Закон и жена.
Глава I. Ошибка молодой.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Закон и жена. Глава I. Ошибка молодой. (старая орфография)

РОМАН
ВИЛЬКИ КОЛИНЗА.

ГЛАВА I.
Ошибка молодой.

"Так поступали в старину святые жены, уповая на Господа и повинуясь своим мужьям; Сара повиновалась Аврааму, величая его господином, а вы дщери её".

Произнеся эти слова, которыми оканчивается обряд венчания по правилам англиканской церкви, дядя Старквэтер закрыл книгу и из-за решетки алтаря взглянул на меня с полным сочувствием. А в ту-же минуту тетка м-с Старквэтер, стоявшая рядом со мною, слегка ударила меня по плечу и сказала:

-- Ну, Валерия, ты замужем.

О чем я думала? Где были мои мысли? Я была в каком-то забытьи. Очнувшись, я взглянула на мужа. Он казался взволнованным не менее меня. Вероятно, нам обоим пришла в голову одна и та-же мысль: неужели, несмотря на сопротивление его матери, мы были мужем и женою? Тетка Старквэтер снова ударила меня по плечу.

-- Возьми его руку, шопотом произнесла она, но таким тоном, который ясно говорил, что она потеряла всякое терпение.

Я взяла его руку.

-- Следуй за дядей.

Опираясь на руку мука, я пошла за дядей и другим пастором, принимавшим также участие в богослужении.

Они повели вас в ризницу. Церковь, в которой нас венчали, находилась с одном из самых мрачных кварталов Лондона, между Сити и Вест-Эндом; день был серенький, туманный. Наша свадьба была не веселая, вполне подходящая к мрачной местности и мрачной погоде. Никто из родственников или друзей моего мужа не был в церкви, так-как его семейство не одобряло нашей свадьбы. С моей стороны также, кроме дяди и тетки, не было никого. Я лишилась родителей и мало имела друзей. Старый, преданный прикащик моего отца, Бенджамин, был единственным посторонним человеком на свадьбе, и то он был посаженым отцом. Он знал меня ребенком, и когда я осталась сиротою, он пекся обо мне, как отец.

Нам оставалось еще исполнить последнюю церемонию - записать свои имена в книгу. В смущении и не зная, как поступить (меня об этом никто не предупредил), я сделала ошибку, которая, по мнению тетки Старквэтер, была дурным предзнаменованием. Я подписала свою новую фамилию вместо старой.

-- Как! воскликнул дядя громким, веселым голосом: - ты уже забыла свою фамилию! Хорошо, хорошо! Дай Бог тебе не раскаяться, что ты ее переменила. Ну, напиши снова!

Дрожащей рукой я вычеркнула свою первую подпись и написала, конечно, очень дурно:

Когда наступила очередь моего мужа, то я с удивлением увидала, что его рука также дрожала и что он так же дурно написал:

Тетка подписала вслед за нами.

-- Дурное начало, промолвила она, указывая на мою первую, зачеркнутую подпись; - я повторю слова своего мужа: дай Бог тебе не раскаяться в перемене твоей фамилии.

Даже в те дни моей невинности и полного неведения это странное, суеверное замечание тетки произвело на меня тревожное впечатление. Однако, в эту минуту муж мой пламенно пожал мне руку и я успокоилась, тем более, что дядя стал теперь прощаться со мною. Добрый старик приехал нарочно для моей свадьбы из своего провинциального прихода, где я жила со времени смерти моих родителей; он предупредил меня, что тотчас после венчания уедет вместе с женою с первым поездом железной дороги. Он горячо обнял меня и поцеловал так громко, что этот поцелуй, вероятно, слышали зеваки, ожидавшие молодых у дверей церкви.

-- Желаю тебе от всего сердца, голубушка, здоровья я счастья, сказал он: - ты в таких летах, что могла сама выбирать и... Не обижайтесь, м-р Вудвиль, мы с вами повые друзья... И дай Бог, чтоб твой выбор оказался счастливым. Скучно нам будет жить без тебя, по я на это не жалуюсь. Напротив, если перемена в жизни сделает тебя счастливой, то я первый порадуюсь. Ну, ну, милая, не плачь, а то твоя тетка разревется, а в её года это не шутка. К тому-же, слезы только испортят твою красоту. Утри глаза и посмотрись в зеркало: ты увидишь, что я прав. Прощай, дитя мое, да благословит тебя Господь!

Потом мне надо было еще проститься с старым Бенджамином.

-- Желаю вам всего хорошого, не забывайте меня, сказал он.

Эти немногия слова воскресили в моей памяти счастливые дни, проведенные мною в доме отца. При его жизни Бенджамин обедал у нас каждое воскресенье и всегда приносил с собою подарок для хозяйской дочери. Я едва не "испортила своей красоты", по выражению дяди, когда добрый старик горячо поцеловал меня и тяжело вздохнул, словно он не надеялся на мое будущее счастье.

Голос мужа прервал эти печальные мысли.

Выходя из ризницы, я остановилась и последовала совету дяди, то-есть посмотрелась в зеркало, висевшее над камином.

Что-же я увидела в зеркале?

Передо мною стояла молодая девушка двадцати трех лет, высокого роста, статная. В её лице не было ничего поразительного, на улице её никто не заметил-бы, так-как волосы у нея были но модного рыжого цвета, а щеки не блестели румянами и белилами. Её черные волосы были просто зачесали большими прядями (отец любил эту прическу, и я другой не носила с самого детства) и на макушке свиты жгутом, как у Венеры Медицейской. Цвет её лица бледный и только в минуты волнения на щеках её показывался румянец. Глаза её были до того темпо-синяго цвета, что обыкновенно принимались за черные. Брови, довольно правильного очертания, слишком темпы и густы; нос, почти римский, был слишком большим в глазах любителей красивых носов. Рот, лучшее, что было в её лице, отличался нежным абрисом и мог принимать разнообразные выражения. Что касается овала лица, то он был слишком узок и длинен внизу, слишком широк и низок вверху. Вообще фигура, отражавшаяся в зеркале, представляла молодую женщину, довольно изящную, немного бледную и, быть может, слишком серьезную, степенную, - одним словом, женщину, непоражающую поверхностного наблюдателя с первого взгляда, по при втором или даже при третьем взгляде возбуждающую к себе общее уважение. Что касается её одежды, то она нисколько не походила на невесту. На ней был серый кашемировый тюник, подбитый шелком, и такая-же юбка; на голове - подходящая к костюму скромная шляпка с белым вуалем и одним темным розаном.

Успешно-ли я нарисовала свой портрет, как он мне представился в зеркале, судить не мне. Я, на-сколько могла, удерживалась от двух противоположных видов себялюбия: от излишней похвалы и излишней хулы. Что-же касается до остального, то хорош-ли этот портрет или дурен, но слава Богу, что он окончен.

Я вижу в зеркале человека немного ниже меня; он кажется старее своих лет. Голова его преждевременно полысела, а большая каштановая борода и длинные усы блестят преждевременной сединой. На его щеках сияет румянец, которого не достает у меня; вся его фигура дышет решительностью, которой также у меня нет. Он смотрит на меня такими нежными, карими глазами, каких я пнаогда не видывала у мужчин. Улыбка редко появляется на его лице, но она очень приятная; его обращение, скромное, тихое, отличается тайной силой, которая так притягательно действует на женщин. Он немного хромает от раны, полученной несколько лет тому назад в Индии, где он служил офицером, и всегда опирается на толстую бамбуковую палку с странным крючком вместо наболдашника. Кроме этого маленького недостатка (если это недостаток), в нем нет ничего старого, болезненного, неловкого; в моих глазах хромота придает ему даже оригинальную грациозность и мне она нравится более, чем быстрая, ровная походка других. Наконец, и это главное, я его люблю. Я его люблю! Я его люблю! Этим и оканчивается портрет моего мужа в день нашей свадьбы.

Зеркало сказало мне все, что я желала знать.

Мы вышли из ризницы.

и матери. Мрачная свадьба, нечего сказать! Но даром тетка Старквэтер сказала, что начало было дурное.

На железной дороге у нас было взято особое отделение. Услужливый кондуктор, ожидая приличной награды, спустил сторы на окнах, чтобы посторонние взгляды нас но безпокоили. После нескольких минут ожидания, показавшихся нам вечностью, поезд тронулся. Муж обнял меня, шопотом произнес: "наконец", и нежно прижал к своей груди. В глазах его светилась такая любовь, какую не выразить словами. Моя рука инстинктивно протягивается к нему, глаза отвечают на его взгляд таким-же взглядом. Наши уста сливаются в первом, долгом брачном поцелуе.

Счастливые воспоминания этого путешествия толпою возстают передо мною, глаза наполняются слезами и я на сегодня кладу перо.