмаз пропал.

- С ума ты сошла что ли? спросил я ее.

- Пропал, отвечала Пенелопа. - Пропал, и никто не знает когда и каким образом! Идите скорее, и сами увидите!

Она потащила меня в кабинет барышни, находившийся рядом с её спальней, и тут-то, на пороге между двумя комнатами, я увидал мисс Рахиль, бледную как её белый пеньюар. Обе половинки индейского шкафа были отворены настежь; а один из ящиков выдвинут до основания.

- Смотрите! сказала Пенелопа. - Я своими глазами видела, как мисс Рахиль спрятала свой алмаз в этот ящик, вчера вечером.

Я подошел к шкафу. Действительно, ящик был пуст.

- Так ли она говорит, мисс? спросил я. Но мисс Рахиль была не узнаваема.

- Алмаз пропал, повторила она будто не своим голосом, и сказав это, удалилась в свою спальню и заперла на собой дверь.

Еще мы стояли как ошалелые, не зная что нам делать, когда в комнате появилась миледи. Она услыхала мой голос в кабинете своей дочери и пришла узнать что случалось. Известие о пропаже алмаза, повидимому, сразило ее. Она прямо подошла к спальне своей дочери и потребовала чтоб ей отворили. Мисс Рахиль впустила ее.

Затем тревога с быстротой пожара распространилась по всему дому и достигли, наконец, до обоих джентльменов.

Мистер Годфрей первый вышел из своей комнаты. Услыхав о происшедшем, он только в изумлении развел руками, что не слишком говорило в пользу его природной находчивости. Зато я сильно разчитывал на светлый ум мистера Франклина, надеясь, что он-то и поможет нам выйдти из затруднения; но и он в свою очередь оказался столько же ненаходчивым, как и его двоюродный братец. Против всякого ожидания, он хорошо проспал ночь, а сон, по его словам, как непривычная роскошь, подействовал на него одуряющим образом. Однако после чашки кофе, которую он, по иностранному обычаю, выпивал обыкновенно за несколько часов до завтрака, ясность ума его опять возвратилась. Французская сообразительность выступила на первый план, и он с большею ловкостью и решительностью принял следующия меры:

Прежде коего он недель, позвать слуг и приказал он оставить все двери и окна нижняго этажа запертыми, так, как она была оставлены накануне, за исключением главного входа, который я уже отпер. Затем, не предпринимая никаких дальнейших мер, он предложил мне и мистеру Годфрею лично удостовериться, не завалился ли как-нибудь алмаз за шкаф или за стол, на котором помещалась эта индейская вещица. После безуспешных поисков и толков с Пенелопой, которая в ответ на все вопросы не прибавила ничего нового к сообщенным у же ею сведениям, мистер Франклин решился допросить самое мисс Рахиль и послал Пенелопу постучаться в дверь её спальни.

- Пропажа алмаза до такой степени сокрушает бедную Рахиль, сказала она мистеру Франклину, - что она упорно отказывается говорить о нем даже со мной, и вам никак нельзя увидать ее теперь.

Удвоив ваше смущение разказом об отчаянии своей дочери, миледи, после небольшого внутренняго усилия, вполне овладела собой и начала действовать со свойственною ей решимостью.

- Мне кажется, спокойно сказала она, - что вам не остается ничего более делать как послать за полицией.

- Которая прежде всего, подхватил мистер Франклин, - должна задержать индейских фокусников, приходивших сюда вчера вечером.

Миледи и мистер Годфрей (не посвященные в тайны ваши с мистером Франклином) пришли в величайшее изумление.

- Мне некогда теперь объясняться, продолжил мистер Франклин. - Одно могу сказать вам, что алмаз, по всей вероятности, похищен Индейцами. Напишите мне поскорее рекомендательное письмо к одному из фризингальских судей, сказал он, обращаясь к миледи, - и упомяните в нем, что я уполномочен вами действовать в ваших интересах. Я сейчас же отправлюсь в город, потому что каждая потерянная минута может дать похитителям время скрыться от ваших преследований. (Nota bene: На какой стороне его характера был теперь перевес, на французской или на английской? не знаю, только очевидно было, что разумная сторона одержала верх. Оставалось решить еще один вопрос: долго ли продлится это счастливое настроение?)

Мистер Франклин придвинул к тетке перо, чернила и бумагу, но миледи (как мне показалось) не совсем-то охотно написала требуемое письмо. Еслибы можно было пренебречь таким обстоятельством, как пропажа алмаза в двадцать тысяч фунтов стерлингов, то судя по невыгодному мнению моей госпожи об её покойном брате и по её недоверию к сделанному им подарку, она, мне кажется, порадовалась бы, еслибы ворам удалось скрыться с Лунным камнем.

Я отправился в конюшню с мистером Франклином и не упустил при этом случая спросить его, каким образом могли Индейцы (которых я, конечно, и сам подозревал не менее его) забраться к вам в дом?

- Вероятно, во время суматохи, причиненной разъездом гостей, отвечал мистер Франклин, - один из негодяев пробрался незаметно в столовую, и забившись под диван, подслушал разговор тетушки с Рахилью насчет того, куда лучше припрятать алмаз на ночь. Затем, выждав пока в доме все угомонилось, он преспокойно взошел в кабинет и украл Лунный камень из шкапчика.

С этими словами мистер Франклин, крикнул груму чтоб отворили ворота и ускакал в город. Это было, повидимому, самое разумное объяснение. Однако каким же образом ухитрился вор выйдти из дому? Отправляясь поутру отпирать главный вход, я нашел его точь-в-точь в том же виде как накануне, крепко запертым на засов. Что же касается до другах дверей и окошек, то она сами говорили за себя, потому что до сих пор еще оставалась неотворенными. А собаки? Предположим, что вор ушел чрез окно верхняго этажа; как мог он во всяком случае миновать собак? Ужь не запасся ли он для них отравленным мясом? В ту самую минуту как подозрение это промелькнуло в моей голове, собаки выбежали ко мне из-за угла, стали валяться по мокрой траве и были так здоровы и веселы, что я не без труда образумил их и снова посадил на цепь. Чем более размышлял я над объяснением мистера Франклина, тем несостоятельнее оно мне казалось. Наконец, когда наступило время, мы, по обыкновению, позавтракали: никакое происшествие в доме, даже самое необычайное, как например грабеж или убийство, не должны мешать завтраку. По окончании его миледи потребовала меня к себе, и я принужден был разказать ей все, что так тщательно таилось от нея до сих пор относительно Индейцев и их заговора. Как женщина с твердым характером, она скоро оправилась от потрясающого впечатления, произведенного на нее моим разказом. Ее не столько смущали поганые Индейцы, сколько печаль дочери.

- Вы сами знаете, Бетередж, какой странный характер у Рахили, и как не похожи бывают её действия на поступки её сверстниц, сказала мне миледи. - Но никогда не казалась она мне столь загадочною и скрытною как в настоящую минуту. Пропажа камня словно лишила ее разсудка. Кто бы подумал, что этот ужасный алмаз околдует ее в такое короткое время?

Действительно, все это было очень странно. Мисс Рахиль никогда не выказывала свойственного всем молодым девушкам пристрастья к драгоценным вещам и украшениям. Однако она была неутешна и до сих пор сидела запершись в своей спальне. Правда, пропажа алмаза отразилась и на прочих обитателях дома. Даже мистер Годфрей, например, по профессии общий утешитель и советчик, и тот не звал куда ему девать себя. За недостатком общества, и не имея возможности применить к мисс Рахили свое уменье утешать огорченных женщин, он тревожно и безцельно сновал взад и вперед по дому и по саду, раздумывая, как бы лучше поступить ему в приключившейся беде. Ужь не уехать ли и не избавить ли семью от тяжелой обязанности занимать его как гостя, а то не остаться ли лучше в ожидании того времени, когда и его ничтожные услуги могут оказаться полезными? наконец он остановился на последнем решении как на самом благоразумном и наиболее приличном при настоящем грустном положении семьи. Только время и обстоятельства могут быть пробным камнем для человека. Когда наступил черед мистеру Годфрею быть испробованным, ценность его оказалась гораздо более низкого достоинства нежели я воображал. Что же касается до женской прислуги, то женщины все, за исключением Розанны Сперман, державшейся поодаль от других, принялись шушукать во всех углах дома и перекидываться подозрительными взглядами, как обыкновенно поступает слабейшая половина человеческого рода при всех сколько-нибудь замечательных происшествиях. Сознаюсь, что я сам был встревожен и не в духе. Проклятый алмаз всех вас перевернул вверх дном. Около одиннадцати часов мистер Франклин вернулся назад. Его решимость очевидно исчезла во время поездка в город под гнетом свалившихся на него забот.

Отправляясь из дому, он скакал в галоп, а домой возвращался шагом. Уезжая, он был тверд как сталь, а вернулся словно наваченный, тряпка - тряпкой.

- Ну, что жь, спросила миледи, - когда будет полиция?

- Сейчас, отвечал мистер Франклин; - она сказали, что мигом последуют за мною. Сюда прибудет надзиратель сыщиков, Сигрев, с двумя полицейскими помощниками. Но это только для формы. Дело наше проиграно!

- Как, сэр, спросил я. - Неужто Индейцы скрылись?

доме, разсеялось как дым, подобно прочим моим фантазиям; и мне доказали фактами, продолжил мистер Франклин, с наслаждением налегая на сделанный им промах, - что это вещь положительно невозможная.

Озадачив нас этим новым и неожиданным оборотом дела относительно пропажи Лунного камня, наш молодой джентльмен, по просьбе своей тетки, сел и объяснился.

Энергия, повидимому, не покидала его вплоть до самого Фризингалла, где он обстоятельно передал обо всем происшедшем судье, который тотчас же послал за полицией. Из заведенных справок оказалось, что Индейцы и не пытались бежать из города; мало того, полиция видела, как накануне в одиннадцатом часу вечера она возвращались в Фризингалл в сопровождении своего маленького спутника; из чего можно было заключить (принимая в разчет время, и разстояние), что Индейцы вернулись домой тотчас же по окончании своих фокусов на террасе. Еще позднее в полночь, делая обыск в заезжем доме, где проживали фокусники, полиция опять видела трех Индейцев вместе с их маленьким спутником. А за тем, вскоре после полуночи, я сам собственноручно запер в доме все двери и окна. Более очевидных доказательств в пользу невинности Индейцев, повидимому, не могло и быть. Судья объявил, что покамест нет на малейшого повода подозревать их. Но так как при дальнейшем следствии полиция легко могла сделать насчет их некоторые открытия, то он решал засадить их в тюрьму, в качестве бродяг плутов, и выдержать там с неделю для наших интересов. Прямым же поводом к аресту послужило нарушенное ими по незнанию какое-то постановление городского начальства, но какое именно, не помню. Все людския учреждения (не исключая, и правосудия) имеют своего рода пластичность: нужно только надавить надлежащую пружину. Почтенный судья был старинным приятелем миледи, и как только заседание открылось, он отдал приказ арестовать фокусников на неделю.

Вот что разказал вам мистер Франклин о своих похождениях в Фризангалле. очевидно было, что индейский ключ, с помощью которого мы надеялись розыскать похищенный алмаз, сломался в наших руках и стал никуда негодным. Но если фокусники были невинны, кто же, спрашивается, похитил Лунный камень из ящика мисс Рахили?

Десять минут спустя приехал, наконец, ко всеобщему успокоению, надзиратель Сигрев. Он сообщил нам, что, проходя по террасе, видел мистера Франклина, гревшагося на солнце (должно-быть, италиянскою стороной к верху), и что он поспешил будто бы предупредать его, мистера Сигрева, что розыски полиции будут совершенно напрасны.

В данных затруднительных обстоятельствах всей семьи, вряд ли кто мог быть столь приятным для нас посетителем, как надзиратель фризингальских сыщиков. Он был высок и дороден; имел часто военные приемы, громкий повелительный голос, твердый взгляд и длинный широкий сюртук, застегнутый на все пуговицы до самого воротника. На лице его, казалось, было написано: "Я и есть тот человек, которого вам нужно!" А строгость, с которою он отдавал приказания своим помощникам, убеждала вас всех, что с ним шутить нельзя.

Он приступил сначала ко внутреннему и наружному осмотру всех надворных строений; после чего объявил, что воры не имели возможности проникнуть к нам извне, и что следовательно воровство учинено было кем-нибудь из живущих в доме. Вообразите себе переполох прислуги после этого официального объявления! Надзиратель положил сначала осмотреть будуар, а затем допросить прислугу. В то же время он поставил одного из своих подчиненных у лестницы, примыкавшей к спальням слуг, и приказал ему не впускать туда никого из живущих в доме впредь до новых распоряжении.

Это окончательно ошеломило слабейшую половину человеческого рода. Оне повыскакала из своих углов, разом взлетела наверх в комнату мисс Рахили (в том числе и Розанна Сперман), столпилась около надзирателя Сигрева, и все с одинаково преступным видом просила его назвать виновную.

Надзиратель не потерялся: он окинул их своим решительным взглядом и скомандовал по-военному:

- Вас здесь не спрашивают! Марш все вниз. Смотрите, прибавил он, внезапно указывая им на маленькое пятнышко, образовавшееся на разрисованной двери в комнате мисс Рахили, как раз под замочною скважиной, - смотрите, что наделали ваши юпки. Ступайте, ступайте отсюда!

Розанна Сперман, стоявшая ближе всех к нему и к запачканой двери, первая показала пример послушания, и немедленно отправилась к своим занятиям. За ней последовали и все остальные. Окончив обыск комнаты, что не привело его ни к какому положительному результату, надзиратель спросил меня, кто первый открыл воровство. Открыла его Пенелопа, и потому за ней немедленно послали.

Сказать правду, надзиратель немножко круто приступил к допросу моей дочери.

- Слушайте меня внимательно, молодая женщина, сказал он ей, - и не забывайте, что вы должны говорить правду.

Пенелопа мгновенно вспыхнула.

- Меня никогда не учили лгать, господин надзиратель, а если отец мой, стоя здесь, может равнодушно выслушивать, как меня обвиняют во лжи и в воровстве, выгоняют из моей комнаты и отнимают у меня доброе имя, единственное достояние бедной девушки, так он значит не тот добрый отец, каком я привыкла считать его!

Во-время вставленное мною словечко принимало несколько Пенелопу с правосудием. Вопросы и ответы потекла плавно и безостановочно, но не провела на к каким особенным открытиям. Дочь моя видела, как, отправляясь ко сну, мисс Рахиль спрятала свой алмаз в одном из ящиков индейского шкафа. На другой день, в восемь часов утра, относя ей на верх чашку чая, Пенелопа увидала ящик открытым и пустым, вследствие чего и произвела в доме тревогу. Далее этого не шли её показания.

Тогда надзиратель попросил позволения видеть самое мисс Рахиль. Пенелопа передала ей эту просьбу через дверь, и тем же путем получила ответ:

- Мне нечего сообщать г. надзирателю, оказала мисс Рахиль, - и я никого не в состоянии принять теперь.

Наш опытный служака был чрезвычайно удивлен и даже Франклин, проходившие чрез заду.

Оба джентльмена, в качестве временных обитателей дома, приглашены были разказать с своей стороны все могущее продать свет на разбираемое дело. Но и тот, а другой объявила, что им ровно ничего неизвестно. Не слыхала ли она в прошлую ночь какого подозрительного шума? спрашивал надзиратель. Ничего не слыхала, кроме шума дождя.

- А вы, обратился он ко мне, также ничего не слыхали лежа без сна долее других?

- Решительно ничего!

Освобожденный от дальнейших разспросов, мистер Франклин, все еще отчаиваясь в успехе предприятия, шепнул мне на ухо: "Этот господин не окажет нам ни малейшей помощи. Надзиратель Сигрев настоящий осел." Между тем как мистер Годфрей, окончив свои показания, шептал мне с другой стороны: "Сейчас видно, что это знаток своего дела! Я сильно на него надеюсь, Бетередж!"

Сколько людей, столько же и различных мнений, - так сказал еще до меня один из древних философов. Чтобы продолжить свои исследования, надзиратель снова вернулся в будуар, неотступно сопровождаемый мною и Пепелопой. Он хотел удостовериться, не переставлена ли была ночью какая-нибудь мебель, так как поверхностный осмотр комнаты не дал ему возможности убедиться в этом.

Между тем как мы шарили около столов и стульев, дверь спальни внезапно отворилась, а мисс Рахиль, какого к себе не допускавшая, ко всеобщему удивлению вышла к нам без всякого вызова. Взяв со стула свою круглую садовую шляпку, она прямо подошла к Пенелопе с следующим вопросом:

- Мистер Франклин Блек посылал вас сегодня утром ко мне?

- Да, мисс, посылал.

- Он желал говорить со мною, не так ли?

- Точно так, мисс.

- Где же он теперь?

Слыша голоса на террасе, я выглянул из окошка и увидал ходивших по ней джентльменов.

- Мистер Франклин на террасе, мисс, отвечал я за свою дочь.

Не сказав более на слова, не обратив ни малейшого внимания на надзирателя, хотевшого было заговорить с ней, бледная как смерть и погруженная в свои собственные мысли, мисс Рахиль вышла из комнаты и спустилась на террасу к своим двоюродным братьям.

Сознаюсь, что я нарушил в этом случае должное к моим господам уважение, что я оскорбил приличие и выказал недостаток хороших манер, но хоть зарежьте меня, а я не в силах был удержаться от покушения посмотреть из окошка, как встретится мисс Рахиль с джентльменами. Она прямо подошла к мистеру Франклину, словно не замечая присутствия мистера Годфрея, который из скромности отошел в стороне и оставил их вдвоем. Мисс Рахиль говорила не долго, но с большою запальчивостию; а судя по лицу мистера Франклина, которое я наблюдал из окна, слова её привели его в неописанное изумление.

Между тем как они еще разговаривали, на террасе появилась миледи. Увидав ее, мисс Рахиль сказала еще несколько слов мистеру Франклину, и не дождавшись приближения матери, внезапно возвратилась домой. Заметив изумление, написанное на лице мистера Франклина, удивленная миледи обратилась к нему с разспросами, в которых принял участие и мистер Годфрей. Все трое стали ходить по террасе, но когда мистер Франклин сообщал им о словах мисс Рахили, миледи и мистер Годфрей остановились как вкопанные. В ту минуту как я следил за ними из окошка, дверь кабинета растворилась с шумом, а гневная мисс Рахиль, с сверкающим взором и воспламененным лицом, быстро прошла мимо вас к своей спальне. Надзиратель опять было обратился к ней с вопросами, но она, стоя у двери своей комнаты, обернулась только для того, чтобы запальчиво проговорить ему в ответ:

- Я не посылала за вами, и вы мне ненужны! Мой алмаз пропал, но ни вам, да и никому на свете не удастся отыскать его!

С этими словами она скрылась, и хлопнув дверью, заперла ее у нас под носом. Пенелопа, стоявшая к ней ближе всех, слышала, как, оставшись одна, мисс Рахиль громко зарыдала.

Чудное дело! То в сердцах, то в слезах! Что бы это могло значить?

себя таким образом в глазах полицейского чиновника, и потому я всячески старался оправдать ее, не переставая в то же время удивляться про себя странным речам и поступкам мисс Рахили. Из слов, сказанных ею у дверей спальни, я мог только заключать, что она была жестоко оскорблена появлением в доме полицейских сыщиков, а что удивление мистера Франклина на террасе вызвано было, вероятно, её упреками на этот счет, обращенными к нему, как к главному виновнику предпринятых розысков. Но если предположение мое было основательно, то как могла мисс Рахиль, раз утратив свой алмаз, столь недружелюбно относиться к лицу приехавшему его разыскивать? И почему, ради самого Бога, могла она знать, что Лунный камень никогда не отыщется?

При настоящем положении дел мне не от кого было ждать разъяснения этих вопросов. Честь, повидимому, воспрещала мистеру Франклину посвятить даже такого старого слугу как я в тайну мисс Рахили. С своей стороны и мистер Годфрей, хотя, и пользовавшийся, в качестве джентльмена и родственника, доверием мистера Франклина, вероятно, считал своею обязанностию ненарушимо хранить вверенную ему тайну. Что же касается до миледи, которая, конечно, знала о разговоре на террасе и сверх того одна только имела доступ к мисс Рахили, миледи прямо сознавала себя безсильною добиться от дочери какого-либо путного объяснения насчет алмаза. "Вы бесите меня своими разспросами о нем!" говорила мисс Рахиль, и даже влияние матери не могло вырвать у нея другах слов.

Таким образом мы были как в потемках и насчет мисс Рахили, и насчет Лунного камня. Относительно первой даже сама миледи не могла разсеять наших недоумений. А относительно второго (как вы сейчас увидите) мистер Сигрев быстро приближался к тому моменту, когда ум полицейского сыщика окончательно становится в тупик.

Обшарив весь будуар и не сделав никаких новых открытий, наш опытный делец обратился ко мне с следующим вопросом: известно ли было прислуге, куда спрятали на ночь алмаз?

- Начиная с меня, вероятно, это было известно всем, сэр, отвечал я. - Слуга Самуил находился вместе со мною в столовой в то время, как зашла речь о выборе места для хранения алмаза в эту ночь. Дочери моей Пенелопе, как она уже докладывала вам, это также было известно. А остальные слуги могли или узнать об этом чрез мою дочь и Самуила, или сами услыхать этот разговор чрез боковую дверь столовой, которая, быть-может, была отворена в эту минуту около задней лестницы. Во всяком случае я никак не мог поручиться, чтобы в доме не было известно всем и каждому куда мисс Рахиль собиралась спрятать свой алмаз.

Так как надзиратель нашел, что ответ мой представлял слишком обширное поле для его догадок, то чтобы не затеряться на нем, он попытался несколько сжать его разспросами о личности ваших слуг.

Мне тотчас же пришла в голову Розанна Сперман, но было бы неуместно и жестоко с моей стороны возбуждать подозрения надзирателя против бедной девушки, в честности которой я не имел ни малейшого повода усомниться с тех пор, как она поступила к нам в услужение. Рекомендуя ее миледи, надзирательница исправительного дома прибавляла, что Розанна искренно раскаялась и заслуживает теперь полного доверия. Вот еслибы мистер Сигрев сам возымел против вся подозрения, тогда, и только тогда, обязан бы я был разказать ему, каким образом попала она в ваш дом.

- Все наши слуги имеют отличные аттестаты, сказал я, - и все они достойны доверия своей госпожи.

После такого ответа мистеру Сигреву ничего более не оставалось делать, как самому ознакомиться с репутацией нашей прислуги.

Все они были поочередно подвергнуты допросу, и все отвечали, что ничего не могут сообщить ему; при чем женщины не ограничились одними прямыми ответами, но наговорили иного лишняго и неприятного по поводу секвестра, наложенного на их комнаты. Когда все были снова отпущены вниз, надзиратель опять позвал Пенелопу и вторично допросил ее.

Маленькая вспышка моей дочери в будуаре и поспешность, с которою она вообразила себя заподозренною в покраже, казалось, произвела невыгодное впечатление на надзирателя Сигрева. Сверх того, ему очевидно запало на ум и то обстоятельство, что она последняя видела в этот вечер алмаз. По окончании второго допроса, дочь моя вернулась ко мне разогорченною до нельзя. Сомневаться долее было невозможно. Надзиратель только что не назвал ее в глаза воровкой. Мне не верилось (глядя на него с точки зрения мистера Франклина), чтоб он был действительно такой осел. Однако, не взводя на дочь мою прямых обвинений, он все-таки посматривал на нее не совсем-то благоприятным оком. Я старался успокоить бедную Пенелопу и уверить ее, что подозрения эти были слишком забавны, чтобы придавать им сериозное значение. Да и в самом деле это было так. А между тем в душе я, и сам был настолько глуп, что обижался, кажется, не менее Пенелопы. Да коли хотите, оно и было чем обидеться. Девка моя забилась в уголок и сидела там как убитая, закрыв лицо передником. Вы скажете, пожалуй, читатель, что это было весьма глупо с её стороны, и что ей следовало бы подождать официального обвинения. Как человек прямого и ровного характера, я готов согласиться с вами. Однако все-таки надзирателю не мешало бы вспомнить.... ну, да не скажу, что именно не мешало бы ему вспомнить. Чорт бы его побрал совсем!

Следующий и окончательный шаг в предпринятых розысках довел дела, как говорится, до кризиса. Надзиратель имел с моею госпожой свидание (при котором присутствовал и я); объявил ей, что алмаз, по всей вероятности, похищен кем-нибудь из домашних, и просил для себя и для своих помощников позволения немедленно обыскать комнаты и сундуки прислуги. Наша добрая госпожа, как женщина великодушная и благовоспитанная, отвечала, что не позволит обходиться с своими служителями как с ворами.

- Никогда не решусь я, оказала она, - отплатить неблагодарностию за усердие моих преданных слуг.

После такого ответа надзиратель стал откланиваться, бросив в мою сторону взгляд, который ясно говорил: "Зачем было звать меня, коли вы связываете мне руки?" Как глава прислуги, я тотчас же почувствовал, что справедливость обязывает вас всех не злоупотреблять великодушием вашей госпожи.

- Мы весьма признательны миледи, сказал я, - но просим позволения исполнить все по закону и сами отдаем ваши ключи. Если Габриель Бетередж первый покажет пример, сказал я, останавливая у двери мистера Сигрева, - то вся прислуга поступит также. За это я ручаюсь. Вот вам прежде всего мои собственные ключи!

Миледи взяла меня за руку и со слезами на глазах благодарила за этот поступок. Боже! чего бы не дал я в эту минуту за позволение поколотить надзирателя Сигрева!

Остальные слуги, как я и ожидал, последовали моему примеру, и хотя не совсем охотно, однако решились действовать заодно со мной. Нужно было видеть женщин в то время, когда полицейские рылись в их сундуках. Кухарка так смотрела на надзирателя, как будто ей хотелось посадить, его в печь живого, а остальные женщины словно готовились проглотить его, как только он поджарится.

Когда обыск кончился, и нигде не нашлось даже и следа алмаза, надзиратель Сигрев удалился в мою маленькую комнату, чтобы составить себе дальнейший план действий. Уже несколько часов провел он в вашем доме с своими помощниками, а между тем мы ни на волос не подвинулись в розыскании Лунного камня, и его таинственного похитителя. Пока мистер Сигрев сидел один, погруженный в свои размышления, меня позвали к мистеру Франклину в библиотеку. Но едва успел я дотронуться до ручки двери, как она внезапно отворилась изнутри, и к моему величайшему удивлению, из комнаты выскочила Розанна Сперман!

Библиотеку обыкновенно подметали и убирали поутру, после чего в продолжение целого дня ни первой, ни второй горничной не зачем было являться в эту комнату, а потому я тут же остановил Розанну Сперман, уличая ее в нарушении домашней дисциплины.

С этими словами девушка вспыхнула и удалилась, самодовольно тряхнув головой и предоставив мне ломать голову над её странным поведением. Правда, постигшая нас беда произвела переполох между всею женскою прислугой, но ни одна из женщин не была до такой степени выбита из своей колеи, как Розанна Сперман.

Я застал мистера Франклина за письменным столом в библиотеке. Лишь только я взошел, он потребовал себе экипаж, чтоб ехать на станцию железной дороги, а один звук его голоса убедил меня, что энергическая сторона его характера снова одержала верх. Куда девались его вялость и нерешительность? Предо мной снова сидел человек с железною волей и непоколебимою твердостью.

- Не собираетесь ли в Лондон, сэр? спросил я.

к моему отцу. Он знаком с шефом лондонской полиции, который, вероятно, сумеет указать вам человека, способного открыть таинственного похитителя алмаза. Кстати, о тайнах; продолжил мистер Франклин, понижая голос: - я намерев, Бетередж, сказать вам еще несколько слов прежде чем вы отправитесь на конюшню. Пусть это останется пока между нами; но знайте, что мое мнение таково: или Розанна Сперман не в своем уме, или она знает о Лунном камне более чем бы ей следовало звать. Слова эти поразили, и смутила меня. Будь я помоложе, я, пожалуй, сознался бы в этом мистеру Франклину; но с летами мы приобретаем одну неоцененную привычку - умение во-время попридержать свой язык, на основании пословицы: "не суйся в воду, не спросясь броду".

- Она принесла сюда кольцо, которое я обронил в своей спальне, продолжал мистер Франклин. - Я поблагодарил ее, а ожидал, что она тотчас же уйдет; но вместо того она стала насупротив стола, за которым я сидел, и устремила на меня странный, полуробкий, полубезцеремонный взгляд. "Мудреное дело приключилось у нас с алмазом, сэр", сказала она неожиданно и опрометчиво, приступая к разговору. Я отвечал ей, что все это, действительно, было чрезвычайно мудрено, и ждал, что будет дальше. Клянусь честью, Бетередж, она помешалась. "А ведь им не найдти алмаза, сэр, неправда ли? Нет! Да не только им, но даже и тому, кто похитил его, за это я вам ручаюсь", сказала она, подмигивая мне с улыбкой. Я только что собирался просить у нея объяснения, как вдруг за дверью послышались ваши шаги. Должно-быть, она испугалась, что вы ее застанете тут, потому что покраснела и сейчас же вышла из комнаты. Что бы это могло значить, Бетередж?

Даже после такого разказа я не решался открыть мистеру Франклину историю Розанны. Это равнялось бы прямому обвинению её в воровстве. Наконец, еслибы даже я и решился открыть ему всю истину и указать на нее, как на похитительницу алмаза, то все-таки мне было бы непонятно, почему она выбрала именно мистера Франклина поверенным своей тайны.

- Конечно, я не решусь погубить бедную девушку единственно за её ветренность и безразсудную болтовню, продолжил мистер Франклин. - А между тем, узнай только надзиратель о том что она мне оказала, и я не ручаюсь, что, несмотря на всю его глупость.... тут он остановился, не договорив своей мысли.

и безразсудна в своих суждениях. Заметьте, сэр, что когда в доме заваривается какая-нибудь каша, то вся женская прислуга обыкновенно смотрит на исход дела с самой мрачной стороны; это придает бедняжкам некоторое значение в их собственных глазах. Заболит ли кто в доме, послушайте только женщин, и оне напророчат вам, что больной умрет. Пропадет ли драгоценная вещь, спросите только у них, и оне непременно предскажут вам, что она никогда не отыщется.

Такой взгляд на дело (который и мне самому показался после некоторого размышления правдоподобным), повидимому, успокоил мистера Франклина: он сложил свою телеграмму и покончил свои разговор со мной. Отправляясь на конюшню, чтобы распорядиться насчет шарабана, я заглянул в людскую, где в это время обедала прислуга. Розанны Сперман не было за столом. Спросив о ней, я узнал, что она внезапно занемогла и лежит наверху в своей комнате.

- Странно! сказал я, уходя. - Я видел ее недавно совершенно здоровою.

Пенелопа вышла за мной из людской.

- Не говорите этого при всех, батюшка, оказала она. - Вы этим еще более вооружите прислугу против Розанны. Бедняжка изнывает от любви к мистеру Франклину Блеку.

о своих словах, она старалась только вовлечь как-нибудь в разговор мистера Франклина. Если подобное истолкование было справедливо, то с помощью его можно было, пожалуй, объяснить и её самодовольный вид при встрече по мной в прихожей. Хотя мистер Франклин сказал с ней не более трех слов, однако, во всяком случае, цель её была достигнута: он говорил с ней. Затем я отправился самолично наблюдать как запрягали пони.

Для человека, подобно мне опутанного дьявольскою сетью всевозможных тайн и сомнений, право, утешительно было видеть как пряжи и ремни упряжи понимали друг друга. Глядя на пока, стоявшого в оглоблях шарабана, можно было, по крайней мере, оказать себе: это факт, не подлежащий на малейшему сомнению. А такия отрадные явления, доложу вам, становилась редкою и непривычною роскошью в вашем доме.

Подъезжая в шарабане к главному подъезду, я увидел не только мистера Франклина, но и мистера Годфрея, и надзирателя Сигрева, ожидавших меня на крыльце.

Размышления господина надзирателя (после неудачной попытки его найдти алмаз в комнатах или сундуках прислуги) привели его к совершенно новому заключению. Оставаясь при прежнем убеждении, что алмаз похищен кем-нибудь из домашних, наш опытный служака пришел теперь к той мысли, что вор (надзиратель имел осторожность не назвать бедной Пенелопы по имени) действовал сообща с Индейцами; вследствие чего он и предложил перевести следствие в фразингальскую тюрьму, куда посажены были фокусники. Узнав об этом новом намеревии, мистер Франклин вызвался свезти надзирателя в город, решив, что оттуда можно так же легко отправить телеграмму в Лондон, как и со станции железной дорога. Мистер Годфрей, не терявший своей благоговейной веры в мистера Сигрева и в высшей степени заинтересованный следствием над Индейцами, просил позволения сопровождать надзирателя в Фризингалл. Один из полицейских помощников оставлен был в доме, для какого-либо непредвиденного случая, а другой взят был надзирателем в город. Таким образом все четыре места шарабана была заняты.

Пред тем как садиться в экипаж, мистер Франклин отвел меня на несколько шагов в сторону, чтобы никто не мог вас слышать.

старается только выиграть время. Предположение его, будто кто-нибудь из слуг находится в заговоре с Индейцами, по моему мнению, сущий вздор. Стерегите-ка получше дом до моего возвращения, Бетередж, и попробуйте попытать Розанну Сперман. Я не требую, чтобы вы прибегали к средствам унизительным для вашего достоинства или жестоким относительно самой девушки, но только орошу вас усилить вашу обычную бдительность. Мы найдем чем объяснить это в глазах тетушки, только не забывайте, что это дело более важное чем вы, может-быть, предполагаете.

- Еще бы не важное, сэр, когда дело идет о двадцати тысячах фунтов стерлингов, сказал я, думая о стоимости алмаза.

Сказав это, он внезапно отошел от меня, чтобы разом положить конец нашему разговору. Я, казалось, понял его мысль; дальнейшия разглагольствования могла бы выдать мне тайну, сообщенную ему мисс Рахилью на террасе.

Затем она отправилась в Фризингалл. Я был готов, в интересах самой Розанны, поговорить с ней наедине, но удобный случай как нарочно не представлялся. Она только к чаю сошла вниз и была в таком ненормальном, возбужденном состоянии духа, что с ней сделался истерический припадок; ей дали, по приказанию миледи, понюхать эфиру и послали снова на верх.

увеличивать её безпокойство разказом о том, что говорила Розанна Сперман мистеру Франклину. Пенелопа была неутешна, воображая, что ее немедленно отдадут под суд и приговорят к ссылке за воровство. Что же касается до остальных женщин, то оне принялись за свои библии и молитвенники, и занимаясь этим душеполезным чтением, корчили самые кислые мины, что обыкновенно случается, когда люди исполняют свои благочестивые обязанности не в положенное время. А я с своей стороны не имел даже духу открыть своего Робинзона Крузо. Я вышед на двор, и чувствуя потребность развлечь себя приятною компанией, поставил стул у конуры и начал беседовать с собаками.

За полчаса до обеда, оба джентльмена вернулись из Фризингалла, уговорившись с надзирателем Сигревом, что он приедет к вам на следующий день. Они заезжали к мистеру Мортвету, индейскому путешественнику, проживавшему в то время вблизи от города. По просьбе мистера Франклина, он очень любезно согласился служить переводчиком при допросах двух Индейцев, не знавших английского языка. Однако, долгий и тщательный допрос кончился ничем, так как не оказалось ни малейшого повода подозревать фокусников в стачке с кем-либо из наших слуг. Узнав о таком заключении надзирателя, мистер Франклин послал в Лондон свою телеграфическую депешу, и на этом дело пока остановилось до следующого дня.

Об истекшем дне говорить более нечего, до сих пор все еще оставалось покрыто глубоким мраком, который лишь чрез несколько дней стал понемногу разсеиваться. Каким образом это случилось и что из этого воспоследовало, вы сейчас увидите сами.