Новая Магдалина.
Эпилог. Извлечения из переписки мисс Грации Розберри и мистера Горация Гольмкрофта и из дневника досточтимого Юлиана Грея.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Новая Магдалина. Эпилог. Извлечения из переписки мисс Грации Розберри и мистера Горация Гольмкрофта и из дневника досточтимого Юлиана Грея. (старая орфография)

ЭПИЛОГ.

Извлечения из переписки мисс Грации Розберри и мистера Горация Гольмкрофта и из дневника досточтимого Юлиана Грея.

I.
От мистера Горация Гольмкрофта к мисс Грации Розберри.

"Спешу поблагодарить вас, дорогая мисс Розберри, за ваше последнее доброе письмо привезенное вчерашним почтовым пароходом из Канады. Верьте мне что я ценю вашу благородную готовность простить и забыть все что я так грубо наговорил вам когда был ослеплен искусною авантюристкой. В вашем снисхождении ко мне я вижу врожденное чувство справедливости благородной женщины. Рождение и воспитание заявят себя при всяком удобном случае; я верю в них теперь, благодаря Бога, тверже чем когда-либо.

"Вы просите меня уведомлять вас о ходе печального ослепления Юлиана Грея и о поведении Мерси Меррик относительно его.

"Еслибы вы не удостоили меня объяснением ваших побуждений, я был бы действительно удивлен таким поручением со стороны девушки в вашем положении. Но я не могу ничего сказать против ваших побуждений. Вы правы, полагая что либеральные идеи, господствующия в каждом закоулке нашего отечества, грозят безопасности общества и что мы можем надеяться защитить себя от посягательств обманщиков старающихся втереться в ваш круг только если ознакомимся в некоторой степени, как бы ни было это нам неприятно, с интригами посредством которых эти люди имеют успех. Если мы желаем знать до какой дерзости может дойти коварство, на какое жалкое ослепление способно легковерие, мы должны следит за поступками такой женщины как Мерси Меррик и такого человека, как Юлиан Грей.

"Продолжая мой разказ с того пункта на котором я прервал его в последнем моем письме, я беру на себя смелость поправить вас относительно одного обстоятельства.

"Некоторые выражения вырвавшияся из-под вашего пера показывают что вы считаете Юлиана Грея виновником прискорбной поездки леди Дженеты в Приют на другой день после отъезда Мерси Меррик из её дома. В этом вы ошибаетесь. Юлиан, как вы сейчас увидите, виновен и так слишком во многом чтоб еще приписывать ему то в чем он не принимал участия. Леди Дженета (как я слышал от нея самой) отправилась в Приют по собственному желанию, для того чтобы попросить прощения у Мерси Меррик за свое обращение с ней накануне. "Никакими словами не передать какую ночь я провела думая о том что я сделала под влиянием моей презренной гордости, моего эгоизма и упрямства". (Уверяю вас что это собственные слова леди Дженеты.) "Я готова была просить у нея прощения на коленях еслиб она позволила. Моею первою счастливою минутой была та когда я добилась её согласия посещать меня время от времени в Мабльторп-Гаусе."

"Вы конечно согласитесь со мною что такая эксцентричность достойна более сожаления чем порицания. Как грустно видеть притупление умственных способностей по мере того как человек стареется! Меня сериозно безпокоит вопрос долго ли еще будет в состоянии леди Дженета управлять своими собственными делами. Я постараюсь деликатно намекнуть на это её поверенному, в следующий раз как увижусь с ним.

"Я удаляюсь от цели моего письма, и - не странно ли это? - пишу вам так доверчиво как будто мы старые друзья.

"Возвращаюсь к Юлиану Грею. Неповинный в первом посещении Приюта его теткой, он виновен в том что уговорил ее съездить туда вторично, на другой день после того как я отослал мое последнее письмо к вам. В этот раз целью поездки леди Дженеты было ни более ни менее как ходатайствовать пред Мерси Меррик за Юлиана Грея, смиренного искателя её руки. Вообразите женщину происходящую от одной из древнейших фамилий Англии в ту минуту когда она уговаривает одну из авантюристок Приюта сделать честь священнику английской церкви согласившись быть его женой! Моя бедная мать плакала от стыда узнав об этом. Как бы вы полюбили мою мать!

"Я обедал в Мабльторп-Гаусе в тот день когда леди Дженета ездила исполнить свое унизительное поручение.

"--Ну что же? спросил я, дождавшись, конечно, чтобы слуга оставил нас вдвоем.

" - Юлиан был совершенно прав, отвечала леди Дженета.

" - В чем прав?

" - Сказав что в мире нет женщины благороднее Мерси Меррик.

" - Она отказала ему опять?

" - Отказала опять.

" - Слава Богу, сказал я с искренним благоговением. Леди Дженета положила ножик и вилку и устремила на меня один из своих пронзительных взглядов.

" - Вы может-быть не виноваты, Гораций, в том что ваша натура не в состоянии понять высокого и благородного, сказала она, - но вы хорошо сделаете если будете выказывать как можно меньше вашу способность суждения. Вперед держите скромно про себя свои мнения о вопросах в которых вы ничего не понимаете. Я люблю вас в память о вашем отце и смотрю с самой снисходительной точка зрения на ваше поведение относительно Мерси Меррик. Я считаю его поведением безумного. (Ея собственные слова, мисс Розберри. Уверяю вас опять, её собственные слова.) Но не злоупотребляйте моим снисхождением, не говорите что женщина достойная попасть в рай (еслиб она умерла хоть сегодня) недостойна быть женой моего племянника!

"Я высказал вам выше мое опасение что бедная леди Дженета не в состоянии управлять своими делами. Вы может-быть сочли тогда мое мнение неосновательным. Что вы думаете теперь?

"Безполезно было бы отвечать сериозно на такой странный договор. К тому же я был сильно поражен упадком нравственных убеждений сопровождающих упадок умственных способностей. Я отвечал ей самым примирительным и почтительным тоном и в вознаграждение был удостоен разказом о том что произошло в Приюте. Моя мать и сестры пришли в негодование когда я повторил им подробности. Вы тоже прочтете их с негодованием.

"Интересная кающаяся (ожидая визита леди Дженеты) была конечно найдена в самом трогательном положении. Она держала на руках спящого младенца и учила читать безобразную девчонку с которою познакомилась несколько времени тому назад на улице. Не правда ли эта

"Вы поймете что последовало когда леди Дженета приступила к сватовству. Изощрившись в своей роли, Мерси Меррик, надо отдать ей справедливость, сыграла ее превосходно. Самые возвышенные чувства полились из её уст. Она объявила что жизнь её будет впредь посвящена делам милосердия, образцом коих был младенец на коленях и обучаемая девочка. Что бы она с своей стороны ни чувствовала, как бы ни была ей тяжела её жертва (заметьте, как искусно. Как будто она и сама влюблена в него!) она не может принять от мистера Юлиана Грея предложения которого она недостойна. Её благодарность к нему и участие запрещают ей компрометировать блестящую будущность ожидающую его. Она благодарить его (со слезами); они благодарит леди Дженету (также со слезами), но она не смеет, в интересах его его

"Цель этой презренной комедии, по моему мнению, очевидна. Она просто ломается, добиваясь чтоб убеждения леди Дженеты были подкреплены кошельком леди Дженеты. Еслибы не безстыдство этой женщины и не действительно прискорбное доверие леди Дженеты, все это было бы хорошим сюжетом для водевиля.

"Но самое печальное обстоятельство еще впереди.

"Решение Мерси Меррик было, конечно, сообщено Юлиану Грею. Услыхав его, он на месте лишился разсудка. Поверите ли, он отказался от своей священнической должности. В такое время когда церковь переполнена каждое воскресенье желающими слушать его, этот безумец сходит с кафедры. Даже леди Дженета не настолько неблагоразумна чтобы поддержать его в этом. Она отговаривала его, как и все его друзья. Безполезно. У него был только один ответ на все их доводы: "Моя карьера окончена". Как вам это нравится?

"Вы конечно поинтересуетесь узнать что намерен предпринять далее этот оригинал. Я не обинуясь говорю что он предпринял самоубийство. Пожалуста не пугайтесь. Дело обойдется без пистолета, без веревки и без реки. Юлиан ищет смерти в пределах закона.

"Я выражаюсь сильно. Вы узнаете факты и будете судить сами.

"Отказавшись от своей духовной должности, Юлиан предложил свои услуги одному миссионерскому обществу, отправляющемуся на берега западной Африки. Лица начальствующия миссией оказались к счастию людьми благоразумными. Выразив в самых лестных выражениях свое убеждение в пользе содействия такого человека как Юлиан, они тем не менее поставили непременным условием для его вступления в миссию чтоб он был освидетельствовав компетентным доктором. После некоторого колебания, Юлиан согласился. Мнение доктора решило его участь: при настоящем состоянии здоровья Юлиана, климат западной Африки, по всей вероятности, убил бы его в течении трех месяцев.

"Потерпев неудачу в своей первой попытке, Юлиан обратился в одну лондонскую мносию, Здесь к сожалению нельзя было поднять вопрос о климате, и Юлиан имел успех.

"Он теперь служит, - иными словами, он умышленно рискует своею жизнию, - в миссии Полей Зеленого Якоря. Округ известный под этам именем находится на краю Лондона, близь Темзы. Он служит притоном самым отчаянным и развращенным негодяям всего Лондона и населен так густо что никогда почти не освобождается от эпидемических болезней. И в этом ужасном месте, среди этих опасных людей, Юлиан теперь находится с утра до ночи. Никто из его старых друзей не видит его. Он даже не был ни разу у леди Дженеты с тех пор как поступил в миссию.

"Мое обещание исполнено, факты пред вами. Прав ли я смотря на будущность Юлиана с такой мрачной точки зрения? Я не могу забыть что этот несчастный человек был некогда моим другом, и я право не вижу никакой надежды для него в будущем. Он добровольно подвергает жизнь свою опасности от грубости негодяев и от эпидемических болезней. Кто имеет власть вывести его из этого ужасного положения? Единственная особа которая могла бы это сделать есть именно та особа сближение с которою было бы для него гибелью, то-есть Мерси Меррик. Одному Богу известно о какой катастрофе суждено мне сообщить вам в моем следующем письме.

"Вы так добры что желаете знать что-нибудь обо мне и о моих планах.

"Я могу сказать очень мало о себе и о своих планах. После того что я вынес, после такого грубого оскорбления моих чувств и моего доверия, я еще не в состоянии решить что мне с собой делать. О возвращении к моей прежней профессии, к военной службе, не может быть и речи в наши дни, когда всякий встречный, способный выдержать экзамен, может сделаться моим сослуживцем и со временем командовать мною как старший по чину. Если я думаю о какой-нибудь карьере, то только о карьере дипломата. Рождение и образование суть до сих пор почти неизбежные условия этой профессии. Но я еще ничего не решил.

"Моя мат и сестры поручают мне сказать вам что если вам случится быть в Англии, оне сочтут величайшим удовольствием познакомиться с вами. Симпатизируя мне, оне не забывают и того что выстрадали вы. Самый радушный прием ожидает вас в нашем доме.

II.

"Дорогой мистер Гольмкрофт! Я похищаю несколько минут у других моих обязанностей чтобы поблагодарить вас за ваше милое и в высшей степени интересное письмо. Как хорошо вы разказываете, как здраво вы судите! Еслибы литература стояла немного выше как профессия, я даже посоветовала бы вам.... Нет, еслибы вы вступили на литературное поприще, как стали бы вы встречаться с людьми с которыми вам пришлось бы иметь дело?

"Между нами сказать, я всегда считала Юлиана Грея человеком не в полном разсудке. Не скажу теперь что оо оправдал мое мнение, скажу только что мне жаль его. Но, дорогой мистер Гольмкрофт, не понимаю как вы, с вашим здравым суждением, можете ставить два печальные исхода предстоящие ему теперь на один уровень? Умереть на Полях Зеленого Якоря или попасть в когти низкой обманщицы - может ли быть сравнение между тем и другими? Лучше умереть тысячу раз на лосте долга, чем жениться на Мерси Меррик.

"Так как имя этого создания уже написано, я прибавлю, чтобы скорее покончить с ней, что буду ждать с нетерпением следующого письма от вас. Не подумайте что мне сколько-нибудь любопытно знать об этой низкой интриганке. Интерес который она мне внушает чисто христианский. Для женщины с моим религиозным направлением она есть страшное предостережение. Когда я почувствую возле себя сатану, каким прекрасным средством спасения будет воспоминание о Мерси Меррик!

"Бедная леди Дженета! Я сама заметила, во время моего последняго свидания с ней в Мабльторп-Гаусе, признаки упадка умственных способностей, на который вы намекаете с таким соболезнованием. Не скажете ли вы ей при случае что я желаю ей всего лучшого в этой жизни и в будущей, и что я никогда не забываю поминать ее в моих молитвах?

"Очень может быть что мне придется переселиться в Англию в конце осени. В моем положении произошла большая перемена с тех пор как я послала вам мое последнее письмо. Я принята в качестве компанионки и лектрисы женой одного из наших высших судебных чиновников. Он интересует меня мало. Это человек "вышедший в люди", как у нас говорится, с помощию своих способностей. Но жена его премилая особа, женщина чрезвычайно развитая и делающая честь своему мужу, с чем вы сами согласитесь, когда я скажу вам что она родня Гоммереям из Поммерея, но не Поммереям из Гоммерея, которые (как вам вероятно известно) имеют притязание только на родство с младшею линией этой древней фамилии.

"Я была бы совершенно счастлива в элегантном и полезном обществе этой женщины, еслибы не одно неприятное обстоятельство. Климат Канады вреден моей доброй патронессе, и её доктор советует ей провести зиму в Лондоне. Если она согласится, мне придется сопровождать ее. Надо ли прибавлять что мой первый визит будет сделан вашему дому? Я уже чувствую себя соединенною симпатией, с вашею матушкой и с вашими сестрами. Между людьми хорошого общества есть своего рода духовное родство, не правда ли? Попросив вас напомнить им обо мне и поблагодарив вас от души, остаюсь в приятном ожидании вашего письма.

III.
От

"Дорогая мисс Розберри. Прошу извинить меня за долгое молчание. Я пропускал один пароход за другим в надежде быть наконец в состоянии сообщить вам хорошее известие. Безполезно ждать долее. Мои худшия опасения оправдались, печальная обязанность вынуждает меня послать вам письмо которое удивит и поразить вас.

"Позвольте мне описать вам факты в том порядке как они совершались. Таким образом я может-быть приготовлю вас постепенно к тому что случилось.

"Недели через три после моего последняго письма к вам, Юлиан Грей потерпел наказание за свою неосторожность. Я не хочу сказать что он сделался жертвой буйства людей среди которых проводил жизнь. Напротив, как ни странно это, но ему удалось произвести на этих негодяев благоприятное впечатление. Сколько я понял, они начали уважать его за его мужество, за то что он не боялся их, и наконец убедились что он искренно заботится об их благосостоянии. Но Юлиан сделался жертвой другой опасности угрожавшей ему, как я вам писал, жертвой болезни. Вскоре после начала его миссионерской деятельности, на Полях Зеленого Якоря началась эпидемическая горячка. Мы узнали об его болезни когда было уже поздно перевезти его с квартиры которую он занимал в соседстве этого места. Я навестил его. Доктор не ручался за его жизнь.

"Узнав об этом, бедная леди Дженета, впечатлительная и неблагоразумная как и всегда, решилась оставить Мабльторп-Гаус и поселиться в соседстве с квартирой племянника.

"Видя что нет возможности доказать ей как неблагоразумно в её годы лишать себя комфорта своего дома, я счел своим долгом не покидать ее. Мы устроились кое-как в одной прибрежвой гостинице, занимаемой обыкновенно капитанами кораблей и приезжими купцами. Я взял на себя доставить Юлиану лучшую медицинскую помощь, так как леди Дженета, со своими странными предубеждениями против докторов, обращала мало внимания на это важное условие.

"Не стану утомлять вас разказом о подробностях болезни. Горячка продолжала свое обычное течение. Сопровождавшия ее обстоятельства, которых, к сожалению, нельзя не сообщить вам, вынуждают меня упомянуть о бреде Юлиана. По большей части, как я слышал, бред горячечных безпрестанно переходит от одного предмета к другому. Юлиан, напротив, бредил только об одном. Он говорил безпрерывно о Мерси Меррик. Приходя в память, он умолял докторов послать за ней. Дни и ночи все та же мысль занимала его ум, дни и ночи все то же имя было на его языке.

"Доктора конечно пожелали узнать кто эта отсутствующая особа. Я принужден был сообщить им по секрету какая женщина Мерси Меррик.

"Доктор приглашенный мною, один из знаменитейших докторов Лондона, взглянул на дело очень благоразумно. Хотя он по происхождению и не джентльмен, но к удивлению наделен понятиями джентльмена. Он вполне понял затруднительность нашего положения и опасность допустить к постели больного такую женщину как Мерси Меррик. Успокоительное лекарство, сказал он мне, было все в чем нуждался пациент. Но местный лекарь, молодой человек и очевидно неистовый радикал, напротив, упрямо и даже дерзко, если принять во внимание его положение, настаивал чтобы Мерси Меррик была приглашена к больному. "Мне нет никакого дела до поведения этой особы и до вашего мнения о ней", сказал он мне. "Я обязав только указать вам на лучшее средство спасти больного. Наше искусство истощило все свои реосурсы. Пошлите за Мерси Меррик, кто бы она ни была. Есть надежда, в особенности если она окажется умною женщиной и хорошею сиделкой, что больной узнает ее. Если же вы не исполните наконец его желание, если безпамятство продлится еще сутки, он умрет."

"К несчастию, это безстыдное мнение было высказано в присутствии леди Дженеты.

"Нужно ли говорить как поступила леди Дженета, выслушав мнение доктора получающого пять тысяч фунтов в год и ожидающого титула баронета, и совет темного практиканта из Восточной части Лондона, едва ли получающого пять сотень в год? Вы знаете леди Дженету и конечно поймете что она немедленно отправилась в Приют.

"Два часа спустя Мерси Меррик переселилась в комнату больного.

"Предлогом было конечно то что долг христианки обязывает ее пренебрегать всеми своими личными опасениями, когда доктор полагает что она может спасти жизнь его пациента. Вы не удивитесь, узнав что я сошел со сцены. Знаменитый доктор последовал моему примеру, так как успокоительная микстура которую он прописал была грубо отвергнута его молодым собратом. Я уехал в карете доктора. Дорогой он говорил с большим чувством и очень разумно. Хотя он не высказал никакого положительного мнения, но я понял что он потерял надежду на выздоровление Юлиана. "Все мы в руках Провидения, мистер Гольмкрофт", было его последними словами когда он высадил меня у подъезда нашего дома.

"У меня едва хватает духа продолжать. Еслиб я думал только о себе, я остановился бы здесь.

"Позвольте мне до крайней мере поторопиться окончанием. Дня через три я получил первое известие о больном и об его сиделке. Леди Дженета сообщила мне что он узнал ее. Получив это известие, я понял что случится далее. Второе известие уведомило меня что он поправляется; третье что он вне всякой опасности. Леди Дженета возвратилась в Мабльторп-Гаус. Неделю спустя я навестил ее и узнал что Юлиана перевезли на берег моря. Вчера я был у нея опять и получил последнее известие из собственных уст миледи. Мое перо отказывается написать его. Мерси Меррик согласилась быть женой Юлиана.

"Оскорбление общества, вот как на это смотрят моя мать и сестры и как будете смотреть и вы, конечно. Матушка вычеркнула собственною рукой имя Юлиана из списка своих знакомых. Слуги получили приказание объявить "нет дома" если он осмелится сделать визит.

"К несчастию, я совершенно уверен что могу писать об этом позорном браке как о деле решенном. Леди Дженета простерла свое снисхождение до того что показала мне письма, одно от Юлиана, другое от Мерси Меррик. Вообразите, Мерси Меррик переписывается с леди Дженетой, обращается к ней "милая леди Дженета" и подписывается "любящая вас".

"У меня не хватило духа прочесть от начала до конца ни одно из этих писем. Юлиан пишет тоном социалиста; по-моему об этом следовало бы предупредить его епископа. Что же касается её, "Я не скрываю от себя что поступила дурно приняв его предложение.... грустные предчувствия наполняют мое сердце когда я думаю о будущем.... Я чувствую что один презрительный взгляд брошенный на моего мужа отравит мое счастие, хотя бы Юлиан не обратил на него внимания.... Пока я была в разлуке с ним, я могла бороться со своею слабостью, я умела мириться со своею горькою участью. Но могла ли я не уступить ему после того как я провела несколько недель у его постели, после того как я видела его первую улыбку, слышала его первые слова благодарности с которыми он обратился ко мне?"

"Вот её тон назойливого смирения и высокопарной чувствительности, на четырех мелко исписанных страницах. Одно это письмо могло бы внушить презрение к ней. Слава Богу что я имею пред собой контраст возстановляющий в моем мнении немногих избранных женского пола. Я чувствую что моя мать и сестры стали мне теперь вдвое дороже. Позвольте мне прибавить к числу утешений и честь переписываться с вами.

"Прощайте пока. Я так жестоко обманут в моих самых дорогих убеждениях, так потрясен и упал духом что не могу писать более. Желаю вам всего лучшого, дорогая мисс Розберри, и в ожидании свидания с вами остаюсь

IV.

"....Сегодня месяц как мы обвенчались. Я скажу только одно: я охотно выстрадал бы снова все предшествовавшее чтобы снова пережить этот месяц. Мало этого: мне удалось убедить Мерси что моим счастием я обязан только ей. Я разсеял все её опасения; она принуждена уступить очевидности и сознаться что она способна составить счастие моей жизни.

"Мы возвращаемся завтра в Лондон. Жаль разстаться с этим уединенным приморским местом; она боится перемены. Я ничего не боюсь. Я готов ехать куда угодно, если моя жена поедет со мной."

"Первая тучка на горизонте моего счастия. Я неожиданно вошел в комнату и застал Мерси в слезах.

"Мне стоило труда уговорить ее сказать мне что случилось. Есть ли пределы злу которое может быть причинено языком глупой женщины? В настоящем случае причиной зла был язык хозяйки моей квартиры. Не имея до сих пор никаких определенных планов на будущее, мы возвратились (к величайшему нашему несчастию, как оказалось) в лондонскую квартиру которую я занимал в дни моей холостой жизни. Я могу прожить в ней еще шесть недель, и Мерси во избежание лишних издержек не хотела чтоб мы поселились в гостинице. Сегодня утром, за завтраком, я неосторожно выразил в присутствии жены свое удовольствие что во время моего отсутствия накопилось менее писем чем я ожидал. После завтрака я принужден был уйти. Глубоко чувствуя, бедная, всякую перемену происшедшую вследствие моей женитьбы в моих отношениях с маленьким миром в котором я вращаюсь, Мерси воспользовалась моим отсутствием чтобы разспросить хозяйку об уменьшении моей корреспонденции и числа моих посетителей. Хозяйка обрадовалась случаю посплетничать обо мне и о моих делах, и Мерси вывела из её слов неизбежное заключение. Мой брак побудил несколько мудрых глав семейств прервать сношения со мной. Факты, к сожалению, говорили сами за себя. Люди которые в прежние годы бывали у меня и приглашали меня к себе или, в случае моего отсутствия, всегда писали мне в это время года, воздержались в этот раз с замечательным единодушием от посещений, приглашений и писем.

"Было бы чистою потерей времени, не говоря уже о том что пришлось бы прибегнуть к явной лжи, еслиб я вздумал оспаривать справедливость заключения жены. Я мог только уверить ее что ни тени разочарования или огорчения не осталось в моей душе. Таким образом мне удалось несколько успокоить мою бедную Мерси. Но рана нанесена и почувствована. Этого результата нельзя скрывать от себя. Я должен отвестись к нему смело.

"Как ни ничтожно это событие, оно уже заставило меня решиться относительно одного пункта. Я устрою свою будущность сообразуясь с своими собственными убеждениями, а не с советами своих друзей.

"Большая часть моего жизненного успеха приобретена на кафедре. Я то что называется популярным проповедником. Но я никогда в глубине души не был высокого мнения о своем значении и не особенно уважал средства которыми оно приобретено. Вопервых, я самого низкого мнения об ораторском искусстве как о врожденном даровании. Нет другого искусства в котором условия успеха приобретались бы так легко, нет другого искусства в котором качества чисто поверхностные принимались бы так легко за нечто имеющее претензию на глубину. И как оно ничтожно относительно достигаемых им результатов! Возьму для примера свою деятельность. Как часто громил я с кафедры от всего сердца и от всей души неприличную роскошь женских нарядов, фальшивые волосы, пудру и румяны. Как часто обличал я корыстолюбивый, материальный дух века, обычные пороки и уклонения от правил чести в торговле! Какую же пользу я принес? Я приводил в восторг тех самых людей которых хотел устыдить. "Какая чудная проповедь!" "Красноречивее чем когда-либо!" "Я боялся проповедей в других церквах, теперь я буду ждать следующую с нетерпением!" Вот впечатление которое я произвожу в воскресенье. В понедельник женщины отправляются в модисткам чтоб истратить более денег чем когда-либо, мущины в Сити чтобы приобресть более денег чем когда-либо, а мой лавочник, громко восхвалявший мою проповедь в своем воскресном сюртуке, засучивает рукава своей вседневной куртки и подмешивает разную дрянь в товар для своего любимого проповедника так же спокойно как и всегда.

"Я часто в прежние годы думал переменить свою деятельность вследствие всех этих причин. Я горько чувствовал все свои неудачи когда отказался от священнической дожности, и теперь оне имеют сильное влияние на меня.

"Мой легкий успех на кафедре тяготит меня. Я чувствовал некоторое уважение к себе и любовь к своему делу среди жалких обитателей Полей Зеленого Якоря. Но я не могу возвратиться к этой деятельности; я не имею теперь права рисковать своим здоровьем и своею жизнью. Мне остается или продолжать свою проповедническую деятельность, или покинуть Англию. Среди первобытного народа, вдали от городов, на далеком, плодородном Западе великого американского континента, я и жена моя могли бы жить счастливо и приносить пользу своим ближним, обезпеченные в материальном отношении скромным доходом который здесь мне почти безполезен. Такая жизнь обещает мне покой, любовь, здоровье и деятельность достойную христианина. Но что ожидает меня, если я последую совету моих друзей и останусь здесь? Труд опротивевший мне с тех пор как я перестал уважать его; мелочные оскорбления огорчающия и унижающия мою бедную жену. Еслиб я мог думать только о себе, я пренебрег бы худшим что может сделать людская злоба, но я должен думать о жене, о моей Мерси, которую люблю больше жизни. Женщины живут, бедные, мнением других. Я уже получил предостережение относительно того что может вытерпеть моя жена от моих оба счастливы, мы будем оба свободны! Господь так же милостив, природа так же прекрасна, любовь так же искренна в Новом Свете как и в Старом. Мы отправимся в Новый Свет!"

"Не знаю хорошо ли я поступил сообщив вчера леди Дженете о холодном приеме сделанном мне моими друзьями и о тяжелом впечатлении которое эта новость произвела на мою жену.

"Тетушка взглянула на дело с своей собственной точки зрения и придала ему мало значения. "Вы никогда не понимали и не будете понимать общества, Юлиан, сказала леди Дженета. Эти глупые люди просто не знают как вести себя. Они ждут чтобы какая-нибудь особа с весом показала им должны ли они признать ваш брак, или нет. Словом, они желают чтоб я подала им пример. Успокойтесь. Я подам им пример."

"Я вчера подумал что тетушка шутит. Сегодня я убедился что это далеко не шутка. Леди Дженета разослала приглашения на большой бал в Мабльторп-Гаусе. Вместе с тем она постаралась распространить слух что цель была отпраздновать свадьбу мистера и мистрис Юлиан Грей.

"Я сначала отказался присутствовать. К моему удивлению, жена моя держит сторону леди Дженеты. Она напомнила мне как мы оба обязаны доброй тетушке и убедила меня переменить мое решение. Я еду на бал по настоятельному желанию моей жены.

"Я объясняю это себе тем что моя бедная Мерси все еще втайне мучится опасением что мой брак повредил мне в общественном мнении. Она готова вытерпеть что угодно, рискнуть чем угодно, поверить чему угодно, чтобы только освободиться от мучительного сомнения. Леди Дженета предсказывает общественный успех, а жена моя, - с отчаяния, а не по убеждению, - заставляет себя верить ей. Что касается меня, я предвижу результат. Кончится тем что мы уедем в Новый Свет и среди лесов и полей познакомимся с обществом в его детском состоянии. Я буду тайно готовиться к отъезду и сознаюсь в этом жене в надлежащее время, то-есть после бала."

"Я виделся с этою целию с одним моим старым школьным товарищем, теперь членом фирмы судохозяев занимающихся перевозкой эмигрантов.

"Один из их кораблей отправляется в Америку из Лондонского порта через две недели, и по дороге заезжает в Плимут. По счастливому совпадению, бал леди Дженеты будет также через две недели. Я знаю как поступить.

"По ходатайству моего доброго друга, для меня оставлена на всякий случай каюта за небольшой задаток. Если бал кончится (в чем я убежден) новым огорчением для Мерси, - что бы они ни сделали, им не огорчить меня, - я пошлю телеграмму, и мы сядем на корабль в Плимуте.

"Я знаю какое впечатление произведет на нее моя новость, но у меня готово утешение. Некоторые страницы моего дневника, написанные в прошлые годы, докажут ей ясно что не она

"Бальный наряд Мерси, подарок доброй леди Дженеты, готов. Мне позволено было видеть первое испытание этого произведения искусства. Я ничего не понимаю в достоинстве шелка и кружев, но я знаю одно: моя жена будет самая красивая женщина на бале.

"В тот же день я был у леди Дженеты и видел новый пример упрямого и оригинального характера моей доброй тетушки.

"Я вошел в её комнату в ту минуту когда она готовилась разорвать письмо. Увидав меня, она отложила исполнение своего намерения и отдала письмо мне. Я узнал почерк Мерси. Леди Дженета указала мне на одну из последних строк. "Передайте вашей жене мой поклон и скажите ей что я упрямее её. Я положительно отказываюсь читать ее, как отказываюсь слушать ее когда она пытается возвратиться к этому предмету. Теперь отдайте мне письмо!" Я отдал ей письмо, и она разорвала его немедленно. Единственный предмет разговора до сих пор строго воспрещенный Мерси есть то что она не Грация Розберри. Ничто не могло быть сделано естественнее и деликатнее как краткий намек на это в письме моей жены. Но первой строчки было достаточно. Леди Дженета не стала читать далее и разорвала письмо. Леди Дженета хочет прожить и умереть не зная настоящей истории Мерси Меррик. Какая непостижимая тайна душа всякого человека! Удивительно ли что мы так часто не понимаем друг друга?"

"Утро после бала.

"Кончено. Общество побило леди Дженету. У меня нет ни охоты, ни времени описывать это подробно. Мы уезжаем в Плимут с полуденным поездом.

"Мы явились на бал довольно поздно. Великолепные комнаты быстро наполнялись. Когда я проходил их с женой, она обратила мое внимание на обстоятельство которого я сначала не заметил. Юлиан, сказала она, взгляни на дам и скажи не замечаешь ли ты чего-нибудь особенного. Когда я оглянулся, оркестр заиграл вальс. Я заметил что очень не многия женщины прошли в танцовальный зал и что из этих немногих очень немногия были молоды. Кроме нескольких исключений (нет правила без исключений) на балу леди Дженеты не было молодых девушек. Я тотчас же возвратился с Мерси в приемную. Лицо леди Дженеты ясно показывало что и она заметила новость. Гости все еще являлись. Мы принимали мущин и их жен, мущин и их матерей, мущин и их бабушек, но вместо своих незамужних дочерей они привозили стыддиво-учтивые извинения которые противно было слушать. Да! Вот как матроны высшого света решили встретить мистрис Грей в доме леди Дженеты.

"Надо воздать каждому должное. Дамы явившияся на бал были утонченно учтивы с хозяйкой дома. Оне исполнила свой долг даже с излишним рвением.

"Я не имел понятия о вульгарности и грубости прокравшихся в наше общество в последние годы, пока не увидал вчера приема сделанного моей жене. Времена стыдливости и предразсудков прошли. Чрезмерная фамильярность и чрезмерная либеральность характерическия черты современного общества. Видеть женщин выражавших свою либеральную снисходительность к несчастиям моей жены и мущин спешивших ободрить её мужа, слышать те же самые фразы в каждой комнате: "очень рады познакомиться с вами, мистрис Грей." "Как я обязана леди Дженете что она доставила мне этот случай!" "Юлиан, любезный друг, какое прелестное создание! Я завидую вам, право завидую." Принимать этого рода приветствия, сопровождаемые навязчивым пожатием рук и несколькими поцелуями которыми дамы наградили мою жену, и потом оглянув комнату увидать что не более как одно из трех десятков этих лиц приехало на бал с своею незамужнею дочерью, - было видеть человеческую природу с её худшей стороны. Новый Свет готовит мне, может-быть, много разочарований, но он не представит нам такого отвратительного зрелища как то которое мы видели вчера в доме леди Дженеты.

"Тетушка выразила гостям свое мнение о их поведении тем что предоставила их самим себе. Гости несмотря на это остались до конца вечера и поужинали с большим аппетитом. Они все знали по опыту что в Мабльторп-Гаусе не бывает дешевых блюд и дешевых вин. Они выпили до дна все бутылки и съели все до последняго трюфеля.

"Я и Мерси имели после бала свидание с леди Дженетой на верху. Я объявил прямо о моем решении уехать из Англии. Сцена последовавшая за этим так тяжела, что я не могу заставить себя описать ее на этих страницах. Кончилось тем что жена примирилась с нашим переселением, и леди Дженета решилась проводить нас до Плимута. Никакими словами не передать моей радости что все это уже решено. Разлука с леди Дженетой единственное горе которое я увезу с собой из Англии. Для нея эта разлука на веки.

"Итак я покидаю мое отечество. Мерси со мною, и я смело смотрю в неизвестное будущее, уверенный что буду счастлив куда бы мы ни поехали. Мы встретим на корабле пятьсот таких же эмигрантов как мы, для которых на их родине нет ни занятия, ни дома. Джентльмены статистического департамента, прибавьте еще двоих к числу общественных потерь в тысяча восемьсот семьдесят первом году христианской эры, - Юлиана Грея и Мерси Меррик."