Новая Магдалина.
Сцена вторая. Маблеторп-Гаус.
Глава XXVI. Сильная душа и слабая душа.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Новая Магдалина. Сцена вторая. Маблеторп-Гаус. Глава XXVI. Сильная душа и слабая душа. (старая орфография)

ГЛАВА XXVI.
Сильная душа и слабая душа.

Настало молчание.

Минуты проходили, и никто из троих не двигался, никто из троих не заговаривал. Слова молитвы замерли на устах Юлиана. Даже его мужество изменило ему в эту минуту страшной неизвестности. Первое незначительное движение, нарушившее общую неподвижность, было сделано Мерси. Неспособная стоять долее, она сделала шаг назад и села на стул. Никакого наружного проявления тревоги не заметно было в ней. Она сидела с мертвенною покорностью судьбе и молча ожидала себе приговора от человека, которого поразила так поспешно своим страшным призванием.

Когда Мерси села, Юлиан поднял голову. Он взглянул на Горация, сделал, несколько шагов вперед и остановился. Со страхом на лице, он обратился к Мерси:

-- Поговорите с ним, сказал он шепотом. - Заставьте его опомниться пока еще не поздно.

Она машинально повернулась на стуле, машинально взглянула на Юлиана.

-- Что же еще я могу сказать ему? спросила она утомленным голосом. - Я сказала ему все, объявив ему мое имя.

Естественный звук её голоса не произвел бы может-быть никакого впечатления на Горация. Неестественность её голоса заставила его придти в себя. Он подошел к ней, положил руку на её плечо и остался на минуту в таком положении, молча смотря на нее.

Единственное из его смутных представлений нашедшее выражение в словах было представление о Юлиане. Не поднимая взгляда с Мерси, не поднимая руки с её плеча, он произнес первые слова после постигшого его удара.

-- Где Юлиан? спросил он спокойно.

-- Я здесь, Гораций, возле вас.

-- Не окажете ли вы мне одной услуги?

-- Охотно. Как я могу помочь вам?

Он подумал немного прежде чем ответил, поднял руку с длеча Мерси, приложил ко лбу и опустил опять. Следующия слова его были произнесены грустным, смущенным голосом:

-- Мне кажется, Юлиан, что я в чем-то виноват. Я сказал вам какую-то грубость несколько времени тому назад. Не помню что именно. Мое терпение подвергалось тяжелым испытаниям в этом доме, я не привык к тому что происходит здесь: к тайнам и загадкам, и к отвратительным вульгарным ссорам. У нас дома нет тайн, что же касается ссор, оне просто немыслимы. Моя мать и сестры прекрасно воспитанные женщины (вы знаете их); благородные женщины в высшем значении этого слова. В их обществе я не подвергаюсь никаким неприятностям. Меня дома не преследуют сомнения, путаница, имен и тому подобное. Мне кажется что такой контраст смущает меня и выводит из себя. Здесь меня делают до крайности подозрительным, и я поддаюсь подозрениям и опасениям, подозрениям касательно вас, опасениям касательно себя. Теперь я сомневаюсь в себе. Я нуждаюсь в вашей помощи. Не извиниться ли мне сначала?

-- Никакого извинения не нужно. Скажите мне что могу я сделать для вас.

Он наконец повернулся лицом к Юлиану.

-- Вглядитесь в мое лицо, сказал он. - Не кажется ли вам что я потерял разсудок? Скажите мне правду, старый друг.

-- Ваши нервы потрясены немного, Гораций, и больше ничего.

Гораций подумал опять, не сводя тревожного взгляда от лица Юлиана.

-- Мои нервы потрясены немного, повторил он. - Это правда, я сам это чувствую. - Но мне бы хотелось убедиться что это все. Не поможете ли вы мне испытать мою память?

-- Я сделаю все что хотите.

-- Нет, вы правы.

-- Неприятности начались с приезда из Германии одной женщины, незнакомой нам и сделавшей ужасную сцену в столовой. Прав я до сих пор?

-- Совершенно правы.

-- Женщина предъявляла немаловажные требования. Она требовала чтобы мы признали ее дочерью полковника Розберри, нет, я буду строго точен, дочерью покойного полковника Розберри. Она разказывала что её бумаги и её имя украдены особой присвоившею себе её имя и её положение. Она называла эту особу Мерси Меррик и в довершение всего указала на девушку помолвленную со мной и объявила что эта девушка Мерси Меррик. Скажите мне, действительно ли это случилось или нет?

Юлиан отвечал ему опять утвердительно. Гораций продолжал доверчивее и одушевленнее прежнего.

-- Теперь слушайте дальше, Юлиан. Я теперь перейду от моих воспоминаний о том что случилось неделю тому назад, к моим воспоминаниям о том что случилось пять минут тому назад. Вы были здесь, я хочу знать, слышали ли вы то что слышал я? (Он остановился и, не сводя взгляда с Юлиана, указал на Мерси.) Вот девушка с которой я помолвлен. Слышал я или нет что она сказала будто бы она вышла из Приюта и возвращается в Приют? Слышал я или нет что она созналась мне в лицо что она Мерси Меррик? Ответьте мне, Юлиан. В память о прошлом ответьте мне, добрый друг.

Голос его задрожал при последних словах. Признаки волнения стали проступать сквозь мертвенную неподвижность его лица. Парализованный разсудок мало-по-малу оживал, Юлиан увидал возможность помочь ему придти в себя. Он взял ласково его руку и указал на Мерси.

-- Вот вам ответ, сказал он. - Взгляните на нее и пожалейте ее.

Она не прервала их ни разу пока они говорили. Она только переменила положение. Рядом со стулом на котором она сидела стоял письменный стол. Она облокотилась на него локтями и закрыла лицо руками. Проницательность Юлиана помогла ему. Поза Мерси, свидетельствовавшая о полнейшем равнодушии ко всему окружающему, дала Горацию ответ, который был выразительнее всяких слов. Он взглянул на нее. На лице его мелькнуло мгновенное страдание. Он повернулся опять к своему неизменному другу, простившему ему все оскорбления. Голова его опустилась на плечо Юлиана; он залился слезами.

Мерси вскочила дико с места и взглянула на мущин.

-- О, Боже! воскликнула она. - Что я сделала?

Юлиан успокоил ее движением руки.

-- Вы помогли мне спасти его, сказал он. - Пусть он поплачет. Подождите.

Он, обнял одною рукой Горация чтобы поддержать его. Мужественная нежность этого движения, полнейшее благородное прощение прошлых оскорблений, о котором оно свидетельствовало, тронули Мерси до глубины души. Она возвратилась на свой стул. Стыд и горе осилили ее опять, и она опять закрыла лицо руками.

Юлиан посадил Горация на стул и ждал молча пока он не овладел собою. Гораций взял с благодарностью руку поддерживавшую его и сказал с детскою простотой:

-- Благодарю вас, Юлиан. Мне теперь лучше.

-- Достаточно ли вы спокойны теперь чтобы выслушать то что должно быть вам сказано?

-- Да. Вы хотите поговорить со мной?

Юлиан отошел от него не ответив ему и возвратился к Мерси.

-- Время настало, сказал он. - Скажите ему все чистосердечно, без утаек, как сказали бы мне.

-- Разве я не все сказала ему? спросила она. - Неужели вы хотите чтоб я разбила его сердце? Взгляните на него! Взгляните что я уже сделала!

Гораций боялся нового испытания, так же как боялась его и Мерси.

-- Нет, нет, я не могу выслушать ее теперь, я не смею, воскликнул он и встал чтобы выйти из комнаты.

Юлиан взял на себя тяжелую обязанность. Гораций любил Мерси, любил так горячо как Юлиан до сих пор не считал его способным любить. Надежда что он мог бы простить Мерси, еслиб она постаралась заслужить его прощение, была еще не потерянною надеждой. Помочь ей в этом было бы гибельно для любви все еще тайно наполнявшей сердце Юлиана. Но он исполнил это не колеблясь. С решимостью, победившею более слабую волю Горация, он взял его за руку и заставил вернуться на его прежнее место.

-- Ради её и ради вас самих, вы не осудите ее не выслушав всего что она может сказать в свою защиту, сказал он твердо. - Искушения обмануть вас следовали одно за другим, и она не поддалась ни одному. Уверенная в твердости своего положения и в невозможности уличить ее в обмане, имея приказание своей благодетельницы не открывать истины, зная что сознавшись в своем поступке она лишится всего что дорого для женщины, она открыла истину только из уважения к истине. Неужели она одним этим не заслужила снисхождения с вашей стороны, Гораций? Будьте справедливы к ней, выслушайте ее.

Гораций уступил. Юлиан обратился к Мерси:

-- До сих пор вы позволяли мне руководить вами, сказал он. - Позволите ли вы мне руководить вами далее?

Её глаза опустились под его взглядом, дыхание ускорилось. Его влияние на нее было сильно попрежнему. Она наклонила голову с безмолвною покорностью.

-- Разкажите ему, продолжал Юлиан тоном просьбы, а не приказания, - разкажите ему какова была ваша жизнь, каким искушениям вы подвергались, не имея при себе друга, который мог бы сласти вас. И потом, прибавил он, встав со стула, - пуст он осудит вас, если у него хватит духа.

Он хотел подвести ее к Горацию, но её покорность ему имела пределы. На половине пути она остановилась и отказалась идти дальше. Юлиан предложил ей стул. Она отказалась сесть. Облокотясь одною рукой на спинку стула, она ждала от Горация позволения заговорить. Она обрекла себя на пытку признания. Её лицо было спокойно, разсудок ясен. Самое тяжелое из унижений, объявление своего имени, она уже вынесла. Теперь ей предстояло только доказать свою благодарность Юлиану, согласившись исполнить его желание и попросить прощения у Горация прежде чем разстаться с ним навсегда. Начальница Приюта должна скоро приехать за ней, и тогда все будет кончено.

Гораций неохотно взглянул на нее. Глаза их встретились. Он внезапно воскликнул с своею прежнею горячностью:

-- Я до сих пор не могу представить себе что это правда! Правда ли что вы не Грация Розберри? Не глядите на меня! Ответьте мне одним словом: да или нет?

Она ответила ему покорно и грустно: "да".

-- Вы сделали то в чем вас обвиняла эта женщина? Должен ли я верить этому?

-- Вы должны этому верить, сэр.

Вся мелочность натуры Горация обнаружилась после этого ответа.

-- Какая низость! воскликнул он. - Чем вы можете извинить ваш жестокий обман? Возмутительно! Для вас нет оправдания.

Она выслушала его упреки с невозмутимою покорностью.

-- Я это заслужила, было все что она себе сказала. - Я это заслужила.

Юлиан вмешался опять в пользу Мерси.

-- Подождите осуждать ее пока не будете уверены что она не имеет оправдания, Гораций, сказал он. - Будьте справедливы к ней, если не можете быть великодушны. Я оставляю вас вдвоем.

-- Не оставляйте меня вдвоем с ней! воскликнул он. - Это слишком тяжело для меня.

окна библиотеки. В этом месте они могли видеть его или не видеть, смотря по тому как им заблагоразсудится.

-- Я останусь с вами, Гораций, если вы этого желаете, отвечал он.

Поравнявшись с Мерси, на пути к окну, он остановился. Его проницательность и доброта показали ему что он все еще мог быть полезен ей. Одним намеком он мог указать ей на самый краткий и легкий способ признания.

Он ушел в углубление окна. В первый раз после своей встречи с Грацией Розберри во французской хижине Мерси оглянулась на чистилище своей земной жизни и разказала чистосердечно свою грустную историю.