Запах вербы
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Запах вербы

ЗАПАХЪ ВЕРБЫ.

- Ни за что! - вскричалъ папа Буржёль, шумно подхватившись съ места и швырнувъ свою салфетку на столъ. - Никогда!.. Слышишь-ли?.. Никогда!..

И въ то время, какъ старый каменьщикъ въ великомъ гневе большими шагами расхаживалъ по столовой, круто поворачиваясь, на подобiе медведя въ клетке, поскрипывая тяжелыми своими сапогами, мама Буржёль, опустивъ въ тарелку глаза, увлаженные слезами, машинально шелушила сухой миндаль.

Вотъ уже два года все одинъ и тотъ же споръ безпрестанно возникалъ между супругами, и всегда, какъ и сегодня, затевался въ конце обеда за дессертомъ. Два года тому назадъ поссорились они съ сыномъ своимъ Эдуардомъ, который противъ ихъ желанiя женился на своей любовнице, подобранной имъ где-то въ Латинскомъ квартале въ то время, когда онъ оканчивалъ юридическiй факультетъ. Какъ они любили, какъ нежили съ самаго детства этого Эдуарда, единственное ихъ детище, появившееся на светъ после десятилетняго супружества, когда всякая надежда иметь детей уже исчезла.

Бывшiй подмастерье Буржёль, состоявшiй въ то время уже мелкимъ подрядчикомъ, тутъ-же сказалъ своей жене: "Ты знаешь, Клемансъ, Парижъ хотятъ изрыть до самаго основанiя, и все изъ-за этого дьявола Гауссманна. Строительное дело въ полномъ разгаре, и если такъ будетъ продолжаться, летъ двенадцать-пятнадцать спустя я наживу состоянiе, и надеюсь, что этому молокососу не придется лазить по лесамъ, подобно его папаше, и возвращаться каждый вечеръ измученнымъ домой съ комками штукатурки на серой блузе. Мы сделаемъ изъ него барина, не правда-ли, хозяйка?"

И все случилось такъ, какъ того желалъ отецъ. Эдуардъ былъ блестящимъ ученикомъ въ лицее Louis le Grand, и крестьянинъ Буржёль, прiехавшiй въ Парижъ изъ дебрей Лимузена съ парой запасныхъ сапогъ и двумя монетами въ сто су, завязанными въ уголке его платка, - имелъ честь лицезреть, какъ самъ министръ приветствовалъ его сына при раздаче наградъ на конкурсе. Это человекъ съ будущностью. Ему ни почемъ получить лиценцiатство и докторскую степень! Ему будутъ открыты всякiя карьеры! "А мы этому молодцу оставимъ добрыхъ двадцать пять тысячъ ливровъ годового дохода", говаривалъ папа Буржёль, ударяя ладонью жирной своей руки по плечу жены. "Чортъ побери, скоро надо будетъ его женить, а? мать, и найти ему хорошенькую девушку, такую же образованную, какъ и онъ самъ, которая сделала-бы его счастливымъ, а намъ доставила-бы честь".

Но все эти заманчивые проекты, увы! канули въ Лету. Молодой человекъ, которому, по слабости характера, они наняли въ городе отдельную комнату, встретился съ этой девчонкой - потаскушкой, чортъ возьми! - и связался съ ней. Съ техъ поръ ученью пришелъ конецъ. Въ двадцать пять летъ Эдуардъ не кончилъ еще даже лиценцiатской своей диссертацiи. Крайне опечаленные, въ конецъ обманутые въ своихъ ожиданiяхъ, престарелые родители все еще не отчаявались въ томъ разсчете, что "молодость перебродитъ!" Но въ одинъ прекрасный день этотъ идiотъ имелъ дерзость объявить имъ, что онъ обожаетъ свою любовницу и хочетъ жениться на ней. О, только по счастливой случайности папа Буржёль не былъ сраженъ въ ту минуту апоплексическимъ ударомъ, ибо уши его переполнились кровью до такой степени, что готовы были разорваться. Онъ выгналъ сына, лишивъ его средствъ къ существованiю. "Если ты дашь мое имя этой дряни, - воскликнулъ старый каменьщикъ, побагровевъ отъ гнева, - не жди отъ насъ обоихъ ни единаго су раньше нашей смерти!" Но злое, неблагодарное детище дошло въ своемъ оскорбленiи до конца, порвавъ всякiя съ ними отношенiя. И вотъ въ настоящее время онъ повенчался со своей куклой и жилъ на убогое жалованье комми, на окраине предместья, какъ беднякъ.

Разумеется, въ теченiе двухъ летъ не видя своего сына, старики жестоко страдали. А за последнее время положенiе ухудшилось еще более. Материнское сердце сказалось, изволите-ли видеть. Мама Буржёль чувствовала себя слишкомъ несчастной и первая сдалась. Гневъ ея былъ слабее ея горести. Она склонялась уже къ прощенiю. Наконецъ, осмелилась заговорить о томъ съ мужемъ.

Но его охватилъ припадокъ ярости, онъ крикнулъ свое "никогда" такъ, что стекла задрожали въ оконныхъ рамахъ и запретилъ бедной женщине ни словечкомъ не заикаться более на эту тэму.

Она не въ силахъ была повиноваться и пыталась снова выступить защитницей виновнаго. Но при всякой новой попытке папа Буржёль приходилъ въ бешенство и делалъ ей страшныя сцены. Въ доме воцарился адъ. Эти старики, которые ни въ чемъ не могли упрекнуть другъ друга, прожившiе бокъ о бокъ и неустанно трудившiеся въ теченiе тридцати летъ, любившiе другъ друга беззаветной и серьёзной любовью, стали почти что врагами, жили теперь на военномъ положенiи. Каждый вечеръ, въ конце обеда, возобновлялись непрiязненныя препирательства, неизменно оканчивавшiяся обидными словами.

- Знаешь, что я скажу тебе, Буржёль? Ты безжалостенъ!

- А ты, старая, знай разъ на всегда.... Ты черезчуръ подла!

И каменьщикъ выходилъ, сильно хлопнувъ дверью.

Оставшись въ одиночестве передъ своей лампой въ этомъ богатомъ салоне, где она сохраняла старыя свои привычки крестьянки и полотняные чепцы, престарелая мать хныкала надъ своимъ вязаньемъ. Буржёль-же, скучавшiй теперь дома, при виде печальной ея физiономiи, уходилъ въ соседнiй кафе, где несколько завсегдатаевъ ожидали его для пульки. Здесь, сдавая карты, онъ громилъ современные нравы, при которыхъ детьми попирался родительскiй авторитетъ, при которыхъ съ каждымъ днемъ все более и более падало уваженiе къ семье. Что его касается, прибавлялъ онъ, то онъ ужь во всякомъ случае подастъ добрый примеръ и до конца останется неумолимымъ относительно непокорнаго. Это былъ собственно единственный предметъ его разговора, такъ что, несмотря на обаянiе, какое придавало ему его богатство, - по его уходе, партнеры называли его скучнымъ, старымъ "брадобреемъ". Но въ его присутствiи все выражали сочувствiе его несчастiю и одобряли его стойкость. Въ особенности старался чиновникъ окладныхъ сборовъ, - тотъ самый, у котораго трубка разила необычайно скверно, - на все проклятiя старика по адресу своего сына чиновникъ неизменно отвечалъ следующей одобрительной фразой:

- Браво, дядя Буржёль!.. Вы настоящiй римлянинъ!

Въ действительности папа Буржёль былъ родомъ изъ Haute Vienne и на счетъ классическаго мiра обладалъ лишь весьма смутными понятiями. Темъ не менее онъ кое-что мараковалъ изъ исторiи стараго Брута, и мысль, что и онъ также принадлежалъ къ людямъ такого закала, прiятно льстила его самолюбiю. Однако, выйдя изъ кафе и очутившись одинъ на одинъ самъ съ собой среди глубокой полночи, онъ шепталъ про себя, что у этого Брута была очень черствая душа и что приговорить своего сына къ смертной казни дело ужасное.

Но вотъ наступило Вербное воскресенье. Дулъ резкiй ветеръ и ярко светило солнце. Всемъ припомнилась поговорка "Не снимай кожуха до Святого Духа". Темъ не менее Парижъ имелъ праздничный видъ. Несколько стесняясь зимними своими туалетами, уже поблекшими въ весне, дамы возвращались изъ церкви съ вербами, торчавшими изъ ихъ муфтъ. Решительно у всехъ была верба, даже у лошадей омнибусовъ за ушами привязаны были маленькiя вербочки.

Запоздавъ накануне въ кафе и прокозырявъ до полуночи, папа Буржёль проснулся поздно и въ убiйственномъ настроенiи духа. Вчера вечеромъ за дессертомъ жена опять говорила ему про Эдуарда и всячески старалась его разжалобить. Она наводила справки и узнала, что жена ихъ сына, - что тамъ ни говори, а она всетаки ихъ невестка, ничего не поделаешь, - такъ она узнала, что невестка ихъ вовсе не была такой дрянью, какой вначале они себе ее представляли. Конечно, то была бедная девушка, бывшая корсетница. Но ведь сами-то они, родители его, какое ихъ происхожденiе? Выскочки изъ ремесленниковъ, вотъ и все. Разве они позволяли себе когда-либо надеяться устроить своего сына въ предместье Сенъ-Жерменъ? Когда Эдуардъ познакомился съ Анжеликой; - некрасивое имя, если хотите, но это уже не ея вина, - такъ вотъ тогда она была совсемъ или почти совсемъ порядочная. Да и во всякомъ случае, съ техъ поръ, какъ она живетъ вместе съ ихъ сыномъ - правда это случилось много раньше до брака, - о ней ничего нельзя сказать дурного. Нетъ, правда, знаешь Буржёль, - ничего такого! Неужто же, въ самомъ деле, въ немъ не пробудится къ этимъ несчастнымъ детямъ хотя капелька снисходительности!

- Ведь они, муженекъ, находятся въ крайности, въ самой настоящей крайности! Угадай, что получаетъ нашъ Эдуардъ въ этой страховой компанiи, где онъ нашелъ себе занятiя... Двести франковъ въ месяцъ, то, что ты тратишь изъ карманныхъ денегъ на свои сигары и кафе. Такiя вещи разрываютъ сердце... О, я не прошу тебя допускать ихъ до себя. Но только помоги имъ хоть немножко въ то время, когда мы живемъ въ довольстве, разве это не было бы справедливо?

И бедная старушка, видя, что мужъ не отвечаетъ ни слова, задумчиво вертя между пальцами маленькiй стаканчикъ только что имъ опорожненный, поднялась съ своего места, обошла вокругъ стола и нежно положила свою руку на плечо главы семьи. Тщетное старанiе! Папа Буржёль вдругъ вспомнилъ, что онъ "римлянинъ", изрыгнулъ свои проклятiя и прорычалъ неизменное свое "никогда"!

И вотъ сегодня утромъ старому каменьщику какъ-то необычайно грустно и скверно на душе. Онъ въ нервномъ состоянiи и дважды порезался, брея бороду.

Чортъ побери! онъ не будетъ такимъ дуракомъ, чтобы еще давать ренту своему сыну. "Римлянинъ", говорятъ вамъ. Разве на его месте сталъ бы старый Брутъ выплачивать ренту? И накануне онъ готовъ былъ разнежиться!

Вотъ что значитъ слушаться женщинъ. У этихъ бабъ нетъ энергiи ни на грошъ.

онъ сохранилъ костюмъ своей профессiи - серое платье, годное для кладки камня, безъ опасенiя запачкаться при томъ известкой.

Онъ сошелъ въ гостиную, и взглянулъ на стенные часы, на которыхъ Галилей изъ золоченой бронзы, - почему Галилей? - указывалъ пальцемъ на мраморный земной шаръ, служившiй циферблатомъ, и словно подтверждалъ его вращенiе. Земной шаръ оставался неподвиженъ, - быть можетъ, въ оправданiе инквизицiи, передъ которой знаменитый математикъ отступился отъ своей ереси. Но циферблатъ показывалъ одиннадцать часовъ, и папа Буржёль, у котораго въ это утро какъ разъ разъигрался аппетитъ, выразилъ нетерпенiе при мысли, что завтракъ подадутъ только въ полдень.

Затемъ мама Буржёль вернулась отъ обедни, съ большимъ пучкомъ вербы въ рукахъ, которую она положила на маленькiй столикъ и которая наполнила комнату своимъ свежимъ и сильнымъ ароматомъ.

Папа Буржёль не былъ поэтомъ: натура его не отличалась утонченностью. Но темъ не менее, онъ способенъ былъ испытывать ощущенiя, какъ и все люди и, какъ у всехъ людей, эти ощущенiя могли вызывать въ немъ воспоминанiя.

И темъ временемъ пока старушка разделяла вербу, чтобы украсить ею свою обитель, - сильный запахъ вербы смутилъ сердце добряка. Ему припомнилось одно утро Вербнаго воскресенья, - ахъ, какъ это было давно! - когда онъ былъ еще подмастерьемъ, а жена его состояла портнихой. То былъ еще перiодъ медоваго ихъ месяца, такъ какъ они поженились незадолго до великаго поста. Точно такъ же, какъ и сегодня, вернувшись изъ церкви, она принесла вербу въ ихъ бедную и единственную комнату и повесила ее надъ брачнымъ ихъ ложемъ. Какъ мила была она и какъ онъ любилъ ее!

хорошую женщину заставляетъ онъ страдать изъ-за дурного ихъ сына!... Но разве уже онъ такъ дуренъ? Конечно, следуетъ почитать своихъ родителей и повиноваться имъ. А все же молодость и любовь, быть можетъ, могутъ извинить многiя ошибки.

Въ этотъ моментъ старушка, за которой онъ следилъ умиленнымъ взоромъ, съ веткой вербы въ рукахъ подошла къ стене, подняла руки и стала привязывать маленькую вербочку надъ фотографiей ихъ Эдуарда, въ гимназическомъ мундире, Эдуарда того времени, когда онъ всегда получалъ награды, и они такъ имъ гордились.

Признаться, старый каменьщикъ совсемъ растерялся. У него закружилась голова; запахъ вербы опьянилъ его добрымъ хмелемъ милосердiя и великодушiя. Онъ подошелъ въ своей жене, взялъ ее за руки и, бросивъ взглядъ на портретъ, пробормоталъ своимъ грубымъ, внезапно осипшимъ голосомъ:

- Скажи-ка, Клемансъ... Что, если бы мы его простили?..

- Ахъ!.. - Изъ груди матери вырвался крикъ радости... Ея мужъ называетъ ее Клемансъ, какъ въ дни ихъ молодости! Слишкомъ пятнадцать летъ прошло, какъ онъ не называлъ ее такъ!.. Она поняла, что онъ любитъ ее по прежнему, ея мужъ, старый ея сотоварищъ!

темъ, что ихъ огорчилъ. Онъ сто разъ готовъ былъ бы придти, чтобы просить ихъ о прощенiи, но не приходилъ единственно изъ-за того, что не смелъ.

- И знаешь, - прибавила она, причемъ голосъ ея сделался бархатистымъ и ласковымъ, - знаешь, я видела его жену... На нее не следуетъ более сердиться, уверяю тебя... Такая миленькая, хорошенькая, какъ розочка!.. Она обожаетъ нашего Эдуарда, это сейчасъ же чувствуется... Она такъ хорошо ведетъ скромное свое хозяйство... Ея прошлое? Я отлично знаю. Но разъ, Эдуардъ, несмотря на то, любитъ ее... Въ простомъ быту, - а мы сами изъ этого быта, - въ простомъ быту на это не такъ строго смотрится... А кроме того, скажу тебе ужъ все до конца, - она беременна три месяца, такъ что мы скоро будемъ дедушкой и бабушкой.

- Ну довольно же, мать... Вели поставить четыре прибора, пошли за фiакромъ... Вотъ, снесемъ къ нимъ одну изъ этихъ вербъ, въ знакъ мира... и приведемъ ихъ сюда завтракать...

И пока мать, словно подавленная счастьемъ, замерла, рыдая на груди своего мужа, папа Буржёль - куда же девался "римлянинъ"? куда девался старый Брутъ? - принялся, въ свою очередь, всхлипывать.